Sex Only

Ашира Хаан, 2019

Любовь? Интриги? Психология? Нет. Только секс. Что может быть между женщиной, которая разочаровалась в любви, и мужчиной, который в любовь никогда не верил? Только секс. Что может изменить людей, которые боятся перемен? Только ли секс? Жаркая Доминикана, холодная Москва, ветреный Питер, сапфиры, шампанское и… не только секс?

Отель

В автобусе я тут же вырубилась после бессонной ночи. И пока оформляли номер, тоже спала, перекинув ноги через подлокотники кресла в лобби, потому что даже до дивана сил дойти не было. И успела немножко подремать в лифте в компании носильщика, пока ехали на мой этаж. И уж там, в своем номере, я моментально впала в кому и провела в ней несколько счастливых часов до вечера.

И только когда стемнело, наконец проснулась и пошла выяснять, куда же приехала.

Пользуясь моим состоянием, работники отеля спихнули мне номер с видом на ресторан и бассейн. Нормальные люди такого бы не потерпели и пошли требовать вид на океан, сад или хотя бы дорогу. Но я нет, я просто обожаю засыпать под звон бокалов и разговоры людей, иногда даже ставлю себе такие треки, когда мучает бессонница. Так что отдых начался отлично. Две недели рая!

Доминиканская республика — это турецкие курорты на максималках. Вместо моря — океан, вместо двадцати блюд из курицы — семь видов мяса, пять рыбы и не считано морепродуктов. Вместо узо и разбавленного пива — лучшие коктейли с карибским ромом, который льется рекой и стоит дешевле воды. К тому же в середине января здесь не в пример теплее Турции. А меня в отпуск выгоняют только в эти благословенные дни посленовогоднего затишья, когда никто не ищет работу, не предлагает ее и все изрядно устали от праздников. Так что эйчарам можно выдохнуть и купить тур на тюлений отдых под пальмами — восстанавливать нервные клетки. Я, конечно, люблю Европу, люблю старые города и прогулки по ним. Даже музеи люблю.

Но.

После того, что творится в нашем отделе весь последний месяц года, на отдыхе хочется только:

1. Лечь в шезлонг.

2. Под пальмой.

3. С бокалом «пина коллады».

4. Иногда купаться.

5. Все.

Я переоделась в легкое белое платье и нырнула в жаркие объятья густой карибской ночи.

Я должна была увидеть океан!

В листве стрекотали какие-то насекомые, тяжело и сладко пахли тропические цветы, из бара доносился смех и звон бокалов. Я шла по дорожке между кустами, усыпанными мелкими белыми цветами, которые, казалось, светились в темноте. Но на самом деле это неярко мерцали фонари, спрятанные среди переплетенных ветвей.

В подсвеченном голубым бассейне плескались загорелые красотки, а смуглые мачо ловили их в свои мускулистые объятья и делали это так, что хотелось отвернуться в смущении. Я прошла мимо них к пляжу, и меня тут же позвали присоединиться — какой купальник, ныряй так! Секунду или две я даже колебалась, но океан звал сильнее.

На пляже было темно. Я оставила босоножки у последнего отельного фонаря и побежала по песку, ныряя в беззвездную ночь и шум океана.

Он был большой и теплый, пах ветром, солью, дальними странами и… марихуаной?

Ой, нет, это уже не океан.

Рядом со мной из темноты проявилась белозубая улыбка, а вот владелец как ее, так и двух наглых рук, нагло схвативших меня за талию, так и остался в темноте.

— Синьора, мадам, госпожа, леди, — скороговоркой шепнул он мне на ухо. — Мисс, девушка-красотка, не желаешь развлечься! Все есть — хочешь гашиш, крэк, чего-нибудь веселенького? Хочешь танцевать всю ночь? Хочешь меня? Я сильный, я могу всю ночь танцевать, весь день тебя любить и снова всю ночь танцевать!

