Игры во времени… Сборник рассказов

Аркадий Макаров

Вся наша жизнь, как говорят в народе, — игры во времени. Каждому времени своя игра. Буду счастлив, если читатель перевернёт, вздыхая, последнюю страницу.

© Аркадий Макаров, 2016

ISBN 978-5-4483-0621-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Давно, давно это было…

Освободилась в раю, значит, должность — одно кресло свободным стало. Ну сместили кого там, или в звании понизили за использование служебного положения в корыстных целях, не знаю, врать не стану. Только спустился Михаил Архангел, святой такой есть — наместник Бога в раю, на грешную землю, ну и пошёл подходящую кандидатуру искать.

Ходил, ходил, нет, не попадаются праведники. Один работает спустя рукава, другой со службы гвозди тащит, третий — винцом балуется. Опечалился Михаил Архангел, думает про себя: «Напишу-ка я Богу докладную записку, мол, так и так, нет на земле достойных для замещения вакантной должности, испаскудились люди, пора их томным пламенем спалить и новые семена посеять».

Подумал он только так, смотрит — на взгорье мужик с сохой ходит. Удивился райский служитель — что такое? Вокруг техническая революция, трактора-компьютеры, а тут мужик с сохой допотопной мается. Ну и спрашивает мужика того: «Чегой-то ты тут на пашне топчешься, от дела что ль лытаешь?» — и смотрит так подозрительно из-под руки.

Мужик поднял голову, глядит — начальство вроде, — голос строгий, да и на лицо белый, ну и пошёл правду чесать. До каких, мол, пор я здесь буду дело пытать — огрехи за трактором исправлять. И показывает рукой на пашню. Смотрит Архангел — да, действительно, борозды какие-то кривые, загогулинами. Это те, которые винцом балуются, на стосильной технике от дела лытали. А мужик непьющий был, совестливый — ну и правит чужую работу. Не может равнодушно на безобразия смотреть.

Вот это удача! Михаил Архангел даже присел на борону, которую ещё с прошлого года здесь в поле оставили, и говорит:

— Сядь рядышком, перекури пока.

— Да не курю я. И времени нет рассаживаться — посевная скоро.

— Ну ничего, ты сядь, посиди. Рано ещё сеять-то, заморозки ожидаются.

— Это что, метеосводка что ли такая?

— Да, да, небосводка…

Ну, сел мужик, вытянул ноги — хорошо-то как! Она, работа, завсегда к земле тянет.

Сидит он, вроде, подрёмывает, а Михаил Архангел тем временем продолжает:

— Что ты тут за сохой-то мучаешься? Видишь, как упрел, чужие грехи исправляя. А у меня к тебе предложение есть, должность одна освободилась, значит. Человек нам нужен, а людей нет. Кругом, извини, свиньи какие-то, всё землю друг под другом роют, глаза к звёздам не поднимут. А ты нам подходишь, не такой ты, да и анкета у тебя приличная, а характер золотой. Служба у тебя будет лёгкая, представительная. Вроде, как в президиуме сидеть будешь — и заботы никакой. Так что соглашайся.

Мужика тут, как сапогом вдарили. Враз сон-дремоту вышибло. Эх куда он махнул! В район, что ли?

— Спасибо, товарищ начальник, за доверие. С грамотёнкой у меня не того. Семь классов только, да и то больше в коридоре — не справлюсь.

— Справишься, справишься. Нам только присутствие надо. Рай будет, а не жизнь.

«Во чудак! — думает мужик. — Разыгрывает что ли?»

А Михаил Архангел тем временем продолжает:

— Ты, — говорит, — не пугайся только. Я оттуда, — и пальцем, и глазами в небо указывает.

— Это что, с области, что ли? — спрашивает мужик.

— Архангел я, — улыбается Божий посланник, — в рай тебя взять хочу. Вот я сейчас из тебя душу выну, и будешь ты в раю вечном блаженствовать. Кущи там всякие, птицы поют. А тело твоё, трактористы пойдут вечером домой и найдут в борозде, — инфаркт был, и — никаких подозрений. Похоронят честь по чести. Скажут — на трудовом посту умер. Долго помнить будут.

