Путь

Артём Голобородько

Главный герой Денис – мужчина молодых лет, переживающий трагическую гибель своей девушки, которая попала под машину в день, когда он хотел сделать ей предложение. Больше месяца он не может прийти в себя и живет прошлым, глуша боль алкоголем и одиночеством. Родные и близкие пытаются помочь, но безрезультатно. Его терзают сомнения и перед новой жизнью и страх полюбить другую женщину. Денис в глубине души понимает, что долго это продолжаться не сможет и нужно двигаться дальше. В одном из разговоров с другом, он решается на отчаянный поступок – уехать на автобусе на юг.

Часть 1

После смерти Кристины мир изменился. Нет, он не стал другим. Дома стояли, как и раньше, транспорт ходил по тому же маршруту, люди продолжали любить, ненавидеть, умирать и рождать других людей. Только вот для меня это все потеряло смысл. Мой мир наполнился пустотой, как перекаченный шарик он в любой момент мог взорваться. Тяжело просыпаться с мыслью, что не увидишь человека уже никогда.

Говорят, первая любовь самая настоящая, и не многие сохраняют ее до конца жизни. Чаще мы довольствуемся лишь ее отголосками, а затем, пытаясь восполнить упущенное, губим себя грехами, заводим пустые связи, рождаем нелюбимых детей и с каждым годом, все чаще и чаще зарываемся в тернии памяти.

Такси приехало на удивление быстро. Надев свою потрепанную, но не старую куртку, которая смотрелась также хорошо, как в день, когда ее купил, закрыл дверь и, не дождавшись лифта, спустился по лестнице. На улице пахло дождем, и было холодно. Таксист грелся в машине и без каких-либо эмоций ковырялся в телефоне, словно другого мира для него не существовало. Обойдя грязный форд с битым крылом и не горящим задним габаритом, потянулся за ручку передней двери, но передумал. Сел сзади. Сидения оказались порваны в нескольких местах, а внутри стоял затхлый запах сигаретного дыма, пропитавший всю машину. Водитель не заметил, как я сел, и продолжал ласкать жирный от пальцев экран телефона.

Промокший голубь слетел с дерева и приземлился на грязный тротуар. Он озадаченно походил взад-вперед и улетел прочь, на его место тут же прилетел другой. Мне всегда было интересно, сколько лет живет голубь, вдруг этого голубя я видел, когда был маленький? Есть ли у них свой дом, старики и дети?

— Куда едем? — спросил неожиданно таксист, закончив свои дела в телефоне.

Мужчина на вид лет сорока с мешками под глазами, недельной щетиной и безразличным взглядом, казался более жалким и усталым, чем я. Он дышал тяжело и громко, то и дело косясь на молчавший телефон, и нервно постукивая по рулю грязным большим пальцем. Только когда он обратился ко мне, я почувствовал кислый запах немытых и уставших ног.

— Не знаю… — ответил я после небольшой паузы. — По городу.

Знакомый пейзаж осенних улиц мелькал через заднее окно старенького форда. Водитель периодически что-то нажимал на прикрепленный к лобовому стеклу планшет, и что-то бубнил себе под нос. В колонках заиграла мелодия и таксист сделал ее громче. Хриплый голос скучал по зоне и свободе. Мне хотелось тишины и покоя, но просить делать тише испугался. Страх был одним из самых моих скрываемых и нелюбимых недостатков. Еще в детстве я осознал, бояться — плохо. И вместо того, чтобы бороться, просто прятался за нелепые отговорки, придуманные истории или любую другую чушь. Порой приходилось выслушивать, что я просто трус. Боялся всего — темноты, людей, публичных выступлений, пауков, остаться в квартире одному, но самое страшное, было подойти к девчонкам и заговорить с ними. В девятом классе передо мной встал первый серьезный выбор: поступить в техникум или остаться в «яслях», как говорили те, кто ушел во взрослую жизнь. Я остался, дав себе время подумать, как жить дальше. Сейчас понимаю, что просто испугался менять свою жизнь.

В «яслях» познакомился со своим лучшим другом — Кириллом. Он был полной моей противоположностью: веселым, умным и находчивым, но главное, наши мнения часто совпадали. Его появление полностью изменило мою жизнь. Узнав друг друга поближе, мы поняли, что не хотим оставаться теми, кем были все эти годы в школе. Я никем незаметный и всего боявшийся лгун, а он — закомплексованным ботаником. Пришлось изрядно потрудиться и поработать над собой, чтобы на выпускной бал заявиться совершенно другими людьми. Уверенные в себе, с амбициозными взглядами и безупречно сидящими костюмами, мы притягивали к себе женские взгляды и мужскую зависть. Триумф продлился всего одну ночь. Наши дороги разошлись. Кирилл поступил в один институт, я — в другой.

