Затеряный Мир. Перевод Алексея Козлова

Артур Конан Дойль

Новый перевод Алексея Козлова знаменитой повести Артура Конан Дойля «Затеряный Мир». Удивительная природа Амазонки, животный мир таинственного плато, на который не вступала нога человека, взаимоотношения героев – всё это увлекает читателя с первой строки повести.

Глава II

«Попытайте удачу вместе с профессором Челленджером!»

Как мне всегда нравился наш Мак Айдл, ворчливый, старый, рыжебородый редактор свежих новостей! Я имел все основания полагать, что он с симпатией относится ко мне — хорошему, исполнительному, юному корреспонденту. Конечно, нашим истинным боссом был сам великолепный Бомонт, но он обретался в разреженной до состояния космоса атмосфере Олимпийских отрогов, откуда в бинокль видны только мировые финасовые крахи или низвержения в буздну всяких государств и кабинетов министров. Временами он дефилировал пред нами, следуя в свой огромный кабинет, заваленный всякой рухлядью, с видом человека, навсегда оторвавшегося от грязной, бренной действительности, эдакий тучный ангел, с уставившимся в одну точку стеклянным взором и мыслями, заблудившимися около Персидского залива или Бэб-Эль-Мандеба. Для нас Бомонт оставался незыблемой, недосягаемой скалой, возвышающейся над просторами бурного моря, а все дела нам поневоле приходилось вести с Мак Айдлом, его верной правой рукой.

Как толькоя вошёл в редакцию, старикан кивком приветствовал. Его очки поехали на лысину.

— Хорошо, мистер Мэлоун, что вы заглянули ко мне! Судя по тому, что о вас слышно, вы не торчите на месте и делаете определённые успехи! — приветствовал он меня со своим непередаваемым шотландским акцентом.

Я поблагодарил.

— Очерк о взрыве в шахте, точно так же как и ваша корреспонденция о пожаре в Саундверке — оба великолепны! У вас есть всё для того, чтобы стать просто королём папарацци! По какому поводу вы явились повидать меня?

— Просить об одолжении!

Он стал испуганно озираться, и его крысиные глазки забегали по сторонам, тщательно избегая моей персоны.

— Дру-ду-ду! — наконец прекратил отдуваться он, — И что это такое? В чём дело?

— Как вы полагаете, сэр, не будет ли уместным послать меня с каким-нибудь заданием от нашей газеты куда подальше? Я буду стараться прыгнуть выше головы, чтобы получше выполнить задание, и уверен, что доставляю вам очень интересный материал!

— Какого сорта поручение вы бы хотели, мистер Мэлоун?

— Неплохо было было любое, лишь бы оно было сопряжено с опасностями и приключениями! Я хочу хорошенько себя испытать! Я не подведу реакцию, не бойтесь! Чем больше трудностей окажется на моём пути, тем лучше, мне кажется, испытания очень закаляют человвека!

— Я к сожалению до того не замечал за вами таланта самоубийцы! Но, похоже, момент настал?

— Нет, я люблю жизнь, но ещё меньше хочу провести её впустую! Жизнь надо прожить так, чтобы!

— Дорогой мистер Мэлоун (он стал лучиться каким-то ядовито-сладким свечением) — у вас кажется, смертельныый приступ звёздной болезни? Хорошие времена все канули в лету, не так ли? Все эти экспедиции очень сложны в организации и к тому же стоят кучу денег, в нынешние времена они едва ли способны оправдать себя! И такие задания. как правило, даются звёздам первой величины, человеку известному и даже знаменитому, с которым публика, как говорится, на «ты»! Посмотрите на глобус! Там почти уже совершенно нет белых пятен! Вы удивляете меня, сударь! Я мирно сижу в своём кабинете, а вы врываетесь ко мне с горящими безумием глазами, хватаете меня за грудки и требуете себе в полдник опасных путешествий и романтических приключений, полётов, так сказать, с дикими гусями и крокодилами. А… Нет… Постойте… Послушайте… — прервал он задумчивость и плотоядно улыбнулся, — Кстати… Про белые пятна я сказал весьма кстати… Кажется, я кое-что вспомнил!.. А что, если мы вместе с вами выведем на чистую воду одного наглого шарлатана, эдакого провинциального бонвивана, эдакова английского барона Мюнхаузена и выставим его на посмешище публики? А? Каково? Хотите поучаствовать в разоблачении афериста и его лжи? На вашей карьере это сказалось бы очень неплохо! Как вам моя идея?

