Двое

Артем Опарин, 2020

История первой любви, которую молодой человек рассказал случайно встреченной девушке. Поступок, совершенный много лет назад, мучил его по сей день.

1.

Я спешно заполз в автобус и осмотрелся в поисках свободных мест. Увидев, что в конце салона пустует одинокое местечко, я направился к нему, прилагая огромные усилия, чтобы не упасть. Мне подумалось, что из меня вышел бы несносный канатоходец. Усевшись поудобнее, я достал мелочь из кармана и заплатил за проезд подошедшему ко мне кондуктору — девушке лет 25-27, довольно симпатичной, но уставшей и измученной. В глазах девушки виднелось отчаяние и бессилие. Своей прической, подглазниками (оба ее глаза были, к счастью, на месте) и бледной кожей она напоминала больше шинигами Рэм, чем человека. Она будто хотела вложить мне в руку тетрадь смерти, а не выдать проездной билет.

После меня девушка подошла к полной, занимающей два сидячих места женщине, а на третье она водрузила мокрый зонт и пакеты с продуктами. Вся натура женщины вызывала у меня неподдельный интерес, словно она была некой диковинкой, хотя людей, похожих на нее, очень много. Наверное, больше привлекла не женщина, а ощущение неминуемого приближения какого-то представления после ее появления. Моя привычка наблюдать за людьми появилась еще в пору, когда я мечтал стать писателем. Надеялся стать новым Чарльзом Буковски или Дадзай Осаму — в те времена я хотел быть кем угодно, но только не собой. Мечта стать писателем так и осталась мечтой, а вот пристрастие любоваться поведением людей превратилось в занозу.

Женщина была одета в заношенную дубленку, черные свободные брюки и какую-то странную обувь, отдаленно напоминающую челси. В молодости, скорее всего, она пользовалось популярностью у противоположного пола, но что-то явно пошло не так. Сейчас некогда привлекательную внешность выдавали только глаза серо-голубого оттенка, в которых мелькала надменность, родившаяся, наверное, как раз в период популярности. О-о-х, как же высокомерен был ее взгляд в этот момент — она бы несомненно дала фору многим королевам и знатным дамам в мировой истории. Она протянула кондуктору тясячирублевую купюру и стала ждать сдачи, пристально следя, чтобы ее не обсчитали.

— Простите, — обратилась девушка к ней, понимая, что особого смысла нет. — У вас купюры поменьше не найдется?

— Нет, — грубо отрезала женщина, дав понять, что она даже не удосужиться поискать. Ей, я уверен, просто нужно было разменять деньги.

— Мне вам не сдать.

— Это не мои проблемы.

— Ладно. Я подойду к вам попозже.

Знаете, мне невольно подумалось: если бы Данте был нашим современником, то работа кондуктором явно стала бы одним из наказаний для грешников, где-нибудь на седьмом круге, около самоубийц. С раннего утра до глубокого вечера приходится с трудом просачиваться сквозь толпы раздраженных людей, нервно ожидающих своей остановки, не испытывающих радости от своей жизни. И, конечно же, находятся люди, которые будут срывать свою злобу на кондуктора. Бывают моменты передышки, но даже тогда все не так легко.

«Возможно, она могла бы стать хорошим писателем, каким не смог стать я. Написала бы что-нибудь популярное, но бесталанное, как это сейчас чаще всего бывает. Или же наоборот, что-то нерентабельное, — такое, что даже издатели откажутся печатать, — но в то же время гениальное. — Подумал я, смотря вслед девушке. — Но вряд ли она бы рискнула. В наше время люди стараются держаться за любую работу, которую даже ненавидят, боясь выйти из зоны комфорта или потерять средства к существованию. К сожалению, я ушел не далеко».

Я ещё немного пофантазировал о будущем девушки, после чего все мысли о ней закинул, как ненужную вещь, в пыльный комод бесполезных мыслей. Делать было нечего, поездка предвещала быть очень скучной: я начал разглядывать из покрытого каплями окна, людей, пытающихся скрыться от начавшегося ливня. Они пытались скрыться от поливающего дождя, забегая под крыши магазинов, автобусных остановок, под любое укрытие, лишь бы остаться сухими.

