Встреча с любимой из юности

Борис Михайлов

Реальная история о неразделенной любви русского рабочего парня и дочери богатого немецкого промышленника. Тайну своего рождения детдомовец Сева Васильев узнает в 26 лет, в 1970 году. Отец немецкий оккупант. Чтобы избавиться от позора, мать сдала его в детдом. Сева едет в Германию разобраться и влюбляется в светскую красавицу Марику. Её родители прерывают разворачивающиеся отношения, и он возвращается на родину. Через 40 лет Марика находит Севу – известного ученого.

Встреча с отцом

До последней минуты Сева размышлял как вести себя, встретившись с г-ном Клуге, и, действительно ли он отец. Поезд остановился, сердце учащенно забилось. Первым из вагона вышел Бутузов и сразу попал в объятия женщин. Встречающих на перроне немного. Сева не увидел никого, кто мог быть господином Клуге. Но вот, к вагону подошли немолодой высокий стройный мужчина с молодой женщиной в джинсовом костюме, с короткой стрижкой, какие делали девчонкам в детдоме, опасаясь вшей, и остановились в ожидании выхода остальных пассажиров. За ними устремилась толпа корреспондентов с фото и телекамерами. К встречающей паре их не подпускали четверо полицейских. Сердце подсказало: мужчина в строгом сером костюме и есть отец — господин фон Клуге.

Ему около шестидесяти, энергичен, по-юношески подтянут, быстр в движениях.

— Василёв — окликнул он Севу и, не дождавшись ответа, заключил в объятия, прослезился.

— Guten Morgen, Herr Kluge! Ich bin Wsewolod Vasiljew oder Sewa. Sind Sie sicher, dass ich Ihr Sohn bin? (Доброе утро г-н Клуге. Я Всеволод Васильев. Вы уверены, я ваш сын?) — старательно проговорил Сева, выученные по разговорнику фразы. Молодая женщина рядом с отцом, оказалась переводчицей.

— Амалия — представилась она и сказала, что г-н Клуге на сто процентов уверен, ты его сын. — Московские корреспонденты нашли и прислали твою детскую карточку. Мать г-на Клуге признала сходство с сыном в детстве.

Тем временем толпа корреспондентов, прорвала полицейскую преграду, кино и телеоператоры принялась фотографировать, снимать г-на Клуге с Севой, тянули микрофоны.

Сева старался соблюсти подобающее моменту выражение лица. Лощеный аристократ никак не походил на сложившийся в воображении образ отца. Объявись отцом Егор Иванович, Сева без оглядки бросился бы на шею. Однако, продолжая рассматривать незнакомца, объявившегося отца, делал приятные открытия. Добрая улыбка г-на Клуге, располагающая внешность все больше импонировали ему. Господин фон Клуге, тоже разглядывал Севу, улыбался и вытирал слезы. В эту минуту Сева понял мать. Что она видела в своей, оторванной от мира, глухой деревне? Отец так прекрасно выглядит сегодня, а десятилетия назад? Вполне могла полюбить.

— Ich bin froh, sich mit dir zu treffen (Рад вас видеть). Закончил признанием: Es war alles, was ich Deutsch sagen kann. (Больше по-немецки не знаю).

Г-н Клуге и переводчица рассмеялись. Отец обнял Севу и прижал к себе, махнул полицейским, чтобы не сдерживали корреспондентов, и они вмиг окружили их. Засверкали вспышками блицы, посыпали вопросами, тянули микрофоны г-ну Клуге и Севе. Г-н Клуге долго отвечал на каждый вопрос, а Сева произносил всего одну фразу, подсказанную в поезде советским журналистом: Entschuldigen Sie bitte, ich waehrend habe nichts zu sagen. (Мне нечего пока сказать). Кто-то из корреспондентов спросил по-русски:

— Счастлив, что нашел отца?

— Да, конечно!

— Тебя не хотели выпускать из России?

— Меня никто не держал.

Амалия переводила патрону ответы Севы. Посчитав, что достаточно времени уделили прессе, г-н Клуге взял сына под руку, и, сопровождаемые корреспондентами, они покинули вокзал, вышли на привокзальную площадь, где их ждал длинный черный «Мерседес». Переводчица села рядом с шофером, Сева с отцом заняли заднее сидение, и машина резко рванула с места. Мимо стремительно понеслись площади и старинные здания, уютные скверики. Машина ныряла в туннель, снова вырывалась на широкое шоссе.

Перед приездом Севы, г-н фон Клуге целый месяц занимался с Амалией русским языком, освежил скудные былые знания и сейчас, несмотря на присутствие переводчицы, не выпускал из рук разговорника.

— Бригадир на заводе, — повторил он. — Кто есть бригадир?