Ну вот зачем он мне напомнил?

Я вывернулась из объятий, меня легко отпустили:

— Захочешь повеселиться, найди меня!

И дальше пошел.

Конечно, я хочу повеселиться!

Я вернулась к босоножкам, подхватила их и…

Пошла в отельный бар.

По пути меня еще раз позвали на вечеринку в бассейне — кажется, там стало еще больше людей и еще меньше одежды. У стойки я даже задерживаться не стала, но даже за дальний столик ко мне тут же подсел белозубый темнокожий красавчик с положенным количеством кубиков на животе и привычными отточенными манерами жиголо. Сразу руку на спинку стула, моментально принести коктейль, «у тебя такие красивые глаза» и приглашение потанцевать.

Когда я только развелась, я купила большую пачку презервативов и билеты в Италию. Отпуск на работе мне нарисовали вообще без слов — только взглянув на опухшую морду и количество выкуренных сигарет. Я летела в Римини с твердым намерением истратить все презервативы в первые же три дня. Говорят, если хочешь вылечить разбитое сердце — никого нет лучше итальянцев.

Самооценку они мне обратно вернули, конечно. Но и сейчас, спустя три года и Бали, Испанию, Грецию, Кению — та пачка все еще в моем чемодане. Даже не распакованная.

Рука шоколадного красавчика ненавязчиво сползла мне на плечи. Ну да, чего время-то терять. И я тоже положила ладонь на его колено. Да, парень, одинокая женщина в баре сидит тут именно с этой целью. Это неважно, что у нее еще ни разу не получалось устроить секс-марафон на отдыхе. Может быть, именно тебе сегодня повезет. Вдруг после того безумия, что было в самолете — я смогу? Расслабиться, забить на все, оставить только жаркий секс. Вот в подсобке аэропорта реально было жарко: я была все еще в шмотках для самолетной прохлады, а температура далеко за тридцать…

Я закусила губу и чуть не застонала, вспомнив, как вбивались в меня бедра, как точно и жестко рука оттягивала мои волосы, чтобы губы могли ужалить коротким поцелуем между фрикциями.

Ох… Кажется, парень решил, что это я на него так реагирую. Сразу придвинулся, сунул мне в руку «пина колладу» и такой:

— Пойдем погуляем по пляжу?

Я, конечно, по пляжу уже гуляла, но…

— А пойдем!

Он обвил мою талию рукой, а я спешно допила бокал, чтобы алкоголь побыстрее выключил критическое мышление. Мы только на пару шагов отошли от бара под перекрестьем взглядов — завистливых, понимающих, осуждающих. Спорим, я иду на рекорд по скорости съема? А красавчик уже тычется губами куда-то мне в шею, руки сползли под платье…

…и спустя десять минут я уже в своем номере. Одна. Достала из чемодана ту самую пачку презервативов и смотрю на нее так, как будто она виновата в том, что у меня опять не получилось.

Я за всю жизнь так и не научилась трахаться без любви. А в любовь я больше не верю. Но в тридцать как-то странно хоронить себя в вечном целибате, поэтому я все еще пытаюсь.

И первый раз у меня получилось прошлой ночью. Я даже задуматься не успела, понять, что происходит, хотя моя вечная рефлексия не отпускает меня даже в самом тяжелом опьянении. Я всегда себя контролирую, и всегда успеваю понять, что — не хочу, не могу, не буду. И это все не потому, что я все еще люблю своего бывшего мужа. Не люблю.

Я с размаху бросила презервативы обратно в чемодан. Скоро уже и срок годности кончится, а я так и не представляю, что мне с этой кашей в голове делать!

И в этот момент раздался стук в дверь.

Я даже испугаться не успела — только захлопнула чемодан, метнулась к двери, открыла…

— Вы забыли паспорт в лобби, — кланяется симпатичная девочка в розовой униформе горничной.