Ну и сделал он огненный знак рукой, вот так, как будто спичкой о коробок чиркнул. Сделал, значит, он знак — херувим явился с крыльями, вроде большой бабочки, а с лицом младенца — душу сопровождать.

Мужик, хоть и атеист был, но от страху даже поперхнулся.

— Не тронь меня, — говорит, — начальник, дай к посевной с полем управиться, а там придёшь. Не к спеху ведь…

— Ну ладно, уговорил, — согласился Михаил Архангел. Действительно, поля-то в порядок привести надо. — Трудись! После поговорим…

И растаял в воздухе, и херувим с ним тоже пропал.

«Во! — думает мужик, — сон-то чудной какой. Разморило с усталости…» Берёт соху в руки, вожжи и пошёл делать своё дело.

Проходит день, другой, третий. Мужик и забыл совсем о том случае: приснилось и приснилось — мало ли во сне что увидишь. Пашет мужик на последнем поле последнюю борозду. Солнце на вечер перевалило. От пашни дух горячий поднимается, дрожит марево впереди, как будто вода закипает. И идёт по той воде человек, странный такой, в длинной белой рубахе и босиком. Скользит, как будто ногами земли не касается, а лицом похож на того самого начальника, который его уговаривал в рай переселиться.

— А, чёрт! Мерещится всякое! — и рукой стал глаза про-

тирать. В это время что-то громыхнуло легонько так, к дождю вроде. Опустил мужик руки — видит, перед ним тот самый человек стоит, но уже в костюме и при галстуке, а на ногах туфли модные блестят — пылинки не увидишь.

— Бог на помощь! — говорит. — Дело-то всё кончил?

— Да управился я, — говорит мужик, и выдернул соху из борозды. Стал лошадь распрягать.

— Ну вот и хорошо! Сейчас со мной в рай пойдёшь. Хватит, намучился ты на земле за спасибо работать. Уговор-то помнишь?

Мужик так и опустился рядом с сохой:

— Благодарю, — говорит, — за доверие, только как же я землю пустую-то оставлю. Засевать пора, вон и гром громыхнул, к теплу, видать, к дождю.

— То не гром был. Это ты чёрта не к месту помянул, вот и разряд атмосферного электричества вышел — борьба противоположностей, как у вас это… диалектикой называется, что ли? — поправил двумя пальцами галстук, скрестил руки на груди и смотрит на мужика. — Зачем тебе, — говорит, — сеять. В раю и так всё есть. Да и с техникой колхоз сам без тебя управится.

— Управится-то он, управится, да что она, техника, без души — металлолом один. Вот и агроном наш на курсы повышения уехал. Кто же лучше меня знает — когда, где и что сеять.

— Я слышал РАПО у вас организовано, — вставил Михаил Архангел, — вот оно и даст ценные указания вашим механизаторам.

— РАПО-то РАПОм, да сам не будь дураком, — говорит мужик. — Вот посевную проведём, тогда и приходи — легче с землёй расставаться будет. Поле-то пожалей.

Вздохнул Михаил Архангел, но делать нечего, растворился он в воздухе, только духами заморскими потянуло.

— Вот те на! — думает мужик, — сны на ходу стали сниться, перетрудился маленько, баньку надо протопить, да в постели отлежаться. Может, и пройдёт.

Пока то да сё — закрутился мужик, гость его из головы выскочил.

По случаю досрочного выполнения плана посевной митинг был. Речи всякие произносили. Заслушался мужик, а в это время ему мягко так кто-то ладонь на плечо и положил. Оглядывается мужик — знакомый его стоит, только теперь в рубашке простенькой на выпуск, да в сандалиях на босу ногу, вроде, из соседнего села по обмену опытом приехал. Моргает мужику — давай, мол, отойдём в сторону, потолкуем. Мужику делать нечего, отошли в сторону, сели на лавочку. Михаил Архангел и говорит:

— Слышал я, слышал, как ты на посевной-то трудился, документы, говорят, тебе к награде делают. Это хорошо. Не обманулись, значит, мы в тебе. Собирайся, дорога она хоть и не дальняя, а спешки не терпит. С долгами рассчитайся, деньги у тебя есть — премию получил, родственникам что надо прикажи, вон зятю-то опять вожжа под хвост попала, прости господи, закрутился парень. С соседями попрощайся — когда ты с ними ещё увидишься…

«Ну всё, — думает мужик, — хана! Теперь не вывернуться».

