Очень сказочная работа 1

Борис Владимирович Попов (2020)

Бесхозного юношу, в связи с неожиданно выявленными способностями к переходу в Сказочный мир, пристраивают на работу в филиал ФСБ для поиска и добычи магических артефактов. И завертелась новая жизнь, заблистала яркими красками! Первая любовь, заказчик чёрт, общение с литературными классиками — эх, понеслось!

Глава 2

Подоспел я, как обычно, к шапочному разбору.

— Что-то он не очень у нас похож на директора гостиницы или руководителя персоналом, — скептически заметила мама, обозревая мою запыхавшуюся, потную и красную от усиленной ходьбы физиономию, — вроде и жары-то особой нет, а Димочка уже взмок весь.

— А на кого он у нас сильно похож? На руководителя хора глухонемых? Или менеджера по управлению овцами, в старину гордо именуемого пастухом? Ясное дело, что руководить он никем и ничем не способен, но с удостоверением о высшем образовании по гостиничному сервису и туризму, пока еще редким в наших краях, может возьмут хотя бы на ресепшен, пугать вороватых постояльцев бликами от стекол очков? Приезжие будут думать, что на входе-выходе для борьбы с заносом водки и выносом гостиничного имущества, посажен особо зоркий работник, который через свои бинокуляры на три метра под землю зрит и всегда поймает за хищную лапу расхитителя дырявых полотенец, украшенных штемпелем отеля с одноразовыми тапочками в придачу. Может и платить станут чуть побольше, чем обычной уборщице?

— Что-то я не припоминаю в нашем городе такого интересного высшего учебного заведения, — предчувствуя неладное, заныл я.

— А их у нас и нету! — радостно объяснил оптимистично настроенный папаша. — Но не в наш же авиационный, который на всю страну славится или в чрезвычайно востребованный в наше время институт связи тебя, бестолковца этакого, волочить! Там мы хоть из кожи вон вылезем, оплачивая такое столь дорогое для таких, как ты, обучение, все равно тебя выпрут с первого же курса, ибо мой сын абсолютно неловок и к учебе не приспособлен.

И тут выяснилось, что папенька отыскал на просторах Интернета устраивающий его по цене ВУЗ, выпускающий менеджеров по гостиничному сервису и туризму, где-то то ли в Омске, то ли в Томске, я толком не расслышал, а уточнять не стал. Во всех ВУЗах страны прием документов на очное обучение был закончен еще 25 июля, а эти сибиряки продлили его до 15 августа именно для платных заочников. Конечно, желающих поехать на учебу именно в жаркую Сибирь наверняка не густо, вот и заманивают народ поздней сдачей документов.

Хорошо, что папахен учебное заведение не где-нибудь за Полярным Кругом нашел, туда, поди, до самого Нового Года можно пристраиваться. А если я и туда экзамены провалю, то он лично загрузит меня на оленей и притащит в Университет будущих гостиничных менеджеров в Арктике, а там прием документов длится всю полярную ночь, аж до февраля. Сдал документы, грузись на нарты и гони потом на собачьей упряжке на экзамены! А там всей абитуры будет всего двое — я и белый медведь. На экзаменах мы, конечно, оба не блеснем, но медведя возьмут однозначно, а то он при отказе в приеме съест от огорчения кого-нибудь из экзаменаторов. А за неловкого меня замолвит словечко папаша, шепнув кому надо, что придурковатый Комаровский сильно исхудал в дороге, а был знаете какой жиртрест, с того резко охищнел, и может сожрать всю приемную комиссию. Двух собак и каюра, управлявшего упряжкой, он за время экзаменов уже съел.

— Ездить туда будешь два раза в год, только на сессии, — манил своего бестолковика мудрый отец, — оплата не беспредельная, кое-как осилим, заодно разомнешь кости, проветришься. А то целый день-деньской дома торчишь, в носу ковыряешь, да в монитор пялишься.

— Наш Димочка пропадет в дороге! — заохала сердобольная мамочка. — Тысячи километров по сибирской тайге, по непереносимому северному морозу!

— Небось, не околеет! — отмел эти благоглупости строгий батя. — Пусть привыкает к житейским трудностям, не весь же век мы его будем нянчить. Может и девчонке какой-нибудь там или где по дороге приглянется, а то вечно как рак-отшельник один сидит. Бывают девчата-заботницы, которые прилипают душой к этакой орясине с юности и заодно со своими детками и стариками их обихаживают.