Забрала у нее паспорт, закрыла дверь и рассмеялась.

Хватит грезить. Никто за тобой гоняться не будет — парни давно уже нашли менее долбанутых белых европеек для взаимовыгодного сотрудничества, а безумный мой любовник и думать забыл о веселой ночи в самолете. Он не я, вряд ли будет всю жизнь об этом вспоминать! Так что, расслабься, детка, и отдохни как следует.

И я расслабилась.

***

Когда вокруг взрывается разноцветьем природа, когда укачивает волнами океан и прожаривает тропическое солнце, когда «пина коллада» сменяется «мохито», а потом веселый бармен учит готовить «доминиканское шампанское» — ром со спрайтом, а ты потом учишь его пить и петь «ром и пепси-кола — это все, что нужно звезде рок-н-ролла!», когда утро начинается с похмелья и свежевыжатых соков из всех возможных фруктов, а вечер заканчивается дискотекой и"развлечениями", которые предлагал в первый вечер пляжный торговец, можно и расслабиться, и забыть, и выкинуть все из головы.

Отпуск всего две недели, а потом обратно в Россию, в январь и в минус двадцать. Не о чем сожалеть.

Я съездила на экскурсию в джунгли, посмотреть, как в дикой природе растет кофе, какао и ваниль. На обратном пути пошел дикий дождь, и водитель долго ругался на испанском, натягивая брезент на открытый грузовичок. Мы с другими туристами передавали по кругу две бутылки рома — темного и светлого, хохотали и фотографировались на фоне мутной вздыбившейся половодьем реки.

Я съездила на экскурсию в Санто-Доминго, где главная пешеходная улочка была подозрительно похожа на Арбат, на каждом углу продавались мачете, а нависающие над тротуаром балкончики колониальных домов напоминали о латино-американских сериалах моего глубокого детства. Так и ждала, что на один из них выбежит Изаура, преследуемая жестоким синьором Леонсио.

Мне хотелось успеть как можно больше.

Я побывала на том месте, где Колумб впервые ступил на американскую землю, покормила обезьян в заповеднике, поплавала с дельфинами, купила ром, сигары и кофе, и даже не отказалась от посещения ювелирного завода, хотя это уж точно была рекламная акция по продаже ларимара — доминиканской бирюзы.

Пока другим наивным туристам впаривали уникальные украшения из камня цвета карибского моря, я не отлипала от витрин с розовыми бриллиантами, роскошными изумрудами из Колумбии, кровавыми рубинами, при виде которых сразу вспоминались чудовищные ацтекские ритуалы и еще — сапфирами. Я никак не могла отойти от стола, где на белоснежном шелке лежали серьги с камнями глубокого синего цвета. Не понимала, почему они меня так заворожили, но смотрела и смотрела, пока меня не позвали в автобус.

И только тогда, вздрогнув, очнулась от гипноза, подняла взгляд — и через несколько прозрачных стен галерей и коридоров столкнулась с пронзительно-синими сапфировыми глазами. Седой мужчина в строгих очках и темно-сером костюме смотрел на меня, не отрываясь. К нему обращались какие-то люди в таких же деловых костюмах, на белом экране крутилась презентация, а он все прошивал меня взглядом, не давая сойти с места.

Мой случайный любовник из самолета.

Он.

***

Отчаявшись дозваться, девушка-гид тянет меня за руку и уводит на улицу под все еще физически ощутимым взглядом. Другие туристы уже давно в автобусе, ждут только одну потеряшку. Я единственная, кто ничего не купил, и почему-то это отягчающее обстоятельство.

— Я надеюсь, теперь все на месте, и мы можем полюбоваться своими покупками по пути в отель, не задерживая группу… — намекает гид на меня. — Но сначала мы заедем в еще один магазин, это совсем-совсем быстренько!

Мне все равно, я смотрю в окно и не знаю, чего боюсь больше — того, что он выйдет или того, что не выйдет из стеклянных дверей завода.

