Мамбо втроём

Ариадна Сладкова, 2019

Книга написана живым и образным языком, сочетающимся порой с напряженным ритмом. Проза автора отличается тонким психологизмом, удивительной лиричностью, самобытностью и неподражаемой авторской иронией.В оформлении обложки использовано изображение с сайта shutterstock.

Личное пространство фрау Хельги

Пиештяны, Пиештяны — милое курортное местечко в западной части Словакии, столь любимое, являющееся заветным желанием для определенного круга людей. Здесь отдыхают, лечатся, развлекаются… Сюда ездят десятилетиями, ездят семьями. Встречаются из года в год как хорошие знакомые… Здесь особая атмосфера неторопливой размеренной жизни. Каждый отдыхает в соответствии со своими привычками. В тихом курортном местечке есть казино и дорогие рестораны, в прекрасном ботаническом саду под развесистым гинкго билоба можно уединиться и побыть наедине с природой. И в какое бы время года вы ни приехали — это всегда доставит удовольствие. Мягкий климат, много солнца, карпатские склоны, река Ваг, неторопливо несущая свои воды. Близ курортного острова у берега горделиво плавают лебеди и утки. То тут, то там встречаются теплые маленькие лужицы-озера, термальные минеральные источники, где много всякой живности и даже зимой цветут лилии…

Хельга в Пиештянах уже в девятый раз. Всегда в одно и то же время года, в начале февраля, здесь собираются ее друзья. У Хельги большая семья: трое взрослых детей и четверо внуков. Все дети разъехались — две дочери живут в Берлине, а сын с женой — в Америке, в Хьюстоне. Теперь Хельга одна. Муж Хельги был музыкантом — виолончелистом, играл в известных оркестрах, в свое время они объездили весь мир. Десять лет назад Ханс не вернулся с концерта, попав в автомобильную катастрофу. С тех пор она жила с этой болью в сердце.

Теперь жизнь у нее вполне размеренная. Просторная красивая квартира в Мюнхене. Летом в ее загородный дом дети привозят внуков. Это радостное и веселое время.

Зимой Хельга ездит на лечение в Пиештяны, относительно недорогой курорт с хорошим обслуживанием. Многие немцы облюбовали это местечко. После лечения она забывает на время о ноющей боли в коленях и пальцах рук. Грязевые конверты, рефлекторный массаж — заряд здоровья на весь год. Она всегда останавливается в одном и том же отеле «Берлин», в одном и том же номере триста четыре на третьем этаже с видом на костел и реку. В этом году был разговор, что отель закроют на ремонт, ей предлагались другие варианты: красивый четырехзвездочный отель «Магнолия», но об этом не могло быть и речи. Свои привычки Хельга не любила менять. И на этот раз все разрешилось благополучно, а может быть, как всегда: снова «Берлин», снова номер триста четыре с видом на реку и костел.

