Слово закона. О магах и людях

Артём Останский

Тень смуты нависает над великим Ил Гантом…Но какое до этого дело Орену, юному магу, внезапно выброшенному на задворки общества. А по пятам за ним следует смерть… Белая смерть.У оружия нет чувств, нет желаний, нет эмоций. Но даже бездушных магистров Белого ордена порой преследуют сомнения. И Вилену выпадает новое испытание по убийству в себе человечности.Аэрон раскинул сети соглядатайства по всему Ил Ганту. Но он ли паук в этой паутине? За что бороться, если у тебя все есть? Только за власть…

Глава 2

…Избираю путь служения Господу одним-единственным предназначением жизни своей. Отрекаюсь от имени своего в пользу ордена, ибо у маски имени быть не может. Приношу в жертву я волю свою, ибо волей меча интересы Ил Ганта служат. Клянусь. Не убоюсь я теней потусторонних, соблазну греха не поддамся. Не дрогнет рука моя в час приговора исполнения. Не усомнюсь я в поступках своих, ибо поступки те Господь определяет. Клянусь. Отныне и навеки не существует у меня ни прошлого, ни будущего, а настоящее вручаю я в руки Капитула. Отныне и навеки: Господь — мой отец, Империя — моя мать, братья мои — каждый, кто вместо лица белую маску носит. Клянусь…

Часть клятвы магистра Белого ордена.

Безымянный

Мягкое мерцание шести масляных ламп на стене разливалось по тесной комнатушке; дневной свет заглядывал из дверных щелей. Против двери замер магистр в одних только брэ, с гордо выпрямленным станом и гладко выбритой, склоненной головой. Он мысленно дочитывал литание очищения разума перед боем. На улице царил летний зной, однако комната точно наполнялась прохладой невозмутимости, которая веяла от мужчины. Шум сражения доносился из-за двери, и уже очень скоро худосочному, жилистому магистру предстояло очутиться в эпицентре того действа, что происходило снаружи. Кожу его исписывали случайные рубцы, левая щека походила на изборожденный временем известняк, через лоб, рассекая напополам правую бровь, цепляя скулу и задевая подбородок, тянулся искореженный, с отметинами зашивания, серпообразный шрам — жизненные памятки о тяготах армейской жизни, — тем не менее свежие ссадины и царапины отсутствовали, уж лэры-врачеватели знатно над этим потрудились.

Шум сражения угас. Грубый мужской крик боли оборвался, не успев начаться. Топот ног. Через минуту дверь отворилась — в комнату вошли два магистра Белого ордена с носилками в руках. На плечах белых масок красовались нашивки — распахнутая белая книга на зеленом фоне — знаки наставнического отдела. На носилках лежал такой же лысый мужчина: сквозь сжатые зубы не просачивалось ни единого звука, глаза его были зажмурены.

— Что с ним? — глухим, напоминающим удар по дереву голосом, поинтересовался Вилен.

— Переломы стоп, — не останавливаясь, бросил первый из носильщиков.

Белые маски пронесли носилки через комнату и скрылись за второй дверью, где ожидали своей очереди еще шесть лысых мужчин. Вилен проводил их спокойным, отрешенным взглядом. Род, так звали того мужа, в прошлом — ветерана многих битв, настоящего пса войны (как и все магистры здесь, в Белой цитадели), готового зубами рвать противника, честно дослужившегося до полкового, входившего в число лучших мечей Ил Ганта. Два долгих года кровью и потом они шли к этому дню. В отличие от Вилена, Род отлично помнил дату своего рождения и был старше него на добрых двенадцать-тринадцать лет. Он превосходил Вилена по всем физическим параметрам, в искусстве фехтования ему не было равных, а ум отличался остротой, — даже наставники, не скрывая, пророчили ему большое будущее в ордене — и вот, как заключил Вилен, тот прокололся: совершил глупейшую ошибку, от которой их предостерегали с самого первого дня тренировок магистров: «Мало уметь прыгать на две сажени вверх — нужно уметь правильно приземляться». И теперь вся дальнейшая судьба Рода в руках врачевателей: они, и только они будут решать, сумеет ли он стать на ноги и пройти повторный курс обучения, если же нет — живого магистра в мир никто не отпустит.

