Приключения филистимлянина из Ашдода сына Хоттаба

Бетельгеус Скобни, 2021

Однажды израильский царь Соломон, дарит волшебное кольцо одному из работников стройки его нового храма.

Приключения начались

В юго-западной части отдаленных земель с севера тянулась холмистая дорога. Кто по ней шел или ехал верхом, если остановится и станет вглядываться вдаль, то перед ним предстанут песочные барханы до первых поселений в противоположность начала своего пути. Той, где возле рыболовецкой заводи местных жителей раскинулось море с привкусом воды, отталкивающим от ее употребления в чистом виде.

***

Раннее утро. Молодой человек по имени Хесен, взобравшись на коня, решил проехать по береговой водной глади моря.

За дальним холмом возвышалось другое небольшое возвышение, на котором одиноко стояла хижина подданного израильского царства иудея Форсиата, проживавшего со своей дочерью — черноволосой Маруанной.

Хесен однажды завидел девушку в то время, когда он охотился на оленя. Увлекшись, он не заметил, как пересек границу между его народом Филистии и Иудеи, в которых народы неплохо держали отношения между собой впоследствии после нескольких между ними войн. Набеги со стороны его соплеменников уменьшились, а после, когда минуло более пятидесяти лет и филистимляне вовсе отошли на последний план, прекратив общение с арамеями, потому как между ними разрослось Израильское государство, на троне с царствующим главой, о котором так никто и не дал понятливое объяснение его внешнему образу.

Хесен мчал коня, чтобы решить наконец свою судьбу.

— Хесен! — окликнули его сзади.

Это был его друг Патон. Величественный, на своей лошади он казался статуей, и после нескольких окриков Хесен остановился. Требования его соплеменника заставили вдруг задуматься. По какой необходимости тот его преследует? Хесен развернул коня. На лице юноши заходили желваки, он нервничал, он не желал задерживаться с соплеменником но стал ожидать его привлеченный его личной харизматической важностью. Патон приблизился.

— Хесен… — с надменной улыбкой сказал Патон, — ты куда так рано животное направил? Разве ты забыл о подготовке к празднику Ревашн?

Хесен не понимал потребности в его вопросе.

— Сейчас ты просто загонишь своего Лоскутика в такую рань.

Патон все же догадывался о пути своего друга. Он обратил внимание на дальнюю хижину, дым из которой развеивался по ветру.

— А дома твоя матушка, наверное, с самого утра готовит пательты¹, которыми ты так любишь нас угощать. Помнишь?

— Да, а что? — терял терпение Хесен, он хотел поскорей встретить Маруанну.

Он ласково похлопал по морде коня, тот словно ощущал нервозность хозяина.

— Так что же ты так загнал с утра свою скотину, Хесен?

— Так искупнуться захотел, Патон.

Патон враждебные восприятия имел с граничившими с ними иудеями. Взращенный на рассказах и историях, считал он, что некий иудейский царь отодвинул в сторону их предков, побуждения его были патриотичны.

— Гляди, Хесен, если ты что задумал, не играть тебе больше в наши праздники. Я до Харезта дойду, всю тебе нишмат² вытащит, не будешь ты больше…

— Да кто ты такой, в самом деле, чтобы судить меня?! — не выдержал Хесен.

Хесен всегда прислушивался к более сильным игрокам и вожатым, но в этот раз у него появилось ощущение, что у него забирают не только победу, но и часть его самого.

Патон всегда славился лучшим игроком, и всегда побеждал Хесена, и теперь по натуре своей заботливой взял шефство над товарищем. Но Хесен желал другого, нежели игр в лошадиных скачках или фигле, где лошадей используют как дополнение к этому состязанию с мячом и палками, которыми игроки должны забить мяч в особые небольших размеров ворота, и в этой игре Хесен был всегда запасным игроком. В состязательной борьбе он также проигрывал Патону, и зачастую Хесен побаивался своего соплеменника, делал вид, что прислушивается к его учениям и советам. Но в этот раз в нём разыгралась его внутренняя борьба, ему хотелось воли. Патон на вопрос Хесена, казалось, обратил вниманием безразличия.

