Идеал. История о любви и жестокости

Ася Энгельгардт

Когда тихоня и трус Лёка вдруг смело открывает свои запретные чувства, весь окружающий мир обрушивается на него. Когда Марат выбивается из привычного мира, он понимает, кто на самом деле его окружал. Эта книга о подростках, об их первых еще столь уязвимых чувствах и об окружающем их мире, который жестоко погружает их в действительность.

Марат

Лев, Степан, Томаш и я — порядок такой. Обычно я впереди, и этот порядок почти никогда не меняется. Если бы я не оборачивался, то ничего бы не изменилось, но сегодня мы били особенно сильно, да и кретин молчал.

Вскоре я все же занял свое место, Лев бегал не на столько быстро. Мне польстило, что еще несколько метров он тужился разогнаться, но я все же за все время лидерства научился бегать быстрее.

— Что с вами, Лев? Вы изменились в лице, — с легкостью усмехнулся я на бегу, что еще больше разозлило задыхающегося уже моего товарища.

— Куда… двинем… кости, ваше высочество, — пробухтел с недовольной миной красный уже Лев.

— Том, — весело обращаюсь я, — ваши батюшка с маменькой..?

— Ко мне можно, — отозвался Томаш.

К нему мы и направились. У Томаша классно тем, что в его комнате на втором этаже частного дома обустроен еще и балкон. Всей ватагой мы заваливаемся прямо туда. Все располагаемся на красных креслах-мешках. Мое тело наконец расслабляется и я становлюсь намного добрее, но это еще не все, из кармана пиджака я достаю пачку «Captain Black». Не успел покурить с утра, поэтому сейчас чувствую особое наслаждение, приятный рсслабон.

Пришла пора познакомить вас с моими дружками. Про Льва вы уже поняли — метит на мое место. Сейчас он косится на меня и закуривает задрипанный «Bond» с зеленой кнопкой. Отец Льва — прокурор нашего скромного городишки, неплохо, при скромной жизни хватит. Все дело в том, что Лев слишком зависит от некого соревнования со мной. Даже во внешности. В том году у него были неплохие такие куделя, которые делали его даже не таким уродом, но стоило ему увидеть, как девчонки сохнут по моему бритому затылку, как он тут же скопировал это и стал похож на горе-солдафона. Причем фигура у него была несколько неказистая. Не дрищ, но и не атлет. Он даже одежду начал покупать по типу моей, открытые пиджаки на футболку да конверсы. Редкостный идиот. Но, пожалуй, тешит мое самолюбие.

Томаш, надо сказать из всей компании был мне (если это можно так назвать) несколько даже приятен. Он как бы смотрел на нас на всех свысока, но именно это и не позволяло ему выделяться. Он вроде как держался от нас на приемлемом расстоянии, показывая, что он настроен не враждебно, но ближе никого к себе не подпустит. Я знал прекрасно, что случится нужда — он без всяких угрызений совести предаст нас всех и будет совершенно прав в своей логике. Почему мне это нравится? Да потому что это хотя бы честно. Лев лицемер. Он будет выражать свою верность мне, но сам ждет не дождется, когда я облажаюсь, а Том презирает нас всех и без этого.

Том никому не подражает, он выше этого, поэтому даже в стиле своем сохраняет вечную классику, что делает его похожим на некого дворянина. Том носит очки, но не в дань моде, а из-за зрения. У него бледное лицо и светлые волосы. Многие в классе сохнут по его скулам и черным глазам, которые так ярко смотрятся на светлом лице. К тому же девчонок привлекали его польские корни. Моя соседка по парте (это было в том году, теперь я благополучно сижу один) примеряла на себя на полях в тетрадке его фамилию — Мазур.

