Русская жена эмира

Артур Самари

Одна из жен последнего правителя Бухары – молодая барышня Наталья Сомова, влюбляется в полковника Николаева – военного советника эмира. Это случилось накануне наступления большевиков на Бухару. Как быть влюбленным, как выжить, ведь эмир с женами собирается бежать в Афганистан? К тому же полковник Николаев оказался последним свидетелем места сокрытия казны эмирата и составил карту. Неужели эмир убьет и его?

Золотой караван

После успешных учений Николаев решил отдохнуть. До полудня Виктор лежал в железной кровати с толстыми матрасами и читал книгу, которую взял в библиотеке эмира. Советник жил в лучшей гостинице Бухары, ему выделили две комнаты, где стены были расписаны в восточном стиле, как в старых миниатюрах: загородные сады, кругом яркие цветы, олени, птицы — и все это не совсем сочеталось с европейской мебелью. Там, как обычно, останавливались богатые купцы, коммерсанты и заезжие дипломаты. Но нынче это заведение почти пустовало. В тот день полковник намеревался устроить у себя маленькую вечеринку с двумя русскими офицерами и купцом, который уже завозил товары из Турции. Они были приглашены к шести вечера, и потому Николаев решил предаться безделью, да и нужно было выспаться, так как подобные вечеринки с большим количеством вина и шашлыка длились до утра.

В постели Виктор читал роман Дюма «Учитель фехтования», как вдруг постучались в дверь. «Кто там?» — крикнул полковник по фарси.

— Это Хасан, слуга Его величества, — отозвался тихий голос.

— Что еще случилось? — пробурчал себе под нос советник и открыл дверь в белом нижнем белье.

— Господин, наш славный эмир ждет вас в своем кабинете.

— Передай эмиру: явлюсь, как только побреюсь.

Через десять минут в сопровождении двух охранников Николаев уже двигался в сторону Арка — дворцовой цитадели. По пути у соборной мечети они увидели множество народа, перед которым выступал какой-то мулла, вернее, он истерически кричал, призывая людей на защиту священной Бухары от неверных: «О, мусульмане, неужели мы допустим, чтобы эти русские разбойники, дети Шайтана, захватили наш священный город, дарованный нам самим Аллахом? Конечно, нет и еще раз нет! Один раз наш эмир уже хорошенько дал им под зад, что бежали они до самого Самарканда. И вот эти разбойники опять поднимают головы против Бухары. Они хотят прийти сюда и осквернить наши мечети. Так неужели мы допустим это? Неужели мы позволим, чтобы они грабили наши дома и насиловали наших сестер, жен, дочерей? В дни революции я был в Самарканде и все это видел своими глазами. Подобные насилья ждут и священную Бухару. Чтоб такого безбожья не случилось, есть только один путь: сплотиться вокруг нашего эмира и выполнять все его указы. Только он знает, как спасти город. Да здравствует наш эмир — спаситель мусульман! Пусть будут прокляты русские кяфиры! Смерть русским!» При этих словах мулла гневно размахивал своим посохом, глаза его злобно сверкали.

Упоминания о русских заставили Николаева остановить коня и прислушаться к резким словам муллы. И вдруг выступающий заметил русского офицера и прервал свою жаркую речь. Он явно растерялся: все-таки этот человек приближенный самого эмира. Полковник тоже глядел на него из-под козырька, нахмурив лоб. Николаев был недоволен: этот малообразованный святоша путает русский народ с большевиками и сеет вражду к его народу. И в этот миг полковник стал сожалеть, что эта пропагандистская идея исходила от него самого. Здешние люди не отличают большевиков от русского народа, который сам страдает от засилья Советов.

Толпа мусульман тоже заметила русского полковника, и все устремили свои злые глаза на чужака. «Бейте русского, бейте кяфира!» — кто-то крикнул из толпы, и некоторые двинулись на Николаева, желая взять его в кольцо. Но те не успели. Охрана и сам полковник вмиг достали свои маузеры из кобуры и стали стрелять в воздух. Это подействовало. Напуганная толпа застыла на месте, а всадники развернули лошадей и ускакали прочь от мечети.