— Ну не знаю, — усомнилась в такой моей ловкости и доблести даже очень любящая меня мама, — такие девицы уж вроде вымерли еще в прошлом веке. Да и не ловок он по женской линии, совсем неловок…

Я и в самом деле не заманивающий своими статями женщин роковой мачо, да и нет у меня выраженного мужского шарма и обаяния. Типичный очкарик-ботаник, только еще глуповатый и неловкий в придачу.

— Может еще повезет…, — неуверенно предположил оптимист-отец. — Всякое ведь в жизни бывает — дуракам частенько удача сама в руки прет.

Только я ведь еще и невезуч, вдобавок ко всем моим красотам. Если вероятность вляпаться в какое-нибудь дерьмо составляет всего один процент от возможных исходов, я его ни за что не упущу, и вляпаюсь в это ароматное вещество обязательно. В общем, кругом перспективный студент, покоритель бескрайних сибирских просторов и присуха девичьих сердец! А я против, активно против опасной поездки невесть куда в одиночку. Вдруг по пути привяжется опасный уголовник со стажем? Он же меня легко ограбит и ссадит на первом же полустанке, а сам умчится в привычную ему сибирскую воровскую малину. Но моим мнением в нашей семье никто и никогда не интересовался.

Поездка под охраной специально обученного всем видам боя майора на фирменном поезде в столицу нашей Родины вдруг показалась мне гораздо предпочтительнее. Этот опытный офицер злого зыка играючи засунет в дыру вагонного унитаза вместе с его финкой и наколками, не раздумывая: пролезет, не пролезет, покажет, как и куда проехать в самой Москве, пристроит на бесплатное обучение и временное жительство, выдаст подъемные и вообще за мной присмотрит. А за артефактами еще невесть когда отправляться, вдобавок в милую сказочку, где даже женщина Олимпиада проявляет себя недюжинным бойцом. На фоне отцовских опасных затей эта перспектива вдруг стала казаться мне сияющей. Решено! Вечером иду на окончательное совещание к Палычу и будь что будет! Родительские споры и обсуждения как-то сразу показались мне неинтересны.

— А может мне вместе с Димочкой в Сибирь поехать? Пригляжу за ним в дороге, покормлю.

— Потом его спать уложишь и колыбельную споешь. Хватит уже этого лося на каждом шагу нянькать и ублажать! Он ростом уже выше меня вымахал, а все простейшую яичницу сам себе толком пожарить не может — вечно или яйца уронит, или масло мимо сковороды нальет. И все это плоды именно твоего ласкающего воспитания. Этак ты и на работу его еще потом водить начнешь.

— Ну, зачем ты так грубо…

— Все! Проехали! Ты свой очередной отпуск еще в марте месяце отгуляла, а сейчас всего лишь август, и все ваши опытные тетки на отдых отправились. Отгулы у вас давать не принято, желающих вместо тебя поработать наверняка не отыщется, что ж тебе из-за этой никому ненужной поездки увольняться что ль?

— Да это все, конечно, верно, но…

Я не выдержал и гордо удалился из родительской спальни. Моего ухода никто даже и не заметил. Сначала вволю наелся на кухне, а потом завалился на диван в своей комнате и решил поразмышлять о будущем спокойно. Бесплатное обучение в столице, за которое мне еще и станут платить, очень привлекало и хотелось немедленно стать вечным студентом.

И ладно бы хоть эта лафа длилась какое-то разумное время, лет пять-шесть, а то всего-то пару месяцев. Что такое пара месяцев? Да нет ничего! А там выгонят в чисто поле, разгуляться на просторе, враз какой-нибудь палицей или булавой по неразумной головушке огребешь от разбойника или славного витязя. Примут за чужака, и мне капец.

Мои оправдания, что я полностью русский и в доску свой, в расчет могут и не принять, ведь раньше татарином называли любого сомнительного человека, появившегося с юго-востока, и плоховато знающего наш язык. Говорят в этом тридевятом сказочном царстве-государстве наверняка на древнерусском, чуждом и непонятном для меня языке. И за два месяца такого полиглота как я, никакому языку обучить невозможно.