— Всё, что угодно, когда угодно, куда угодно, я согласен на всё!

Мак Ардл замер, как палочник на ветке и на несколько минут словно отсутствовал, с головой погрузившись в размышления.

— Я знаю одного чудака, — вернулся он наконец на Землю, — с которым вам будет невероятно прикольно побеседовать, если вам вообще в принципе удасться это сделать и взять у него интервью. Впрочем, можно надеяться на ваш явный талант раполагать к себе людей. Не понимаю, в чём тут фишка, то ли вы просто хороший, симпатичный, воспитанный человек, то ли в вас гнездиться тайный животный магнетизм, а может быть виной ваша природная жизнерадостность — но факт, что есть — то есть, я сам испытывал на себе притягательность вашей натуры!

— Премного благодарен вам, сэр!

— Итак, почему бы вам не попытать удачи с профессором Челленджером из Энмор-Парка?

Я потерял дар речи, не зная что сказать.

— Челленджер? — завопил я, — Профессор Челленджер, знаменитый наа весь мир зоолог? Случайно это не тот самый тип, который проломил череп Бланделлу из «Телеграф»?

Редактор «Свежих Новостей» глумливо ухмыльнулся..

— Да вы похоже струхнули? Что, на такое приключение вас уже не тянет? А распространялись, что готовы на всё? Льды, пучины, обвалы… Итак, вы на попятную…

— Нет, отчего же? Всё бывает в бизнесе, сэр! — смиренно заикнулся я.

— В точку! Я вас успокою… Почти наверняка ему не удаётся всё время поддерживать в себе такое крайне экзальтированное состояние, и вы можете случайно застать его отнюдь не в качестве мрачного убийцы с одним глазом и окровавленным тесаком, а в виде трогательного ангела с белыми крыльями, чего я вам, собственно говоря, и желаю! Бланделл никогда не обладал талантом барометра, и нигде не мог почуять обстановку, в результате чего попал к Челленджеру в самый, надо признать, неподходящий момент. А тот не совладал со своими звериными инстинктами и поступил с Бланделлом в соответствии со своими уникальными представлениями о добре и зле! Но вы можете оказаться удачливее своего конкурента, и вам просто сломают ногу в нескольких местах! Вас может спасти только ваша неистребимая детская тактичность! Ваша непосредственность! Звери такое любят! Она способна вырвать слезу умиления даже из глаз бронзовой статуи! Ну, и если вам повезёт, газета уж точно не останется в долгу и высоко оценит предоставленный вами материал!

— Об этом Челленджере мне ровным счётом почти ничего не известно! — честно ляпнул я, — Ну, кроме газетной уголовной хроники, на протяжении месяцев подробно рассказывавшей о ходе судебного процесса с обвинением его Бланделлом!

— У меня, мистер Мэлоун, кое-что на него наберётся! Раньше он уже попадался мне на глаза, и я интересовался этим странным субъектом!.. — он стал доставать пачку листков из ящика стола, — Здесь основные выжимки… Позвольте доложить вам, что мне известно… Итак… «Челленджер, Джордж Эдвард. Родился: Ларгс, 1863. Так-с… Образование: Академия в Ларгсе; Эдинбургский Университет. Британский Музей, Ассистент, 1892. Ассистент Хранителя Музея Антропологии, 1893. Уволен после обмена ядовитыми записками с директором музея. Награждён медалью Крейстона за выдающиеся открытия в зоологии. Почётный Член Иностранных Научных обществ — далее следует десять дюймов петитом всяких перечислений — Бельгийское сообщество, Американская Академия Наук, Ла Плата, и так далее, и тому подобное, Экс-Президент Палеонтологического Общества, Секция „H“ Британской Ассоциации — и далее вс в таком же духе, Научные Публикации: „Обзор строения типов черепов Калмыков“; „Ответвления Эволюции позвоночных“; тут и великое множество статей, включая „Ложные Ходы Вейсманизма“ — причина большой бучи и скандала на Венском зоологическом конгрессе, Пристрастия: Прогулки, Альпинизм. Адрес: Энмор-Парк, Кенсингтон». Можете взять это себе. Больше я ничем не могу быть вам полезен!

Я тотчас запрятал листок в карман.