А кругом хорошо-то как: травка после дождя молодая полезла, сирень шапкой цветёт…

— Надо, так надо, — говорит, — только должен ведь я плодами своего труда насладиться. Картошка поспеет, огурчики там, да и хлебушка из нового урожая отведать хочется. Ведь сказано в Библии, что человек должен свой хлеб добывать в поте лица своего. Вот пот у меня был, а хлеба я ещё не видел. Справедливо будет, если я переселюсь в рай, а плодов своего труда, как говорится, не вкушу?

— Да нет, я не настаиваю, — замешался его гость, — только ведь свято место пусто не бывает. Ждут тебя там.

— Куда я денусь, — приободрился мужик. — Уберём урожай, сдадим хлебозаготовки государству, семенной фонд в закрома засыпем, праздник на селе сделаем, вот тогда и

приходи. Зимой, наверное, в раю хорошо, и о топке не беспокоиться, а то у нас здесь с углём плоховато — лимиты.

— Ну что ж, — пожал ему руку Михаил Архангел, — вечность, конечно, подождёт, а мне пора, вечереет — звёзды зажигать надо. — И поднявшись, пошёл прямо через огороды в сторону реки, туда, где белым паром омута исходили, да так и растаял в тумане.

Хоть и длинен летний день, а пролетает как миг один. Вот, вроде, отсеялись недавно, а уж хлеба налились тугим золотом, колос позванивает — поспел значит. Медленно потянулись, размахивая крылатками жаток, комбайны, неуклюже переваливаясь с боку на бок, как утки ожиревшие. Машин наехало — уйма! Ток расчистили. Подмели веничком, как горницу. На общем собрании заведующим током нашего мужика выдвинули, честный потому что. Ну и пошла-закрутилась работа — спать некогда. Везде глаз нужен, учёт строгий.

Как ни суетись, ни бегай, а последний разговор с пришельцем из головы не выходит.

Убрали ячмень, пшеницу, уже и до проса руки дошли. По утрам лёгкий иней ложится на стерню, — как сольцой присыпает. Поднялись в тёплые страны птицы. «Вот и мне, наверное, пора», — горестно думает мужик. А жить хочется — невыносимо! Он и по сторонам поглядывать стал с опаской: вдруг его старый знакомый опять появится? Но всё шло своим чередом: подъезжали машины, сгружали в огромные бурты урожай, шофера шутили с молоденькой весовщицей и снова уезжали, — обычная сельская уборочная суматоха. Уж не приснились ли те разговоры с тем небесным посланником? Сказка, да и только! А душа болит, червь её точит, не перестаёт.

Вот уже и просо убрали, стали на полях копны жечь — огни кругом, дым по низинам стоит. Детство припомнилось мужику, костры ночные, картошка печёная из кожи лезет, лошади фыркают, обмахиваясь хвостами то ли от духоты,

то ли от овода. Господи, хорошо-то как!

И мужик не выдержал, заплакал. Положил голову на руки, и так ему жалко себя стало. Сам уже в годах, а вот мать вспомнил — сидит у окошка кудель крутит. Уткнуться бы ей в колени и всё выплакать до дна…

Сдали хлеб государству. Даже план перевыполнили. Лето стояло, как по заказу, нужен дождь — получай дождь, солнцу пора пришла — вёдро стояло. Как будто кто в Божьей канцелярии кнопки включал.

Богатый урожай в этом году решили праздником отметить, большим застольем — чтобы самовар на столе пыхтел трёхведёрный, жаром исходил, мёд в чашках посвечивал, цветы поздние, яблоки налитые, крендели-бублики разные. Спиртного — ни капли. Зачем праздник портить. Из красного уголка кресла-скамейки вытащили, столы накрыли. Сидят разговаривают. Друг друга только по работе знали, а тут все — как на ладони. Каждый старается не глупее соседа быть.

