Бессмертный полк Ленинграда

Сборник, 2020

В сборник «Бессмертный полк Ленинграда» вошли произведения участников общегородского литературного конкурса, проведенного под эгидой Правительства Санкт-Петербурга. Конкурс был посвящен 75-летию Победы в Великой Отечественной войне и проходил под девизом «Никто не забыт и ничто не забыто». В своих произведениях петербуржцы делились воспоминаниями о своих близких – отцах и матерях, дедах и прадедах, которые отважно сражались с врагом, защищали родной город, ковали победу на заводах и фабриках, выживали в блокаду – в холод и голод, под бомбежками и артобстрелами. В сборник вошли 90 лучших произведений участников конкурса – стихи, рассказы, очерки, статьи, воспоминания. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Тамара Андреева

Мой спаситель

В конце мая 1941 года на торжественном школьном вечере за отличную учебу мне вручили подарки и брайлевский прибор для письма слепых с гравировкой: «Отличнику учебы Тамаре Андреевой, Институт слепых детей, Ленинград 1941 год». Это был для меня бесценный подарок: мне теперь не нужно было обращаться к родителям за помощью, чтобы записать сочиненные мною стихи или нужную мне информацию, он делал меня более самостоятельной. С ним я могла без помощи других людей читать книги, расширяя кругозор, обогащаясь новыми знаниями. Я была по-настоящему счастлива, бережно относилась к прибору, даже ночью хранила его под подушкой.

На лето мама и я уехали отдыхать к бабушке в деревню. А в августе ее захватили фашисты и мы оказались в оккупации. В оккупированной деревне остались женщины, старики, дети, больные. Беззащитные и беспомощные люди растерялись. По деревням бродили отставшие от своих частей красноармейцы. Жители кормили, одевали их, прятали. Так в тылу у немцев стали создаваться группы сопротивления и партизанские отряды, жестоко расправлявшиеся с захватчиками. Но враг бы вооружен и беспощаден, особенно с минным населением. Если немцы подозревали, что жители связаны с партизанами, они сжигали деревню с живыми людьми.

В двух километрах от нас находилась деревня Стега. Мы оказались свидетелями средневековой дикости: жителей согнали в колхозный скотный двор и подожгли. Мы слышали нечеловеческие крики людей, горящих заживо. Когда мы пришли на пепелище, деревня была пуста. Только в одном доме стоял на столе гроб с умершим стариком — единственным немым свидетелем гибели односельчан. Собрались жители окрестных деревень, выкопали общую могилу, похоронили старика вместе с пеплом его соседей и родственников.

Бабушкин дом был в некотором отдалении от нашей деревни, поэтому партизанам было удобно незаметно приходить к нам и прятаться. Мама и бабушка пекли хлеб, приготовляли продукты, шили маскировочные халаты. Соседи добровольно приносили простыни, наволочки, полотенца, чтобы чем-нибудь помочь партизанам. Но нашлись предатели…

Январским морозным утром 1943 года в деревню явился отряд врагов с полицейскими. Фашисты рассыпались по деревне и загнали жителей в дома, у каждого поставили полицая. Мы пытались выяснить у охранника, что с нами будет. Но полупьяный предатель лишь злобно ухмылялся и, упиваясь властью, повторял:

— Узнаете! Скоро узнаете!

Мы догадывались, что фашисты ждут специальный карательный отряд, который имел право жечь деревни с людьми. У немцев и здесь был порядок. Мы не ждали ничего хорошего, но неизвестность терзала нас. Мама налила стакан самогона охраннику, и у него развязался язык. Он хвастливо выложил:

— Вот сейчас спецы приедут и поджарят вас!

Сами не зная зачем, мы оделись потеплее. Просто потому, что нам что-то надо было делать, чтобы не задумываться о будущем. Мама уговаривала меня оставить прибор, но я не соглашалась, прижимая его к груди.

— Доченька, он тяжелый! И неизвестно, что нас ждет впереди.

Но я настаивала, еще сильнее прижимая прибор к себе. Тогда мама большим шерстяным платком привязала прибор к моей груди, надела на меня какие-то курточки, кофточки и пальто. Мы не плакали, а обнимали и целовали друг друга. Страха не было. Внутри все онемело и задубенело, пропало осознание реальности. Мы дышали, но были уже мертвы.

Ожидание становилось нестерпимым. Стемнело, но каратели не приезжали. Усилился мороз. Внезапно нам приказали покинуть дом и тут же его подожгли. Мы оказались в аду: все было охвачено пламенем. Огонь буйствовал, расшвыривая горящие бревна, вырывая их из стен строений. Головни летали над деревней, а падая взрывались, раскалываясь на части. Ветер срывал соломенные крыши, и они как факелы появлялись в разных местах, а падая, зажигали все новые и новые костры. В скотных дворах беспомощные животные, пытаясь спастись, бились о стены. От разрывающих сердце криков отчаяния хотелось бежать к ним, но помочь им было уже невозможно. Животные погибали в страшных муках. За что?!