— Сэр, минуточку! — сказал я, поворачиваясь и желая взглянуть в лицо собеседника и увидел прямо перед собой уже розовую плешь, а не былую красную морду, — Мне не совсем ясно, о чём будет моё интервью, когда я буду брать его у этого джентльмена? Что он такого натворил?

Красная морда тут же вернулась на место.

— Что? Дунул в Южную Америку два года назад! Отправился в экспедицию один! Вернулся в прошлом году. Без сомнений, шлялся по Южной Америке, но сохранил всё в глубокой тайне, где, и признаков, что наконец сообщит, не наблюдается. Поначалу начал напускать туманных россказней о своих приключениях, но быстро заткнулся, как устрица, и вообще прекратил выступления. Причина? Случилось нечто чудесное — или перед нами враньё от этого чемпиона лжи, что даже вероятнее всего остального. Зафиксирована его ссылка на засвеченные фотографии, но специалисты утверждают, что фотографии полностью сфальсифицированы. Его так затравили эти назойливые папарацци, что он как зверь кидается на любого, кто осмеливается задавать ему вопросы, и уже масса репортёров слетела у него с лестницы, едва ли не покалечившись. Но, скажу вам по секрету, на самом деле это просто удачливый профан от науки, балующийся её раскрученными местами и страдающий припадками неизлечимой мизантропии. Мы ещё увидим, как его посадят на скамью подсудимых за убийство! Не сомневайтесь! Работы вам хватит! Так что учитывайте, с кем вам приходится с этого момента иметь дело, дорогой мистер Мэлоун! А теперь пшол вон отсюда, и не выудив из него душу грешную, в редакцию не живым возвращайся! Понял? Вы, сударь, здоровый, крупный самец, не сомневаюсь, что вам будет по плечу постоять за себя, и с достоинством вывернуться из этой передряги! Если вам придётся плохо, используйте «Акт об Ответственности Работодателей»! Но больше полагайтесь на Провидение и быстроту своих ног! Вы знаете, как я буду рыдать над вашим гробом, если удача случайно отвернётся от вас!

Сардонически кривляющаяся красная морда снова пропала и её заменил розовый овал затылка с лёгкой опушкой по краям. Аудиенция, судя по всему, закончилась.

Я решил заглянуть в клуб «Дикарь», но по пути на время замер у парапета Адельфи-Террас и надолго уставился в разноцветные масляные разводы поверх тёмной, глухой поверхности реки. Я знал, что свежий воздух хорошо проветривает голову, и в мою голову наконец стали проникать свежие, здравые мысли. Я вынул из заднего кармана лист с перечислением подвигов профессора Челленджера, и при свете фонаря освежил их в памяти. И тут словно святой дух навёл на меня яркий луч вдохновения, иначе никак такое не назовёшь! Из всего известного об этом криминальном профессоре вытекало только одно — ни один корреспондент, ни один папарацци не попадёт к нему и не преодолеет даже пределы его передней. Но эти мерзкие скандалы, которые он устраивал на ровном месте, говорили только о том, что он истинный фанатик науки, и ради науки готов на всё. Стоило обмозговать, нельзя ли сыграть на этой его милой слабине? Ну, что ж, решил я, попытаемся! Чем чёрт не шутит!

Я ввалился в клуб. Шёл уже двенадцатый час, и большая гостиная была под завязку забита людьми, хотя до того, как все соберутся, было ещё очень далеко. Я заметил высокого тонкого, довольно бледного типа, восседавшего в кресле у камина. Он повернул ко мне лицо как раз в тот момент, когда я только стал придвигать своё кресло поближе к огню. О, подумалось мне, вот встреча, о которой я едва ли мог мечтать! Это оказался сотрудник журнала «Натура», тощий, как гончая собака, иссохший, желчный Тарп Генри. Я немедленно взял быка за рога.

— Что вам известно о профессоре Челленджере?

— Челленджер? — нехотя откликнулся он, скорчившись и хмуря брови, — Это не тот ли чудик, который забивал всем памороки своими сказочками о поездке в Южную Америку?

— Какими сказками?

— Ох, он с таким пылом трепался, что открыл там каких-то уникальных четвероногих тварей! Мне бы ещё поддаться и поверить в такую чушь! Потом, кажется, его заставили отречься от своих инсинуаций! Он не сдался и дал интервью «Рейтер», но и тут его постигла неудача. Его так освистали, что он, похоже и сам понял — дело скверно! Без людей, которые ему верили, надо признать, не обошлось. Сами знаете, люди могут поверить и в говорящую лягушку! Но он повёл дела таким образом, что оттолкнул от себя и их!