Сидит мужик, оглядывается — нет, не видать его странного гостя. Может, другую кандидатуру нашли, или своего кого поставили. Плесканул мужик кипятка из самовара в чашку рябиной расписанную, разбавил заваркой — в самый раз, чтобы донышко кирпичом покрылось, ну и ложкой к мёду потянулся. Только хотел зачерпнуть, да председатель перебил:

— Тише, — говорит, — вот тут одна просьба ко мне поступила. Приезжий товарищ, — и показывает на сидящего рядом с ним человека в дымчатых очках с небольшой серебряной бородой. — Приезжий товарищ из центра просит отпустить с ним нашего уважаемого дядя Колю (мужика, значит, так звали). Музей у них там организовывается коневодства — кадры нужны, хомуты-уздечки чинить, сёдла подправлять, колёса шиновать, дуги, когда потребуются, гнуть — ну, всякая такая крестьянская работа. Подзабыли её в наше время. Телевизор школьник может чинить, а лошадь запрячь — разучились. Вот такие люди, как дядя Коля, нынче в цене — большой спрос на них.

Учёный представитель из центра очки снял, платочком стал их протирать, — обомлел мужик, это гость его нездешний.

Встал гость и говорит:

— Я, конечно, товарищи, понимаю — кадровый вопрос не простой, люди нужны и городу, и деревне, но мы в скором времени поднимаем рождаемость, и этот вопрос будет снят. А теперь насчёт вашего земляка… Дядя Коля пенсионного возраста, тяжело ему становится с землёй работать, да и живёт он один, как бобыль, а там мы всё строим. На оклад посадим, сдельно-то ему не под силу работать, не выдюжит, да и на подряд уже поздно переходить, здоровье не то. У нас врачи хорошие — подлечим, жилплощадь со всеми удобствами при музее выделим. Руки у дяди Коли золотые и сердце отзывчивое — он и за лошадьми приглядит — напоит, накормит. Знаем мы его давно. А теперь ваше коллективное решение надо оформить, формальности утрясти.

Все с удивлением уставились на нашего мужика. За столом загалдели:

— Вот даёт дядя!

— Что же ты, сосед, молчал-то?

— Ну, хитрец, ну, хитрец! Магарыч с тебя!

— Эх, сват, сват, куда ты на старости лет рыпаешься-то? От сладкой жизни вон, говорят, зубы выпадают.

— А у него один зуб остался, чего ему бояться. Правда, кум?

Разговор разговором, а дело решать надо. Выбрали президиум. Ну поставили вопрос на голосование. Только хотели руки тянуть — встаёт заведующий молочно-товарной фермой — МТФ по-нашему:

— Товарищи, — говорит, — зима на носу, кто нам будет фураж да силос подвозить, я спрашиваю? Трактора почти

все в ремонте бывают, да и в распутицу без упряжи кормов

не доставить. А лошадей-то у нас держать разучились. А рано их — лошадей, да и дядю Колю — в музей сдавать, они ещё послужат. Моё мнение — никуда дядю Колю не отпускать. Нужен он здесь. А что касается угля, то это дело надо правлению поручить и спросить с них — почему у нас ещё ветераны труда до сих пор топкой не обеспечены?

Раздались аплодисменты. А что, верно баба говорит, без дяди Коли в колхозе — никуда. Кто на подхвате будет? Всё кругом специалисты, а он на все руки мастер и мужик безотказный. И проголосовали, как один, против того, чтобы отпускать дядю Колю на сторону.

Тут враз отчего-то громыхнуло на небе и дождь сыпанул, да крупный такой — в кулак и с градом. Все врассыпную, кто куда. Остался за столом один наш мужик сидеть. Дождь шпарит, а он сидит и улыбается. Хорошо ему сделалось! Нужен. Нужен он, видимо, здесь на земле. Ох, как нужен. Сидит мужик за столом, значит, кругом дождь, а он весь сухой, чудно, как в пузыре каком.