— Эээ, мужчина! — таксист явно обращался ко мне не в первый раз. — Я спрашиваю, мы так и будем кружить по улицам? Мне в принципе спешить некуда, счетчик крутится, деньги-то есть?

— Есть, — ответил я. — Остановите здесь, пожалуйста.

— Прямо здесь?

— Да.

— Хорошо.

Подхваченный потоком людей, я шел в нужном направлении, погруженный в глубокие мысли.

Сколько не думай, не рассуждай, а ее уже не вернуть. Даже если сам умрешь, все равно не вернуть. Не найти среди мертвых душ, мающихся в ожидании суда. Интересно, как она там? Страшно, холодно, чем занимается? Думать об умерших вредно, но ничего с этим не поделать, так человек устроен, он не может не думать о том, о чем хочет забыть.

Мне было двадцать лет, когда впервые увидел Кристину. Она только поступила в институт, была молода и беспечна, как многие в ее возрасте. До чего же она была мила в тот день. Чистое, светлое лицо сияло на солнце, заколка в виде цветка еле держалась на ее пышных, русых волосах, блуждающий наивный взгляд и легкая воздушная походка. Грациозным движением руки, она водила по доске с висевшими объявлениями и расписаниями занятий, словно художник, вырисовывая на холсте очередной шедевр. Я подошел поближе и начал изучать расписание. В один случайный момент наши пальцы соприкоснулись.

— Привет, — сказал я.

В природе нет такого цвета, чтобы описать цвет глаз смотревшей на меня девушки. Насыщенно зелёно-голубые с неповторимым узором и глубиной, притягивали к себе как самый мощный на земле магнит. Я не мог наглядеться на них тогда, и не могу забыть сейчас.

— Привет, — ответила она игриво. Улыбнулась и продолжила изучать расписание.

Я набрался смелости, выдохнул и, чтобы не упустить момент в начале затягивающейся паузы, добавил.

— Меня Денис зовут.

— А меня…

— Кристин, вот ты где!

Девчонка с огромными очками и веснушками по всему лицу, держа в руках учебник по истории русского слова, поправляя постоянно норовившую упасть с плеча сумочку, растолкав стоящих людей, подошла к нам. Кинув на меня подозрительный взгляд, она обратилась к подруге.

— Пошли скорей, а то опоздаем. Потом расписание посмотришь.

Взяв подругу за руку, она словно ледокол, прокладывая путь в вечной мерзлоте, прошла сквозь толпу первокурсников. Кристина только и сделала, что, пожав плечами, легонько улыбнулась и последовала в образовавшийся от ее подруги проход. Именно в тот день я понял, что по-настоящему влюбился.

Город переполнялся воспоминаниями, от которых никуда не деться. Одинокие дома, безликие люди, громкий транспорт и даже самая незначительная мелочь связывала меня с ней. В палатке, рядом с остановкой, мы любили покупать слойки с сыром. В зоомагазине, что находился в подвале пятиэтажки, разглядывать хомяков, морских свинок и кроликов. В ювелирном магазине, что находился вверх по улице, впервые купил Кристине золотые сережки, заняв у Кирилла денег. В центральном кинотеатре нам нравилось занимать места на последнем ряду, болтать, целоваться и представлять себя главными героями фильма.

Пытаясь справиться с ностальгией, дошел до торгового центра, что стоял как древняя цитадель. Он заманивал в свой пестрый мир невинных людей, переваривал их в трех этаж блеска, шика и мнимой вседозволенности, а после выплевывал обратно на серую улицу, опустошенных, но счастливых. Такой огромный город, столько красивых мест, а вся жизнь крутится в замкнутых мирках магазинов, кафе и исполинских центрах. Я знал эту дорогу как свои пять пальцев, и мог пройти ее с закрытыми глазами, но в этот раз мне захотелось поменять привычный маршрут.

Как часто вы меняете путь от работы до дома или любимого места? Наверное, редко задумываетесь об этом, а пойдя другим путем, чувствуйте себя не уютно? Но какую бы дорогу вы не выбрали, итог всегда будет одним — вы придете туда, куда задумывали.

С центральной я свернул на широкую улицу, через небольшой сквер с фонтаном и детской площадкой. Прошел усталые деревья, мамаш с колясками, не спеша передвигающихся, и тихонько шепчущихся друг с другом, чтобы не разбудить малышей. Перешел дорогу и зашел в небольшое кафе на первом этаже старого, двухэтажного дома с колоннами.

Легкая ритмичная музыка, запах свежего кофе и выпечки всегда поднимали мне настроение. Место у окна оказалось свободным. Два небольших кожаных кресла, стол со свечой и сервировкой на двоих. На окне аккуратно лежали книги Чехова, Тургенева и Толстого. Официанты старались не смотреть мне в глаза и занять себя бесполезными делами, хотя посетителей было не так уж и много. Смерть — это всегда трагедия для одних, и неудобный случай для других. Было неприятно слушать пустые речи о том, о чем многие и понятия не имеют. Приходилось натягивать улыбку, кивать и поддакивать, лишь бы отстали.