Вилен вздрогнул, но ставшим уже чем-то наподобие инстинкта усилием воли немедленно заглушил едва зародившееся, но уже разрастающееся волнение. Первый испытуемый экзамен сдал, у второго перебит позвоночник, третий находится в руках лэров, подошла и его очередь…

— Номер четыре, боевая готовность, — донесся голос, напоминающий удар барабана, из-за двери.

Вилен подошел к столу, на котором аккуратно сложили экипировку Белого ордена. Он одевался и вооружался с легионерской четкостью и быстротой: руки рефлекторно натягивали одежду, а мысли его переносились к воспоминаниям разного срока давности.

Чистые портянки.

Белоснежные крепкие, но податливо гибкие кожано-тканевые штаны, заправленные в начищенные до блеска черные сапоги. Великолепные сапоги из лучшей кожи Империи совершенно не походили на драные ошметки, в которые превращалась легионная обувь после пары-другой месяцев похода. Война — это прежде всего утомительные походы, ночные караулы в лагере, кровяные мозоли, периодический голод в целях экономии провизии и, не приведи Господь, кровавый понос, а уж потом краткосрочная, позволяющая отвести душу бойня и страшные картины разграбляемых городов и поселков.

Следом Вилен натянул поддоспешник — тоньше, но в то же время значительно прочнее тех, что используют легионеры и стражники. Картина, как подобный гамбезон спас его плечо от скользящего удара топора в битве у Воруги, всплывала в памяти, — немой отголосок десятилетней давности.

Поверх поддоспешника рухнула кольчуга по пояс — усиленная магией, плотная, с тонким плетением, она, как утверждали, могла сдержать даже арбалетный болт (ни у кого, правда, не возникало желание проверять то утверждение на практике), а специальная магическая печать, когда ее активировал магистр, создавала силовой купол на непродолжительное время вокруг воина. Впрочем — палка о двух концах — печать использовала все флюиды (магические частицы) кольчуги, и она становилось ничем не лучше той, какую можно заказать у любого искусного бронника. Как и всем новоиспеченным магистрам, труднее всего Вилену давалась именно активация таких печатей: распоряжаться магическими частницами внутри собственного тела — это одно, а влить их часть в предмет извне — совершенно иное. Зачастую он представлял, пытался понять, как лэры и лэрэсы свободно распоряжаются такой Силой, но не мог даже вообразить, как сам создает над ладонью огонек. Новоиспеченным магистрам объясняли, что у них нет даже толики той Силы, какую с рождения имеют маги, потому если маг попробует влить флюиды в мышечные волокна или же нервы — элементарно разорвет их. Именно поэтому устройство магических артефактов для мага и магистра кардинально разнилось: первым требовалось впустить флюиды в так называемую пустую печать, в артефактах вторых же сразу имелись флюиды, достаточно лишь активировать печать; однако если печать мага находится в «спящем» состоянии, то ее практически невозможно обнаружить Дул-сэ, артефакты же созданные для магистров можно сравнить со всегда взведенными арбалетами. Уголки его тонких губ разъехались в неприметной улыбке — однажды парни заключили пари: оба участника спора были уверены, что смогут сдвинуть маленький камешек с помощью магии… результат оказался предсказуем.

На кольчугу он натянул идеально белую рубаху.

Следом Вилен надел символ грации и особого шарма Белого ордена — приталенный плащ-камзол с довольно узкими рукавами и темно-коричневыми ременными застежками от шеи до паха, с жестким воротником, подолом, ниспадающим сзади до середины голени и разрезанным посередине, дабы не стеснять движение в бою. Таких не увидишь ни на ком, кроме белого воинства, — секрет пошива и материалов не выходил за стены Белой цитадели. Прочный, мягкий и упругий плащ-камзол, несмотря на всю свою легкость, мог спокойно защитить от шального скользящего удара. Правда, какой маг будет наносить удары обычным оружием, для Вилена оставалось загадкой. На плечах отсутствовали нашивки.

