Приемный

Артем Кочеровский, 2022

Судьба была неблагосклонна к нему с самого детства. Отказ родителей, жизнь в интернате, жестокость детей и быстрое взросление. Ему исполнилось двенадцать. Ритуал высвобождения энергии подарил детям энергию и способности, а ему – болезнь и клеймо в виде унизительного прозвища. В шестнадцать забрезжил свет надежды, но также быстро погас, выбросив его на улицы города. Едва ли подросток без энергии способен прожить там дольше недели, но… Что, если его отличие от других только на первый взгляд кажется изъяном?

Глава 3. Сергей

За последний год я настолько привык к схваткам, спорам и дракам, что они перестали казаться из ряда вон выходящими ситуациями. С одной стороны, это до безобразия хреново — докатиться до такой жизни, с другой — последний раз приступ случался аж полгода назад. Одно время я даже подумывал, не перерос ли я болезнь. Подростковый возраст и всё такое… Кто-то страдает прыщами, у кого-то ломается зрение. Может быть, прошло время, и всё встало на свои места? Нет.

Услышав о приёмном отце, я переволновался и спровоцировал приступ. Катя мельтешила перед глазами и хваталась за телефон. Воспитательница собралась куда-то позвонить, но передумала, вспомнив постоянные напоминания доктора: «Его приступы не опасны. Их просто нужно переждать». Не уверен, что у меня получилось сказать внятно, но я попросил её успокоиться. Не то чтобы я переживал из-за воспитательницы, просто её розовая блузка слишком сильно била мне по глазам, когда прыгала из одного угла учебки в другой.

Приступов не было давно, потому я не сразу вспомнил о дыхании и счёте. Одна люстра, две ноги у Кати, три — сумма ног и люстры, четыре — квадратный корень из шестнадцати подвесных плиток на потолке, пять — разница между тридцатью ножками стульев и пяти горшками с цветами, шесть — два умножить на три… десять — корень квадратный из одиннадцати столешниц минус двадцать один штрих от обуви на линолеуме.

— Он ждёт тебя на улице, — сказал Катя после того, как напоила меня водой, после того, как я напоил её водой. — Поговори с ним. Попробуй понять, что он за человек. И… — Катю слишком хорошо воспитали, потому ей было неловко это говорить. — Если он тебе не понравится, всё равно не спеши с принятием решения, потому что…

— Я знаю-знаю. Очередь из приёмных отцов за мной не стоит.

— Как ты себя чувствуешь? — сменила она тему, убедившись, что я всё правильно понял.

— Лучше.

— Зайди потом ко мне. Поговорим.

— Хорошо.

Прежде чем выйти к возможному приёмному отцу, я успокоился и дождался, когда выровняется дыхание. Голову атаковали вопросы и путающиеся мысли. Почему я? Почему сейчас? Вдобавок я не мог не отметить изменения во время приступа. На этот раз я подавил его секунд за пятнадцать, что стало абсолютным рекордом. А ещё расчёты. Уже не первый раз я заметил, что с возрастом расчёты усложняются и ускоряются. Сколько бы мне понадобилось времени, чтобы сосчитать все штрихи от обуви на линолеуме и подогнать это к требуемому ответу? С ходу не скажешь, но уж точно больше, чем одна секунда. Я всегда неплохо волок в математике, но во время приступов с мозгом происходило что-то иное, как будто он… ускорялся?

Отбросив мысли о лагах в голове, я отряхнулся и разгладил рукой мятую футболку. Хорошо, что Окурок не съездил мне по лицу. Или наоборот плохо? Зависит от того, какого ребёнка ищет тот человек. Кстати, на вопрос «почему он пришёл за мной?» Катя не ответила.

* * *

Он стоял на ступеньках у главного входа. Кроссовки, джинсы, серая куртка. Одеждой ничем не отличался от случайного прохожего. Лицо без морщин, разве что с мешками под глазами, щетина, пара отметин от подростковых угрей. На вид ему не больше тридцати пяти. Кому в таком возрасте понадобится шестнадцатилетний пацан?

— Привет! — махнул мужчина рукой.

— Здравствуйте.

— Данил? — он протянул руку.

— Да.

— Я — Сергей, — сказал он и пригласил жестом пройтись.

— Сергей? А отчество?

— Да какое отчество! — улыбнулся Сергей, показывая пожелтевшие зубы. — Зови меня просто Сергей, идёт?

— Идёт.