Он не выходит.

Автобус проезжает всего пару кварталов и сворачивает к рядам деревянных хижин, покрытых листьями пальм совсем как крыша аэропорта. Там продаются картины местных жителей: копии известных шедевров, пародии на них и немного псевдо-аутентичных работ, которые рисуются здесь же за пять минут и за пять долларов.

Мне это совершенно неинтересно. Я выхожу из автобуса только подышать. Отдышаться. Прийти в себя. Прижать бешено колотящееся сердце. Мне нельзя так волноваться, я женщина пожилая, сморщившаяся, мне нервы надо беречь. Все, к черту, больше никаких экскурсий и поездок. Досиживаю остаток дней в отеле и больше нигде не свечусь.

— Мисс!

О, господи, опять сердце вскачь. К автобусу подруливает черная машина. Новая — для Доминиканы это покруче, чем «бентли» у нас. Из нее выскакивает парень в белых штанах, белой рубашке, оранжевом сияющем галстуке и несется ко мне. В руках у него пакетик с логотипом того ювелирного завода.

— Мисс! Вы забыли, это вам, подарок, заберите, реклама! — он смешно путает английские слова и несмотря на попытки объяснить, что я ничего не забывала и не покупала, продолжает твердить, что пакетик принадлежит мне, и это единственное, в чем он уверен. А купила, подарили или реклама — уже неважно. Таки всучив мне его, он прыгает обратно в машину и та уезжает.

Ну и что теперь делать?

Я достаю из пакета бархатную коробочку, осторожно открываю ее — внутри серьги. Те самые, с сапфирами. От того, что они не освещены со всех выгодных сторон, бездонный синий цвет, затягивающий в себя как морская глубина, хуже не становится. Наоборот, на фоне пыльных листьев и грязного бока автобуса, сапфиры сверкают как инопланетный артефакт.

Возвращаюсь на свое место ошеломленная и сбитая с толку. Мне есть о чем подумать. Может быть, это ошибка? Перепутали с другой туристкой, которая их купила. Мы, белые, все на одно лицо. Тогда за ними еще приедут, и я верну.

Или это все же… он?

Подарок?

Оплата?

Мой мозг так кипит, что я даже не замечаю обратной дороги.

В конце концов мне приходит в голову дикая мысль, что это попытка переправить через меня наркотики. Или контрабанду?

Но что мне с этим делать? Через границу везти страшно. Наркотиков в такую коробочку много не спрячешь, но вот вариант контрабанды более реален. Просто забыть в отеле при отъезде?

В номере я сначала прячу коробочку в ящик стола — но там могут украсть.

Потом перепрятываю в чемодан — но это значит, что я приняла подарок. В итоге запираю в сейфе и на некоторое время успокаиваюсь.

Стук в дверь номера.

Опять.

Нет, теперь вы меня не проведете. Я прижимаю вновь бешено колотящееся сердце и иду открывать, ожидая увидеть горничную или работников ювелирного завода с извинениями и уверениями в ошибке.

А вижу — его.

Он делает стремительный шаг внутрь, захлопывает за собой дверь ногой, подхватывает меня под бедра, сажает на стол и, глядя своими невозможными сапфировыми глазами, шепчет:

— Я все эти дни думал, какая ты на вкус!

***

Хвала тебе, боже, за то, что на море я ношу платья!

Он стаскивает с меня белье, раздвигает ноги и жадно присасывается к клитору, так что я не успеваю даже ахнуть. И потом тоже не успеваю, потому что это в голове у меня вертятся глупые мысли про то, что я даже не успела возбудиться, что я так с налету не могу, что стресс не способствует оргазму, а вот между ног уже давно пожар и наводнение одновременно.

И все, что я с этим могу поделать — вцепиться пальцами в седые волосы, уложенные когда-то в безупречную прическу, закрыть глаза и кончить. Примерно пять раз — или шесть — до того момента, когда я начинаю дрожать, а он наконец выпускает меня.