Затянул потуже пояс.

На левом предплечье он закрепил специальный наруч. Его магическая печать позволяла магистру создать небольшой силовой щит, по стойкости превосходящий любые материальные аналоги, но, как и у всех магических предметов, его главным недостатком являлась краткосрочность использования; впрочем, магистрам, как правило, большего и не требовалось.

Невероятно удобные, мягкие кипенные кожаные перчатки, — перед их пошивом с каждого пальца магистра снимали мерку. На левой перчатке крепились пять колец, в которых умещался определенный заряд магических частиц. От каждого из колец с ладонной стороны исходили тонкие линии для проводимости потока флюид; вели они к небольшой круглой пластине — импульсатору по-научному, или толкателю, как называли его магистры, — приштопонной в центре ладони. Более полугода потребовалось Вилену, чтобы научиться свободно обращаться с этим незамысловатым, но весьма специфическим приспособлением. А тонкость здесь заключалась вот в чем: магистру необязательно выпускать заряд со всех колец сразу, а порою, это могло даже навредить делу: каждый начинающий воин Белого ордена был обязан уметь контролировать число одновременно активируемых печатей, флюиды из которых по проводникам устремлялись к толкателю, а уж из него вылетал силовой импульс. Вилен слабо представлял, какими магическими хитростями удается такого достичь, но четко для себя уяснил, что один выпущенный в грудь заряд способен отбросить противника и, в крайнем случае, повредить ребра. При использовании всех пяти колец импульс запросто сминал латную кирасу или пробивал некрепкий силовой барьер, ничем не защищенную грудь и вовсе пронзал насквозь.

Внезапно, не более чем на мгновение, Вилен застыл, — его точно накрыло волной значимости момента. Все так же непоколебимый внутри, магистр вдруг осознал: он в шаге от высшего сана, на который может рассчитывать обыкновенный сын Империи, — нет, даже не сана, а скорее новой ступени жизни, привилегии, секретом которой обладает лишь Ил Гант, — неимоверно почетного и в то же время исключительно обременяющего, сковывающего без цепей; а уж ему-то, человеку, смиренно ожидавшему собственной казни, даже во сне не приходил подобный вариант исхода событий. И только продолжил он выстраивать собственную, начатую с самого первого дня тренировок магистра, восхваляемую им самим логическую цепь об устройстве внутреннего имперского соглядатайства, как тут же оборвал себя — «пора!».

Вилен взял со стола незаточенный одноручный, в совершенстве сбалансированный меч, который отличался от своего боевого аналога — не считая заточки — отсутствием главной составляющей, делающей их орден воистину грозой лэров и лэрэс, вернее, отступников всего Ил Ганта, — магической печати, при активации которой клинок разрезал практически любой силовой барьер. Однако на экзамене этого не требовалось, — магам здесь запрещалось использовать какую-либо магию кроме стихийной. Привычными быстрыми движениями Вилен рассек воздух размашистыми, но короткими по амплитуде ударами; совершил парочку пробных уколов.

Вдохнул полной грудью — «я готов!».

Не хватало лишь двух элементов экипировки Белого ордена: комплекта метательных ножей с теми же печатями, что и на мече, и символа безымянности святого воина — белой маски, без которой магистру запрещалось появляться вне стен цитадели, если отсутствовали специальные на то указания.