Школьная учительница-англичанка за несколько проведенных в моем обществе лет с этим смирилась и ставила дежурные трояки, уже даже не пытаясь вникать в бездны моей лингвистической тупости и бездны моего незнания языка Шекспира и Байрона. Попытки объяснять мне все эти презеты и континиумы, борьбу за разучивание минимального словарного запаса, не говоря уж о правильном произношении, она бросила еще на первом году нашего знакомства. Приливы неистового гнева, который охватывал ее первое время после моих блестящих ответов с дежурным криком непонятно что обозначающем: «Анде зе до»! — тоже постепенно сошли на нет. А тут вдруг я бойко заговорю на практически неведомом мне языке всего за каких-то два месяца? Ну это просто какая-то нереальная задача! Впрочем, чего мне больно бояться? Пусть позабавятся шестьдесят дней, а потом уволят без выходного пособия, не обеднею, ведь у меня и сейчас ничего нет.

Тут пришла мама с вопросом, какие еще теплые вещи мне будут необходимы для будущей поездки, и взялась мерять матерчатым метром мою поясницу перед непременной покупкой нужнейшего пояса из собачьей шерсти. Следом заявился отец с выяснениями, какое оружие для самозащиты я предпочитаю: электрошокер, газовый баллончик или пневматический пистолет. Ужас вновь охватил меня: мало того, что в дороге все равно отнимут деньги и пояс из шерсти лучшего друга человека, так еще и надают по шее за попытку самозащиты. Ну, а на прощанье наверняка еще разрядят в меня же бывший моим шокер, брызнут в нос из моего же баллончика и добьют резиновой пулей из моего же пистолета в лоб.

От всего этого я сбежал на улицу и пересидел пару часиков на лавочке подальше от отчего дома, игнорируя родительские звонки по телефону. Как-то все было зыбко, чревато неожиданностями и грозящими мне опасностями. Конечно, очень хотелось пойти по проторенному уже несколькими поколениями пути: получить высшее образование за родительский счет, не обращая внимания где и какое. Но ведь Вольдемар Иванович был абсолютно прав — в этом случае меня ждет безрадостная и полунищая жизнь, а точнее даже не жизнь, а жалкое существование.

Но его манящий вариант выглядел как-то уж очень опасно. Боевые тренеры легко могут сломать мне руку или ногу просто невзначай, о чем-нибудь задумавшись, или зарубить тяжелым мечом. Могут между делом наколоть на копье или всадить стрелу между глаз. И на прощанье вздохнуть: уж очень он был неловок. Могу убиться сам, свалившись с лошади. Не сумев увернуться, получить кистенем или дубиной от сокурсников. В общем, куда ни кинь, всюду клин. Разумеется, лучше отказаться. Я же совсем не герой, и эти опасные приключения мне совершенно ни к чему. Значит, вперед, в безрадостное и унылое существование? Я чуть не завыл от такого выбора. Обдумывал долго и, наконец, так ничего и не решив, с тяжелой душой направился к Палычу. Вдобавок чую — нет у меня никаких таинственных способностей, перепутала меня птица Гамаюн с кем-то умным, боевым и ловким. И никакого влияния заповедника «Самарская Лука» здесь, в Самаре, я не ощущаю. Тридцать километров, это вам не хухры-мухры какие-нибудь, а слишком значительное расстояние.

Палыч проживал в нашем же доме, только в другом подъезде и на первом этаже. Впрочем, в нашей двадцатичетырехэтажке был еще и нулевой, где сидела консьержка, и минус первый в подземном гараже. Конечно, первый этаж есть первый этаж и недолго молодому парню подняться пару пролетов лестницы. Вот только домофона у старика не было, а чтобы пройти просто на лестницу через другую дверь, нужно было долго ожидать кого-нибудь местного с ключом, поэтому я предпочитал идти через консьержку и подниматься к дяде Володе на лифте.

Увидев меня, дежурившая сегодня консьержка расплылась в умильной улыбке.

— Здравствуй, Димочка! Как обычно, к Владимиру Павловичу?

— Здрасте. Куда же мне еще у вас идти?

— Экий ты бука! Владимир Павлович уже дома, какую-то рыжую девицу провел. Внучка, что ли?

— Понятия не имею, — хмуро буркнул я, — всех не упомнишь, — и прошел к лифту.

