Зов. Антология русского хоррора

Антология, 2022

Антология русского хоррора, изданная к 130-летию Г. Ф. Лавкрафта. Четыре книги из серии «Происхождение мрака»: «Происхождение мрака», «Зов», «Темные легенды», «Каталог проклятий» Серия «Происхождение мрака» включает лучшие современные русскоязычные рассказы всех разновидностей хоррора.

Эрик Керси

Давно увлекаюсь фэнтези и почти столько же мучаю Word. Есть публикации в различных сборниках. Активно участвую в «Пролёте Фантазии», который люблю всем сердцем. Планирую перейти к крупной прозе.

Семя

«…и мы видим непостижимые аномалии, которые мы как будто с ужасом осознаём благодаря ловким намёкам, в невинности которых мы едва ли можем усомниться, пока напряжённый глухой голос говорящего не внушает нам страх перед неведомым…»

Г.Ф. Лавкрафт

Мечтал ли он о лете? Конечно, мечтал. О своём холодном лете. Когда дыхание на выдохе превращается в иней, птицы, вылетая из-под крыш, падают камнями, а солнце белое, как льдина, преломляется в тысячах кристаллов так, что глазу больно.

Он говорил, что не чувствует тела. Холодные ноги перебирали шаги, словно отточенный механизм, но земли под ними он не ощущал.

— Неудивительно, — вторила я. — Саму холод пробирает. Живёшь от горячей похлёбки до вечернего костра.

А по ночам он нежный, как кот: целует мои пальцы, руки, поднимает взгляд, и я могу рассмотреть в его больших серых глазах янтарные вкрапления. Белая кожа, точно из алебастра, становится горячей и влажной, льнёт ко мне, греет меня, пока трескучий костёр слизывает мрак.

А после всё по нотам: утро забирается в мягкие спальники, трясёт и будит, как верный пёс, поднимает в путь.

— Трогаем! — командует Марк, группа становится на лыжи и выдвигается.

Экспедиции никогда не обходились без проблем. Кроме этой. То ли стылая тишь Северной Земли, то ли опытность Марка — что-то вселяло спокойствие. Дом больных и брошенных стариков-зданий, белых медведей и утопшей в снегах зубастой техники будто уступал сильнейшему: ветры стихали, толстый наст, местами твёрже льда, не давал провалиться, а костры и примусы были жарче обычного.

…

Но иногда, лишь изредка, я слышу вой… Словно плач животного, поймавшего смертельную рану.

По ночам, когда снаружи стихают звуки, и мы с Марком упаковываемся каждый в свой мешок. Тогда сквозь навалившуюся дрёму я слышу ЕГО.

— У-у-у-ум-м-м-м, — доносится издали, с вершин Туманных гор — каменного хребта, что длинным шрамом пересёк восток острова. — У-у-у-ун-н-н-н-нх-х-х-х…

Звук растягивается эхом и тает в морозном воздухе, страх вышагивает по телу ногами-иглами и облизывает нутро холодным языком. Тогда я, дрожа, как струночка, выбираюсь из пасти спальника и в темноте палатки нащупываю мешок Марка. Вот он, рядом. Парень протягивает руку, сжимает мои пальцы, поправляет растрёпанные волосы. И этого хватает, чтобы я снова уснула.

«Хорошо, милый. Ты спокоен — и я спокойна».

А затем мне снится сон.

Один и тот же.

Раз за разом. Будто чей-то дурной коготь вычерчивает его в моём мозгу.

Там есть лес, тёмный и густой, как старое болото, а я парю над ним. Ночное небо уставилось на меня единственным белым глазом, и я крепко жмурюсь. Страшно. Сейчас упаду!

Ныряю под кроны ещё сонных деревьев, и грязно-зелёные листья с шумом смыкаются над головой. Внизу, в самом сердце чащи, пахнет гнилью и сыростью, мокрой землёй, дубовым мхом и… разложением.