Отстраняется, охватывая взглядом, снимает со стола и переносит на кровать. Я цепляюсь за его шею, вдыхаю запах лайма и дерева, и кажется меня накрывает афтершоками. Ну не может же быть, чтобы я получила шестой или седьмой оргазм просто от запаха? Он отстраняется, стаскивает пиджак, снимает галстук, начинает расстегивать рубашку, не отрывая взгляда от моих раздвинутых ног.

— А где твои очки? — почему-то спрашиваю я. Я помню, у двери он еще был в них, а потом… не помню.

Он усмехается, поднимает уже брошенный на пол пиджак, достает их из кармана и надевает. А рубашку наоборот снимает, вслед за ней брюки, трусы, носки, очень быстро, но четко и аккуратно. И даже не забывает достать презерватив из заднего кармана.

— Подожди! — говорю я, когда он стягивает платье с моего плеча и высвобождает грудь. Его губы замирают в миллиметре от напряженного соска, и я уже жалею, что заговорила. — Как тебя хоть зовут?

Он накрывает сосок горячими губами, и я даже не замечаю отсутствия ответа. Пока язык пляшет по краю ареолы, руки задирают платье, сильно и жарко гладят кожу, пальцы знакомо — о, я успела соскучиться по этому ощущению! — сжимаются на бедрах.

Он берет меня жестоко, жадно, словно стараясь напитаться, наесться после недель голода. А ведь максимум — недели, это если не считать, что после меня он вероятно тоже не скучал. Такие мужчины, которые предусмотрительно везде с собой таскают презервативы, они редко скучают. Особенно в бедных странах, где отельный завтрак после ночи с девушкой — уже отличная плата за секс с красивым иностранцем.

Жгучая ревность смешивается с обжигающим оргазмом — мамочки, я же так никогда не кончаю! Но зализанная до полусмерти, я вся целиком — одна эрогенная зона, и удовольствие прошивает от каждого прикосновения, самого невинного. Что уж говорить о том, как он нанизывает меня на себя, быстро, жестко, стискивая в объятиях и снова не отрывая пронзительного взгляда за очками от моих глаз.

Я обвиваю его руками и ногами, вжимаю в себя, так что он утыкается губами мне в ключицу и тут же пользуется случаем, чтобы пройтись по коже острым языком. Но я подаюсь бедрами вверх, и еще раз, и он глухо стонет куда-то мне в шею, замирая, и я чувствую внутри себя как дергается его член.

Он поднимает голову — наконец-то в его глазах расслабленная муть, и целует меня глубоко и нежно.

— Альберт, — говорит он хрипло, как будто давно не пользовался голосом. — Очень приятно.

— Карина, — киваю я и оправляю платье, пряча грудь.

И мы долго-долго смеемся, глядя в глаза друг другу.

Я не знаю, о чем его спросить в первую очередь.

Как он меня нашел? Ну несложно, наверное, по турфирме вычислить отель, а дальше коррупция поможет.

Зачем он меня нашел? Ну он только что ответил на этот вопрос — и словами, и действиями.

Это он подарил сережки? Вообще идиотизм, а кто еще-то?

— Где серьги? Достань, — подтверждает Альберт мои мысли. — И сними платье.

Пока я лезу в сейф, он стаскивает презерватив, завязывает его, и я даже жду, что положит в пакетик и заберет с собой, чтобы не разбрасываться своей ценной ДНК в гостях у незнакомых девушек. Он же не знает, какая я, вдруг воспользуюсь случаем, чтобы забеременеть и шантажировать потом? Но он обходится, просто выбрасывает в мусорное ведро.

Я протягиваю ему открытую бархатную коробочку на ладони и сбрасываю изрядно помятое платье. Синие глаза отрываются от сапфиров и оглядывают меня с таким демонстративным бесстыдством, что становится жарко. Когда он гладил меня руками и то было не так… возбуждающе. А вот мой взгляд прикипает только к одному месту.