Обычно наши встречи с потенциальными родителями проходили на обедах знакомств. В столовой расставляли закуски и сладости. Мы тусовались там и вдоволь ели то, что до следующего обеда знакомств нам не попробовать. Пары, как правило, от двадцати пяти до тридцати пяти, которые по разным причинам не обзавелись своими детьми, ходили от одного ребёнка к другому и мило разговаривали. Здравствуй! Меня зовут Виолетта, а это мой муж — Владислав! Мы хотели бы с тобой познакомиться. Расскажи о себе. Каждый раз во время обедов я чувствовал себя, будто на экзамене, и боялся дать неверный ответ. Благо, экзаменационные вопросы нам раздали заранее и их было два: родители спрашивали о тебе, а потом они спрашивали, что бы ты хотел спросить о них. Схема переговоров, отлаженная годами. Пускай и выглядела она не по-настоящему, зато работала. А вот встречи тет-а-тет для меня были в новинку, да и Сергей удивлял:

— Ну чего, как дела?

— Нормально.

— Слушай, Дань, не буду ходить вокруг да около. Ты ж взрослый пацан, поэтому… Воспитка сказала, зачем я приехал?

— Усыновить меня?

— Да, — ответил он и убедительно кивнул. — Ты как?

— Ну… — я впал в небольшой ступор и решил воспользоваться чужим приёмом. — Не могли бы вы…

— Давай на ты!

— Хорошо. Не мог бы ты рассказать о себе… что ли?

— Да нех… нечего тут рассказывать, — Сергей пожал плечами. — Обычный мужик я. Ну знаешь… Дом… работа… живу помаленьку…

— Понятно.

— А! — спохватился Серёга. — Я тоже в интернате вырос!

— Правда?

— Базарю! Ну… правда-правда! Потому и решил тебе помочь. Знаешь, как-то накатило недавно, вспомнил детство. Думал, что до восемнадцати в детдоме проторчу, но батя мой хорошим мужиком оказался. Помог в жизни устроиться, научил всему… Понимаешь?

— Ну да.

— Короче, я решил, что тоже должен парню из интерната помочь. Понимаешь?

— Ага.

— Ну вот!

У Сергея зазвонил телефон. Он достал из кармана дешёвую трубку, бросил быстрый взгляд на экран и побежал к забору.

— Погоди пять сек, ладно? — сказал мне.

— Ладно.

Разговаривал он минуты три, хотя как разговаривал. В основном слушал и преданно кивал, как будто его старания видит собеседник. После каждого второго кивка он поворачивался ко мне, улыбался и показывал указательный палец, прося ещё чуть-чуть подождать.

— Прости, по важному делу звонили, — Сергей вернулся ко мне. — Ну что ты решил?

— Не знаю пока…

— Слушай, Дань, мне бежать нужно. Извини, что так мало поболтали, вот мой телефон, — он сунул мне сложенную пополам бумажку. — Подумай и позвони вечером. Лады?

— Лады.

* * *

Возвращаясь в комнату, я думал о… О чем я только ни думал… По идее, людей, которые собираются взять ребёнка, должны проверять, нет? Психическое состояние? Твёрдость намерений? Он вроде и не походил на маньяка, но кто ж знает, как он будет смотреться с ножом в руке в свете тусклого фонаря гаража.

Чёрт, всё так спонтанно и стремительно произошло, что я забыл спросить самое главное. Почему я? Он обосновал свой выбор или просто ткнул пальцем в одно из понравившихся имён?

Решение, которое лежало на поверхности, — послать его в задницу! Чувак вырос в интернате и к тридцатке решил почистить карму? Это не звучит как твёрдое намерение стать отцом. Да и каким отцом?! Он сам-то совсем недавно ребёнком перестал быть, а тут шестнадцатилетний пацан… Я смял в руке бумажку с номером и замахнулся в сторону урны.

— Ну как прошло? — высунулась из двери воспитательница Катя, которая, судя по всему, за нами поглядывала.

— Нормально, — я убрал бумажку в карман и подумал, как бы её по-быстрому отшить, но вместо этого сыграл на любопытстве. — Есть о чём подумать. Узнать бы, что он за человек. Кем работает? Где живет? Жаль, что анкеты хранятся только у директора.

Катя поспешила за мной в коридор, посмотрела по сторонам и дёрнула за рукав:

— Пошли! У меня есть ключ. Но это секрет, и он должен остаться между нами.

— Конечно!