Хельга стояла у окна, любуясь видом на реку. Колоннадный мост — дорога на Курортный остров. Ей нравилось здесь все: и Наполеоновские купели, где теперь располагался Бальнео-центр, а когда-то был госпиталь для наполеоновских войск, и целебный источник с очень противной на вкус водой. Все знакомо до мелочей, как будто Пиештяны вошли в ее жизнь и стали чем-то родным. Снег искрился в лучах солнца. Было пустынно. В это послеобеденное время многие отдыхали, другие разбрелись по городу, по магазинам. Хельга надела на палец колечко — миниатюрный тонометр. Она любила часто мерить давление. После процедур оно относительно нормализовалось. Не хотелось больше думать о болезнях, принимать таблетки. Здесь она разрешала себе сокращать до минимума их прием. Хельга чувствовала себя помолодевшей, ей вновь захотелось увидеть Мирона. Как будто незримый солнечный ветер вдруг подул на нее и уколол в сердце. Вот уже второй сезон сербский музыкант, немолодой, но такой одержимый и талантливый, был ее тайной страстью. Мирон был хозяином модного кафе, где с интернациональной группой музыкантов давал концерты по средам и пятницам. Он также приглашал известных музыкантов из других стран. Был местной знаменитостью. Хельга задумалась. Еще два года назад в этом помещении была ничем не примечательная булочная, и жизнь ее была размеренна и спокойна. Но когда Мирон арендовал это помещение, все изменилось. Она вспомнила, как долго она сопротивлялась этому чувству, убеждая себя, что это лишь мимолетное увлечение. Дома, в Мюнхене, она старалась не вспоминать о нем. Но как только приехала в Пиештяны, увидела его, услышала его игру, все возобновилось с еще большей силой. А ведь могло же так случиться, что она не приехала бы в этом году сюда, ну скажем, из-за ремонта отеля? Хельга вспомнила его лицо, руки, его сложную и смелую композицию-импровизацию на последнем позавчерашнем концерте, когда он играл в паре с гитаристом. И во всем этом ей почудилось что-то фатальное, неизбежное… Хельга подошла к зеркалу. Не важно, что уже шестьдесят шесть, не важно, что седина. Напевая мелодию, она задвигала бедрами и руками в такт мелодии. И кто бы мог подумать, что этот музыкант-ударник так тронет ее сердце. Импульсивная ритмичная игра, филигранность исполнения. Прочь болезни, сердце помолодело. К ней вернулась жажда жизни. Хельга не пропускала ни одного концерта Мирона. Она еще раз вгляделась в зеркало, достала из сумочки пудреницу. В сущности, она была привлекательна своей уже немолодой красотой. Маленький вздернутый носик, густые с проседью рыжеватые волосы, да и протезист поработал на славу, Хельга отдала за эти блестящие белые зубы целое состояние. Она набрала телефон салона и узнала о времени приема знакомого парикмахера. Она должна быть особенной. Именно на сегодня она наметила серьезный разговор с Мироном. Вообще-то разговоры уже были, и каждый раз ей казалось, что что-то должно измениться, но они всегда заканчивались какой-то неопределенностью. И все же этому разговору она придавала исключительное значение. Все подсказывало ей, что время пришло. Ей оставался еще час. Хельга включила телевизор. Передача о военных летчиках-ветеранах. Когда Хельга смотрела такие передачи, ей всегда представлялся ее отец. Она думала о том, каким бы он был, если бы дожил, наверное, похожим на своего брата, высокого седого старика с орлиным носом. Отца своего она не помнила. Он был инженером-путейцем, и его в тридцать девятом демобилизовали на фронт. Хельга родилась в сороковом. Отец погиб под Сталинградом. Зато она отчетливо помнила разрушенный после бомбардировок Берлин в сорок пятом. Город, где прошло ее детство. В их дом попала бомба, часть дома была полностью разрушена, другая же половина, где находилась их квартира, каким-то чудом уцелела. В промежутках между бомбежками мать надолго отлучалась, одеваясь в тряпье, в поисках хоть какого-то пропитания, оставляя ее одну в опустевшей квартире. Хельге было очень страшно, что мать не вернется. По городу бродили страшные чужеземные солдаты. Когда она задумывалась об этом, то вообще не понимала, как они выжили и не умерли с голода. Мать рассказывала, что помог их загородный дом, в подполе которого хранились консервы и заготовки. Мать ее в войну работала в госпитале. Сколько ей пришлось вынести. Сначала отец, потом погиб старший брат, которого Хельга тоже почти не помнила. Мать рано состарилась и поседела. После войны Хельга окончила медицинское училище и работала медицинской сестрой в том же госпитале, что и мать. Она мечтала стать врачом, но встретила Ханса — прекрасного парня и замечательного музыканта. Ей казалось, что это было только вчера: улыбающийся Ханс с цветами в руках, они бредут по тихой берлинской улочке. Она уехала к нему в Мюнхен, где родились их дети, где они прожили тридцать лет. От воспоминаний Хельгу отвлек звонок телефона. Звонила Марта, давнишняя подруга Хельги по Пиештянам. Они условились о встрече. Хельга начала переключать пульт телевизора. Замелькали картинки австрийских программ. Ничего интересного. Словацкие программы были еще нудней. Внезапно в кадре прозвучало: «Косово», — и Хельга замерла. На экране разрушенные храмы, пронзительное пение монахов. Откуда он родом, Мирон? Они никогда не говорили о войне. Темы их разговоров были легкие и веселые. Хельга знала, что где-то в Югославии жили жена Мирона и его взрослый сын. Он мало говорил о своем прошлом. Чувствовала, что за спиной Мирона трагедия, но, может быть, она сумеет растопить лед…