— Der Brigadier. Der Vorgesetzte des mittleren Nivea us. Der kleine Vorgesetzte über den Arbeitern im Betrieb. Не высокого ранга начальник над группой рабочих, — перевела Амалия.

— У меня двадцать пять человек в подчинении. Токари, фрезеровщики. Организую им работу, — гордо прибавил Сева.

Амалия перевела, г-н Клуге согласно закивал и что-то сказал Амалии.

— Г-н Клуге пояснил, у него на заводах тоже имеются токари и фрезеровщики.

Сева удивился. Не мог представить этого элегантного господина в своем цехе, с постоянным смрадом, копотью и чумазыми работягами. На других заводах не бывал.

— Спросите, кем отец работает на заводе?

Амалия улыбнулась и ответила сама.

— Господин Курт фон Клуге член Совета директоров фармацевтического концерна «Клуге & Мейер». Под его правлением два десятка заводов в разных городах Германии и в других странах. Тысячи рабочих.

«Ого! — подумал Сева, — Выходит, он капиталист. Неужели, правда, отец?». Директора своего завода Сева видел лишь издали, на праздниках и митингах, а тут директор рядом с ним, в одной машине. Да какой директор! На память неожиданно пришел детский стих «Владелец заводов, газет, пароходов… Чудеса, да и только! Расскажу дома друзьям — не поверят».

В мечтах отец представлялся молодым бравым сержантом в гимнастерке с орденами, напоминал Василия Теркина с картины Нестерова «На привале». С годами отец виделся добрым старичком — пенсионером в очках и всё еще в линялой гимнастерке, как дядя Ваня — первый наставник на заводе. Но, ни как, ни моложавым светским мужчиной непонятного возраста.

Остались позади городские кварталы, и машина вырвалась на автобан Кельн — Бонн, водитель прибавил скорость. Несколько минут быстрой езды, и снова пришлось сбросить скорость, машина неслась уже по улицам Бонна.

Свернули на тихую улочку, спускающуюся к Рейну, и остановились перед кованными металлическими воротами. Вышел шофер, нажал кнопку электронного устройства и ворота открылись. Машина понеслась по широкой аллее парка с мостками и клумбами, за деревьями мелькнула голубая гладь бассейна. Закончилась аллея двухэтажным зданием с колоннами, у него и остановились.

Встречать гостя на крыльцо вышла старая фрау фон Клуге в сопровождении домоуправляющего и прислуги. Отец представил Севу. Фрау протянула руку то ли для поцелуя, то ли пожатия. Сева смущенно пожал ее. Фрау фон Клуге неловко его обняла и спросила, как доехал.

— Ich frohe Mich, Sie zu sehen. (Рад вас видеть).

— Добро пожаловать в дом папА, — медленно выговорил г-н Клуге, заранее выученную фразу.

С помощью Амалии Сева еще раз поблагодарил г — на Клуге и его мать, повторил, что доехал хорошо, всем доволен. Старая фрау, за ней остальные вошли в дом.

Внутри дом оказался просторнее, чем смотрелся снаружи. Отец с Амалией и домоуправляющим привели Севу в подготовленные для него апартаменты. «Прямо гостиничный люкс» — подумал он, вспомнив, как однажды ездил с заводской баскетбольной командой на соревнование в областной центр, и там, их шестерых, поселили в похожий по размерам трехкомнатный гостиничный люкс. Здесь все предназначалось ему одному. «Живут же, люди»! — подумал Сева. Огромная гостиная с телевизором и музыкальным центром, массивные кресла, стол большой и стол для газет и журналов, лимонное дерево с плодами, какие-то огромные, вечно цветущие растения под потолок в изящных ящиках, книжная полка с десятком русских книг.

— Сон не будет — читать надо. — Сказал по-русски г-н Клуге, заметив удивленный взгляд сына на русские книги.

Амалия помогла разобраться, как включать телевизор и радиоприемник, пользоваться музыкальным центром, ставить грампластинки и аудиокассеты.

— Здесь много русских пластинок, — объяснила. — Г-н Клуге выписывал со всей Европы.

Заглянули в спальню, где тоже имелись телевизор и магнитофон, открыли дверь в ванную комнату с большой ванной с бронзовыми кранами в середине, а не в торце, к которым привык дома. Целая квартира! Да что там квартира — именно апартаменты, как назвала переводчица. У его друзей Гали с Юрой, трехкомнатная квартира в знаменитом доме — сталинке, предел мечты горожан, в три раза меньше, определил Сева. Отец предложил отдохнуть с дороги, принять ванну и переодеться. Амалия открыла шкаф, показала приготовленный ему гардероб одежды, заверила, что все подобрано по фигуре, должно подойти.

Г-н Клуге посмотрел на часы, и напомнил, в семь зайдет Амалия и поведет на обед.