Подошел официант — новенький. Чистый передник, белоснежная футболка, не слетающая с лица улыбка и наивный взгляд. Сует в руки меню, которое знаю наизусть, смотрит в глаза, пытаясь угадать, сколько чаевых сможет на мне заработать.

— Желаете заказать сразу или ознакомитесь с меню? — спросил официант заученной фразой.

— Нет, — ответил я и отвернулся к окну.

Официант немного постоял и, не дождавшись заказа, ушёл за стойку.

Достав из кармана телефон, решил скоротать время до прихода Кирилла. Признав по отпечатку своего, гаджет, как сундук желаний, предлагал на выбор: сообщения, галерею, интернет и социальные сети, затягивающие не хуже наркотиков. Куда не ткни — везде она, Кристина. Она жила в моем телефоне и никуда из него не выходила. Мы разговаривали с ней по вечерам, не замечая, как летит время. Разница лишь в том, что она на экране, а я в реальности. Каждый такой сеанс заканчивался жуткой сердечной болью, апатией и забытьем.

Зашел в галерею. На экран выплеснулись снимки, видео и картинки с текстом о смерти. Начинаю гулять по прошлому. Тут Кристина в легком желтом платье, сдерживая смех, смотрит в камеру игривым взглядом своих необъятных глаз. Картинка оживает. Она смеется, кружится, показывает себя со всех сторон, но близко не подпускает.

— А зачем тебе меня фотографировать, так запомнить не можешь? — спрашивала она.

— Хочу навечно тебя сохранить, — оправдывался я. — Крис, остановись на секунду, а то смазано получается.

— А вот и не остановлюсь, — не сдавалась Кристина.

— А если я тебе за это мороженое куплю?

— Ванильное, с шоколадной крошкой?

— Да.

— Ммм. Ну, не знаю.

Кристина на секунду замерла, дав время сфотографировать, а затем опять принялась дурачиться.

Палец медлил, не хотел так быстро отпускать. Вот мы на фоне «Мстителей» в Центральном кинотеатре, а тут у друзей на дне рождении — хмельные, беззаботные. Дальше все как у всех, другого сценария еще жизнь не придумала. Наши лица на весь экран, счастливые, влюбленные, только фон менялся: квартира, лес, шашлыки, памятник Петру 1, отпуск в Санкт-Петербурге. Иногда Кристина проскакивала одна, тогда я останавливался и, увеличив фотографию, любовался.

Огонь любви все сжигает, главное не перегореть, не забросить его, нужно подпитывать себя ей и ее собой. Огонь не должен обжигать, но согревать. Когда согревать некого, сам сгораешь. Тяжело понять, что человека больше не увидишь, что не прижмешься и тепла своего не подкинешь. Не будет звонков, сообщений, планов на выходные и мечтаний о будущем. Не будет ничего. Прошлого не вернуть, живи, как хочешь.

Вышел обратно в меню. Долго смотрел на яркие значки. Не думал. Экран потух, и в телефоне отразилось лицо незнакомого человека. Я себя не узнал, хотел разглядеть получше, что со мной не так, но тут лязгнул колокольчик, и в кафе зашла молодая парочка. Он, аккуратно придерживая ее словно хрусталь, помог снять пальто и проводить к уютному столику в углу. Сам торопливо скинул куртку, остановился на попавшемся отражении, поправил прическу, натянул улыбку и присел напротив. Она одаривала его улыбкой и смущением. Они выглядели счастливыми и поглощенными друг другом.

Затошнило. То ли от них, то ли от пустого желудка. Пощекотал экран. Часы показывали половину восьмого. Кирилл должен был уже прийти. Хотел успеть в социальную сеть залезть, в забытье уйти, но желания разбирать мусор пустых соболезнований, чужих счастливых жизней не хотелось. Было время, с ее странички не вылезал. Статусы читал, додумывал разное, друзей ее ворошил, как полицейский на рынке нелегалов отлавливает, пытался определить, кто гнилой, а кто нормальный. К прошлому ревновал, хотя понимал, что без меня жила как-то. Свыкся.

Звякнул колокольчик. Прохлада вечера ворвалась в кафе и незаметно растворилась среди небольших столиков и стойкого кофейного аромата. На шее у Кирилла, как удав на жертве, обвернулся шарф палантин, строгое серое пальто, коричневые туфли, синие брюки. Одевался Кирилл только в брендовую одежду. Он умел держаться в любых ситуациях с аристократической выдержкой и всегда знал, как поддержать разговор. Не успел Кирилл раздеться, как к нему подошел официант.