— Как?

— Вот так! Своей непредставимой неотёсанностью и хулиганскими выходками! На свою голову бедолага старый Ведли из Зоологического института послал Челленджеру вполне комплиментарное письмо: «Президент Зоологического Института просит почтить чрезвычайно уважаемого в Научном мире профессора Челленджера просьбой почтить своим высоким присутствием очередное заседание института». Как вы думаете, каков был ответ почтенного профессора Челленджера?

— И каков же?

— Поток грязных, нецензурных ругательств!

— Такого просто не может быть!

— Сильно цепнзурированный вариант его ответа мог бы выглядеть так: «Профессор Челленджер выражает своё ответное уважение Президенту Зоологического Института и в качестве ответной любезности нижайше просит того убираться подобру-поздорову к дьяволу и чёртовой матери!»

— Боже милосердный!

— Да, я почти уверен, что старикан Ведли сказал примерно то же самое. Мне припоминается его дикий, звериный вой на собрании: «За все пятьдесят лет честного служения Экспериментальной науке…я… я…» На нём не было лица, и он почти утратил человеческий облик.

— Подбросьте что-нибудь ещё об этом Челленджере!

— Ладно, я простой бактериолог, как вы знаете. Мой мир целиком умещается в окошечке микроскопа, а то, что перед глазами меня вовсе не интересует! Я всего лишь фронтмен, караулящий экстремальные границы непознанного! Изредка мне выпадает трагический удел выползти из своей башни из слоновой кости и лицом к лицу столкнуться с низкими и грубыми порождениями человеческой природы, с жалкими, неразвитыми людьми, они такие неотёсанные, такие грубые, такие мрази, встречи с ними не только оскорбляют меня, но и выводят из равновесия! Моё дело сторона, я человек тихий, домосед, но даже до меня, живущего по преимуществу в водосточной трубе, потихоньку стали доходить слушки об этом Челленджере. Челленджер отнюдь не из числа тех, от кого, как от назойливой мухи, можно легко отмахнуться! Челленджер — гений! Он умница, каких мало! Это концентрация человеческого интеллекта, и силы, однако не следует сбрасывать со счетов, что он к тому же ещё и махровый идеалист и махровый фанатик, не очень-то разбирающийся в средствах, какими он шпарит к цели. В конце концов он докатился до того, что стал ссылаться на явно фальшивые фотографии, настоящие подделки, с пеной у рта доказывая, что все они сделаны в Южной Америке!

— Вы говорите, он фанатик! Фанатик в чём?

— В тысяче вещей! Давеча он, как бешеный зверь, накинулся на теорию Эволюции Вейсмана! Утверждают, что в Вене он устроил грандиозный скандал по этому поводу!

— Вы не можете рассказать поподробнее?

— Только не сейчас! У нас в редакции есть подробные переводы протоколов конгресса. Если хотите посмотреть, я к вашим услугам!

— Я мог только мечтать об этом! Я должен взять интервью у этого типа! Как я понимаю, это будет не так-то просто, поэтомуследует поискать к нему какой-то ключик! Спасибо вам огромное за помощь! Если ещё не так поздно, тогда идёмьте!

Полчасом позднее я уже рассиживался в уютной редакции, листая неподъёмную инкунабулу с обнаруженной в ней статьёй « Вейсман или Дарвин?», с многозначительным подзаголовком: «Бурные схватки и оживлённые дебаты в Вене! Горячие прения!» Едва ли мои научные познания могли бы быть признаны фундаментальными, поэтому самая суть споров упорно ускользала от меня, было понятно лишь то, что хулиганистый профессор вёл научный диспут в необычайно агрессивной форме, чем, по всей видимости, просто разъярил вальяжных континентальных коллег. В скобках стояли три заметки, на которые просто невозможно было не обратить внимание: «Гневные реплики с мест!», «Шум и выкрики в зале!», «Общая обструкция и протест». Это было понятнее. Всё остальное, включая всякие теории и научную терминологию, я посчитал казуистической китайской грамотой и глобоко в неё углубляться не стал.

— Нельзя ли попросить вас, если это возможно, перевести эту чертовщину на обычный человеческий язык! — обратился я с жалкой молитвенным пафосом к моему доброму спутнику.

— Что вы, это и есть перевод!

— Тогда мне ничего не остаётся, как ввергнуться в джунгли оригинала!