Сегодня они с Мартой ужинали в разное время и потому условились встретиться у дома Винтерова. Они часто встречались там. Это было их любимое место. Набегаются по магазинам, и в назначенный час к дому Винтерова. Тем самым они как бы отдавали дань уважения этому человеку, одному из основателей их любимого курорта. Сегодня Хельга в прекрасном приподнятом настроении. На ужин она выпила пару бокальчиков красного вина и развеселилась. Каракулевое манто, отороченное песцом, аккуратно уложенные прекрасные густые волосы, слегка подкрашенные губы. В эти вечерние часы улица Винтерова была особенно красива. Мягкий свет фонарей подсвечивал двух-трехэтажные здания различных архитектурных стилей, и они гармонично сочетались друг с другом. Магазины, магазинчики… Вот и дом Винтеров с оригинальным значительным фасадом, на нем мемориальная табличка. Марта еще не появилась. Мягкий свет падал на старинный дом, шел мелкий мокрый снег. Кругом мелькали зонтики. Хельга с любопытством вот уже в который раз вглядывалась в окна. Она всегда пыталась представить, как он жил. Ведь это он построил здесь первые гостиницы, приобретал необходимое оборудование. Управлял всем этим, а в сороковом году, во время войны, его семья вынуждена была покинуть это место, как это несправедливо…

Наконец невдалеке показалась Марта, тоже нарядная, тоже с разноцветным сине-красно-голубым зонтиком. У них с Мартой много общего. Она тоже много лет уже лечилась в Пиештянах, была соседкой Хельги в отеле. Марта выросла без отца, он погиб на фронте в Италии в самом конце войны, и она его знала тоже только по фотографиям. Как и Хельга, она была младшей в семье. Когда-то в молодости она была журналисткой, жила в Берлине, неудачно вышла замуж, муж оказался гулякой и ловеласом. Она разошлась с ним. В наследство от матери ей осталась земля и несколько домов-отелей на большом острове в Балтийском море. Теперь Марта живет на острове Рюген. Хельга уже несколько раз была у нее в гостях. Красотища! На острове прекрасные сады, безлюдные пляжи, меловые утесы, много чаек, ослепительно белый песок…

Марта бежала из магазина Деона. Его они знали давно, в его магазинах всегда покупали золотые украшения. Деон был удачливый торговец. В Пиештянах он открыл уже четыре ювелирных магазина. Деон из Югославии, бежал от войны со своей семьей. Он очень коммуникабелен, его знал весь город… Марта похвалилась новым ожерельем, сплетенным из красивых сердечек граната и сердолика, и так относительно не дорого по европейским меркам. Но вот и арт-кафе. В зале шумно, почти все столики заняты. Мимо столов то и дело пробегают юркие официанты. Хельга всегда бронировала столик у сцены. Марта, как всегда, заказала бутылочку красного, а Хельга свой любимый крепкий оранжевый коктейль. За их столиком тотчас же образовалась компания. Их радостно приветствовала немецкая пара из Берлина. Они были знакомы уже несколько лет с этой веселой парочкой. Гюнтер любил рассказывать забавные курьезы об их путешествиях на яхте. К ним подсели пожилой аптекарь со своей маленькой супругой. С ними Хельга в прошлом году сидела за одним столиком в ресторане санатория. Они были словаками, жили в Братиславе, но хорошо говорили по-немецки. Юрек был мастер анекдотов, часто непристойных. Хельга раскраснелась, много смеялась…