Это происшествие оставило в душе полковника тяжелое чувство: лучше быть убитым на поле боя, чем растерзанным толпой фанатиков.

Когда Николаев вошел в кабинет эмира, тот сидел на диванчике и о чем-то думал, уставившись на ковер под ногами.

— Ваше величество, звали меня? — обратился полковник.

— А-а, Виктор, друг, ты мне очень нужен, — совсем по-дружески заговорил эмир. — Садись рядом, надо кое-что обсудить. Друг мой, я всецело доверяю тебе и буду весьма откровенен. Я получил очень тревожную весть от своего надежного человека, он служит в правительстве большевиков Туркестана. Через неделю в нашу сторону отправят несколько поездов с красноармейцами. Неужели это война?! Я хотел бы знать твое мнение.

— Да, это война. Очевидно, пока они будут стягивать войска к нашим границам. Сейчас важно установить численность армии и ее вооружение.

— О Аллах, неужели это конец Бухары? И это может случиться совсем скоро. Виктор, какие у нас шансы?

— Все зависит от того, сколько полков они выставят против нас, но у них в Самарканде достаточно сил, чтобы овладеть Бухарой.

Некоторое время эмир молчал и лишь тяжело вздыхал.

— Что ж, на все воля Аллаха, но я хочу поговорить с тобой о другом деле. Сейчас больше всего меня беспокоит судьба казны Бухары. Времени у нас мало. Надо хоть часть золота спасти. Я хочу, чтобы ты спрятал ее в горах и составил карту того места. Речь идет примерно о десяти тоннах — это немало. Разумеется, об этом деле будут знать всего два-три верных человека. Если ты исполнишь задуманное, я тебя щедро отблагодарю. Этих денег хватит еще и твоим внукам, если надумаешь обзавестись семьей. А когда мы изгоним из Бухары большевиков, казна вернется на место. Ты согласен помочь мне?

— Я готов взяться за это дело, — твердо ответил полковник, которому льстило такое высокое доверие со стороны правителя, к тому же дело сулило большие деньги.

Такой ответ тронул Алимхана.

— О, мой старый друг, благодарю тебя, что в столь тяжелые дни ты рядом. Хочешь знать, почему я выбрал для этого дела именно тебя, а не свою родню? Скажу, не тая. Во-первых, ты честный офицер. Во-вторых, ты человек нежадный, и много денег тебе не нужно: у тебя нет жены и множества детей. Жаль, что не могу доверить это своей родне. Они могут проболтаться о месте казны, ведь у каждого из них не один десяток родственников и каждому надо помочь. Вот тогда они начнут таскать золото, пока там ничего не останется.

— Что я должен сделать и когда? — спросил Николаев.

— Это не совсем простое дело, — и эмир задумался, прежде чем произнес. — Тебе придется убрать свидетелей, которые будут сопровождать этот караван. Иначе тайну никак не сохранить. Но это не означает, что ты сделаешь все своими руками. Для этого у тебя будут помощники. Ну, что скажешь?

Николаев задумался: в такой роли он не представлял себя и был немного растерян. Нельзя сказать, что ему не доводилось убивать людей, однако то было на войне, и там был враг. И не убей его — убьют тебя. Сейчас совсем другая ситуация: надо будет устранить невинных людей. Но, с другой стороны, эмир сулит большие деньги, и упускать такого случая нельзя. «Подумаешь, отдам приказ застрелить каких-то неизвестных мне азиатов. Тем более, что сей приказ исходит от эмира — это не мое желание». Размышляя об этом, полковник довольно быстро нашел себе оправдание. «К тому же, — сказал себе Николаев, — если не сделаю я, то отыщется другой человек. Такова судьба этих несчастных — тут ничего не поделаешь. Я же не должен упустить такую возможность… Да, есть еще одно оправдание…» — и тут Николаев понял, что таких оправданий можно найти еще с десяток. — «К черту совесть! Мне надо думать только о себе, о Наташе, тем более эти азиаты буквально недавно были готовы растерзать меня».