Переводчица с отцом вышли, а Сева поторопился в туалет и ванную. Кругом все сверкало зеркалами и золотом бронзы, белоснежная ванная так и манила. Дома больше пользовался душем, ванна всегда требовала предварительной капитальной чистки, он и соседи практически ею не пользовались. Нина стирала в ней белье, мыла половую тряпку. Сева разделся и с наслаждением лег в ванну. Сгибать колени не пришлось, размеры позволяли вытянуть ноги, и еще осталось место. После долгой дороги, неудобного вагонного умывальника, приятно было понежиться в теплой воде. Рядом на полочке красовалась батарея разноцветных флаконов и баночек. Сева по очереди открывал их, вдыхал потрясающие ароматы, один приятнее другого, намылил шампунем голову. Когда собрался вылезать, попался флакон с пеной для ванны, напомнивший подобное гэдээровское средство «Бадусан», каким пользовалась жена. Использовать решил в следующий раз.

Вытерся полотенцем, размером с простыню, высушил волосы, и решился примерить приготовленные ему джинсы и джинсовую куртку. Все оказалось впору, словно снимали мерки. «Интересно, как узнали мои размеры»? Позже Амалия объяснила. Отец через московских друзей узнавал его размеры.

Покрасовавшись перед зеркалом в джинсовом костюме, он переоделся во все свое. С собой взял всё лучшее, что имел, кое — что купил перед отъездом. Воспользоваться предложенной одеждой, едва приехал, посчитал неприличным. Не из тундры, достаточно зарабатывал, чтобы нормально одеваться. Джинсового костюма — заветной мечты стародубской молодежи, пока не имел, но вполне обходился. В магазинах джинсы не продавались, приобрести подделку — самопал на рынке не хотел.

До семи оставалось время, и Сева еще раз обошел «апартаменты», в которых предстояло жить, включил телевизор. Очень понравился пульт дистанционного переключения программ, а их — не пересчитаешь. Такое устройство видел в кино, в Стародубске подобной новинки еще ни у кого не имелось, и программ всего две.

Первые проблемы возникли в столовой. Испугала сервировка стола. Выросший в послевоенное время, в обеденном этикете Сева не был силен. Да и слова «этикет» не слышал, пока не покинул детский дом. Как пользоваться многочисленными приборами не знал, держался неуверенно, чувствовал на себе постоянные взгляды. Многое, выставленное на столе, хотелось попробовать, а приходилось отказываться. Исподтишка наблюдал, какими ножами — вилками пользуются отец и Амалия.

После обеда все вышли в смежную комнату — гостиную курить. Сюда же официанты или лакеи принесли соки и кофе.

Познакомить сына с домом, отец взялся сам и не выпускал из рук разговорника. Амалия безмолвной тенью двигалась следом. Прошли через анфиладу комнат и коридоров. Остановились в бильярдном зале — огромной комнате со столом в центре. «Нам бы такой стол в общежитие», — позавидовал Сева. В Стародубске играть на бильярде Севе не доводилось.

— У нас в Доме культуры и в профилактории имеются бильярдные столы. Подойти к ним новичку невозможно. Вокруг стола постоянно толпа, играют на деньги и пиво. Мне даже попробовать ни разу не позволили, — объяснил Сева через Амалию. Отец пообещал научить Севу.

— Стол в твоем распоряжении. Уверен, быстро научишься, — помогла боссу переводчица.

Отец показал, как держать кий, загонять шар в лузу. Амалия не понимала тонкостей игры, и Сева не столько слушал её, сколько действовал по наитию. Отец подыгрывал, старался разбивать шары, чтобы они выстраивались в удобную для сына комбинацию. Игра в спокойной обстановке, никто не стоял за спиной, не торопил, способствовали первым успехам Севы.

Следующее удивление Сева испытал в зимнем саду. Поразили экзотические растения, настоящие лимоны на ветках, пальмы, хоть и без фиников. В вольерах заливались незнакомые птицы в ярком оперении.

Переводчица Амалия произвела на Севу впечатление, еще на перроне вокзала. С каждой минутой нравилась всё больше. Поразила добросердечным отношением, манерой общения, словно они старые друзья. Сева решился рассказать о затруднениях за столом. Амалия не удивилась просьбе, и взялась просветить. За ужином незаметно подсказывала, какими приборами и бокалами пользоваться, как что есть. Её уроки помогли уже через несколько дней чувствовать себя не так скованно, как впервые оказавшись за столом в доме отца.

Обилие впечатлений и встреч в первый день, сморили Севу. Отец увидел, сын устал. Вместе с Амалией проводил его в спальню. На прощание ласково потрепал по щеке, поцеловал в лоб.

— Спать, спать, — произнес по-русски.

Конец ознакомительного фрагмента.