— Что?! — выкрикнул Патон.

Хесен прислушивался к самому себе. Ему хотелось вышвырнуть своего друга из своей судьбы за непонимание.

— Я волен как птица. Я… хладнокровен как змея… — цитировал он Патона.

Тот в свою очередь успокоился, он знал: Хесен всегда был послушным, и сейчас его негодование — это всего лишь ребячество. На его лице появилась улыбка.

— Ну, вот и молодец, Хесен, теперь я знаю, нет, теперь я уверен, что ты настоящий мужчина! — слукавил Патон, на самом деле он всегда считал Хесена неудачником и слабохарактерным, считая, что только он сможет защитить его от каких-либо угроз. — Давай домой.

Он развернул лошадь, стегнул по крупу животного и, отскакав несколько метров, остановился, оглянувшись. Хесен по-прежнему находился на своем месте, его переполняли накопленные эмоции, бушуя.

— Домой, Хесен! — позвал его Патон как собачонку.

Хесен слез с коня. Это был бунт, и он знал — этот бунт он проиграет. На играх вольной борьбы, он знал, случалось многое. Из-за проявленного неуважения к одному из поселян жители побили бы даже более искусного воина. И тот едва добрел бы до дому. Но здесь только песчаная гавань, густая трава правобережья, представлявшая морскую бескрайность. Патон, казалось, колебался, но дальнейшие его действия скорей обескуражили Хесена, чем насторожили. Патон вдруг развернул лошадь и умчался прочь. Оставшись один, Хесен, казалось, выиграл свой первый бой, какой-то новой техникой, необычной, простой, без боя. Стало даже скучно. Хотелось догнать Патона и, объявив его трусом, повалить на землю и утвердить себя победителем. Но что-то изменилось в нем, бои не прельщали его. Осмотрев морскую гладь, Хесен кинул безмятежный взгляд на взошедший диск солнца, зажмурился, перевел взгляд на коня Лоскутика.

— Ну что, друг мой, поехали добывать невесту?

Конь, услышав, словно поняв хозяина, фыркнул, как бы в согласие.

Хесен Аквиинский оседлал коня и направил его к хижине возлюбленной.

Это юноша двадцати одного года, воспитанный филистимлянкой в поселении аквиинов, живших рядом с морем, а поодаль с ними соседствовал народ фэхтер, те, кто довольствовались и знали разные способы приготовления грибов, засушивая их, употребляя с медовухой, рыбницей, или ели как хлеб. Народ Хесена граничил также с дорудеями, вроде лесных братьев, те, в свою очередь, с другими, и так Филистия раскладывалась на многие племена в каждом со своей идеализацией или выращиваемой культурой.

В поселениях Израиля, другой части Ханаана, бытовала общая колония, разделенная на разного рода отличия людей по познаниям, мышлению и интересам. разделяясь своего вида кварталами, в свою очередь похожими уже на городские поселения со своей отличительной структурой домов, парков и мероприятий-развлечений. При целом богослужении народ именовал себя царством под управлением из первой династии царей вторым монархом, при котором оно более разрослось и улучшилось, чем прежде.

Храмом поклонения царя того государства Соломона являлась статуя в виде солнечного диска. Вторая статуя, с распростертыми крыльями, означавшая место восхождение правителей израилевых, в народе говорили, что это было подобие их врат откуда они приходили.

Действительно ли высеченные распорки в лесах у холма Исайя имели туннель в другой мир или это была лишь легенда, могли знать лишь два человека в Иудее. Одним из них был Форсиат Хорезмийский, который ныне проживал уединенно со своей дочерью Маруанной вдали от их прежнего места обитания Ибн Шовея — центрального города Израиля, и кто-то еще.