— Алимхан, я готов исполнить твое поручение.

— Я догадываюсь, как не просто было тебе решиться на такое… Ты думаешь, мне легко, тем более это мой народ? Да, они невинные люди, но я правитель этой страны, и интересы эмирата для меня превыше всего на свете. Я спасаю не личную казну, а Бухарского эмирата. Мне жалко этих несчастных. К сожалению, род человеческий так слаб, что лишь единицы смогут удержаться от соблазна не своровать такое количество золота. Так что пусть тебя не мучает совесть: эти жертвы необходимы. Я не могу рисковать народным добром, иначе Бухара станет нищей.

— Понимаю тебя: ты хочешь сказать, что война без жертв не бывает.

— Ты нашел удачное сравнение — значит, понимаешь меня верно. Ты рассуждаешь подобно государственным мужам. Это хорошо. Теперь о тонкостях нашего дела. На лошадях золото доставите в горы Байсуна и там спрячете в одной из пещер. В этом караване главным человеком будешь ты. Тебя будут слушаться все, даже начальник моей охраны Таксынбай, солдаты которого будут охранять груз. А погонщиками в караване станут дервиши во главе с Давроном — моим верным слугой. Этот человек будет твоим помощником и исполнит любой твой приказ. Место для захоронения казны подыщет сам Даврон. В тех горах много пещер. В одной из них спрячете мешки с золотом, вход завалите камнями. Эту работу исполнит Даврон, а ты составишь карту.

— Все ясно. Когда мы должны отправиться? — спросил полковник.

— Сегодня же в полночь вы тронетесь в путь. Ни одна живая душа не должна знать о том, что везет караван, иначе могут напасть.

— А люди, которые будут сопровождать обоз, должны знать о содержимом груза? — поинтересовался Николаев.

— Что ты! Ни в коем случае, иначе они сговорятся между собой и сами захватят караван.

— Понятно.

— Да, я приготовил для тебя одежду — новенький халат и чалму, чтобы ты походил на местного купца, который везет товар в Кабул.

Еще около часа они обсуждали подробности этого путешествия, и затем эмир сказал:

— А теперь идем в подвалы казнохранилища: как там идет подготовка.

Когда эмир с советником спустились с крыльца парадного входа, их ждала черная карета с охраной. Они тронулись по широкой дорожке между кустами можжевельника.

Подземное хранилище находилось недалеко, и вскоре они подъехали к нему в сопровождении конников во главе с Таксынбаем. Выйдя из кареты, полковник удивился: вокруг не было ни одного солдата, хотя прежде здесь нес службу целый отряд. Николаев догадался: их убрали отсюда намеренно, чтобы никто не узнал об отправке золота.

По кирпичной лестнице они спустились вниз к железным воротам. Затем начальник охраны Таксынбай стал стучать кулаком, и за дверью раздался голос:

— Кто там?

— Это я, Таксынбай, живо открывай!

Дверь отворилась со скрипом, и за нею показались два стражника средних лет. Увидев правителя, они вытянулись в струнку и застыли на месте, пока эмир не прошел мимо.

Большое полутемное хранилище со сводчатыми потолками было увешано керосиновыми лампами. Люди в белых штанах и рубахах копошились возле огромных сундуков и тихо переговаривались между собой. Их было человек десять, они заполняли золотом хурджуны — двухстворчатые матерчатые сумки. Затем их складывали посреди помещения. И когда работники подносили туда на плече тяжелые хурджуны, особый человек прошивал их грубыми нитками и черной краской ставил на полотне номер. Рядом стоял белобородый учетчик в большой чалме, длинном халате до пола и карандашом делал записи в тетради. За работой этих людей наблюдал Даврон, который ходил по хранилищу и строгим голосом давал указания: «Торопитесь, после отдохнете… Хватит разглядывать монеты, они все равно не ваши».

Увидев эмира и советника, дервиш заспешил к ним навстречу с поклоном.

— Как идут дела, мой верный друг? Успеваете? — спросил эмир и пошел в глубь помещения, чтобы все увидеть своими глазами.