— Тут есть условия жизни только для посвящённых небожителей!

— Ох, мне бы вычленить из всего этого бреда хотя бы одну фразу, которую можно членораздельно произнести! О смысле я уже не говорю! А, вот кажется что-то похожее! Кажется, я врубился в эти три слова! Дайте ручку, надо записать! Это будет наживкой, которую я нанижу на свои крючки, прежде чем бросить эти протухшие вкусняшки безумному профессору! Посмотрим, хитрая ли это рыба!

— От меня вам ещё что-то нужно?

— Стойте, стойте! Погодите! Может быть стоит обратиться к нему с письмом? Ведь если он получит письмо с таким солидным адресатом, это только прибавит солидности нашему намеренью!

— Результат будет немного отличаться от ваших прогнозов! Вы явно не Дельфийская Сивилла! Этот бандит, едва получит письмо, сразу отправится к нам в редакцию и переломает здесь все стулья и рёбра!

— Не может быть! Я напишу такое ласковое письмо, что даже крокодил подобреет! Показать вам текст?

— Ладно, дерзайте, если вам угодно! Вот, садитесь на мой стул! Там бумага, здесь перо и чернила! Когда напишете, дайте почитать! Тут без цензуры не обойтись!

Пришлось мне попотеть порядком, но в итоге получилось нечто, как мне казалось, вполне удобоваримое. Гордясь своей эпистолярной новинкой, я не без пиетета прочитал текст моему личному цензору:

«Дорогой Профессор Челленджер,» — гласила бумага, — Пребывая в статусе скромного естествоиспытателя Природы, я, как ваш скромный ученик, с интересом следящий за Вашими гипотезами, выссказанными по поводу серьёзных противоречий между фундаментальными основами теорий Дарвина и Вейсмана и имея возможность ознакомиться с Вашими ранними…

— Да вы просто какой-то инфернальный лгун! — промурлыкал Taрп Генри.

— «…выступлениями, в частности, вашей блестящей речью на Венском Конгрессе, считаю всё это величайшим и несравненным вкладом в мировую науку! Ваш доклад на конгрессе, с его незыблемой и железной логикой, мысли, изложенные в нём — всё это даёт полную, всеобъемлющую картину великих достижений современной науки. Между тем там есть одно место, вызвавшее мои вопросы. В частности вот этот параграф: «Я категорически отрицаю верность лживого с точки зрения академической науки утверждения, что любой обособленный живой организм — есть некий микрокосм, строение которого обусловлено историческими процессами в течение чрезвычайно длительных этапов истории, с постепенными изменениями в рамках многих поколений». Осмелюсь высказать вам моё мелкое критическое замечание и вопросить Вас, не собираетесь ли вы, Профессор, сообразуясь с новейшими данными, несколько пересмотреть свою точку зрения и внести необходимые поправки в свою теорию? Не считаете ли вы это некоторой натяжкой? Не откажетесь ли Вы, уважаемый Профессор в моей нижайшей просьбе иметь у Вас личную аудиенцию, с тем, чтобы прояснить некоторые научные вопросы, которые можно решить только в личном контакте? Если Вы не против, мой визит будет осуществлён послезавтра, в одиннадцать утра. Ваш верный покорный слуга,

Всецело уважающий Вас Эдуард. Д. Мэлоун.

— Ну и как вам? — спросил я триумфально.

— Ну, если ваша честь не вопиёт…

— Я держу её на голодном пайке!

— А дальше вы чем займётесь?

— Полечу к профессору на встречу! Мне бы только прорваться к нему в кабинет, а там я уж разберусь, что к чему. Я готов на всё! Даже на то, чтобы покаяться перед ним! Он не так прост, но если в нём есть живая жилка, он поймёт меня! Мне и не таким удавалось угодить!

— Удавалось угодить? Он вам так угодит чем-нибудь тяжёленьким, что можете и не очухаться. У вас есть бронежилет, средневековая кольчуга или на худой конец костюм для американского футбола? Хорошо! Тогда у меня отлегло от сердца, и я не стану оплакивать вас заранее! Судя по тому, как тут работает почта, ответ будет ждать вас в среду. Ну, если он вообще соизволит вам ответить!

Это дикий, всепожирающий хищник — предмет всеобщей ненависти и презрения. Студентов стращают им постоянно, и они всё время потешаются над Профессором. А что касается вас, лучше бы вы не не знали ни его самого, ни его имени!