Что до Степана, так это крайне посредственный и скучный тип. Ему плевать, кто будет стоять над ним, но непременно кто-то должен. Просто, чтобы знать, что делать. Он тоже косит под Льва или под меня, но совершенно бессознательно, как бы рефлекторно. Но до волос у него руки не дошли. Он отрастил дозволимую длинну волос, чтобы не быть ни лысым, ни патлатым. Степан забавный малый, и пожалуй, не особо то жесток, пошли бы мы всей компанией в пай-мальчики — и он бы без раздумий стал хорошим мальчиком, просто так, потому что так надо. Степан не был разговорчив, поэтому его черта не бросалась в глаза, он сам бросался в глаза, только вместе с нами, в общей симфонии так сказать. Степану совершеннейшим образом все равно, кто из нас будет лидером: я, Лев или даже Томаш. Он бы пошел за любым из нас — кто первый позовет, вот я всегда и успевал первым.

Во всем.

Я порядочно устал сегодня. Все-таки Томаша можно либить хотя бы за его божественные кресла-мешки, в которых так офигенно расслабится после разминочки с этим педиком.

Почему-то мне совсем тяжко. То ли от сигарет мутит, то ли от математики последним уроком. Я откидываюсь головой вниз, согнув ног в коленях.

— Том, есть выпить? — спрашиваю я.

— Степан, сходи в комнату, под кроватью стоит бутылка.

Тот молча выполнил просьбу и протянул мне наполовину пустую бутылку «Jack Daniel’s».

Пью прямо из горла, Том от этого тихо морщится и отводит глаза. Плевать. Виски помогает не думать. Ни о чем не думать. Вместе с мыслями всегда приходит неприятное, черное и тягучее, как старый лизун, чувство. Обжигающая немного жидкость растворяет и смывает это липкое чувство. Не думайте, что я спился к шестнадцати, я пью не каждый день и контролирую себя — пью до состояния веселой легкости. Довольно быстро я дошел до этой стадии и протянул бутылку Степану, как я и ожидал, он сначала передал ее Льву.

Накрывает волна отвращения, она вырывается из меня раскатистым громким смехом.

— Чему вы смеетесь? — сдерживая гнев выдавил Лев.

— От чего же мне не смеяться, сударь? — ответил я в своей шутливой манере.

— Проспись, видать, вискарь уже дал тебе по мозгам.

— Есть повод для радости, у меня они хотя бы имеются.

— И в чей это огород камень? — Лев уже встал надо мной. Я смотрел на него вниз головой, поскольку снова откинулся. Эта перевернутая и злая тушка до того меня рассмешила, что я подопнул ногами сидящего рядом Степана.

— Перестаньте, — тихо, но веско произнес Томаш, — хотите драться, идите на улицу.

Я продолжал хохотать, Лев же приумолк и пошел было на свое место. Но тут обернулся и сказал:

— Однако мне хватает мозгов, чтобы не гоняться за мертвыми.

Ублюдок!

Иногда бывают вспышки. Вот ты лежишь, запрокинув голову, а вот уже твой кулак болит от удара по носу. Белые костяшки пачкаются красным. Шум в ушах. Прежде чем я начинаю понимать, что произошло, слышу крики. Том и Степан оттаскивают меня и валят на мешки.

— Мудак! — кричит Лев, хлюпая сквозь ладонь кровью.

— Не лезь не в свое дело, кретин, — ору я, сквозь плечи Томаша и Степана.

— А в чем дело? — спрашивает Степан.

— Иди лучше лед из морозильника принеси, — говорит Томаш, — остынь Марат. Что за сцены?

— Я тебе это припомню, — шипит Лев.

— Не успеешь, Левчик, я ухожу.

Я развернулся и пошел прочь, Степан, вернувшийся со льдом, неуклюже посторонился. Больше всего мне хотелось врезать ему, прикончить кого-нибудь. Прикончить этого ублюдка Льва. Ублюдок! Ублюдок! Ублюдок! Я не позволю никому смеяться мне в лицо.

Но опять это липкое чувство растекается по легким. Сжимая их, щипая глаза. Рой мыслей больно кружиться в голове.

Нельзя иметь слабости. Не успеешь и оглянуться, как окружающие макнут тебя в них.