— Все делается в точности, как вы велели, — доложил дервиш, следуя рядом с государем. — Думаю, к вечеру управимся.

— Это хорошо, хорошо…

Эмир шагнул к двум работникам, чьи лица блестели от пота. Те сразу утерли мокрый лоб и застыли перед правителем в поклоне. Это были молодые, здоровые дехкане, которых Даврон нанял в одном из кишлаков. Они впервые воочию увидели своего государя. От волнения и страха у них перехватило дыхание, а усталости будто и вовсе не было.

— Как вам работается, не сильно утомились? — вежливо осведомился эмир.

— Благодарим, Ваше величество, — ответил один из них, едва подняв голову, — разве можно уставать на работе во благо нашего славного эмира!

Второй, чуть моложе, в знак полного согласия закивал головой.

— Трудитесь усердно, от чистого сердца, вам доверено государственное дело. Это деньги всего Бухарского эмирата. Вы должны гордиться тем, что удостоены такой чести.

— О да, конечно, мы будем молиться за нашего великого эмира…

В это время к эмиру заспешил главный хранитель казны, высокий пожилой человек в ярко-красном халате и с толстой книгой под мышкой. Он стал извиняться, что, увлеченный важной работой, не сразу заметил почтенного правителя.

Эмир сразу заговорил о деле, и тот подтвердил, что сам лично ведет строгий контроль: каждый хурджун с золотом взвешивается и записывается в книгу учета. И в подтверждение сказанного раскрыл большую книгу, желая показать цифры. «Не надо, я верю тебе», — сказал Алимхан.

Эмир пошел дальше, наблюдая за тем, как работники загребают руками из потемневшего с годами сундука блестящие монеты и горстями опускают их в хурджуны.

Затем правитель встал возле людей, которые совками выгребали золотой песок из сундуков и ссыпали его в шелковые мешки.

И тут Алимхан вспомнил о самоцветах:

— А что вы делаете с драгоценными камнями? Вы их уже упаковали? Там нужен глаз да глаз.

— Еще нет, Ваше величество. Мы займемся ими в последнюю очередь, я лично сам уложу их по мешочкам. Разумеется, это будет сделано с участием досточтимого Даврона.

— Покажи их мне, я люблю самоцветы.

И казначей подвел эмира к нишам в стене. Там на кирпичных полках стояли железные ларцы с увесистыми замками — их было более десяти.

— Ну-ка, открой один, где алмазы, — приказал Алимхан.

Казначей снял со стены связку ключей и быстро исполнил повеление эмира. И едва крышка ларца открылась, маленькие алмазные камушки заиграли яркими огнями.

— Не правда ли, это безумная красота? — воскликнул правитель, и глаза его заблестели.

Вокруг все закивали головами в знак согласия.

— Очень они красивы, когда их множество, — эмир взял горсть камней в ладонь и принялся разглядывать. — Жалко, что у нас нет более крупных алмазов. Это мой любимый камень.

— Позвольте спросить, как быть с золотой посудой, украшениями, ведь они много места займут? — спросил Даврон.

— Пока не трогайте, их заберем в последнюю очередь.

— Понял вас, мой повелитель.

— Я доволен вашей работой, продолжайте, а ты, Даврон, проводи нас до ворот.

Уже у выхода эмир обернулся к своему верному слуге:

— Даврон, к ларцам не подпускай работников, а то не заметишь, как они проглотят драгоценные камни.

— Мой повелитель, это довольно глупые дехкане, они не додумаются до этого.

Эмир усмехнулся.

— Даврон, я гляжу, ты плохо знаешь людей. Сейчас в голове этих работников только одна мысль, как бы что-нибудь спрятать.

— В таком случае они могут и золотой песок проглотить, — заметил Николаев.

— Пусть глотают, разве цену песка можно сравнить с ценой алмаза, рубина. Да и песка много не съешь. Пусть едят, мы от этого не обеднеем.

Когда эмир с советником вышли из подвала, яркие лучи солнечного света ударили в глаза, ослепив на мгновение.

