Рейд

Борис Конофальский, 2019

Новый мир предъявляет людям новые требования. Требования эти настолько суровы, что только самые лучшие, самые выносливые и самые приспособленные могут выжить в этих условиях. Иногда лучшим из лучших приходится идти в рейд. И каждый раз никто не знает, кто из него вернется.

Глава 4

Шлем, кираса, гаржет, наручи, наплечники, рукавицы, раковина, поножи, наголенники, противоминные ботинки — всё из ультракарбона и пеноалюминия. Общий вес — семь с половиной килограмм. Аким входил во взводную штурмовую группу из четырёх человек. А значит, винтовка ему не полагалась. Шестнадцатимиллиметровый стандартный дробовик «Барсук», два и два кг, и сто двадцать патронов к нему. Шестьдесят картечи, двадцать бронебойных жаканов, двадцать зажигалок «магний» и двадцать — «дробь», мелкая картечь против дронов. Почти шесть килограммов. Но главное оружие штурмовика не дробовик, главное оружие штурмовых групп — гранаты. Шесть «фугасов» для подствольного, три кг без малого. Четыре ручные гранаты: две «термички» они не большие и две «единицы» каждая по одному кг, всего почти четыре кг. А ещё штурмовику полагался трёхкилограммовый пеноалюминиевый щит. «Аптечка».

Ко всему этому термостойкое, противоосколочное бельё «кольчуга». Десятимиллиметровый армейский пистолет «Удар» и две обоймы по шесть патронов к нему. Аккумуляторы, баллон с охлаждающим газом, фляга воды на два с половиной литра. Плащ-пыльник, тоже противоосколочный. Рюкзак. Две банки каши и галеты. Ещё семь килограмм.

С таким весом с брони слезать нужно аккуратно. Спрыгнешь — ноги переломаешь или приводы в «коленях» сорвёшь. Аким так и слезает. А вокруг пылища, грузовики идут и на передовую, и с неё, поднимают тонны лёгкой пыли. Он сразу надевает респиратор.

Их колонна стала у обочины, пропуская солдатскую колонну вперёд. Затем пропустили миномётную батарею. Старшины ничего не говорят, казаки терпеливо ждут. Курят, на секунду отодвигая маски, переговариваются. На казаках уже сантиметровый слой пыли, но забрала на шлемах никто не закрывает. Снова на юге всполохи взрывов. Но теперь они приносят не далёкий гул. Теперь звук совсем рядом.

— Ну, двенадцать уже, — говорит Юра, пританцовывая у БТРа, — чего ждём, рассвета? Чтобы по жаре воевать?

— Вечно ты, Юрка, мельтешишь, — осаживает его урядник Носов, — сиди, отдыхай, может, и не начнём сегодня.

— Да как тут отдыхать в такой пылище, — бубнит Юра.

— Нет, Алексей, — не соглашается с урядником минёр Коровин, — он такой же, как и урядник, опытный, полтора десятка призывов прошёл, поэтому имеет права перечить Носову, — начнём сегодня, до утра пойдём, подсотника уже в штаб звали для получения задания.

— Быстрее бы уже, — говорит гранатомётчик Теренчук и вдавливает в пыль окурок большим ботинком. — Не люблю я ждать вот так вот.

— А кто ж любит, — соглашается урядник, — никто не любит.

— Сейчас, — говорит Юра со знанием дела, — солдафоны по шапке получат, откатятся и мы пойдём, слышите, турели заливаются.

И вправду, мерзко и высоко, такой звук далеко слышно, с каким-то надрывом завизжала турель. До турели было далеко, но даже тут Аким представил, как с этим звуком ночную черноту разрывают прерывистые линии смертоносного огня. И вторая, чуть подальше, чуть глуше, но тоже заработала. Этот противный звук ни далёкие взрывы, ни снующие грузовики не перекрывали.

— Слышите, срежет! Прикажут нам турели сбивать, — говорит Теренчук.

— А пред ними будут сплошные мины, — добавляет Юра.

