Вставай, страна огромная. Война и российские немцы

Артур Грюнер

Несправедливый Версальский мирный договор по окончании Первой мировой войны и попустительская политика западных стран привели к тому, что в Европе возник фашизм, поставивший себе целью уничтожение СССР, захват восточных территорий и подчинение в рабство советских народов.Ценой огромных усилий и человеческих жертв народы Страны Советов сумели одержать победу над германским фашизмом. Победу над врагом «ковали» и российские немцы, выполнявшие в условиях трудовой армии тяжелейшие работы в тылу.

Глава 3.

Необычные события в Джигинке

С точки зрения детей в Джигинке происходили и другие потрясающие события, о которых следует рассказать. Первое произошло, когда Малыш был совсем еще маленький, ну, года три. Рассказывать не очень хочется, потому что я в этой истории выглядел не лучшим образом. Я даже сердился на Леву, когда тот повторял эту историю, наверное, уже в тысячный раз с новыми подробностями, несмотря на то что я просил его не делать этого. Я думаю, что вы уже догадались, что Малыш — это я, а просил я Леву не вспоминать о неприятном, потому что в тот день я чуть не утонул.

КУПАНИЕ В ПЛАВНЯХ СТАРОЙ КУБАНИ

Думаю, что вы еще догадываетесь, что утонуть можно только во время купания. Да, так и произошло. Малыш, ну, то есть я, никак не хотел отстать от старших братьев, собравшихся на велосипедах поехать купаться в плавнях Старой Кубани. Через рев и слезы я все-таки добился, чтобы Гарри с Левой взяли меня с собой. И лучше бы не было той фотографии, которая с неумолимыми подробностями отразила начало этой истории, а именно зареванного Малы… ну, то есть меня, на раме велосипеда у Гарри.

Старшие братья Гарри и Лева с зареванным

Малышом (Артуром) перед поездкой на купание.

Джигинка, 1938 год

Но все по порядку, и расскажу я об этом, как бы глядя на себя со стороны, ну, потому что все меня в то время все еще называли Малышом. Так вот, река Старая Кубань в двух-трех километрах от станицы делает крутой изгиб, подмывая высокий берег, обращенный к станице, оставляя на другом низком берегу многие затоны и заливы, называющиеся в народе плавнями. Малыш еще помнит, как во время нереста весь мужской коллектив станицы устремлялся в эти плавни и ловил рыбу чуть не голыми руками, запасаясь на зиму и соленой, и копченой рыбой разных сортов. Только папа этим грязным делом, как он говорил — браконьерством, не занимался.

Но в этот раз старшие братья ехали купаться. Известно, что нет ничего лучшего в жаркий летний день, как проехаться на велосипедах до реки и искупаться всласть. Пообещав не лезть в воду, Малыш исправно сидел на травке недалеко от обрывистого берега. Он терпеливо ждал, пока братья накупаются и, как всегда, возьмут его в воду. Но незаметно для себя он постепенно все ближе и ближе подползал к обрывистому берегу. Потом уселся на самый край, потом свесил ноги. И вдруг, буль, оказался в воде и, как топор, это особенно любил подчеркивать Лева, как топор, вниз головой, то есть самым тяжелым, как тот любил повторять, чугунным местом, пошел на дно.

Малышу было бы не так обидно за его топорные сравнения, если бы он и вытащил его, а то смеяться может, а вытащил из воды ведь Гарри. Он как нырнул, так сразу ухватил Малыша за топори… ах, это по терминологии насмешника, а фактически за ногу и выбросил его на берег, хорошо, так мягко, на травку. Да и нахлебаться Малыш не успел. Вот была реакция у старшего! Не то чтобы только и знать, что насмехаться.

Но не только станица Джигинка запомнилась Малышу своей красотой и ухоженностью. Ведь здесь же, всего в двадцати километрах, полчаса на автобусе, находится Всесоюзный детский курорт, уютный городок Анапа, с прекрасным парком, куда всей семьей совершали выезды на воскресенье.

