Уязвимость

Антон Рутков

Мамонтёнок плывёт на тонкой льдинке по течению. Кругом вода, небо и земля: под водой рыбы, в небе птицы, на земле люди. Поодаль на таких же льдинках плывут другие мамонтята. Он мысленно машет им хоботком. Он знает – малейшее движение может опрокинуть в воду и его, и их. Тогда будут накормлены птицы или рыбы. А если это заметят люди, они могут и спасти утопающих. Но он не хочет кормить и людей. Он хочет показать и себе, и таким, как он, каким прочным может быть тонкий лёд под ногами мамонтёнка.

Непримиримость

Моё присутствие в мире и мир в моём присутствии функционируют по определённым законам. Они представляемы мною. Нельзя сказать, что мир существует по известным мне законам, они мне неизвестны — я способен их лишь представить. Моё же присутствие в мире немыслимо без моего представления о том, как он функционирует. То же и для мира: функционирование для него невозможно без его представления обо мне. Он так же не властен надо мною, попирая мой собственный закон, как и я не властен над ним в том же самом случае. И нам приходится считаться друг с другом, а не только мне с ним, как можно подумать на первый взгляд, иначе бы мы не смогли сосуществовать, а мы сосуществуем. Сосуществование это, однако, во многом, не взаимопроникновенно, оно более обособленно, чем связано. Для меня мир внешен: я существую отдельно, но неотделимо. Для мира внешен я, где «внешен» здесь лишь характеристика поведения, но не места.

Принять мир — значит принять доминирование его законов над своими. Это значит утвердить источник не власти, а источник происхождения этих законов выше и истиннее своего источника, пускай он и, в конечном счёте, может быть неотделим от мира. В общем и целом это есть не что иное, как складывание полномочий и передача ответственности: поскольку источник законов мира становится выше, весомей и первостепенней, равно как и сам мир, стало быть, и судьи и палачи мира сего, так же — выше. А что есть у меня — возможность представлять одновременно и закон мира и свой, и я становлюсь непримиримым. Я непримирим с миром и мир между нами не наступит никогда, поскольку он требует от меня признания его истинности, — то есть превосходства, — а не моей. Я же, вынужден отвергнуть это требование, по тем же причинам, по каким не могу принять его. В случае признания его истинности мир также не наступит. К добровольно примкнувшим мир проявляет равнодушие и ищет восставших. Носитель бунта, а стало быть, и источник бунта заглавная его цель. Знание причин бунта и следующих за ними возможных последствий и результатов есть гарант его дальнейшего стабильного функционирования.

Я могу ненавидеть эту махину, могу любить, но тогда она будет равнодушна. Я же — непримирим, а значит необходим. Это не значит, что я признал источник его законов первостепенным. Я просто ищу гарант своего дальнейшего существования.