В утренний час десятого дня шестого месяца перед сбором растительных форм для еды и заготовкой к перемене погоды, когда в полуденный час море студенеет, и это означает, что наступают холода. В землях поселений Хесена в это время занимались большой охотой и укреплением хозяйств. И почему-то именно в эту пору праздновалось больше свадеб.

Позабыв о проблемах и земельных делах, Хесен направлялся к заветному холму. Наконец остановив коня, он спрыгнул, не решаясь подойти к хижине. Чуть поодаль от дома собака гоняла несколько овец, три козы паслись возле небольшой деревянной постройки, видимо, являвшейся хлевом и молотильней. Хесен направился к дверному проему хижины с едва прикрывавшей вход дверью, сделанной из хвороста и соломы, не заметив издали приближения телеги с возничим. Отодвинув в сторону дверь, Хесен все же заметил транспорт. В повозке был юноша двадцати трех лет с короткими вьющимися волосами темного цвета. Свои длинные волосы Хесен убирал в пучок, что являлось знаком конного бойца, не выигравшего ни в одном состязании, но имевшего статус воина. В этом ранге он мог бы делать распоряжения двум или трем ученикам, которые имели лишь смутное понимание о состязаниях. Молодой человек, спрыгнув с телеги, подошел к Хесену.

— Исаак, — представился юноша, протянув руку Хесену.

Тот не был знаком с жестами приветствия и не знал, что делать в ответ. Задумавшись, однако, он поспешил в ответ его дружелюбию и их знакомству, действиям относящихся своих племен, положив ладонь на его плечо, шлепнул пару раз по его щеке, затем, обняв его, похлопал его по спине обеими руками. Те, кто не участвовал в боевых состязаниях, ограничивались в знак дружелюбия и уважения при приветствии стеснительной улыбкой. И, отпрянув от туземца, коротко представился:

— Хесен.

Конечно, Исаак опешил, но все понял. Что тот был не из этих мест и со своими нравами, однако кто он по племени, Исаак не догадывался.

— А где Маруанна? — спросил Исаак.

Языки немного отличались от вновьзаселенных ханаанских племен, но по своей натуре изволивший к познаниям Хесен иногда занимался их изучением со своей матерью, отлично знавшей три языка.

— Я не знаю, — помотал головой филистимлянин, желая, чтобы тот его понял если не словесно, то по жесту.

Исаак задумался над изменением слов нового друга, но ничего по этому поводу не сказал.

— Пойду, поищу ее у воды, а ты скинь все с телеги, лады?

Исаак принял Хесена за охотника, который желает перекантоваться в доме Форсиата. Хесен не стал противиться, Исаак ему понравился. Сняв с повозки несколько легких тюков, филистимлянин направился в саму хижину.

Внутри было тепло и сухо. Соломенная крыша, просмоленная вязким веществом в разных местах, также как и стены, надежно укрывала от порывов ветра. Сложенная из квадратных камней и малых валунов печь держала внутри тепло. Выведенная наружу труба уже не дымила, но раскаленный уголь еще сохранялся в топнике, который прикрывала металлическая заслонка, поддерживая тепло. Слева в стене был проем, ведший в комнатный карман, в котором дремал на кровати из деревянных лаг и соломы мужчина лет шестидесяти. Тут Хесен понял, что зашел в чужой дом, как вдруг в другом проеме этой комнаты что-то шевельнулось. Внезапно оттуда выбежала кошка. Выпучив глаза, осмотрев гостя, как ни в чем не бывало обошла его, потеревшись о ноги Хесена, и направилась к кровати хозяина, уселась на ее край, затем взобралась на его живот, но тот, словно не ощутив ее присутствия, просто перевернулся на бок. В это время Хесена заинтересовало, что происходит в другом отделении хижины, откуда появилась кошка.

Там вновь что-то мелькнуло, похожее на кусок белой материи. Хесен подкрался к краю проема. Заглянув за угол, он тут же хотел отпрянуть от стены, хотя никогда не считал себя трусом. В это время Маруанна, едва прикрыв наготу, примеряла новую волнистую ткань как новый наряд.