— Привет ему от мен…

Тут двери лифта захлопнулись. Семидесятилетний Палыч для женского пола был просто неотразим. Три моложавые шестидесятилетние консьержки его подъезда прыгали перед ним на задних лапках — он им пел и рассказывал, возвращаясь с работы, всякие басни. Но главный упор он делал на сорока-пятидесятилетних справных и симпатичных постоянно меняющихся женщинах, которых этот старый ловелас принимал за ужином при свечах через день.

Когда я спросил, почему эта работа не ведется ежедневно, дядя Володя вздохнул и пояснил, что его способности уже не те, что были в молодости, и ему требуется некоторый отдых.

— Да и сам подумай, Дима, на что мне женщины ежедневно? Память моя уж не та, что прежде, частенько путаюсь в их именах и датах прихода, а это ведет к тому, что они заявляются по двое, а иной раз и по трое. Неизбежные конфликты приводят к разнообразным неприятностям: кричат друг на друга и на меня, пытаются бить посуду и ломать мебель, а раз даже разодрались между собой. Вот я и ввел посещения через день. Тихо, уютно, чистенько. Каждая пыль протрет, кое-кто и полы помоет, а того, что они наготавливают, мне как раз на пару дней хватает и, главное: никто не мешает глядеть телевизор! И не требует глядеть какую-то бабскую ерундовину, невыносимую для нормального мужика.

— Ну и физические силы ваши, наверное, уж тоже не блещут?

— Да пока не жалуюсь. А вот память, память сильно хромает!

— Ну так заведите какую-нибудь одну, постоянную, да и женитесь.

— Что ты! — аж замахал тогда руками седовласый красавец. — Баба обживется, и ее уж потом не вышибешь!

— А зачем ее вышибать? Одну-то небось по имени проще упомнить?

— Черта ль мне в ее имени? Их всех можно одинаково звать: белочка, курочка, рыбонька — они проглотят, пока не обжились и никаких прав не имеют. Так-то она вроде простая и душевная бабенка, ловкая по хозяйству, заботится о тебе день и ночь, не знает, как и чем угодить, а если у нее эти права появились, так фу ты ну ты, лапти гнуты! Аж удивишься, откуда только что взялось. Горделивый взгляд, слова цедятся сквозь зубы, враз невесть какие наряды и косметика появятся и все чего-то требует, требует, требует.

Немедленно на кухне новые шкафчики повесить! Да вроде висят…, ноешь ты. А в ответ: у тебя дешевые дрова, а нужно заказать в фирменном салоне настоящую, стильную вещь. Твой драный кухонный столик немедленно выкинуть вместе с помойными табуретками и купить то же самое, но итальянского производства. Электроплита такой простенькой быть не должна, нужна с грилем, автовыключением и про конвекцию не позабудь! Унитаз совсем дрянной, ванна нужна побольше и фигурная, люстры не те, потолки должны быть не беленые, а тканевые.

Твой полотенцесушитель просто слезы, кровать, комод и шкаф порубить на дрова, чтобы не тяжело было до мусорного контейнера тащить, ну а деревянная входная дверь это же просто позорище. Я все заменю! За твой счет, разумеется. И не забывай выдавать мне деньги на наряды, дарить простенькие украшения (конечно золотые и с немалыми самоцветами). Квартирка у нас маловата, а вот двушечка, а еще лучше трешечка, будут пока в самый раз. Разумеется, пока скромный коттедж в черте города не закончим строить. И не забывай про покупку мне мерседеса или лексуса.

Да я и за десять лет столько не заработаю!

А ты не ленись. Не валяйся тут вечером на диване с гуслями в руках, кстати не забыть мне их сегодня же выкинуть, а почаще на работу бегай. Столько не платят? Работу смени. Походи на две, а лучше на три работы! Не осилишь, годы не те? Небось не издохнешь! Хоть и стар, а крепок и могуч еще старый дуб! Кстати и моим детям, которых я от других мужчин нарожала, не забудь помочь. Что что? Они уже взрослые? Пора бы и самим зарабатывать? Ты чушь-то тут не неси! Заткнись и помалкивай! Это же наши дети! Они же не виноваты, что ты всю жизнь где-то шлялся и семье не помогал!

