Ещё одна

Аполлоний Акацинский

Совершенно разные персонажи попадают в обстоятельства, требующие незамедлительных реакций. Каждый их шаг определяется логикой событий и является ответом на интеллектуальные и физические вызовы. В историях нет однозначности и легко предсказуемых развязок. Гражданская лирика, утопия, антиутопия, чувственный натурализм.

3. Небес

ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ 1.

У каждых людей⁶ есть своя одичалость,

Своя перкулентность⁷, что стоит познать.

Не то чтобы прихоть, не то чтобы шалость,

А гневной природы родная печать.

Дразнила природа землёй плодородной,

Удобной равниной и чистой водой,

И выскребла гору морально голодных

Умов, окрылённых свободы мечтой.

Морозами жёсткими, солнцем пустыни

Учила, как выжить всем вместе дано.

В итоге ответственных пчёл получила,

Таких, кому нужно искать вожаков.

Послала в скитания, долгие годы

Чтоб в страхе тяжёлые дни коротать.

Живучих и дерзких взрастила учёных,

Готовых купить, что нельзя продавать.

Палила жарой и кусала жуками,

Травила болезнями, ядом от змей

Топила в возмездии, чтила дарами,

Давала любить, становиться добрей.

Рождённый возглавит большие проекты,

Порой обеспечит обыденный быт,

Ведь каждый живущий — художник на свете,

Судьбу для себя и народа вершит…

ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ 2.

На скалы нанёс символичный рисунок

Для пущей забавы небритый творец.

Пещерный огонь из сушёных обрубок

Трепещет, не прятая дыма столбец.

Вот ночь, воют волки и стонут шакалы,

И шелестом игр наполнился страх.

Рычат агрессивные, злые ширваны⁸.

Здесь люди собрались в тепле, на местах.

Но плачет Атней, её малый ребёнок

Отполз в цветную душистую листву

И там затерялся, как сумерек волок

Чугунный ремень вкруг Земли затянул.

Печалью пропитан бездействия воздух,

На смелого старца несутся глаза:

Большой мудрый Латка, что чувствует остро,

Когда в их общине большая беда.

И есть ли сомнение, что делать дальше?

И есть ли в минутах достаточно дня?

Копьё, нож и факел, щепотка удачи,

Коварная ночь — в ней решится судьба.

Он знал, где была та злосчастная заросль

И знал диких кошек, ноктюрных⁹ цариц,

Шакалов, гиен, да и запах анчара¹⁰,

Где жнут малодушных голодные львы.

И тело его после многих лет жизни,

И мускул объём, и закал уж не тот,

И боли в суставах, и зренье капризно,

Но воля немая мотает виток.

Высоких репейников скрытые чащи

Вонзали во плоть отвратительный фарс.

Вот здесь ребятёнок, почти что пропащий.

Листву отодвинул. Остался ли шанс?..

С десяток шерстистых торопких¹¹ шакалов

Безжалостно воют и громко рычат.

Ширван огрызается. Рыканье шквалом.

Пред ним еле дышит нагое дитя.

Скрипучие стоны и вой диких шавок,

Накаты на льва и трусливый отбег.

Как будто бы зверь с человеком на пару:

Немое дитя защищает сам лев.

Огонь и копьё, ряд внезапных ударов,

Шабла расступилась понять, что к чему,

Огонь пред клыкастою пастью ширвана,

И тот сгинул в лес, в пепелящую тьму.

Схватив измождённое тельце в охапку,

Уже развернулся, готов убежать,

Но нет! Пара дюжин гиен и шакалов,

В унынии жадном голодная брать,

Вокруг обступили, кидаются в ноги,

Клыками до кожи достать норовят.

Презрят неуемные жуть-недобоги

Живучую суть жертвоносных ягнят.

Колотит и колет копьём и кинжалом

Безумные головы диких собак

Отчаянный старец, решительный Латка,

В себе подавляя нешуточный страх.

Работа тяжёлая, скрежет в суставах,

Внимание рвётся на сотни голов,

Но точно, отчаянно влево и вправо,

Прижатый к березе, он рубит вперёд.

Стучат и срываются адские пасти,

Рычат, задевают открытую плоть,

А кровь — раздражитель вампировой страсти —

Предательски вкусно течёт и течёт.