Внезапно зал радостно загудел, на сцену шли музыканты. Высокий сутуловатый Мирон в серой ничем не примечательной курточке позади всех… Он помахал рукой Хельге, и та отвечала восторженным воздушным поцелуем… Для разогрева публики было предложено несколько легких популярных песенок. Гитарист играл и пел, зажигая присутствующих. Зал подпевал знакомые мелодии. Внезапно гитарист смолк. Возникла неестественная тишина. И в этой тишине, подобно ослепительной вспышке молнии, зазвучала партия ударника. Необыкновенно сложный музыкальный рисунок. Виртуозная техника игры, нарастающий темп. Это было подобно электрическому разряду. И не было конца этой сложной импровизации, в которой были и отзвуки пережитого, от которого замирали сердца слушателей, и триумф жизни и любви… Соло закончилось всеобщим ликованием. Гости вскакивали со своих мест с криками «Браво!». И этот острый взгляд в сторону Хельги, как будто все это только для нее. Снова зазвучал гитарист с зажигательной мелодией. Хотелось двигаться и танцевать. Молодой красавец-босниец, завсегдатай кафе, задал тон. Они с белокурой подругой темпераментно задвигались на площадке у сцены. К ним присоединились остальные. Могла ли усидеть Хельга. Ее невозможно было узнать. Они темпераментно отплясывали с Мартой, и в их движениях был лишь молодой азарт красивых, самоуверенных, знающих себе цену женщин. Только музыка, только веселье, только радость… Хельга чувствовала в этом вечере что-то особенное. Знала, что разговор неизбежен, предвкушая победу, и все в ней дрожало, как в молодости, от желания этой любовной встречи. Пропали сомнения, мучившие ее днем, и все в ней говорило: «Пора, пора, пора…»

Ну вот и музыкальная пауза. В зале душно, накурено. Музыканты спустились со сцены в зал. Подвыпившая компания немцев, отмечающих чей-то юбилей, шумно приветствовала их и пригласила к себе за стол. Вечер был в разгаре. Хельга громко смеялась, ей хотелось, чтобы Мирон поскорее отделался от назойливых гостей и подсел к ним, но желающих пригласить к себе за столик музыкантов было множество. Марта потянула разгоряченную подругу подышать воздухом у парадного крыльца, мол, Мирона так просто не отпустят. После душного и жаркого арт-кафе свежий воздух казался спасительным. Многие вышли покурить во время музыкальной паузы. Хельга почувствовала, что устала, но ведь ей еще предстоял важный разговор. С гор спускался туман. Становилось зябко. Марта вдруг вспомнила интересную новость, которую она недавно узнала.

— А знаешь, Деон мне сказал, что сын Мирона стал монахом и живет в монастыре в Косово.

— Не может быть! — подумала Хельга.

— Откуда он узнал это?

Что-то странно кольнуло под лопаткой, и чуть-чуть закружилась голова.

— Пожалуй, я много выпила… — сказала она Марте.

— Может, не стоит сегодня оставаться до конца? — посетовала Марта. Но именно сегодня Хельге хотелось остаться, хотя теперь она уже ни в чем не была уверена.

— Как все оказывается непросто.

Ей вдруг вспомнился кадр из телепередачи, где она увидела разрушенный храм, миротворцев, она внезапно увидела Мирона в рясе.

— Как все это несовместимо и неразрешимо.