По дороге во дворец, покачиваясь в коляске, Николаев сказал о своих опасениях:

— Алимхан, эти работники, вернувшись домой, могут проболтаться о золотом караване, и люди пойдут за нами следом, чтобы узнать место клада.

— Об этом я уже позаботился: ни один из них не выйдет из хранилища, в том числе и мой казначей, пока вы не завершите это дело. Вот еще что, ваш караван должен двигаться только по ночам, а днем будете отдыхать в безлюдной степи. Всячески обходите стороной кишлаки и пригороды. И еще, перед трудной дорогой надобно тебе выспаться и отдохнуть. Для этого уже приготовили удобную комнату, там есть все необходимое. Это рядом с дворцом. Если будет скучно, приходи ко мне в кабинет, сыграем в нарды, шахматы, — улыбнулся эмир.

Таким образом, Алимхан дал понять другу, что и ему не дано право покидать Арк. Это не обидело Николаева, хотя, как человек военный, он не привык к дворцовым играм. Но Азия несколько изменила его нрав, сделав более гибким.

Друзья вернулись в резиденцию, и эмир пригласил советника в свой кабинет сыграть в нарды. Ему хотелось отвлечься от важных забот. Отказать правителю было как-то неудобно. Во время игры они беседовали о политике, о женщинах, вспомнили о годах учебы в кадетском корпусе в Москве. И после Николаев ушел в комнату для особо важных гостей в соседнем здании — гостинице для зарубежных гостей.

Охрана советника осталась ждать его в приемной комнате, где имелся кожаный диван. Толстый хозяин заведения, одетый по-европейски, в светлом мятом костюме, был рад, что наконец-то у него появился гость. Широко улыбаясь, он повел Николаева по коридору.

— Вот ваша комната, мой господин. Если буду нужен, на столике лежит колокольчик, — сказал он гостю и покорно удалился, чтобы не быть назойливым: его предупредили, что европейцы не любят этого.

Николаев стал разглядывать широкую комнату с белым роялем у большого окна и видом в зеленый сад. Рядом находился синий камин до потолка. Далее зал украшал шкаф в стиле «Ампир» и черный диван. Овальный стол в середине комнаты. Виктор был восхищен, особенно роялем. Он напоминал ему о родном доме, где в гостиной стоял такой же инструмент, на котором играла его сестра. Виктор сожалел, что в свое время не освоил рояль.

Затем Николаев сбросил сапоги на ковер, китель — на кресло и вытянулся на плюшевом диване, хотя была еще вторая комната — спальня. Перед дорогой ему следовало выспаться, иначе всю ночь будет бороться со сном.

Какое-то время он лежал с закрытыми глазами, но сна все не было. Еще час пребывал в раздумье, мысленно воображая себе, каким будет это путешествие. Ничего опасного в этом деле не ожидалось, разумеется, если удастся сохранить полную тайну. Поэтому полковник не испытывал особого волнения — идти на бой с врагом куда страшнее. Вместе с тем не было и радости, хотя путешествие сулило ему огромные деньги. Николаева, скорее, беспокоило завершение этой экспедиции, когда придется убирать свидетелей.

Открыв глаза, Виктор заметил в углу книжный шкаф, в котором красовались книги с золотистыми переплетами. «Что там за книги? Может, есть что-нибудь интересное?» — и Виктор поднялся с дивана.

На книжной полке среди английских и арабских томов оказалось немало русских. Николаев выбрал о путешествии Миклухо-Маклая в страну папуасов — одно из его любимых произведений. Прочитав эту книгу в юношеские годы, он так загорелся любовью к путешествиям, что самому захотелось совершить нечто подобное. Но осуществить такое не хватило духу. Да и в карьере военного тоже казалось достаточно романтики. «Правильно ли я тогда поступил, отказавшись от мечты путешественника? — спрашивал он себя в последние годы. — Кто знает, может быть, сейчас я стал бы знаменитым исследователем новых земель. Не стоит сожалеть, потому что прошлое уже не вернешь», — с грустью размышлял он.

В комнате стало темнеть. Николаев встал на стул и сам зажег лампу на люстре, а затем и вторую — на столике у окна. После уселся в кресло и погрузился в чтение, отправившись с Миклухо-Маклаем на острова Новой Гвинеи к папуасам.