Но Альберт не торопится продолжать. Он прижимает меня к себе, целует в шею и очень аккуратно вдевает серьги мне в уши. Тяжелые капли качаются, когда я наклоняю голову. Мне нравится это ощущение.

— Знаю, что это пошлятина, — как-то смущенно говорит он и вновь лезет в карман своего пиджака. — Но пока я… думал о тебе… — спотыкается он об слово, и меня встряхивает от истинного смысла этого «думал». — …все эти дни, никак не получалось отделаться от картинки в голове.

Я вопросительно смотрю на него, но он только подталкивает меня обратно к кровати. Когда я падаю на нее, он наклоняется, и на мою шею змеей скользит холодное ожерелье с сапфирами — даже крупнее, чем в серьгах. А запястья и лодыжки обвивают браслеты с синими камнями. Я голая, но на мне надета квартира в Москве. Может, даже элитная, я плохо разбираюсь в ценах на украшения. Чертовски странное чувство, слишком киношная картинка, какая-то такая… из фильмов о знаменитых куртизанках. А я кто? Кто — я?

Альберт проводит ладонью по своим волосам, и они снова складываются в безупречную прическу. Хочу познакомиться с его парикмахером!

— Что, нравится тебе? — я демонстративно откидываюсь назад на локтях и наклоняю голову, чтобы синяя капля качнулась над плечом.

— Смотри, как, — Альберт указывает на полностью готовый к бою член.

— А ты ведь фетишист… — тяну я насмешливо. — Сапфировый фетишист, довольно дорогое извращение.

— Что?! — синие глаза яростно сверкают ярче сапфиров.

Он подтягивает меня к себе за ногу, и, пока я верещу, переворачивает на живот, приподнимает и берет сзади, как-то моментально справившись с презервативом. Я кошусь на свой чемодан. Интересно, сколько у него в запасе? Такими темпами перейдем на мои.

Сильные руки сжимают бедра жестко, до синяков. Большие пальцы ложатся на задницу, раздвигают ее, задумчивый хриплый голос сообщает:

— Надо было еще анальную пробку сделать…

— С сапфиром? — я задыхаюсь от его обманчиво размеренных движений, особенно когда параллельно им внутрь тугого колечка проникает одна фаланга пальца.

— Конечно, с огромным-огромным сапфиром… — он трахает меня все жестче, но палец входит нежно, на еще одну фалангу. — Хорошая мысль, подскажу рекламщикам для VIP-коллекции…

Его свободная рука скользит по моей спине, нажимая на позвонки и заставляя выгибаться, тереться грудью о простыни, задирая задницу все выше. Меня потряхивает от жгучей похоти, я представляю, как это все выглядит со стороны: импозантный седой красавец четкими движениями бедер вбивается в женщину, одетую только в сапфиры. И в этом есть нечто просто нереально развратное.

Альберт что-то такое шипит сквозь зубы, уже невнятно, резко втягивая воздух, когда я повожу бедрами, а палец входит еще глубже.

Потом он резко вынимает его и внутрь скользит горячий язык. Я вся сжимаюсь от невероятных ощущений, и Альберт кончает, кажется, неожиданно для себя самого. Падает сверху, прижимая всем весом к кровати.

— Хочешь еще? — рука пробирается между нашими телами и ложится на мой лобок. Но мне интересно другое:

— VIP-коллекции? Сапфиры? Кто ты вообще такой?

Альберт отодвигается, молча встает, уходит в ванную, там шумит вода. Он возвращается, поправляет подушки, ложится, закидывая руку за голову и притягивает меня к себе, целуя в макушку. Накидывает на нас одеяло — кондиционер все-таки дует. Все это время я жду ответа. И поворачиваюсь к нему, требовательно глядя в сапфировые глаза. Ожерелье нагрелось на моей коже, уже не холодит ее. Просто лежит — такое прекрасное, такое тяжелое.

