Ночью все ветки серы

Басти Родригез-Иньюригарро

Скоростная новелла об особых свойствах ночного метро, рекламных плакатов, баллончиков с краской и поездов дальнего следования.

© Басти Родригез-Иньюригарро, 2023

ISBN 978-5-0055-0576-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Она никогда не видела железной дороги — только серый забор, за которым свист и стук обещали движение, надпись «Пригородные кассы» и стеклянные двери станции, где по ночам отражались её белокурые хвостики, розовое платье, буквы поперёк груди: «ГРОМКО КРИКНЕМ БОЛЬНОМУ ГОРЛУ — НЕТ!», рот, разинутый в этом самом крике — не ребёнок, а заглядение.

Глянцевая бумага вспухала, наливаясь ненавистью к оригиналу, способному захлопнуть рот, и ко всем, кто волен двигаться. Прохожие не замечали, что избегают встречаться взглядом с девочкой на стене аптеки.

***

Тусклое небо воспаляется, напоминая срез копчёной грудинки: розовое мясо, прослойки жира, блестящая рыжая корка внизу. Надо торопиться, поймать краткие сумерки, нырнуть в метро.

Рюкзак даже не звенит — так плотно утрамбованы баллончики с краской: красной, чёрной, белой. Суть — в количестве, не в разнообразии.

Он падает на сиденье в углу вагона, придавив колени рюкзаком, чтоб не сбежать, а кружиться на карусели кольцевой линии, сколько потребуется.

Последний месяц календарной зимы подгоняет закат в час пик: к железному грохоту и тормозному визгу добавляется толпа. Наушники — непозволительная роскошь. Плеер припрятан в кармане для часов свободы.

Он прикрывает лицо капюшоном и ныряет в одуряющие шумы. Круг за кругом ученик старших классов, обладатель имени, дневника и школьного проездного, уходит в небытиё. Ему уютно в грохоте железных барабанов, под неумолимой, как шесть футов земли, тяжестью рюкзака. Но просыпается Отпускатель.

Голос, объявляющий станции, не достигает мозга, но ему это и не нужно, он — сжатая пружина.

Двери распахнуты. Пружина распрямляется.

Он — на платформе, провожает глазами хвост поезда, идущего на последний круг, щурится, оглядывая подземный собор: высокие своды, безоконные витражи. Переход на серую ветку.

— Ночью все ветки серы, — усмехается он.

Теперь не нужно вводить себя в транс стуком колёс — пружина снова сжата, путь лежит на север.

Его выбрасывает из вагона раньше, чем он ожидал. Сначала выбор не велик: выход один. После стеклянных дверей, исцарапанных до непрозрачности, возможности множатся.

Он выходит из-под земли, вдыхает полуночный воздух. По правую руку — торговый центр провинциального вида и неказистые, одноэтажные магазины: «Всё для дома», «Одежда из Италии», «Осетинские пироги», аптека, по левую — железнодорожная станция. Форпост Савёловского вокзала.

На стене «Одежды из Италии» мёрзнет дамочка в кружевном белье. Отпускатель смотрит ей в глаза. Не ошибся: осознала положение, опечалена.

Рисовать он не умеет, и не пытается, поэтому даже с точки зрения самых терпимых горожан не попадает в категорию «уличные художники» — обыкновенный бездельник, «уродующий облик города».

Ради томно изогнувшейся дамочки он извлекает белый баллончик. Она — мирная, уснёт с радостью. Краска ровно ложится на ноги в чулках.

В других случаях он начинает с глаз. Достаёт баллон чёрной краски и шмяк в лицо — как выстрел.

Чёрная завеса достаётся «буйным», отравляющим пространство на километры вокруг, но не желающим засыпать: чего стоила домохозяйка с банкой майонеза в руках, круглым лицом, зверской улыбкой от уха до уха и страшными, голодными глазами — хуже ведьмы из пряничного домика.

Двухмерные копии от оригинала не зависели. Иногда на билборде над автобаном (морока и риск свернуть шею) лицо оживало, а его «приземлённые» двойники оставались картинками, а иногда чёрное заточение настигало десятки одинаковых лиц.

Отпускатель любит чёрный — сам закутан в чёрное с головы до ног, и каждое «заточение» требует сил: разбрызгивая чёрную краску, он оставляет часть себя сторожить отвратительное двухмерное создание.

Только одним цветом он не пользовался ни разу, но баллон красной краски неизменно попадал в рюкзак. На всякий случай.