За автобусом неотступно двигалась машина, водитель которой по выражению лица, был готов взорваться, словно некогда Везувий. Он сверлил заднюю часть автобуса и беспокойно барабанил по рулю пальцами. Несложно догадаться, кто был причиной подобного настроения — на пассажирском сиденье сидела женщина, упершись локтем в ручку двери. Она внимательно рассматривала происходящее за окнами машины безумие, сотворенное дождем. Мне показалось, будто ей приятно наблюдать за тем, как насквозь мокрые люди ждали своего автобуса, — еле заметная улыбка выдавала ее. По паре было видно, что буквально несколько минут назад они очень сильно повздорили.

Спустя несколько секунд моих наблюдений он со злобным, покрасневшим от гнева лицом начал кричать, совмещая в своей речи все существующие ругательства — их было легко прочитать по губам. Девушка даже не шелохнулась, продолжая разглядывать происходящее по ту сторону окна. Через несколько минут она заметила случайного соглядатая их ссоры и перевела свой хмурый взгляд на меня. Я непроизвольно улыбнулся, пытаясь хоть немного развеселить ее, но моя попытка не удалась.

«Нет так нет» — подумал я, отвернулся и, закрыв глаза, стал вслушиваться в стучащие по крыше капли дождя. «Как же глупо тратить совместное время на ругань. Неужели откровенный разговор дает хуже результат? Хотя я же ни капли не лучше: редко перехожу на крик, слишком часто обижаюсь на мелочи и никогда не могу быть откровенным».

Размышления завели меня в запутанный лабиринт, из которого даже Ариадна не смогла бы вытащить. В центре лабиринта, куда неотступно вели все пути, проходил киносеанс ссор и обид, где в главных ролях снимались я и моя первая любовь. пригласил посмотреть Как обычно поссорившись, мы разбегались по домам и не виделись несколько дней, но потом один из нас все равно делал первый шаг к примирению. И сейчас ко мне приходит осознание того, скольких неприятных эпизодов можно было избежать, если бы не моё эго, требующие отстаивать свою мнимую правоту. Все могло быть совсем по-другому, если бы я просто мог поговорить, рассказав все, что меня тревожит, рассказать всю правду — но в те времена любой откровенный разговор внушал мне страха больше, чем Готэмская летучая мышь мелкой уличной шпане города. В последнее время я все чаще задумываюсь: если бы была возможность, отмотал бы я киноленту своей жизни назад? Хотел бы я вновь пережить те моменты, внося правки?

Погруженный в свой мир, думая о действиях, которые хотел бы исправить, я чуть не проехал свою остановку: прослушал объявление ее названия. Вовремя опомнившись, я вскочил с места и, растолкав стоящих рядом людей, буквально выпрыгнул из автобуса. Мой высококлассный артистизм был удостоен массы критических замечаний от пассажиров, которых я случайно потревожил. Водитель закрыл двери и автобус двинулся дальше по маршруту, я проводил его взглядом до ближайшего поворота. Я оглядел себя, боясь, что испачкался, но, к счастью, мое пальто и брюки были в порядке. Затем мои ноги, будто запрограммированные, повели меня на набережную, на которой я так часто бывал раньше. Выйдя на нее, я медленно, вкушая всю прелесть дождя, побрел вдоль нее.

Обычно многолюдная набережная сейчас была пуста из-за ливня. Из парка, находящимся по левую руку, доносились невыносимые крики ворон. Они свили гнезда на невысоких деревьях и распугивали прохожих. И я вспомнил, как их карканье мешало мне придаваться упоению при чтении «Преступления и наказания», когда нужно было убить лишние пару часов — в тот день нас слишком рано освободили в школе, а репетиторство начиналось только через несколько часов. Однако не все так просто было для моих пернатых друзей: мой интерес к книге превозмог все горести чтения на улице, среди которых не только вороньи возгласы, но и промозглая октябрьская погода. Четко помню, что тогда чертовы вороны сильно напоминали мне гарпий, которые изматывали самоубийц в лесу — тогда мысль показалось мне остроумной. Я отвернулся и пошел дальше.

Издалека уже виднелось мое любимое место в городе — скамья, находящаяся на овраге, с которого открывается вид на протекающую через весь город реку. От дороги скамья скрыта несколькими деревьями, которые будто нарочно посажены там для защиты, для создания чувства уединения у сидящего человека. Наверное, это самое живописное место моего угрюмого города. Подойдя немного ближе, я удивился, увидев силуэт девушки, сидящей на той самой скамье.