— Ну, на то вы и пластуны, чтобы идти туда, где другие не прошли, — говорит Коровин важно.

— Правильно говоришь, Петя, — поддерживает его урядник Носов.

С ними, старыми, никто не спорит.

На броню вылезает Вася, механик-водитель. Чуть пританцовывая, разминает ноги и кричит сверху:

— Товарищи казаки, кто дополнительную воду брать будет — берите. Транспорт дальше не идёт.

— А чего? — Спрашивает у него радиоэлектронщик Жданок.

— Приказ. — Важно поясняет Вася. — Велено мне в резерве быть.

— А боекомплект мы на горбу потащим? — Зло спрашивает Юра.

— Товарищ Червоненко, — важно говорит Вася, — боекомплект до места боевых действий доставит вам геройский экипаж второго БТРа нашей сотни, которым командует мой друг, казак Иван Бусыгин. — И уже серьёзно говорит мехвод. — Разбирайте воду и начинайте перегружать боекомплект — приказ Колышева. Скоро пойдете, казаки.

— Ну вот, а вы боялись, что до утра не начнём, — говорит урядник Носов, поднимаясь с пыльного холмика, и кричит. — Четвёртый взвод, давайте, хлопцы, перегрузим боекомплект во второй БТР.

Вот так обычно всё и начинается, казаки стали доставать ящики с патронами и гранатами, таскать их с одного борта на другой, Бусыгин вылез, отворил бронированные двери своего БТРа, помогал ставить, а мимо их колоны всё сновали грузовики, поднимая тучи пыли. Больше никто не разговаривал, начиналось дело.

— Аким, слышишь? — Кто-то из казаков толкает его локтем. — Тебя.

Он, вроде, и не спал, просто, как в другом месте был, вроде бы всё слышал, а вроде бы и не знает, что тут произошло. Озирается по сторонам, а Иван Головин его окликает через гул голосов:

— Слышишь, Аким, так ты согласен или нет?

— Что? — Спрашивает Саблин.

— Вот ты чудной человек, — удивляется урядник, — ты что, не слыхал, общество тебя выбирает на четвёртый «дюраль». Идёшь охотником в рейд?

— А, так-то конечно, — Аким встает, снимает фуражку, кланяется, — спасибо обществу за доверие. Иду. Конечно, иду.

— А другом кого в лодку себе возьмёшь? — Спрашивает есаул.

— Так это всем известно, кого он возьмёт, — кричит Галкин, сосед Акима, казак из первой сотни.

— Ну вот, — говорит Саблин, указывая на Юру, который сидит рядом. — Червоненко себе в «дюраль» беру вторым номером.

— Кто б сомневался, — галдят беззлобно казаки.

— А чего, — как бы оправдывался Аким, — он же минёр хороший.

Тут хохот сотряс чайную, даже Николай Николаевич смеялся, поглаживая усы, и есаул, и подъесаул Щавель — все смеялись. В чайной аж ложки в стаканах дрожали.

И как только хохот начал утихать, кто-то из казаков кричал ему:

— А ты, Аким, здесь плохих минёров видел? Укажи пальцем на того, кто плохой.

— Просто Юрка средь нас лучший, — кричит на всю чайную Бельских, прапорщик из третьей сотни.

— Сядь ты, — шипит на него Юра, дёргая за китель, — не позорь меня, балда.

Снова хохот. Саблин понял свою оплошность, тоже смеялся со всеми. Все, кто тут был, ну, за исключением есаула, пришедшего из линейного казачьего полка, все были пластуны. А пластуны — это те, кто при наступлении идут первыми и снимают мины противника, сбивают турели, затыкают ДОТы и ДЗОТы, а при отступлении идут последними, ставят минные заграждения, ставят заслоны, засады и секреты. А ещё именно пластунов выдвигают к линии соприкосновения для разведки, и среди них набирают штурмовые отряды. Пластуны — самые сплочённые и умелые штурмовики. Все знают минное дело. Давно так повелось. И любой из пластунов, в том числе и сам Аким, и минёр, и сапёр помимо того, что штурмовик.