— Неважно, — наконец отвечает он.

И между нами резко холодает. Конечно, неважно. Кто я такая? Можно задорно перепихнуться в самолете, можно повторить через недельку, заодно поиграть в свои фетиши. Но раскрывать душу? Имя — это уже слишком много. Тем более, его редкое имя. При определенном упорстве и любопытстве можно все найти в интернете. Но я не буду, мне неинтересно.

Спасибо, что одернул.

Я отодвигаюсь и начинаю снимать с себя браслет. Одной рукой неудобно. А если двумя и ожерелье? Застежка путается в волосах, я в сердцах дергаю, но только вырываю клок волос. Черт!

— Карин, ты чего? — он ловит мою руку и успокаивающе поглаживает.

— Хочу отдать тебе.

— Это подарок.

— Серьги?

— Нет, все вместе. Хочу еще трахать тебя в них, раз ты раскрыла мой страшный секрет про фетиш.

Его глаза смеются, а мне не смешно.

— Нет, — отрезаю жестко. — Это слишком дорого.

— Ну как нет? — удивляется Альберт, и раз с рукой не сработало, гладит меня по нижнему полушарию груди кончиками пальцев. Очень нежное и будоражащее ощущение. Я вдыхаю и забываю выдохнуть, когда он переворачивается и оказывается сверху. Пальцы скользят вниз и вниз, и они явно знают, что делать, чтобы уже через десяток секунд я застонала, выдыхая обиду и напряжение.

— Куда я это теперь дену? — улыбается этот наглец. — Предлагаешь продать приличным людям после всего того, что я делал с тобой в них?

— А что особенного ты делал?

— Ну, еще ничего не кончилось… — многообещающе улыбается Альберт, и пальцы скользят дальше, делая много-много всего особенного.

И после некоторых вещей, которые мы творим, продавать эти украшения невинным покупателям действительно грех.

Не понимаю, как мужчина его возраста — впрочем, я точно не знаю, какого, но явно же больше тридцати — может заниматься сексом столько раз подряд и почти без перерывов. Мои подозрения о том, что не зря у него по карманам презервативы, и вовсе не скучал он неделю без меня, только укрепляются. С таким либидо для него, небось, и день без секса — трагедия. Но я не хочу об этом думать.

Да и не успеваю — Альберт затрахивает меня до состояния, когда я уже не могу ни кончать, ни стонать, ни даже передвигаться, не покачиваясь. То, что было в самолете — оказывается, цветочки. А лишние мысли растворяются в темной неге и расслаблении.

— А в ванную ты меня на ручках отнесешь?

— Хочешь — отнесу, — лениво отзывается Альберт.

Кстати, у него по карманам реально распихано очень много презервативов. Очень. Нет — ОЧЕНЬ.

Но я все-таки встаю.

Его голос нагоняет меня уже в дверях ванной:

— Поехали завтра на яхте кататься? Морских звезд посмотрим.

— На яхте? — мне приходится ухватиться за косяк, чтобы не упасть.

— Ага.

— Твоей?

— Нет, конечно. Я что, больной, держать яхту на другом конце мира?

— Ну… давай.

— Хорошо, тогда я утром за тобой заеду.

И когда я выхожу из ванной, его уже нет.

***

Из меня как будто сразу выпустили воздух. Я прислонилась лбом к дверному косяку и даже немножко об него постучалась.

Что это было? Что. Это. Было.

Я же не собиралась…

В комнате все пропахло сексом. Постель смята, стол шатается, за содержимое мусорного ведра стыдно перед набожными католическими горничными. Но все кончилось, смерч разметал все вокруг себя и унесся, и тишина просто звенит в ушах.