«Стоит ли?» — засомневался я, остановившись. Мне не очень хотелось нарушать ее одиночество, но я все-таки приехал с другого конца города. К тому же во мне бушевало какое-то чувство собственности к этому месту, будто оно принадлежало мне. Поэтому, избавившись от любого рода сомнений, я твердой поступью подошел. Стоя уже рядом с девушкой, вся моя решимость сбежала, как вор, увидевший полицию. К счастью, дрожь в коленях подстегнула меня, ибо я мог просто упасть — как бы это было позорно.

Я робко спросил:

— Прошу прощения, вы будете не против, если я присяду?

Девушка, к которой я обратился, была одета в серое пальто длиной до колена, в темные обтягивающие брюки и серые кеды. Темно-русые волосы, намоченные дождем, начали завиваться. Руки, скрещенные в пальцах, лежали на ногах, а на запястье правой руки виднелись серебряные Casio. Я незаметно улыбнулся, ведь когда-то точно такие же я подарил своей бывшей девушке.

Она, посмотрев на меня печальным взглядом через прозрачные линзы очков, ответила:

— Да, конечно, присаживайтесь.

Я сел. Из головы по неизвестной причине не уходили ее зеленые, наполненные грустью глаза. Черты лица — тоже очень печальные — этой девушки кого-то мне напоминали, кого-то очень близкого. Я попытался выудить из памяти воспоминания, но моих усилий оказалось недостаточно, чтобы хоть что-то выловить. Все женские лица мешались между собой, их было слишком много. Я что, и правда общаюсь преимущественно с девушками?

Откинувшись на спинку, я начал бесцельно глядеть вдаль, силясь собрать воедино свои хаотичные мысли. Мои попытки вспомнить одну, хотя бы самую незначительную деталь, связанную с этой девушкой, все так же не приносили результата. В голове начали образовываться смутные очертания моментов, канувших в отдаленные участки моей памяти. Все они были в разрозненном порядке, и я не мог восстановить верную последовательность событий. Нужно лишь приложить немного усилий. Потихоньку я пробирался все глубже и глубже, вставляя воспоминая на свое место, словно фрагмент пазла. Школьные годы, в которых произошло немало удивительных историй, на месте — этот период было сложнее всего вспомнить. Среди них выделяется история связанная с моей первой девушкой. Она является главной занозой моего сердца, которую невозможно вытащить. Оля — так звали девушку — была мне предана и готова на все ради меня. Наверное, тогда я был ей ближе всех. Как и она для меня. Она единственная, кто знал меня. Все минусы и плюсы. Абсолютно все. И, несмотря на это, оставалась со мной. И вот то, как я с ней поступил не дает мне спокойно жить.

Вдруг мне стало ясно, на кого же похожа сидящая рядом девушка. Я попытался незаметно посмотреть на нее: она сидела и разглядывала свои руки, явно о чем-то усердно думая. Звук пришедшего сообщения вынудил ее вернуться к реальности. Она достала телефон из кармана пальто и, прочитав, улыбнулась. Шестое чувство подсказывало мне, что ей написал ее молодой человек, и написал что-то очень приятное. После сообщения ее лицо больше не казалось мне грустным, она сиюминутно преобразилась, будто Мистик.

Я опустил голову вниз и передо мной появились глаза моей первой девушки. У меня никак не получалось выбросить из головы ее разочарованные, наполненные слезами глаза в тот момент, когда я бросил ее. И я представил себя, произносящего те слова. Меня передернуло, было мерзко вспоминать себя в тот момент.

Наверное, я не заслуживал ее. Она отдавалась мне целиком, а я даже четверть своего мира перед ней не открывал в последние месяцы. В голову начали залетать воспоминания: я предлагаю кое-как встречаться, я счастливый иду домой, получив согласие, наш первый поцелуй, первый секс. За два года столько произошло… Но я все уничтожил, никому не рассказав правды. Мне захотелось именно сейчас, именно этой девушке рассказать всю историю, не прикрывая ее ширмами лжи.

Конец ознакомительного фрагмента.