Он совсем не заметил, как минули два часа. Книга унесла его в райский уголок земли, где ласковое море, джунгли. Однако стук в дверь заставил его вздрогнуть, и полковник вновь очутился в тревожной Бухаре.

Николаев открыл дверь и увидел слугу эмира. Тот учтиво протянул ему большой узел, сказав:

— Его величество ждет вас у себя.

— Передайте Его величеству, что сейчас явлюсь.

Николаев развязал узел на столе: там был дорогой синий халат, белоснежная чалма и сапоги с изогнутым носом. Тут же советник скинул мундир и облачился в восточный наряд, затем с лампой в руке зашел в спальню и глянул в зеркало в рост человека с резными узорами. Вид был нелепым: светлое лицо, рыжие брови все равно выдавали в нем человека христианской веры.

И когда в этом наряде полковник вошел в кабинет эмира, тот не сразу признал советника: «Кто это такой явился без…», — и вдруг эмир рассмеялся, показывая белые зубы:

— Из тебя мусульманин не получится, слишком уж белым родился.

— Но ведь бывают же рыжие таджики, — возразил Николаев.

В разговор вступил начальник охраны Таксынбай, который сидел на стуле у стены:

— Может, господину советнику брови покрасить хной, тогда они станут темными?

— Это хорошая мысль, — поддержал эмир, — но тогда надо будет и лицо вымазать сажей, чтобы стал черным.

Алимхан расхохотался и откинулся на спинку кресла, тем самым выставив из-под халата свой круглый живот. Шутка Алимхана рассмешила всех.

Быстро успокоившись, эмир принял серьезное лицо и обратился к Николаеву, который уже сидел в кресле:

— Что это я так развеселился — не к добру. Итак, поговорим о нашем караване. Виктор, думаю, нет надобности знакомить тебя с Таксынбаем — его отряд будет охранять твой обоз. Хотя мои гвардейцы — верные люди, и все же не должны знать о грузе. Кроме солдат, караван будут сопровождать погонщики лошадей. Это из верных людей Даврона, но и им не нужно знать о золоте. Хотя дервиши и презирают деньги, кто знает, что случится с их разумом, когда они увидят столько драгоценностей.

— Ваше высочество, но солдаты и погонщики все равно догадаются, что это очень ценный груз, коль караван сопровождает личная охрана эмира, да еще груз прячут в пещере, — возразил полковник.

— Пусть догадываются — это не опасно, ведь о пещере будут знать единицы. Да и после часть свидетелей отдадут свои жизни во имя тайны Бухары. Теперь о том, какие роли я дал вам. Таксынбай, солдаты — в твоем ведении, а дервиши будут слушаться только Даврона. Над вами будет стоять мой советник Николаев — слушайтесь его во всем. В пути именуйте его купцом Одылбеком. За сохранность каравана отвечает полковник, потому его приказы должны исполняться без всякого рассуждения. Таксынбай, ты понял меня?

— Да, Ваше величество, все в вашей воле.

— Вот и хорошо. Вот еще что: если кто-либо захочет сбежать из каравана или похитить золото, то таких расстреливать прилюдно, дабы у других пропала такая охота. Никого не щадить, ведь речь идет о казне эмирата, бухарского народа. Помните это и берегите казну даже ценой своей жизни. Ваши старания будут очень щедро вознаграждены. А сейчас идите в караван-сарай Даврона. Там, надеюсь, уже закончились приготовления. Перед дорогой нужно прочитать благодарственную молитву, и эмир, вознеся ладони перед лицом, стал тихо читать молитву. Остальные сделали то же самое. Для Николаева этот ритуал был лишь данью уважения к религии друга. В конце краткой молитвы Алимхан произнес «Амин» и облегченно вздохнул.