К слову, о секрете, что все воспитательницы таскаются в кабинет к директору, знал весь интернат, кроме директора. Воспитательницы так часто заглядывали к нему в стол, чтобы посмотреть месячную сводку премирования или другие интересные документы, что не только ходили туда толпами, но и выучили график его посещения до минут. Поэтому, когда мы вместе с Катей закрыли за спиной дубовую дверь, я не боялся быть спаленным.

Нужная анкета нашлась быстро. Ульянов Сергей, 33 года, не женат, носитель энергии воздействия. Собственник двухкомнатной квартиры в Заводском районе. Работает монтажником электросетей, характеристика с работы — положительная.

* * *

Половина воскресенья миновала. Возвращаться за учёбу — не то состояние. Поэтому я несколько часов бродил по территории вокруг интерната и раздумывал. Смятый клочок бумаги с номером лежал в кармане, однако после каждого сделанного круга я порывался-таки его выбросить. И каждый раз останавливался. Нет, ну а чего я ждал? Кому придёт в голову усыновить шестнадцатилетнего пацана без энергии? Он же об этом знал? Катя дала ему посмотреть моё дело. Может, поэтому он меня и выбрал? Пожалел?

Конечно, как и любой подросток в интернате, я мечтал, чтобы за мной приехала состоятельная семья на дорогой машине. А ещё лучше, чтобы это оказались мои пропавшие родители, которые только спустя шестнадцать лет узнали, что ребёнка в роддоме подменили, ну или случилась любая другая волшебная муть. Мечтать не вредно, однако пора хлебнуть реалий. Разве мне не повезло, что он нашёлся? Чёрт, ещё вчера я и близко не мог о таком думать. А сегодня у меня в кармане лежал клочок бумаги — билет в другую жизнь. Может ли она быть хуже?

Запакованный под завязку мыслями, я добрёл до своей комнаты. Открыл дверь и увидел сначала Никиту, сидящего на стуле с ехидной улыбкой, а затем Окурка, лежащего на моей кровати. Повёл головой левее и заметил на столе раскрытую зелёную тетрадь «матеша».

— Ловко ты, Бракованный, однако, уравнения решаешь, — натужно захрипел Окурок, вставая с кровати. — Одно на другое поделил и х*й получил?

— Пойду ещё прогуляюсь.

— Не спеши! — приятель по комнате Никитос встал в проёме двери и скрестил на груди руки. От него я такой подставы не ожидал, как-никак жили вместе…

* * *

К вечеру моё лицо распухло и посинело. Ныли гематомы на руках и рёбрах, чесались ручейки засохшей крови под носом и на бороде. В окно светила луна. Я лежал и умиротворённо думал, стоит ли придушить храпящего Никитоса подушкой, чтобы засранец не нарушал мою идиллию? Лунный свет падал на пол, освещая обломки стола и ошмётки той немногочисленной одежды, которую в приступе истерического хохота рвал Окурок. Я лежал на кровати и мял бумажку с номером. Единственное сомнение, которое меня терзало — позвонить Сергею прямо сейчас или дождаться утра.

Мы поговорили двадцать минут. Я таки задал вопрос «почему я?» и услышал правильный ответ. Он выбрал меня, потому что я Бракованный. От такого ответа в горле встал ком размером с грейпфрут. Не очень-то приятно становиться частью чьей-то семьи, только потому что ты неполноценный. С другой стороны, будучи оптимистом, я отыскал в этом ответе и хорошее. По крайней мере, во всей той бессмыслице и абсурде, который творил Сергей, появилась логика. Жалость так жалость, лишь бы подальше отсюда.

Утром Сергей позвонил сам и сказал, что готов забрать меня завтра. Не через неделю. Не через месяц или пару месяцев. А завтра!

— Разве это делается так быстро? — засомневался я.

— Не ссы, у меня есть знакомые, которые всё сделают. Нужно только твоё согласие.

— Хорошо. Я согласен.

Следующим утром, стоя на крыльце интерната рядом с воспитательницей Катей, я отправил Окурку сообщение. Обозвал его недобитым бычком из губ сифилисной проститутки и пожелал сдохнуть от рака в заднице. Мысленно я представил, как он мечется по корпусу и мечтает что-нибудь мне сломать. Настроение приподнялось. Я расщедрился и послал вдогонку улыбающуюся какашку.

— Кому пишешь? — спросила Катя.

— Да так, — я убрал телефон.

— Помнишь, что я тебе сказала?

— Конечно.

— Мы, как воспитатели, продолжаем нести за тебя ответственность. Если что-то не понравится или покажется странным, сразу звони мне! Хорошо?