Вилен вышел на арену — круглая, окруженная высокими каменными стенами, диаметр ее был никак не меньше пятидесяти сажень. Дал глазам привыкнуть к солнечному свету. На противоположной от него стороне, в тени стены стоял парень — невысокий, сутулый, с темными волосами, несмотря на молодое лицо, он походил на старца в своей буро-коричневой мантии; на груди у него гордо виднелся герб одной из академий магов — торнадо, орудующее в чистом поле. Накануне экзамена магистрам сообщили: их противники будут стихийными магами, использующими две стихии второго круга — лучшие выпускники Лэтворгской академии. Немного левее лэра уместился вкопанный резервуар с водой. Чуть поодаль от Вилена стоял сам экзаменатор, сочетающий в себе роль судьи — лик магистра скрывала маска, на плечах были нашивки отдела наставников, а на руках надеты сержантские зеленые перчатки этого отдела.

— Номер четыре, готов? — все тем же тоном, походящим на звук барабана, вопросил экзаменатор.

«Расстояние слишком велико, — прикинул Вилен, — толкателем нет смысла пользоваться, следовательно, выужу его стихии и сделаю вывод, как эффективнее сблизиться», — а вслух выкрикнул:

— Готов!

— Лэр Тармалиус, готовы?

Вилен разнес флюиды по всему телу: от макушки до стоп, от глазниц до кончиков пальцев ног, они заглядывали во все уголки его организма, — он чувствовал, как тело становилось легким, словно нематериальным, стоит оттолкнуться от земли, как воспаришь к небу; мышцы же, напротив, наливались кровью: Вилен ощущал каждую вздувшуюся вену, каждую напружиненную жилу, каждое до предела натянутое мышечное волокно. Меч в его правой руке по весу стал не тяжелее пушинки. Сам мир вокруг преобразился! Звуки доходили отовсюду — шорканье сапог за дверью, отвлекающее пение птиц за стеной; зрение сделалось острым, орлиным — теперь он отчетливо различал испарину на лбу молодого мага, а краем глаза улавливал любое движение; в нос ударил букет свежесрубленной древесины и фиалок от духов мага вперемешку с резким запахом пота и тяжелым духом пыли. Само восприятие времени изменилось. Все вокруг замедлилось, стало плавным и легко уловимым. Вилен, несмотря на то что изо дня в день, в течение двух лет погружался в это состояние, так и не сумел привыкнуть к первым мгновениям после входа в него. Чувствовалось нечто опьяняюще-могущественное, — гордость за подарок и проклятие судьбы, сознание того, что вот-вот, через какой-то миг, ты обрушишь всю нечеловеческую мощь на — нет, не человека — создание Божье, которое по праву рождения на ступень выше тебя.

— Готов! — крикнул молодой лэр.

По спине Вилена пробежали разгоряченные мурашки озноба — странный контраст купающегося в крови берсеркера-горца и хладнокровия сиорданского фехтовальщика. Разум его точно дикий голодный зверь на аренах Халлии яростно бросался вперед, бился о решетки, выставленные реальностью, и, в кровь разбивая морду, снова и снова кидался на преграду просто потому, что все его неистовство, хищнические инстинкты требовали выхода.

— Начали!

Вилен сорвался с места и устремился вперед. В мгновение ока он уже преодолел половину пути до мага.

Тем временем лэр присел и коснулся ладонями земли — перед Виленом возникла стена затвердевшего грунта.

Слишком медленно! Он уловил ее взглядом, когда она только начала вырастать из земли.

Без труда перемахнув через нее, Вилен тут же выпустил два заряда силового импульса в мага. Бессознательное — усвоенное до инстинктов — знание того, что лэр второго круга попросту не успеет укрыться с помощью земли, вынудит его прибегнуть ко второй стихии. Или проиграть, если она окажется огненной.

Но стихия оказалась не огненной. Заряд с дребезгом угодил в толстый слой льда, немедленно созданный из воды магом.

Как и полагалось против магов земли, Вилен несся вперед короткими шажками, дабы успеть среагировать, если лэр попытается предугадать момент соприкосновения ступни с грунтом и воспользоваться этим.