Затем эмир подошел к Николаеву, который уже вытянулся, как подобает офицеру, забыв о своем азиатском одеянии. На это Алимхан слегка улыбнулся, пожал ему руку и дал совет:

— Виктор, запомни, мусульманин должен ходить с чуть склоненной головой, в знак покорности пред Всевышним. Величие духа у нас не приветствуется. Желаю успешного завершения дела. Я буду молиться за вас. А теперь скачите в караван-сарай Даврона: золото уже там, его доставили на арбах. Караван, должно быть, уже готов.

После этих слов эмир шагнул к Таксынбаю и тоже крепко сжал ему руку:

— Не своди глаз с людей, никому не доверяй. А в твое отсутствие я позабочусь о твоей семье, а когда вернешься, то станешь очень богатым человеком.

В ответ крупное лицо Таксынбая засияло. Он понял намек правителя: до возвращения каравана в Бухару семья Таксынбая, в том числе его отец и мать, будут в руках эмира. Вдруг если он надумает бежать с золотом, то вся семья будет казнена. Такое решение не обидело Таксынбая, ибо сам поступил бы так же.

Алимхан проводил гостей до приемной, чего никогда не делал, и вернулся к себе. Затем он застыл у окна, раздвинув шторы. От этих людей зависело его благополучие. Внизу дворцовую лестницу освещали керосиновые лампы на длинных ножках. Там же стояли конники, ожидавшие Николаева и Таксынбая, и когда те появились, все вместе ускакали и скрылись во мраке. Осталась лишь стража дворца. «Хорошо, что ночь выдалась темной — значит, Аллах на нашей стороне», — подумалось эмиру.

Алимхан погрузился в кресло и тяжело вздохнул: «О, Всевышний, не оставь меня в столь трудные дни, ибо вся надежда лишь на тебя».

Двигаясь верхом по дворцовой части, Николаев отметил про себя: все лампы потушены, мертвая тишина и не видно ни одного стражника. Должно быть, это сделали намеренно, чтобы никто не видел, как увозили казну. Проезжая мимо дома Натальи, он заметил огонек в ее спальне. «Если она не спит, то читает какую-нибудь книгу». В эту минуту Виктору ужасно захотелось увидеться с нею, обнять и поцеловать любимую перед дорогой. Кто знает, чем закончится это путешествие, если случайно охрана узнает об истинной цене груза. И тогда они не устоят перед соблазном завладеть хотя бы горстью золота. Даже разум перестает слушаться, и самые тихие люди совершают невероятные злодейства.

Как только они покинули цитадель и оказались за воротами, их встретил отряд Таксынбая, ждавший своего командира. Все вместе поскакали по улицам пустого города. Кругом стояла тишина, и лишь изредка встречались им ночные сторожа, которые ходили по кварталам и громко оповещали горожан: «Люди Бухары, спите спокойно! Люди Бухары, в городе все спокойно». При этом стучали деревянной трещоткой в такт своему голосу. И увидав солдат, как обычно, они прижимались к стенам домов и кланялись.

Когда всадники подъехали к караван-сараю, ворота оказались запертыми. Но их сразу отворили, и сам Даврон встретил их в поношенном халате.

Двор был полон лошадей, с двух боков груженных полными хурджунами.

— Сколько их? — спросил Николаев, спустившись с коня.

— Девяносто один, — ответил дервиш.

— А где твои люди?

— В келье перед дорогой молятся. Но они уже готовы тронуться.

— Тогда в путь, выводите караван.

— Слушаюсь, господин Одылбек, — склонил голову глава дервишей и зашагал к келье. Там, у дверцы, он объявил своим людям об отправке. Пять дервишей в поношенных халатах и круглых тюбетейках прервали молитву и встали с мест.

Погонщики лошадей вышли во двор. Каждый уже знал свое место в караване. Они стали выводить животных на пустырь, строя их один за другим. Караван растянулся на сто с лишним аршинов. Во главе встали Одылбек и Даврон с помощником, а остальные дервиши должны были следить за строем каравана. Солдаты же растянулись вдоль лошадей, ряд замыкал Таксынбай со своими подручными. В таком порядке они ушли их города через Каршинские ворота.

За городскими стенами началась степь, вся во мгле.

Даврон хорошо знал дорогу через большую степь к горам Памира и потому повел караван уверенно.