— Здравствуйте, Кирилл Степанович.

— Здравствуй, Саш, газель приезжала? — снимая свое пальто, спросил Кирилл.

— Да, приезжала. Все разгрузили, проверили, подписали и разложили по местам, — отчитался официант.

— По накладной проверили? Все сходится?

— Да, Кирилл Степанович.

— Принеси два кофе и круассаны с сыром, и включи музыку повеселей.

— Хорошо, Кирилл Степанович.

Кирилл открыл кафе сразу после окончания института. Помню, как он встретил меня после защиты диплома, и сообщил, что хочет, чтобы я помог с идеей кафе. Естественно, я согласился, но с условием, что внесу десять процентов и буду иметь процент от прибыли. Кирилл давно мечтал открыть нечто большее, чем просто кафе. Привитое с детства чувство ко всему прекрасному, он стремился воплотить его во всем. Люди, по его мнению, должны не просто сидеть пить кофе, а проникаться атмосферой и открывать в себе что-то новое. Стены украсились черно-белыми пейзажами, и все исписаны афоризмами и цитатами великих людей, книжная полка, журнальный столик с новой прессой, легкая музыка и аромат свежего кофе с круассанами стали изюминкой кафе. Расположение оказалось весьма удачным, недалеко от института, поэтому клиентов хватало. Кириллу нравилось управляться с делами и решать вопросы, он даже подумывал о расширении, а я, получая свои десять процентов, искал себя, и все свободное время и деньги тратил на Кристину.

Кирилл сел напротив и заглянул мне в глаза. Не увидев в них того, что искал, печально выдохнул и провел рукой, по еще не успевшему согреться, лицу.

— Сколько прошло времени? — спросил Кирилл.

«Нисколько», хотел ответить я, но промолчал. Кто придумал, что время относительно? Эйнштейн? Да пропасть ему за это в черной дыре. Я застрял. Застрял в том дне, когда стоял на похоронах, и не понимал, почему Кристина не просыпается. Юная и красивая. Больше ничего не помню. «А ты, Кирилл, не знаешь, сколько времени прошло?». Столько, что сердце успело взорваться, как сверхновая и образовавшаяся пустота сейчас поглощает в себя все, что в нее попадает. Я — ходячая черная дыра. Мне больно. Мне страшно. И у меня каждый день похож на предыдущий.

— Сорок семь дней, — ответил я.

— И что делать собираешься? — кинул в пустоту Кирилл.

— Как обычно.

— Значит ничего.

— Значит.

— Ваше кофе, Кирилл Степанович, — откуда ни возьмись, сказал официант.

Пока нам расставляли принесенный кофе и круассаны, мы молчали. По серьезному выражению лица Кирилла я понял, что готовился серьезный разговор. Это был не первый серьезный разговор за последнее время. Первый состоялся с матерью на кухне. Она твердила, что жизнь не заканчивается и надо двигаться дальше. Потом Кирилл пытался подойти с разных сторон и даже в кино звал, и в клубы, и пьяные откровения после закрытия кафе устраивал, но меня ни один разговор не тронул. Откуда им знать, что такое любовь?

— Я понимаю, — продолжил Кирилл, когда официант ушел, — слушать ты меня не хочешь, да и никого другого тоже, но все же послушай. Мне тяжело смотреть, как ты себя губишь. Когда спал в последний раз? Под глазами мешки, бледный, взгляд пропал, без слез не взглянешь. Ты, случаем, пить не начал, или что похуже?

Я посмотрел на Кирилла, думая обмануть. Сделал вид, что оскорблен, но он оказался прав. Оставаться ночью наедине собой и прошлым — не выносимо. В голову сразу начинают лезть мысли: мерзкие, низкие, безбожные, а выпил сто грамм и хорошо становится. На душе легчает. Главное, перерыва большого не делать между стопками, чтобы быстрей с ног сваливало, в пустоту, где нет ее, и нет меня.

— Ну, ты брат даешь! — не дождавшись ответа, сказал Кирилл. — Я-то думал, ты с этим делом в контрах, ну, из-за отца, а ты по его стопам пойти хочешь? О матери подумай!

— Что ты пристал ко мне? — взорвался я. — Еще отца вспоминаешь. Забудь его и не вспоминай! Понял?! Не похож я на него ни капельки. Ну да, бухаю, а что делать, я любовь потерял, ты понимаешь это? Жениться хотел, планы строил, кольцо купил, вот, — я достал из кармана маленькое, золотое, круглое кольцо и небрежно положил на стол. Оно звякнуло, покачалось и осталось лежать неподвижно. — Думаешь, легко с этим жить? Не знаю я как без нее и не хочу, понимаешь? — парочка за соседним столом, оглянулась. — Что смотрите?

Конец ознакомительного фрагмента.