Поток нескончаемой дикости злобной,

Ничем не оправданной жажды загрызть,

В своей же крови бесконечно расходной

Готовы добычу свою утопить.

Работает Латка, и падают звери

На место их новые злобу несут

Тела обездушенных, жёстких и серых

Каменеют, а внутренности гниют.

У каждых зверей есть своя одичалость,

Но жадность и глупость их всех победит.

Безугаму косит мордастая наглость,

И хором из дёсен смердит и смердит.

Вдруг рёв… сзади слышится рёв диких кошек,

Должно быть, с десяток сюда принесло

На помощь несчастным, на ужин и тоже

На промысел древний своим ремеслом.

Зубами и лапами рвут, мечут стаю,

Вгрызаются в шеи безумных волков

Большие когтистые братья ширваны.

В конце-то концов, отступите же! Но…

Прут. Прут! Через трусость и чёрные козни,

Друг друга кусая, толкая в бедро,

Порой порицая шерстистую подлость,

Про праведность брешут брезгливо, грешно.

Прут! Черти, как будто бы солнце затмило

Большим от земли козырьком навсегда.

Ушли бы куда-то, пока отступили б…

Нет завтра! Сейчас, иль уже никогда!

И сотни, и сотни на смену пропащим

Нахраписто лезут в зомбический ряд.

Глаза наливаются ржавой напастью,

Стеклист и прозрачен бесстрастный их взгляд.

А Латка ослаб. Кровь упрямым потоком,

И вот уж не сильно вонзает копьё,

И вот уж рука опустилась. Высоко

Держать, защищаться уж ей не дано.

Сильнейшая боль превращается в онемь¹²

«Онея, да, ты, мой любимый цветок,

Тебя напоследок я ласково вспомню,

Спокойную мудрость твоих берегов.

И маму, кому бесконечно я должен

Тем, что волю к жизни я гордо несу,

Кто в очень опасные ранние годы

О мире прекрасном привила мечту.

В том мире нет алчных, жестоких шакалов,

По глупости ленных бумажных волков,

Там радость творений, забота о слабых,

Там возраста опыт для юных живёт.

Красивые, добрые, нежные взгляды

Свободных, и смелых, и честных людей…»

Но пасти и шерсть, зубы низменной кармы,

Крамольный обычай из хищных пещер

Его обличили в рулон жёсткой ткани,

Крючками цепляющей бренную плоть.

К широкой груди в бледном дыме руками

Дрожащее тельце упорото жмёт.

Шум. Свет. Жаркий, пахнущий свет языкастый.

Вой. Крик. Проницательный крик горловой…

Это ринулись воины в ярый натиск,

После охоты возвратившись домой.

Огнём и кинжалом, копьём, где-то камнем

И воплями страшными серость круша,

Почти опоздали на мерзости праздник.

Какая ж без них обойдётся борьба?

Но… псы изумились куражным оскалом,

Гиены от гнева поджали хвосты,

С отчаянным, проклятым, диким запалом

Взрывают и жгут для отхода мосты.

Их крошат и рубят, как в полдень салаты,

Их плющат, грызут, как солёных ершей,

Но лезут ва-банк неудачи солдаты,

Немые, клыкастые, полные вшей.

Гул, визг, скрежет, лязг, всё пронзающий тембр.

Уходят из жизни один за одним…

В итоге — издохли в чистилище скверном.

Смиренно в лесу. Тихим шелестом гриф

На ветку присел с чуйкой к падали меткой.

Львы — с мясом домой на кормёжку котят.

Припёрлись щенки с грозным гавканьем дерзким,

Их взяли люди, как домашних собак.

ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ 3.

Художник на скалы рисунок не скоро

Свой, полон загадок, опять нанесёт.

Лежит в уголке, дышит несколько робко

С могучей надеждой, что всё заживёт.

А мама с ребёнком опять стали вместе,

Он жив и по-прежнему весел в игре.

В пещере своих не бросают беспечно.

Здесь тот настоящий живёт человек.

У каждых людей есть своя одичалость,

Своя перкулентность, что стоит познать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

6

«Людей» здесь используется в смысле народов.

7

«Перкулентность» здесь означает взаимо проникновенность идей, смыслов имеющих существенную силу воздействия на массы.

8

Ширваны — львы.

9

Ноктюрных — ночных.

10

Анчар — смерть.

11

Торопких — нетерпеливых.

12

Онемь — онемение.