Он добежал до летальной для мага близости, и все готовился, когда в него полетит эта глыба льда, — рьяные тренировки позволяли ему без труда читать все движения мага, неосознанно понимать саму цепочку его мыслей. В любой момент он был готов обрушить на супостата все свое исступление. Вот сейчас…

Острая боль пронзила его правую ногу и сверкнула белой вспышкой перед глазами. Его нога до середины голени скрылась в узкой борозде, — стоило ему наступить, как тонкий слой земли осыпался, и он увяз в ней. Сразу же выпрыгнуть не удалось — лэр не промах — дно борозды оказалось треугольным.

Ледяная глыба незамедлительно полетела в магистра.

Моментально Вилен, крепко сжав меч в руке, пустил магические частицы в печать кольчуги — его окутал крепкий, напоминающий кокон, силовой барьер.

Громада льда отбросила Вилена назад и рухнула за ним, покатилась, после — обратилась в воду.

Он только и успел сконцентрировать флюиды на лодыжке для послабления боли, как провалился в неглубокую, раскрывшуюся под ним яму.

Вилен устремил ноги назад вверх и руками оттолкнулся от земли, едва успев выскочить из захлопывающейся могилы. Приземлившись, нога его подкосилась — новая волна боли пронзила лодыжку. Шквал ледяных осколков уже летел в него.

Магистр прыгнул вперед, распрямил тело в идеально ровную струну и устремил полусогнутую левую руку наручем вперед. Создал магический щит, — круглый полупрозрачный небольшой щиток, за которым уместилось все его вытянутое тело. Плащ-камзол ответил Вилену, какой маг будет бить оружием — надежно уберег тело от острых, задевших его осколков.

Вилен рухнул животом на землю. Щит пропал.

«Всегда следите за руками мага — они скажут вам, каким будет его следующий шаг», — прозвучало в рассудке Вилена. Лэр дотронулся одной ладонью до земли, а другую поднял вверх. Одновременно с этим Вилен перекатился. Грунт в том месте, где он лежал еще мгновение назад, с силой, подобной гейзеру, взорвался. Только сейчас, вскакивая на ноги, он осознал свою оплошность: «Земляная преграда тогда не случайно поднималась так медленно. Юнец, зная, как нужно передвигаться против мага земли, создал замаскированную борозду. Беги я обычным бегом — широкошажным — скорее всего не попался бы в эту ловушку».

Сжав зубы от боли, Вилен ринулся вперед зигзагами, непрерывно меняя свое направление.

Лэр слишком мастеровито для второго круга обращался с водной стихией. В Вилена поочередно полетели ледяные шипы со скоростью стрел.

На первую пару истратил два заряда колец.

От третьего увернулся.

Четвертый разрубил мечом.

Пятый — прямо перед носом — сбил ударом кулака, раскроив костяшки.

Не больше двух сажень разделяло Вилена и лэра — их взгляды скрестились, будто у двух разъяренных хищников. Слева от мага висел водяной шар. Еще мгновение…

Рубящий удар, устремленный в шею молодого лэра, обрушился на превращенный в лед шар.

Вилен, ожидая, что маг швырнет шар, и он просто не успеет уклониться, втянул шею и закрылся руками, прижав локти к груди, не выпуская меч из рук.

Но не тут-то было.

Лед превратился в воду. Она покрыла грудь и руки магистра — заледенела. Вилен успел лишь немного приподнять и развести локти в стороны. Попытался высвободиться. Но даже сверхчеловеческие силы магистра не помогли обрести свободу от толщи льда.

Истекающий потом маг плавно поднимал длани вверх — вторя им, воспарял и лед, сковывающий Вилена.

Оплошность. Провал. Конец. Вилен осознавал, что вот-вот маг, управляя льдом, с силой бросит его о землю — перелома ног не избежать, и это в лучшем случае. Что ж, теперь он будет с Родом в равных условиях…

Нет!

Неподдельное остервенение заволокло его взор, — дальнейшее он почти не помнил, как то часто бывает в ситуациях, когда от твоих действий зависит вся жизнь.