Есаул, вытирая глаза от слез, берёт слово:

— Ну, посмешил нас Саблин, молодец, посмешил. — Он потряс кулаком. — Хороший юмор, знаете — это дело нужное. Ну, на том сход считаю законченным, охотники, останьтесь, все остальные свободны.

Казаки стали расходится, но многие остались в чайной. Сразу в зале появились официантки, все девки были в юбках выше колен. Чернявые, все поголовно китаянки. Стали брать у оставшихся казаков заказы.

Юра наклонился к Акиму и спросил тихо:

— А как ты так спать можешь с открытыми глазами?

— Когда я спал-то? — Не соглашается Аким.

— Да сколько раз такое за тобой замечал, сидит, на тебя смотрит, вроде слушает, даже головой кивает, а сам спит. Потом тебя спросишь, а ты и не помнишь, о чём речь шла.

— Не спал я.

— Да как же не спал, вот только что, урядник тебе говорит, ты на него смотришь, головой киваешь, а не слышишь его. Он тебя три раза звал.

— Задумался просто, вспомнил кое-что.

— Вспоминал! И что ж ты там вспоминал?

— Да что-то припомнилось, как первый раз на аэропорт ходили, — чешет подбородок Аким.

— И на кой чёрт ты это вспоминаешь?

— Да само оно накатывает, иной раз на рыбалке и рыбу подсечь не успеваю.

— Саблин, Червоненко, ну чего вы там сели, идите сюда, — говорит куренной кошевой, — или мне вам потом отдельно всё объяснять?

Казаки встали, пошли за стол ко всем остальным охотникам получать ЦУ.

После за столом остались только те, кто собирался в рейд. Голова рейда, урядник Иван Головин. Его заместитель Бережко, тоже Иван. Саблин и Юра, Анисим Шинкоренко, Фёдор Верёвка, Татаринов Ефим, Кузьмин Василий. Кроме радиста Шинкоренко, снайпера Верёвки и Юрки тут сидели лучшие рыбаки станицы. Акиму, если честно, льстило, что его считают одним из лучших. Хотя он таким себя не считал. Ему не казалось, что он ловит рыбы больше других.

— Так я не понял, — произнёс Юра, — нам что, топлива не дадут?

— Кошевой сказал, что лучшим рыбарям станицы наловить «стекляшек» на топливо не труд. — Ответил Головин.

— Зато патронов дали, сколько хочешь, — заметил снайпер Верёвка.

— Армейских? — Уточнил Аким.

— Да уж, разбежался, — усмехнулся Юра и кивнул на снайпера Верёвку. — Только Фёдору одну коробку двенадцатимиллиметровых армейских дадут. Всё остальное охотничьи, наши со складов.

— За то сорок килограммов тратила. Четыре брикета и восемь взрывателей, — читал по бумажке урядник, — если с первой бомбы бегемота бахнем — остальное поделим.

Казакам эта мысль понравилась.

— Дальше, со склада получим один костюм химзащиты, на всякий случай, но под отчёт. Ты, Аким, насчёт рыбы самый смышлёный, — опять Аким порадовался про себя, — вы с Юркой будете отвечать за эхолот. Поиском ты, Аким, будешь командовать, ты же двух бегемотов убил.

— Трёх, — поправил Саблин.

— Вот, — урядник поднял палец, — тогда сам Бог тебе велел с эхолотом работать.

— Есть, — говорит Аким.

Они с Юрой приглядываются, довольны.

— Так, — продолжал Головин глядя в бумажку, — ещё нам дадут по «аптечке» на каждую лодку.

— Отлично, — говорит Юра.

— Рано радуешься, всю аптеку дадут под отчёт, если не расходуем — сдаём обратно.

— А вы, что, думали, подарят? — Смеётся Верёвка.