Это посещение парка города-курорта Анапы всей

семьей состоялось, судя по возрасту младших детей, перед самым началом войны. Джигинка, 1941 год

А еще Малыш помнит по рассказам мамы, что вскоре после его (Малыша) рождения был освобожден из тюрьмы дедушка Август. Это было еще в Михайловке. Его отпустили только после того, как его парализовало, отняло, как говорят в народе, правую половину. Но и дома он старался быть полезным, качал зыбку с совсем еще маленьким Малышом (ну, то есть со мной), пока мама шила что-нибудь соседкам на заказ.

А еще мама говорила, что наша бабушка Вильгельмина с сыном Гельмутом после осуждения дедушки были властью отнесены к разряду лишенцев, это люди без всяких прав, хоть ложись и помирай. Они были вынуждены постоянно скитаться по родственникам, потому что им не выдавались паспорта, а без паспорта они не могли иметь постоянное место жительства, работу, право на пособие. Если они приезжали к родственникам, то милиция разрешала им жить у них только три месяца, потом надо было ехать к другим родственникам.

Это зверский геноцид собственного народа, и таких людей в государстве было очень много. Историки подсчитали, что за время действия этого закона, с 1918 по 1936 годы, на улицу были выброшены не менее трех с половиной миллионов людей. Сколько из них выжило, никто не считал.

Когда бабушка узнала об освобождении из тюрьмы деда Августа, она тоже приехала с Гельмутом в Михайловку. Пожили полгода, больше, чем им разрешалось как лишенцам, и поехали в Сибирь, где в городе Шадринске жили две дочери Августа и Вильгельмины, Геля и Вера, обе учительницы. Старшая Геля, собственно, тоже Вильгельмина, но по-домашнему Геля, была замужем, имела двоих детей, жила в большом доме. Вот к ним и поехали. Да и деду Августу хотелось, конечно, повидаться с дочками и внуками.

Пожили в Шадринске три месяца, разрешенные этим волчьим законом о лишенцах, и милиция начала их гнать куда-нибудь дальше. Но дед Август чувствовал себя все хуже, так что протянулось почти на семь месяцев. Тогда милиция заявила, что будут наложены большие штрафы на родственников, содержащих у себя людей без прописки, что заставило бабушку Вильгельмину с сыном Гельмутом двинуться дальше, а деда Августа власти разрешили оставить, потому что он был настолько тяжел, что мог умереть в дороге.

Его взяла к себе младшая из сестер, Вера, которая еще не была замужем и жила на квартире у одинокой женщины. Здесь провел свои последние дни старательный хлебороб России, которого новая советская власть довела до глубокой инвалидности.

Он умер тихо, никому не причиняя беспокойства. Вечером лег на лавку около печки, где всегда спал, а утром был обнаружен мертвым. Это произошло 9 марта 1939 года. Дочери организовали похороны, наняли извозчика, чтобы отвезти гроб на кладбище. За гробом шли две его дочери и сердобольная хозяйка квартиры, где жила одна из сестер.

Я, автор и внук Августа, благодарен своим теткам Геле и Вере за то, что они догадались однажды сходить все вместе в фотоателье и сделать это семейное фото. На этом, последнем в жизни деда Августа, фото он сидит в первом ряду в костюме-тройке, по-видимому, еще из лучших времен, и бабушка Вильгельмина, худенькая, с печатью вечной озабоченности на лице. Между ними два их внука, бодрые здоровячки, Лев и Герман, дети старшей дочери Гели, теперь уже по мужу Прибылевой. Во втором ряду стоят четырнадцатилетний мальчик с не по возрасту грустными глазами Гельмут, самый младший из детей Августа, рядом его сестры-учительницы, младшая Вера и старшая Вильгельмина, мать этих славных мальчиков.

Последнее фото деда Августа с супругой

Вильгельминой в кругу детей и внуков.

Шадринск, 1938 год

Ах, если бы только позволило здоровье деду Августу вернуться из Сибири на Кавказ, в Джигинку! Здесь он мог бы провести свои последние дни в значительно лучших условиях. Если бы… К сожалению, история не знает сослагательного наклонения. Нам остались только любимые образы на старой фотографии и память в душе и сердце.