Он находился на высоте не меньше четырех саженей от земли, когда, подавшись вниз, прогнув поясницу, резким движением выкрутил локоть. Хруст. Немой вопль застыл в его горле и, не найдя выхода, казалось, чуть не разорвал ему голову. Раскрытая ладонь с импульсатором устремлена в мага.

Последний заряд…

Импульс пришелся в пальцы правой руки молодого мага. Испустив крик, он зажмурился и скорчил гримасу, схватился за кисть.

Вилен полетел вниз. Каким-то непостижимым образом он успел перекрутиться в воздухе и, рухнув на землю, сумел сделать кувырок, не переломав ноги.

Руки его по-прежнему были скованы, но меч оставался при нем. Вилен развернул его в пятерне острием вниз. Не обращая внимания на боль в локте и лодыжке, он сорвался в сторону мага.

Затупленное острие клинка застыло у горла лэра. Болевой стон с ноткой досады изошел от него.

— Стоп! — заорал экзаменатор.

— Победитель — номер четыре! Так распорядился Господь! — уже оказавшийся около них, объявил он. — Славный бой. А теперь убери клинок. А вы, лэр, перестаньте скулить и растопите лед.

Взгляд, напоминающий глаза удивленного и в то же время виноватого щенка, — вся гримаса лэра преобразилась, — Вилену показалось, что тот даже забыл о своих без сомнений сломанных пальцах. Тем не менее, маг никак не возразил магистру и — то ли от боли, то ли со страха — судорожно кивнул. Скупая улыбка озарила лицо Вилена: некогда грозный, пусть и молодой маг — суровое испытание для него — теперь походил на борзую, которая тут же прекратила лаять и виновато положила голову на лапы, как раздался голос недовольного хозяина. Воистину, так с лэром может разговаривать только магистр Белого ордена.

Экзаменатор повернулся и махнул. К ним подбежали ранее несшие Рода магистры наставнического отдела. Лед обернулся водой — Вилен облегченно развеял флюиды и тут же подкосился. Сердце его колотилось, болезненные ощущения в локте и щиколотке — ничто в сравнении со свинцовым, ноющим, разрывающим мышцы недугом, пронзающим все тело, затупляющим все органы чувств. Впрочем, этот недуг стал для него уже делом обыденным как неизменная плата за Силу; каждый магистр испытывал сродные ощущения после оттока флюид. Маги-врачеватели вновь и вновь поднимали магистров на ноги, дабы будущие белые маски могли с головой, не жалея собственного тела, вновь броситься в полымя тяжких испытаний. Вилен прекрасно помнил, как первые дни падал в обморок после отлива магических сил.

— Идти можешь? — сухо обратился к нему один из магистров.

Вилен коротко кивнул в ответ.

— Как бы тебя там ни звали, наслаждайся своим именем, — бросил экзаменатор вслед ковыляющему Вилену. — Поздравляю. Завтра ты его лишишься навсегда.

Уже после, проходя через то помещение, откуда он вышел, безотчетно перекинувшись парой сдержанных слов с тем, кому еще предстояло испытание, под поздравления пяти магистров, ожидавших своей очереди в просторной зале, Вилену вспомнилась последняя фраза экзаменатора. И в невозмутимом доселе сердце заскрежетала горесть: невозможно лишить имени того, у кого его нет. «Конечно, — подумал Вилен, — сержант не фамильное имя имел в виду», — однако легче от этого не стало. Нематериальная потеря старых лет, детских лет, повернувшая русло жизни именно в том направлении и ни в каком иначе, — давно забытая, но изредка, точно вздувшееся тело утопленника, всплывающая из пучины разума горесть будет преследовать его до самой ночи, омрачая триумф.

Завтра он принесет клятву, получит нашивки белого меча на буром поле и его распределят в отряд ищущих. Завтра же он и получит первое задание на ликвидацию лэра-отступника. Впрочем, истинный смысл слова «ликвидация» ему предстояло только узнать.