В те времена как таковых платьев не было. Но в моду одеяний уже входили разновидность украшений: орнамент, качество тканей, разного оформления. В более бедных поселениях вроде идумеев, части южных племен и основного пятиградия коалиции филистимлян, откуда был Хесен, была одежда проще, в частности, из мешковины или накидок из соломы. В некоторых случаях, но лишь для жертвоприношений или празднеств, использовался неокрашенный атлас.

Взгляд застыл на полуобнаженном женском теле девушки. Маруанна в это время скрыла свое тело под холщевой тканью, одеждой, выкупленной на собственные скопленные сбережения на рынке Эльтека.

Наконец девушка обернулась, но кричать не стала. Скорей на ее лице появилось изумление, и вскоре, развернувшись полностью к нему, она скинула свою одежду, обнажив себя.

Хесен был рожден на земле Ханаанской, где народ был приверженцем старых религиозных традиций, поэтому не признавал нового терпимого во всех отношениях культа израильского царства, монотеизм, предпочитая других богов.

А в идеях племени города Ашдод имелось понятие, что если девушка в одежде с признаками наготы будет сопротивляться, потому как она будет привлекать внимание мужского пола при попытке овладеть ею, то мужчине или в особенности молодым людям будет это простительно, если не признательно вообще как и в любом малочисленном населении какого-либо культа божества. То при новом иудейском законе тех же земель Ханаанских присоедениться к женщине без ее согласия принималось как насилие.

Маруанна не знала, как выглядит обещанный жених, который сейчас направлялся на ее поиски к морю. Но только различия обличия описанные обещанного ей на словах будущего жениха, и ввели ее в заблуждение. Однако Хесен все понял и не растерявшись, сокрытым счастьем застигнув свою мечту, он слился с ней в единое целое, и Маруанна оказалась его первой женой.

Исаак в это время, спускаясь по склону холма, пытался отыскать фигуру обещанной ему девушки. Но тщетно. Еще перед тем как начать спуск, он, интуитивно всматриваясь по сторонам, хотел бросить эту затею, но, еще ранее воодушевленный от пожелания его родных отправиться за Маруанной из Эльтеки, подался к берегу Средиземноморья.

***

— Исаак, — говорил ему отец, — ты у нас хороший сын. Крепкий.

Юноша в действительности выглядел как атлет супротив Хесена из Филистии.

— Тебе уже двадцать два года, и тебе нужно подыскать себе жену.

— Но…

— Никаких возражений! На берегу иудейской границы, на краю с дикарскими племенами из Ашдода, живет мой братец по колену. Он отошел от мирских дел после объявления царствия царя великого и справедливого Соломона.

— Бать, а ты знаешь, как царь наш выглядит? — внезапно сменил тему сын.

— Наш царь не суров, но справедлив. Ну… За все времена истерии земли Ханаанской не было такого умного правителя. Ты лучше учти, что он сделал. Порядок — раз. Вывел учение, по которому все ясно и просто, — два. Ну и многое… Но дело, сын, не в тебе, не в твоем мировоззрении и не во мне… это я о моих годах. Дело в том, что ты уже взрослый. Иди и приведи сюда невесту, иначе…

Мужчина задумался.

— Иначе возьмет ее у тебя кто-нибудь из дикарей.

Исаак задумался.

— Хорошо, отец, я сделаю, как ты велел.

— Да не я, сын мой. Тело твое уже вскормлено, пора и тебе семьей обзаводиться. Мы с Иозорой тебе поможем, если что.

И под вечер этого дня они собрали подарки невесте, и к утру Сизиф с Иозорой отправили своего сына за молодой.

А в это время, вкушая о встрече с прелестной Маруанной, судьбе на встречу готовил своего коня, Лоскутика бесстрастный юноша по имени Хесен.

***

Исаак долго ходил по низине холма, но, поднявшись к хижине, он был уверен, что филистимлянин разгрузил его тюки, испугался повелительного взгляда и телосложения израильского подданного и сбежал.