Я завернулась в покрывало и пошла открыла балконную дверь. Пусть проветрится и от запахов, и от невыносимой тишины. Комнату заполнил привычный звон бокалов и смех из бара внизу, а я только спохватилась, что драгоценности до сих пор на мне. Уже без нервов, спокойно, расстегнула замочек на ожерелье, сняла браслеты, вынула серьги и сложила все кучкой на столе. Отошла подальше как от ядовитой змеи.

Что.

Это.

Было.

Я взрослая разумная женщина. Со взрослыми разумными женщинами не случаются миллионеры, которые за одну ночь — ладно, две, — дарят драгоценности.

Ребенка, бывает, дарят.

Венерическое что-нибудь.

Цветы.

Цепочку с кулончиком — максимум.

Некоторым, говорят, деньги оставляют. Вроде как на такси. Но это в каких-то особых условиях — когда ты молодая и красивая снимаешься в клубе, а тебе компенсируют твою молодость и красоту взрослые и богатые.

Легенды про подаренные шубы и мерседесы, конечно, ходят, но на то они и легенды.

Тем более, мне тридцать.

Тут восемнадцатилетние модели с силиконом, ботоксом, рестилайном и отбеленным анусом получают меньше ништяков за сопровождение папиков в поездках. Ну, может, совсем знаменитым и преподносят что-нибудь роскошное, но где я, и где они?

У девицы в «Пятидесяти оттенках серого» была внутренняя богиня, а у меня старая подруга Паранойя. Новые времена, новые герои.

Она поднимает голову и задает мне неудобные вопросы.

Может быть, это действительно такой способ контрабанды — подсовывать женщинам драгоценности, чтобы они перевозили через границу, а потом как-нибудь забирать?

Может быть, он просто заставит вернуть подарки, когда наши каникулы закончатся?

А может быть, это вообще подделка?

Я осторожно приблизилась к таинственно мерцающей горке камней и золота на столе, как будто боясь, что ожерелье набросится на меня и задушит. Взяла браслет, посмотрела через него на свет — темно-синяя глубина превратила мир в сапфировый сон. Даже пальма напротив балкона показалась выточенной из огромного куска драгоценного камня. И где-то по краям, где синева сгущалась до цвета ночного неба, казалось, перемигивались заточенные в камень звезды.

Блин, я не специалист, конечно, но если бы дешевые подделки так выглядели, я бы увешалась бижутерией с ног до головы.

Эту версию моя подруга Паранойя тоже с сожалением отвергла.

Может быть, он просто пускает пыль в глаза? Драгоценности, машина, яхта — все это можно взять напрокат, чтобы впечатлить доверчивую простушку и развести ее на жаркий секс, чтобы старалась активнее за шанс стать подругой олигарха. Миллионеры, в конце концов, не летают туристическими чартерами, в которых даже бизнес-класса нет.

В эту теорию, кстати, отлично вписывается его загадочное поведение «мое имя слишком известно, чтобы его называть» и ледяное «неважно», о котором я, конечно, не забыла. Просто отложила тогда ненадолго, чтобы сейчас достать и как следует об него помучиться.

Вот и отлично, все сходится.

Моя подруга Паранойя довольно кивнула, пожала мне руку и исчезла, оставив одну.

В сухом остатке у меня что?

Волшебный секс.

Густой, дикий, безумный, невероятный секс.

Меня устраивает.

Теперь, разложив все по полочкам, я повеселела. Терпеть не могу ничего не понимать.

Достала из мини-бара бутылку апельсинового сока, завалилась в ворох простыней и потянулась как довольная сытая кошка, чувствуя, как отзываются искрами не до конца разрядившегося удовольствия некоторые места в теле. Мммм… и завтра мы продолжим… Жизнь-то налаживается!

Вот только зачем?

Молнией прострелила вдруг мысль — мало ли что там у тебя сходится!

Зачем это все — ему?

Секс можно получить и проще.

Что еще ему надо от меня?