Полёты в фазе быстрого сна

Борис Викторович Сударушкин, 2018

Романтическое знакомство молодого петербуржца с юной африканкой, нелегально бежавшей в Стокгольм, и преступление, вынудившее их скрываться – это, и многое другое, повлекло неожиданные последствия… В оформлении обложки использована фотография автора Steven Pecoraro по лицензии Unsplash.

Борис Викторович Сударушкин

Полёты в фазе быстрого сна

Фоном к началу этой истории является моя первая работа после окончания Университета, а также события, последовавшие после моего ухода оттуда на преподавательскую"ниву"… А работать я начинал в Питере в"Доме Дружбы c народами зарубежных стран", что был на Фонтанке — в том самом Шуваловском Дворце, который после развала размещавшихся в нём Советских структур Обществ дружбы с зарубежными странами, Фонда мира и Комитета защиты Мира, был передан под нынешний Музей Фаберже.

В мои обязанности, кроме обычных у всех референтов Дома Дружбы дел по организации пребывания иностранных делегаций, входило также кураторство так называемой Комиссии Солидарности с народами Азии и Африки.

Дело в том, что в Питере не было отделения Советского Комитета Солидарности стран Азии и Африки — была лишь эта общественная Комиссия в Доме Дружбы, в которую входила профессура Восточного факультета, сотрудники Института Востоковедения и несколько деятелей науки и искусства, которые как-либо были связаны с международными обменами.

Вот именно это кураторство Комиссии Солидарности и познакомило меня с Авелино — чернокожим студентом Питерского"Первого Меда"из Экваториальной Гвинеи.

Вообще, для решения проблем иностранных студентов в СССР существовала отдельная организация — в Питере она называлась"Совет по делам иностранных учащихся"и располагалась в нашем-же здании Дома Дружбы. Но бюрократическая особенность заключалась в том, что иностранные студенты в СССР не были однородной массой — среди них были стипендиаты разных государств, были частные лица, а также, среди прочего, были и стипендиаты Комитета Солидарности… И вот, каждый раз, когда им нужно было на каникулы лететь на родину, они все приходили ко мне, чтобы получить печать в обходной листок, свидетельствующую о том, что Комитет Солидарности не возражает против поездки, и никаких невыполненных обязательств по линии стипендии за ними нет — такая вот формальность. Печати ставились автоматически, но процедура должна была быть соблюдена… Это была самая лёгкая из моих многочисленных обязанностей. Ничто не предвещало каких-либо осложнений по этой линии…

Но, однажды случилось непредвиденное:

Позвонили с вахты и спросили может ли кто-нибудь принять двух африканских студентов… Я попросил пропустить их ко мне и стал рыться в столе в поисках печати, будучи уверен, что речь как всегда о штампе в обходник для выезда на родину…

Но на этот раз события стали развиваться неожиданно…

Когда они вошли, я сразу узнал одного из них — Бокари был нашим стипендиатом из Первого Медицинского института. Вместе с ним пришёл африканец невысокого роста, который сразу расплылся в белозубой улыбке…

— Борис, у нас есть официальная просьба, — начал Бокари. — Вот познакомьтесь, это студент пятого курса Первого Меда — Авелино. Мы живём с ним в одной комнате в общежитии. Он хочет стать стипендиатом Комитета Солидарности…

— Этот вопрос я не решаю, — ответил я. — Вам нужно обращаться в Москву…

— Мы знаем, но там требуют характеристику по месту региональной Комиссии Солидарности, — сказал Бокари, — а это именно Вы…

Я на секунду задумался и Бокари добавил:

— Я ручаюсь за него, он сейчас Карла Маркса читает…

Меня улыбнуло, но виду я не подал:

— Я посоветуюсь, — сказал я. — Никогда таких вопросов не возникало…

Они ушли, а я понял, что надо звонить в Москву.

2

Если бы моя непосредственная начальница была на месте, она бы решила этот вопрос сама — но она была в отпуске. Председателем местного Питерского Комитета защиты мира, по линии которого я числился в штате, был поэт Михаил Дудин, но исполнял свою должность он на общественных началах, никогда ни во что не вмешивался и появлялся у нас лишь пару раз в месяц — его функции были представительскими и текущими делам он не занимался. Приходя к нам на второй этаж, Михаил Александрович обычно приглашал всех обедать в кафе на первом этаже и часто сам платил за нас. Он был человек-праздник — и я очень любил его… Однажды, после очередного приёма, проходившего в Доме Дружбы по линии международных связей Профсоюзов, он, уходя с мероприятия, с хитрым выражением лица продекламировал мне на ухо внезапно посетившую его рифму с двусмысленным по тем временам содержанием:"На всех банкетах Профсоюзы крепят с Рабочим Классом узы".