Они вернулись за свой столик. И снова зажигательные мелодии, и снова крепкий коктейль и игра ударника, от которой содрогалось сердце, которая вызывала восторг и отчаяние… Красавец-босниец пригласил Хельгу на танец, и это было шансом для нее привлечь внимание Мирона. Она чувствовала, что все глаза прикованы к ней. Когда-то в молодости она неплохо танцевала танго, и они плавно задвигались на площадке у сцены. Смуглый танцор, вероятно, был профессионалом, и Хельга едва поспевала за ним. Сердце в ее груди колотилось в каком-то бешеном темпе… Вокруг них возникли другие пары, и Хельга, воспользовавшись случаем, передала Мирону записку, где просила его позвонить. Липкий пот струился по спине Хельги. Ей было немыслимо жарко. Зал громко аплодировал. Босниец галантно подвел Хельгу к ее столику, эффектно поцеловал руку. Голова кружилась все сильней, и тошнота подступала к горлу. Они ушли из арт-кафе с Мартой раньше обычного, и это было так не похоже на Хельгу. Она не могла припомнить такого случая, когда бы уходила с концерта Мирона, не дождавшись окончания. Туман сгущался, и очертания фонарей и деревьев казались фантастическими. Ноги Хельги стали ватными, и она с трудом передвигала их. Их путь до отеля казался бесконечным… Больше Хельга ничего не помнила. Произошел какой-то провал в памяти.

Ее разбудил звонок телефона. Он настойчиво повторялся. Все тело Хельги сковало, и она боялась пошевелиться.

— Что со мной, — думала она.

В области сердца ощущалось какое-то странное жжение. Она попробовала приподнять голову, но она кружилась, и перед глазами мелькали мушки.

— Это же Мирон, я так мечтала, и что же?

Телефон звонил бесконечно долго. Звонки прерывались и повторялись снова. Наконец он смолк. Усилием воли Хельга дотянулась до ящика тумбочки, где лежали таблетки. Выпила ударную дозу и от сердца, и от давления, снова закрыла глаза и вздрогнула, потому что снова зазвонил телефон. Ну что она скажет ему сейчас, пусть лучше думает, что она выпила лишнего и крепко спит.

— А если все это мне не поможет, нужно вызывать скорую, ну все же еще подожду… Может, он уже стоит под окнами?

Время как будто остановилось, ей очень хотелось выкарабкаться из этого своего нездоровья, но ничего не получалось, жжение в груди разливалось все сильней. И она вспомнила про XZY. Когда-то знакомый врач порекомендовал ей этот препарат как запасной вариант при гипертонических кризах, и она решила попробовать. Но как его достать, ведь он в сейфе. Она очень осторожно начала приподниматься, стараясь дотянуться до ящика-сейфа. Казалось, этот момент решал всю ее жизнь. Это была теперь сложнейшая процедура — набрать нужный код. Сердце трепетало, в груди что-то кололо. Не раз и не два повторяла она эти замысловатые для нее телодвижения. Дрожащей рукой достала из сумочки XYZ и положила под язык.

Ей показалось, что спала она одно лишь мгновение, и снова ее разбудил звонок телефона. Снова трель повторялась множество раз. Через несколько минут в дверь постучали.

— Фрау Хельга, — услышала она приглушенный голос консьержа. — Фрау Хельга, с вами все в порядке?

— Все нормально, — ответила Хельга не своим голосом.

— Фрау Хельга, вам звонят из Берлина, перезвоните, пожалуйста, своему зятю, у вас родилась внучка.

— Благодарю вас, — громко ответила она.

— Неужели раньше срока, что могло повлиять на это? — поразилась Хельга. Она посмотрела на будильник, уже было одиннадцать часов дня. Пропущен и завтрак, и процедуры, но главное — она жива. С трудом приподнявшись, села на постель.

Нужно идти к врачу, снимать кардиограмму, и, если здоровье позволит, немедленно к дочери. Ее помощь теперь необходима, все же как-никак бывшая медсестра. Она больше не могла оставаться в Пиештянах.

— А Мирону я обязательно напишу письмо, приглашу к себе, когда все утрясется… — шептала Хельга, собираясь к врачу.