И когда в хижине повстречались названый жених и гость другого сословия и быта, все бы произошло более непредсказуемо, если бы не проснулся хозяин дома Форсиат. Маруанна вглядывалась в Исаака, сразу все поняла и в то же время приняла решение. Она выбежала из хижины по направлению к морю. Вскоре, не нарушая спокойствия, оба юноши молча вышли из хижины. Хесен в первую очередь направился к своему коню, оседлав Лоскутика, потеряв из виду возлюбленную, направил его в сторону своей родины.

На том первая история Хесена на земле израильской закончилась. Вернувшись в Ашдод, город своего племени, Хесен еще долгое время думал о том времени, когда они были вместе с Маруанной, но в то день он не испугался незадачливого юного израильтянина, скорей у него появилось ощущение, что он вторгся в чужую семью, сблизившись с посторонней женой.

Прошло два года. За эти годы в Филистии многое изменилось. Сменился новый лидер, который еще больше возненавидел царство Соломона. В основном судившего его по новостям. О его наказаниях, пытавшихся силой захватить и установить свои порядки, людях, проводивших мятежи, которые случались даже в некоторых частях Иудеи под покровительством самого израильского царства. Потому как спор с ним карался захватом его филистимской деревни, где царь Израиля мог приравнять его земли к своему царству.

Хесен решился на побег из этого печального положения, который создался как-то сам.

И однажды филистимлянин Хесен из племени аквиина города Ашдод по его отцу, которого звали Бебедат, оказался на равнине государства израильского в израильском колене Дан, граничившего меж другими поселениями Ханаанской земли, не являющиеся подданством Израиля.

По всей окраине Средиземноморья колонизаций стоял период похолоданий. Но часть народа Филистии уже готовилась к празднику, когда божество Дагон посылает им множество рыбы и животных, за это они, собственно, конечно, приносили ему жертву. И в этот раз поселяне, довольные своими проведенными холодными днями в прошлые дни прохлад в сытости, готовили легкую жертву из числа крупного рогатого скота, самого добротного буйвола. А иногда в такие периоды для наибольшего благоденствия отдавался бурый медведь, чья шкура очень ценилась среди знати.

Хесен имел к Луирике, так и несостоявшейся его жене, не особо привязаные чувства. Ему был неподдатлив путь оседлой жизни. Его увлекал поиск, имевший всякий вид учения любого мастерства, или желание просто исследовать мир. Все больше его воодушевляло внимание по отыскиванию ответов на иудейской земле. В частности, удивительные легенды о самом царе Израиля подталкивали его вглубь этой цивилизации.

И вот со временем удачно поселился в одной из хижин в народе израильском, который, как заметил Хесен, имел другие мировоззрения, в отличие от областей, в которых ему удалось побывать, проехав верхом от родины до границ Израиля более суток.

Пробродив в Дане, устав за день, вернувшись обратно к позднему вечеру, филистимлянин расположился на кровати в снятой им комнате, состоявшей из деревянных настилов и сухой соломы. Всматриваясь в маленькое окно, он размышлял. Возле оконца и входной двери на полу стояла лампа, из которой выходил кусок фитилька, объятый огоньком, вполне освещая комнату путешественника и стены, выложенные из известняка.

Несмотря на холод на улице, в комнате было тепло и уютно. Общая печь, растапливаемая в комнате хозяина, обогревала три комнаты. А также верхнюю отдельную комнату, что была над самой комнатой хозяина и являлась скорее прикрытой верандой, над Хесеном крыша использовалась как открытая терраса.

Внезапно в дверь постучали. Это был хозяин дома Равен. Возраст мужчины был около сорока трех лет. Всю семью здесь он представлял один. Его жена и дети его жили в Кадеше, городе, расположенном вдали, за пустошью Идумеи на юге, где проходит граница между Израильским царством и восточными кочевыми племенами, от которых было мало бед. В далеком прошлом это были разделенные воинствующие друг с другом племена до завоевания ими Иевусеями.