Но я отвлёкся от темы…

Конечно, в той ситуации нужно было звонить в Москву непосредственно в Советский Комитет Солидарности стран Азии и Африки…

Я был знаком с несколькими референтами этого учреждения, так как они сопровождали иностранные делегации, которые я принимал в Питере, помогая"убивать двух зайцев"для московского начальства — освободиться в Москве на weekend от докучливых гостей и, заодно, решить вопрос с культурной программой…

Я стал звонить в Москву…

— Знаем мы эту ситуацию, — сказал мне по телефону московский референт, — попал ты, Борис, конкретно… У этого твоего Авелино ещё месяц назад папа был министром в Экваториальной Гвинее, но умудрился поссориться с Президентом этой самой Гвинеи до такой степени, что чуть ли не в партизаны бежал из столицы… Короче, этот их Президент собственноручно вычеркнул всех его родственников из списков живых и мёртвых — соответственно плакала и гвинейская гос.стипендия твоего Авелино — а это вообще-то плата за обучение. Его теперь должны отчислить из Института по этой причине — вот он и прибежал к тебе, чтобы перевестись на нашу"стипендию"…

— Так чего делать-то? — поинтересовался я, не понимая, почему это я"попал конкретно".

Ответ был примерно следующий:"Вопрос этот как-бы щекотливый. Экваториальная Гвинея нам не самая дружественная страна и умаслить вновь появившегося сильного оппозиционера, дав его сыну стипендию Комитета Солидарности, было бы может быть полезно. Ну, а если в результате всё повернётся иначе? Если с Экваториальной Гвинеей отношения испортятся из-за поддержки сынка оппозиционера этой самой"стипендией", а оппозиционеры окажутся ренегатами?… Короче, где-то там в Международном Отделе ЦК они сами не знают чего делать, а решение принимать надо. Вот и решили переложить ответственность на какого-нибудь стрелочника — вот это счастье к тебе и приплыло…Им там наверху вроде как вообще всё равно, плевали они на эту Экваториальную Гвинею — главное перед начальством на кого-нибудь всю вину свалить если дело повернётся в плохую сторону… Гвинеец-то этот не в Москве учится, а у вас в Питере, а ты, типа, курируешь в Питере Комитет Солидарности, так? Значит формально ты и должен с ним поработать и нам рассказать, что он за человек — можно ли ему доверять? Ну, а если что, то и ответственность на тебе — сошлются на тебя при"разборе полётов"если"полёты"будут не удачными — и так далее, и тому подобное…"

— Не слАбо так, — пробормотал я.

— Действуй, Боря, — сочувственно усмехнулся в трубке бодрый голос. — Удачи…

3

Надо сказать, что в Африке целых три Гвинеи — просто Гвинея [столица Конакри], Гвинея-Бисау и Экваториальная Гвинея, о которой речь… Микроскопическое государство, население которого в момент описываемых событий не доходило и до половины миллиона человек. Чуть позже, в начале девяностых годов, страна, казалось, неожиданно поймала свой шанс — открытые на шельфе огромные нефтяные месторождения принесли сказочные богатства местной олигархической верхушке — это обстоятельство сыграло трагическую роль в данной истории, которую вам предстоит прочитать в этом рассказе…

Вообще, то, как я повёл себя в ситуации с Авелино идеально объясняет почему я не продолжил свою трудовую деятельность в качестве гос.служащего или дипломата или, как у нас говорят — "бойца невидимого фронта"… Дело даже не в том, что никуда из вышеперечисленного меня никто не приглашал. Дело в том, что мой подход к проблеме оказался абсолютно не совместим с полагающимся по должности у тех людей, которые работают в этих сферах… Ни соображения осторожности, связанные с будущим собственной карьеры, ни соображения государственной целесообразности — ничто из этого даже не постучалось тогда в мою голову. Единственное, что меня поразило в данной ситуации — это то, как ужасно, проучившись"на отлично"столько лет сложнейшей специальности — медицине — быть отчисленным на пятом курсе просто потому, что где-то на родине кто-то с кем-то поссорился… Это, и только ЭТО соображение определило ход моих действий…

Конец ознакомительного фрагмента.