И тут у меня будет всего два выхода: либо отдавать ей все безропотно, сутками пыхтя на работе, либо начать спорить. Если делать все, как она хочет, долго не проживешь — укатают сивку крутые горки. Поэтому они все или вдовы, или разведенки. Ты хочешь мира и покоя, все отдал, а она все равно будет затевать скандалы на ровном месте по глупейшим поводам: почему в горячем кране вода недостаточно горячая, куда ты глядел, когда квартиру не в самом центре брал, а на 500 метров в сторону, что ты на эту страшную девку в бесстыдно короткой юбке выпялился? Спорить с бабой бесполезно: ей на все твои доводы наплевать, и слушать она тебя будет только для вида, а сама неутомимо станет талдычить свое и долбить тебя, как три дятла разом. Побить ее, а тем более высечь, сейчас нипочем нельзя: враз набежит милиция-полиция, подхватит тебя под белы ручки и к разбойникам в кутузку. Последнюю рубаху с себя будешь готов снять и отдать, лишь бы отпустили душу на покаяние!

И я как-то на досуге прикинул, а что же получится, если все ее дела, которыми она так гордится, переделают за деньги специально нанятые люди. Их нужно всего трое: молодая и умелая шлюха для постели, хорошая повариха, аккуратная и чистоплотная домохозяйка с функциями посудомойки, уборщицы и умеющая пользоваться твоей стиральной машинкой. И все! Работать им нужно: шлюхе один час через день, поварихе два часа раз в три дня, домохозяйке два часа в неделю. Гораздо дешевле получается! И никакой мороки.

— А покупать продукты? — вступился за женщин я.

— В магазин я могу дойти и сам — вон супермаркет из окон видно, — отмел мой слабенький довод дядя Вова. — Можно организовать закупку и доставку на дом через Интернет — ничуть не дороже получается, а возни зримо меньше. Да и много ли еды мне одному нужно…

— Вы же не умеете пользоваться компьютером!

— Подожмет — враз выучусь. Ты мне все на бумажке распишешь, а я научусь.

— Проще я вам прямо из дома со своего компьютера закажу, — пробурчал я.

— Вот и славненько! — зримо обрадовался такому решению Палыч. — Два раза в месяц по полчаса поработаешь, а я отдарюсь так, что в обиде не останешься. А то всякую картошку, лук, морковь, капусту таскать в больших количествах уже тяжеловато делается — старость на подходе.

— Да я вам и так могу сбегать…

— А не надо так! Раз сбегаешь, два сбегаешь, а там и устал, и свои дела навалились. А за живую копейку и закажешь, а при нужде и сбегаешь, и в обиде не будешь.

Я тогда только пожал плечами — ну что тут скажешь, старик все видит в каком-то черном цвете. А может он просто очень умен и опытен? Не мне судить, у меня пока ни ума, ни семейного опыта. Все это за пару секунд пронеслось у меня в голове за время поездки в лифте. После этого разговора я у Палыча дома уже месяц как не был. И тут он вдруг приводит молодую рыжуху. Занялся, как и обещал, наймом рабочей силы? И наверняка начал с постельных потребностей…

Зачем тогда сегодня меня было звать? Встретились бы с тем же успехом и завтра. А может дядя Вова через барьер Царевну-Несмеяну сумел перетащить? Сейчас увидит она мою глупую рожу, да как расхохочется! И на тебе Дмитрий-Царевич полцарства как с куста! Ладно, оставим пока глупые мечты, потом дома вволю на этом отличимся.

Я постучал в деревянную дверь — звонки Палыч не признавал, они (даже самые мелодичные) его нервировали.

— Пришел все-таки? Не струсил? Вот и молодец! Проходи на кухоньку, там нам удобнее будет, — говорил дядя Володя, запуская меня внутрь.

Я зашел в двенадцатиметровый кухонный отсек (в домах старого жилого фонда комнаты бывают меньше) и уставился на худенькую рыжеволосую девушку примерно моих лет, сидящую возле кухонного стола лицом ко мне. Девица была самая что ни на есть обыкновенная: веснушки, курносый носик, губки бантиком, современный сарафан, только что не накрашенная. Вдруг раздался шум, как от работы стиральной машины. У ног девушки присела вылезшая из-под стола большая черная пантера с белым треугольником на груди! Ее желтые глаза внимательно смотрели на меня, видимо решая: употребить гостя в пищу прямо сейчас или немножко обождать. Девица чесала эту живность под нижней челюстью, а та издавала этот монотонный рев, видимо урчала от удовольствия.