Равен был низкого роста, поэтому склоняться в проходе ему практически не приходилось.

— Могу ли я зайти, странник мой? — спросил хозяин принявшей его обители, прежде чем переступить порог.

— Да, Равен, конечно. Входите.

Равен, выхаркавшись, все же неуверенно вошел внутрь, прикрыв за собой дверь. Для закрытия ставень металлических петель не было, они появились позже, когда царство распалось на независимые колена. Это в будущем районы Израиля, где принадлежность израильтян к одному или другому клану ведущих названия от имен сыновей Израиля по понятию философского взгляда религии ставшие еще ранее олицетворением в разной ее символике. Но сейчас на дверях были кожаные ремни по бокам, которые были тверды как дерево. В поселениях Хесена такого новшества не было, дверь хижин в его народе отнималась и прикладывалась как заслонка.

Хесен приподнялся. Он имел большое уважение к жителям Израиля, несмотря на различные сплетни своего племени о том, что здесь живут пустосвяты, фарисеи и упрямцы.

В самом деле, после мотания пророка Моисея по пустыне с еврейским народом, бежавшего от преследования их фараоном, хозяином Нила, тростниковых земель, как гласила легенда. Позже при царях израильских этот народ, собственно, который и составил большую часть жителей Ханаана, был более лоялен к другим народам из небольшого их числа людей, соседствующих с ними. Ведь все же всеобщее еврейское мировоззрение мало кому подходили к вновь прибывшим переселенцам на их земли.

Под заросшим лицом хозяина хижины кожа была словно воск.

— Я, конечно, не смею, — продолжал Равен, — но если вам, молодой человек, нужно проживать долгое время у меня, прошу внести залог.

Хесен присел на кровати, но спина его была выпрямлена, он ожидал этого вопроса.

— Так. Да… — сказал Хесен, почесав затылок.

Хозяин вновь закряхтел и сильно закашлял.

— Аллергия страшно замучила, кхе-кхе… — произнес Равен.

После нескольких попыток откашляться на него невозможно было смотреть, он будто был измучен какой-то болезнью, но точно это была не аллергия.

— Папаша, вам бы к лекарю направиться, — подсказал Хесен.

На что хозяин уставился на него, словно завидел степного белого волка.

— Никто не должен… кхе-кхе… указывать мне, что мне делать! Оплата вперед!

Он словно захлебывался кашлем. Хесену стало жаль его, он достал из мешочка несколько монет и протянул ему. Тот, немного успокоившись, принял оплату, тут же перестав кашлять, но его томный вид нисколько не изменился. Он вышел.

Хесен прилег на тахте, как вдруг вновь подскочил.

— Равен?! — решил он окликнуть хозяина съемной комнаты, когда дверь закрылась.

Выскочив на улицу, Хесен хотел выискать его во дворе, но под тусклым светом луны никого уже не было. Недолго думая, удивившись скорости исчезновения хозяина — от его двери до двери Равена было несколько шагов, но и тех было мало, чтобы потерять его из виду. Хесен направился к другой части хижины. Приоткрыв соседнюю дверь, юноша обнаружил три светильника, озарявшие комнату словно днем.

Раскрыв полностью дверь, он заметил хозяина ночлежки, стоявшего спиной к нему посреди комнаты.

— Хозяин, — шепотом произнес Хесен.

И только после того, как он назвал его по имени, тот отреагировал, медленно повернув голову.

— Что тебе, сумасброд филистимский? — спросил Равен.

Хесена удивили знания о нем иудея, но он не подал вида, он даже забыл, зачем он появился в этой части дома.

— Так это… спросить хотел, уважаемый Равен, — пришел в себя Хесен.

— Ну, говори, филистимлянин.

Равен, развернувшись в сторону гостя, сделал несколько шагов. В руках его были деньги Хесена, которые он тут же положил в карман халата.

— Ну, во-первых, — начал, сбираясь с мыслями, Хесен, — откуда у вас такая уверенность в том, что я, — Хесен мотнул головой, — с того края земли?