Нас увозили в никуда. За санями бежали преданные, любящие и любимые Тузики, Мурки, Жучки, Васьки, Шарики и еще десятки четвероногих. Развлекаясь, фашисты расстреливали их. Трупы оставались лежать на дороге, укрытые саваном чистого снега. За что?!

Нас увозили в никуда.

Добравшись до какой-то деревни, сани остановились. Кто-то умер. Сопровождавшие нас охранники отвлеклись, не обращая на нас внимание. Неожиданно мама схватила меня за руку и силой резко втащила в ближайший дом, где мы увидели женщину, накрывавшую к ужину стол. При виде нас она испугалась, истерически закричала:

— Убирайтесь вон! Я из-за вас не хочу умирать!

Обеими руками она вытолкала нас к задней двери и сбросила с высокого крыльца к скотному двору в глубокий сугроб. Мы лежали в снегу, дрожа от страха, холода и безысходности, слышали редкие выстрелы. Бежать куда-то было бесполезно. Спрятаться — негде. Но надо пытаться искать выход.

Мы наткнулись на маленькое строение. Через открытую дверь пахло сеном. В этот полуразвалившийся сенник мы и спрятались. Мама положила меня спиной к задней стенке, забросав сеном. Сама закопалась в другом месте. Наконец отряд с пленными удалился. Выстрелы прекратились, наступила относительная тишина. В доме, откуда нас так любезно выбросили, ужинали немцы. Вскоре мы услыхали скрип снега: к сарайчику приближались двое, остановились перед входом.

И вдруг я почувствовала сильный толчок в грудь, а за ним еще более мощный. За спиной затрещали доски. Мне показалось, что я взлетела вместе с сараем. Не помню, теряла ли я сознание, но затем услышала удаляющиеся шаги немцев. Мы с мамой молчали: каждая боялась заговорить первой, чтобы в ответ не услышать тишину. Мама не выдержала:

— Доченька… Томочка!

— Мама. — прошептала я в ответ.

Итак, я осталась жива: путь штыку преградил металлический брайлевский прибор для письма слепых. Позже в одежде на уровне груди мы обнаружили две дыры.

Мы снова закопались в сено, согревая друг друга. Я, видимо, уснула.

— Тише! Тише! — шептала мне мама, — Я с тобой! Мы подумаем и найдем выход.

В полузабытьи я билась в ее объятьях, сквозь слезы повторяя:

— Мне страшно! Он догонит меня! Я сгорю! Я чувствую, как огненное чудовище хватает меня! Мне жарко!

Этот кошмарный сон многие годы преследовал меня, как Скарлетт, героиню романа «Унесенные ветром». Со временем и это прошло.

Было очень холодно и темно. Выбравшись из сарая, мы побрели по деревне искать помощи у людей. Проходя мимо одного дома, мы услышали детский смех. Решили постучать именно в эту дверь. Нам открыла женщина и без вопросов провела в комнату, где было тепло и вкусно пахло свежим хлебом. Четверо детей с любопытством смотрели на нас. Старшему, его зовут Ваня, было лет двенадцать, как и мне. Когда меня раздели, и мальчик увидел на моей груди прибор.

— Ой! Что это за железо на тебе? Ухты! Это рыцарские доспехи? — удивился он. А в это время мама рассматривала две дыры на кофточках, курточках, пальто и платке, которым был привязан к моей груди прибор.

— Это не рыцарские доспехи, — ответила я ему, — а прибор для письма слепых. Сегодня он спас мою жизнь.

Последние слова он пропустил мимо ушей, разглядывая со всех сторон прибор.

— Ты шутишь! Две железные пластины с дырками, какие-то точки по краю одной железки. Разве можно на этом что-нибудь написать?

— Дай листок бумаги и скажи, что написать.

Ваня подумал и предложил:

— Я хочу, чтобы папа скорее вернулся с войны домой.

Он рассматривал точки и удивлялся:

— Как можно что-то писать, а потом по точкам читать? А кто придумал этот прибор? — спросил Ваня.

— Луи Брайль. В возрасте трех лет острым предметом он ранил свои глаза. И потом полностью ослеп. Вот он и создал систему письма и чтения для слепых всего мира. Он работал в Париже, обучая незрячих. Жил он в прошлом столетии с 1809 по 1852 год. Этот прибор назван его именем: прибор Брайля для письма слепых. Слепые всего земного шара с благодарностью помнят о нем.

Ваня внимательно выслушал и попросил:

— Ты подари мне этот листок на память. Я сохраню его, друзьям покажу и расскажу об этом французе.

Война разделила мою жизнь на «до» — счастливую, и на «после» — трудную. Поэтому я не люблю читать книги о войне и смотреть военные фильмы.

Мой спаситель был со мною в партизанском отряде, расположившемся в лесу, перелетал через линию фронта на самолете У-2, несколько месяцев находился со мной в госпитале, десятки лет служил мне как рабочий инструмент. Теперь он хранится в музее истории школы слепых и слабовидящих в Санкт-Петербурге.

© Андреева Т., 2020