— Липа, — строго сказал Палыч девушке, — не балуй Баюна! А то он еще и на ручки проситься начнет!

Так вот на кого Владимир Павлович деньги по карте получает, а я, не дослышав в столярке, подумал, что майор про обычный баян толкует. А это Кот-Баюн, который одним взглядом своих жертв усыпляет.

— Дядя Володя, а почему Кот-Баюн такой здоровенный? В русских сказках он вроде кот как кот, только с невиданными способностями.

— Это ты плоховато русские сказки знаешь. Там ясно пишут про огромного кота-людоеда. Это Пушкин из него добренького рассказчика и певуна, вроде меня, сделал.

У лукоморья дуб зеленый;

Златая цепь на дубе том:

И днем, и ночью кот ученый

Все ходит по цепи кругом;

Идет направо — песнь заводит,

Налево сказку говорит…

Ну и так далее. А в народных сказках более жуткий вариант: там сидящий на железном столбе в мертвом лесу, где никакого зверья и не водится, Кот-Баюн завораживает и усыпляет путника своими разговорами и песнями, а потом съедает. О золотой цепи там и речи нет, и кот не ходит справа налево, а лазает вверх-вниз.

— А чего он тут делает? Меня усыплять заявился?

— Что ты! Мой старинный друг Баюн выбрал безобидный пушкинский вариант и жил себе припеваючи на зеленом дубе в Лукоморье, совершенно никому не принося вреда. Кормили его в благодарность за излечение всякие болящие, ибо голос Баюна обладает выраженным целебным действием. Жилось ему в целом неплохо, золотую цепь мы с ним на всякий случай припрятали и заменили на железную, как вдруг повадилось к дубу ходить Лихо Одноглазое и наблюдать недобрым взором за Баюном. Было ясно, что ничего хорошего от этого наблюдения ожидать не приходиться, и я от греха подальше увел его сюда. Ладно, хватит о грустном. Дима, а это наша ударница сказочного труда Олимпиада Потаповна.

Я поморщился.

— Мы же вроде с тобой хотели с глазу на глаз потолковать, посоветоваться, а тут опять какие-то чужие люди… Может мне лучше в другой раз зайти?

— Ты, Дима, сегодня как-то необдуманно горяч. Липа нам совсем не чужая, она одна из наших. Кое-что знает и понимает гораздо лучше меня. Вы, местная молодежь, для меня просто темный лес какой-то: ничего не хотите, ни к чему не стремитесь, лишь бы в компьютер или телефон целыми днями глазеть. Учитесь через силу, работаете спустя рукава и к реальной жизни совершенно не приспособлены. А Олимпиада, она хоть и другая, но отлично понимает вашу психологию, и посоветует что-то реальное гораздо лучше меня. Вдобавок, если ты все-таки решишь к нам присоединиться, то должен понимать, что мы по одному за артефактами не ходим — самое меньшее на пару идем.

— А почему так?

— Мало ли что может приключиться в дороге! А двое не один. Напарник прикроет тебе спину, раненого из боя вынесет, как-то особенно ловко вырулит в трудной ситуации, где ты встал в тупик.

— Ну, это со мной, тут спора нет. А чем Олимпиада может помочь такому орлу, как майор Бобёр? Или тебе, прожившему там долгие годы, знающего всю нечисть и магических персонажей в лицо, и изучившего каждую стежку-дорожку?

— Не буду голословным, приведу живые примеры. Липа пошла с Вольдемаром за Мечом-Кладенцом к богатырю Бове Королевичу. А тут вдруг выясняется, что Бова отбыл на родину, во Францию, повидать родню, а меч прихватил с собой. Казалось бы, что делать? Для майора решение было очевидным — возвращаться несолоно хлебавши из очередного неудавшегося похода, а Липа припомнила странную хромую старушку в корчме, где они по пути останавливались, чтобы узнать дорогу, которая слишком часто поглядывала, отвечая, в маленькое ручное зеркальце. Рванули назад, и точно — зеркало оказалось магическим, показывало короткую дорогу куда нужно, и морщинистая старуха, оказавшаяся Бабой-Ягой Костяной Ногой, охотно его уступила проезжающим за шесть золотых. Вот так наш филиал добыл свой первый артефакт.

Конец ознакомительного фрагмента.