Равен молчал.

— Ну а второе… — Молчание Равена настораживало Хесена.

Юноша считал, когда человек при общении с ним стоит с напряженным взглядом, сам поневоле начинаешь задумываться, а не спешу ли я с вопросами к нему, а вдруг они станут опасны для самого задававшего их.

— Хотел бы спросить…

— Знаю я, что ты Хесен из Ашдода и что надо тебе. — Равен внезапно изменился в лице, словно подобрев.

Сквозь его бороду и усы угадывалась улыбка, и в это время Хесену показалось, что иудей был намного старше своих лет. Равен отвернулся от него.

— Деньги тебя интересуют, но как бы заработать их более… — Он бросил кроткий взгляд на гостя и продолжил свои дела.

Он находился у камина. На верхнем карнизе топки, что была из того же материала, как и печь хижины, — из глины и специальной крепкой смеси, были расположены две гончарные чашечки, он достал монеты из кармана и положил в одну из них.

— Ты думаешь, я буду пускать всех, кто захочет поселиться в этих окрестностях? — загадочно спросил Равен. — Нет.

Хозяин развернулся.

— Мне известно твое будущее. Гассан.

Когда он назвал его другим именем, то удивил филистимлянина.

— Вы ошиблись, уважаемый Равен, меня зовут…

— Хесен?! — заросшая лицевая часть Равена скрывала хитрую улыбку, но взгляд хозяина был добрым. — Пусть будет сейчас так.

Удивительно, но недуга во время их общения у Равена словно и не было. Хесен даже забыл, что тот ни слова не мог произнести, не откашлявшись.

— И тебе надо идти, Хесен, отдохнуть. Завтра с утра, как проснешься, можешь прогуляться по улицам. К вечеру у меня будет похлебка для тебя, если проголодаешься. Завтра и поговорим.

Хесен пожал плечами и вышел.

На дворе стоял легкий прохладный вечер. Близилась ночь. Но луна, уже воцаряясь, пробивала на затянутом облачными сгустками небе свой свет. По окраине стали меньше, но отчетливо слышаться голоса горожан. Где-то скрипнула телега. «Туда идти не стоит, — подумал Хесен, — там повозная дорога». По дороге могли катить телегу, и мешать ее проезду лучше не надо. Порывшись в туеске, он нашел пару медных монет. На одной стороне было изображение орла с раскрытыми в стороны крыльями, будто его вспугнули, на другой — изображение человека. Тут же с левой и правой сторон была выгравирована аббревиатура букв «царь иудейский».

На них можно было приобрести мешок овса, три кувшина молока или десять свежих хлебцев. Но Хесена это интересовало сейчас мало, чтобы быстрее заснуть, хотелось найти заведение, где было бы неплохо перекусить и взять напиток, от которого чуть захмелеет голова.

Однако все же он перепутал дороги.

— Эй, посторонись! — крикнули из темноты, и тут же появился хозяин голоса, это был человек, толкавший повозку.

— Ты что улиц не знаешь?! Здесь же дорога для повозок! — добавил человек, когда они с Хесеном поравнялись. Пришлось юному путешественнику изменить свой маршрут.

Мысль о том, что этот человек мог бы посоветовать ему, где найти искомое место, Хесену пришла, когда тот удалился и останавливать его уже было поздно. «Хм, может, этот дядя и прав», — подумал он о водителе повозки, и филистимлянин решил направиться обратно в свою лачугу. Неразумно промышлять в темноте в малознакомом городе, пусть уже двое дней проведенных в нем, где нет уверенности, что за эту прогулку он найдет что-то интересное и полезное. Вернувшись в дом, он улегся, решил подготовить все вопросы, какие он мог задать странному хозяину дома завтра. Чувствуя радость от того, что будущий ужин ему обоспечен хозяином. Но на похлебку на следующий день он не попал.

Примечания

1

Лепешки на муке с картошкой и специями.

2

Буквально с др.-ханаанского «сущность».