— Вот, выпросил я у кошевого забавную штуку, новая вещь, называется «вибротесак». Только вчера на склад взяли пять единиц. Специально для сапёров разработан. Сапёры из солдат пробовали — вещь удивительная, одним взмахом старый пень от колючки толщиной в ногу как бритвой режет. Кошевой говорит, наши ещё не проверяли, говорит, проверьте в рейде.

— Проверим, — обещает Бережко.

— Вот, в общем, и всё, пойдём на своих «дюралях», сами промеж себя решите, кто на чьей лодке пойдёте, харчи как обычно, на пять дней берём, не больше, авось в болоте с голода не помрём. Идём до деда Сергея, там ночуем и уже оттуда на антенну.

— Так что, завтра уже идём? — Удивился Юра.

— Нет, завтра всё неспеша получим, соберёмся и послезавтра пойдём. — Отвечал голова. — А ты, Аким, сходи в больницу, к Беричу, я с Андрей Семёновичем говорил, он завтра к вечеру Берича будет в кому вводить, до этого поговори с ним, спроси, где и как они на бегемота нарвались. Чтобы долго нам его не искать.

— Есть, — говорит Аким.

Все казаки стали расходиться, Юра и Аким остались посидеть малость. Заказали по чашке кукурузного самогона. Тут он был крепкий, девка-китаянка, коверкая слова, приняла заказ, ушла, покачивая плоским задом под короткой юбкой. Юра смотрел ей в след.

— Чего ты там выглядываешь? — Спросил у него Аким. — Понравилась что ли?

— Да ну, у меня такие же на сушилке, десять штук. Плоские все, она кость, — Юра машет рукой и чуть наклоняется к Саблину, говорит заговорщицки. — Вот Юнь, она хороша.

Девица, о которой он говорит, стоит за прилавком, она буфетчица, тут за старшую, когда хозяина нет. Юнь высока для китаянок, носит всегда штаны в обтяжку. У неё хороший крепкий зад и на удивление длинные для китаянки ноги, заметна грудь под майкой. Волосы забраны в пучок на затылке, и лицо тонкой азиатской красоты. Она тут уже лет десять работает, говорит без акцента. Умная.

Акиму она тоже нравится, впрочем, она всем нравится. Многие казаки как пропустят пару стопок, идут к прилавку поговорить с ней. Поговорить с ней можно, а договориться нет. Для этого в чайной десяток мелких и неказистых китаянок есть. Нет, и среди них есть ничего себе, интересные, но с Юнь не сравнится никто.

— Да, — соглашается Аким, поглядев на красавицу за прилавком, — хороша.

— Ивлев пьяный был, говорил, что уговорил её, — шепчет Юра.

— Брешет, — не верит Аким.

— Говорит, что за рубль согласилась к нему на выгон приехать на ночь.

— За рубль? — Тут Саблин уже не был так уверен, что Ивлев врёт.

— Может, поговорим с ней, может, согласиться? — Продолжает Червоненко.

Аким смотри на Юру и взгляд его так и говорит: ополоумел ты, Червоненко? Рубль серебра! Да Акиму месяц из болота не вылезать, таскать рыбу с утра до ночи за рубль!

— Так вдвоём рубль предложим, по пол рубля не так жалко, — поясняет Червоненко.

Аким смотрит то на него, то на Юнь, то они оба на неё смотрят. Она ловит их взгляды, улыбается им. Как-то всё неловко выходит.

— Нет, — наконец произносит Саблин, всё это конечно интересно, и деньга у него в загашнике имелась припрятанная, но нет. Дорого, и это ещё не главное, главное — ещё и до Насти могло всё дойти, в станице разве что, от кого-то скроешь? Он даже представить не мог, что бы было? — Нет. Дорого.

— Не боец, — разочарованно говорит Юра и машет на друга рукой, берёт фаянсовую чашку.

— У меня Настя не хуже, — отвечает Аким и тоже берёт свою.

— Это да, с этим не поспоришь, Настя твоя хороша, — соглашается Червоненко, — ну тогда за Настю.

Они чокаются, выпивают и расходятся по домам.