В этом месте, только здесь, деревья причудливо корявые и голые, скрюченные даже в стволах, будто от стыда перед одетыми в листву собратьями. И мне ничего не остаётся, как послушно идти по тропке, поросшей живым бархатом. Иногда в босые ноги больно упираются осколки желудей и старых веток, а порой куртка цепляется за шершавую кору. Но я иду, уверенно выбирая дорогу, словно знаю это место, словно здесь уже была…

И я была. Я точно знаю, что через несколько шагов увижу прогалину, освещённую тусклым изумрудным светом. Откуда он? Кажется, что это серебро луны растворяется в лесных красках и облачается в волны тумана, плывёт, несёт меня течением к тому, кто терпеливо ждёт.

Ему некуда спешить. Больше некуда.

Я останавливаюсь, когда различаю спинку бурого кресла. По обе стороны на подлокотниках спокойно лежат дряхлые руки, а над спинкой возвышается седая лысеющая голова. Пальцами правой руки он перебирает большие красные бусины браслета: уцелевших осталось не так много.

Я слышу прерывистый хрип. Сперва я боялась этого звука, но быстро поняла, что старик не ярится, а плачет. Он болен. В его теле разбухает хворь, пожирает нутро. Тело чахнет, последние дни старца сгорают в бессилии, и мне его бесконечно жаль. Он плачет и молит своих детей прийти к нему. Кто-то. Ну хоть кто-нибудь! Он слабеет. Умирает. Ему не выжить без помощи. Старик взывает к своим чадам, но никто не приходит. Он заклинает, обещает отдать всё, что у него осталось, за последнюю встречу, но ответа не последует. Все отвернулись от немощного угасающего отца. Его жизнь будет оборвана здесь, в одиночестве. Я это знаю. Он это знает. И плач старика тонет в скулеже ветра.

Из последних сил большим пальцем руки он продавливает очередную бусину, и та лопается, как тонкая глазурь, из которой вытекает алая жижа.

Старик отсчитывает дни.

И дней осталось немного…

Каждое утро проходит в слезах и объятиях Марка.

— Странная, — еле слышно шепчет. — Опять твои сны? Не бойся, я же рядом.

Да. Рядом. Но о снах мы не говорим.

Как и о ночном вое. Словно для группы из четырёх человек это табу.

Кроме нас в экспедиции по проекту WWF участвует Роберт — американский профессор экологии кафедры биологии альма-матер, и Борис — главный специалист природопользования Ростовской области.

Что же до Марка… Интрижка с Марком закрутилась давно, на последних курсах универа. Он сирота, воспитывался в детдоме, да ещё и был обладателем столь выразительной внешности, так что девчонки со всех курсов и потоков липли к нему смолой, наперебой спешили одарить любовью.

Вот только аристократично бледный светловолосый парень выбрал скромную сокурсницу — меня. Два года прошли как в сказке. Кафе, парки и посиделки дома в его компании становились красочными, будто детские сны.

Но после каждый занялся своим: я осталась в Омске, с роднёй, Марк рванул в Питер, и лишь спустя четыре года мы откликнулись на один и тот же проект.

Списались. Вспомнили. Загорелись.

— Жанна, — негромко сказал он при встрече, — почему я уехал? Почему такой дурак?

— Не всё же в Омске торчать, — улыбалась я. — Брал штурмом Северную столицу. Так и надо! Так и становятся главными экспедиторами.

Но про себя думала: «Дурак».

О сползающем в море Куполе Вавилова трубили все СМИ, да так громко, что не слышал только глухой. Именно исследование тонущего ледника погнало на архипелаг две экспедиции. Первая обследовала остров и прилегающие акватории на вертолёте. Нашей же задачей было исследовать тело ледника здесь, внизу. Мы станем свидетелями умирающего Севера, что рассыпается перед хищным оскалом глобального потепления. Страшно… Реальность всегда страшнее.

Конец ознакомительного фрагмента.