— Обязательно.

— Ты не обязан оставаться в семье, потому что этого хочет твой приёмный отец.

— Я понял. Спасибо. — В руке завибрировал телефон, и я вскользь посмотрел на безграмотное сообщение от Окурка. Кажется, тот собирался меня убить. — Если что-то пойдёт не так, я звоню вам, и интернатовский спецназ в лице капитана Кати, сержанта Ларисы Андреевны и прапорщика тети Нади вытащит меня из пекла.

— Удачи, Данил.

— Спасибо и… прощайте, — я улыбнулся Кате, соскочил с лестницы и пошёл навстречу Сергею.

Увидев меня, отец… Сергей, обрадовался. Пожал руку, похлопал по спине и поздоровался с Катей. Воспитательница, как и я, не особо вдохновилась простотой и легкомыслием Сергея. Потому десять раз и повторила о шагах поведении при неблагоприятном усыновлении.

С одной стороны, она была за меня рада. Воспитатели хоть и не вмешивались в нашу жизнь, но прекрасно знали о происходящем в стенах. С другой — только слепой дурак не назвал бы Сергея странным. Может, не самого мужчину, но ситуацию с усыновлением.

Катя ответила ему приподнятыми уголками губ и приложила воображаемый телефон к уху, посмотрев на меня. Мы прошли через ворота и свернули на ближайшей улице налево. На парковке нас ждал простенький серый седан. Причем снаружи он выглядел лучше, чем внутри. В салоне пахло сигаретами и какой-то химией. На чехлах зияли множественные прожжённые дырки.

Ребята из интерната не часто ездили по городу. А если нас и возили, то по заученным до тошноты дорогам. Путь в городской концертный зал, дорога к аквапарку, пешая прогулка к кинотеатру. В остальном город был для нас закрыт. Разумеется, пацанов не останавливал полутораметровый забор и вечно спящий сторож Лёня, но многие сами не решались туда соваться. Прошло восемьдесят лет после окончания Мировой гражданской войны, но её последствия по-прежнему отражались на наших жизнях. Быть в городе одному — небезопасно.

Мы ехали по новой для меня дороге, а потому я наглухо прилип к окну. Я постоянно пользовался интернетом, читал статьи, смотрел какие-то видеоролики и был подписан на пару блогеров-путешественников. Для меня не стало открытием, что мир за пределами интерната большой, но видеть его своими глазами было… иначе.

Сергей жил в одиннадцатиэтажном доме в густозаселенном спальном районе далеко от центра. Припарковав машину на газоне, он познакомил меня с двором:

— Это наш двор!

— Ясно, — ответил я, глядя на детскую площадку с качелями, которые со всех сторон припёрли запаркованные тачки.

— Это наш подъезд! — показал Сергей на обшарпанную бетонную коробку.

— Ясно.

— Пошли!

Мы поднялись на седьмой этаж, через вонь от мусоропровода пробились к коричневой двери с номером 121. С самого первого взгляда я различил наспех сделанную уборку. Возможно, привычка у Сергея осталась ещё с интерната, потому как свои уборки мы проводили так же. Пыль — под ковёр, одежду — в шкаф, посуду — в раковину, мусор — в урну. Пять минут, и комната сияет чистотой. По крайней мере, мы хотели так думать.

К счастью, в общем и целом квартира оказалось нормальной. Две комнаты, кухня, кое-какая мебель. Могло быть и хуже…

Отчасти вечер походил на праздничный. Сергей заказал пиццу. В холодильнике нашлось пиво для него и газировка — для меня. Мы посмотрели телек, поиграли в приставку и в целом неплохо провели время. По крайней мере, в представлении воспитательниц первый день должен был проходить именно так — просто и ненавязчиво. Что-то вроде акклиматизации.

Планов не строили, но договорились обсудить их утром. Я лёг в зале, Сергей — у себя. Впервые за последние четыре года я засыпал без страха перед завтрашним днём. Мне не нужно было быть всегда начеку, ждать нападения или искать способы, как избежать драки.

Выпитой газировки оказалось больше, чем смог уместить мочевой пузырь. Я проснулся около часа ночи и в темноте пошлёпал в туалет. Вышел в коридор и замер, услышав рингтон. Телефон звонил секунд пятнадцать, затем в комнате раздался грохот, кажется, что-то упало с тумбочки, а следом за грохотом взволнованный голос приёмного отца:

— Да… слушаю… конечно-конечно, как и договаривались… он у меня… хорошо… всё сделаю…