5B

Борис Соколовский, 2007

Эта книга о молодых ребятах эмигрировавших в Соединённые Штаты в конце семидесятых, начале восьмидесятых годов предыдущего столетия. Она состоит из нескольких новелл передающих дух и атмосферу совершенно другого мира, который советские эмигранты пытались понять, к которому они пытались приспособиться и в котором они пытались выжить. Содержит нецензурную брань.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги 5B предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

← Также предисловие или Ещё одна попытка его написания

Квадратное яйцо или The Troublemaker →

Нехлюдка или Большое дыхание любви

Никто точно не знал, откуда у него появилось это прозвище, то ли он привёз его ещё из Москвы, то ли приобрёл его уже здесь, в Нью-Йорке, как и никто не знал, что бы оно могло значить. Хотя оно явно отдавало не то достоевщиной, не то тургеневщиной, а, возможно, и толстовщиной, он очень мало походил на любого из героев этих писателей.

Это был типаж, познакомившись с которым, не скоро забудешь.

На свете не существовало чего-либо такого, о чём бы он ничего не знал. Шла ли речь о бытовой электронике, о великом царе Навуходоносоре, о паровых машинах начала века или о сравнительных характеристиках различных сортов мрамора, Нехлюдка всегда имел мнение и охотно им делился, вне зависимости от того, интересовался ли этим мнением кто-либо или нет, и уж совсем при этом не беспокоясь, насколько оно уместно.

Он вечно попадал в различные, как правило, малоприятные истории, из которых потом с большим трудом мог вылезти, чтобы сразу же после этого влететь в какую-нибудь другую.

Его постоянно обуревали всё новые и новые увлечения, и он отдавался им весь без остатка. Надо отметить, что чем бы Нехлюдка не занимался, он всегда всё делал серьёзно и обстоятельно.

Одно время он увлёкся хоккеем и глубокой ночью вместе с такими же фанатами как он сам где-то снимал на несколько часов каток и устраивал с ними ледовые баталии.

“Ты не представляешь, какой это fun⁴”, — говорил он мне. Я его, действительно, слабо себе представлял.

— Понимаешь, зрителей вокруг нет никаких — (и, правда, подумал я, и куда это в три часа ночи могли запропаститься все зрители, тем более в матче таких высококлассных команд), — и такое впечатление, будто всё происходит во сне. Как только переоденешься и выходишь на лёд, сразу забываешь обо всём на свете, кроме игры, адреналин вырабатывается литрами и гуляет по организму, — сообщал он. — Как люди могут не понимать такого кайфа?

— Очень странно, — соглашался я.

Ссадины и переломы, которые он с гордостью демонстрировал всем желающим, определённо были получены наяву, а не во сне.

Ночью они играли потому, что в полном соответствии с законом о спросе и предложении, а также учитывая тот факт, что большинство нормальных людей предпочитают играть днём, а спать ночью, лёд в это время суток стоил намного дешевле.

Хобби это исчезло так же внезапно, как и появилось.

В то время, о котором идёт речь Нехлюдка подрабатывал работой в такси, изредка находя желающих сдать его (такси, конечно, а не Нехлюдку) в rent⁵.

В один из вечеров я и Лео, мой дружок, с которым мы тогда делили наш скромный апартамент, наслаждались обществом двух молодых девушек, а также яствами и напитками, и уже совсем было приготовились перевести наше знакомство, уже достаточно интимное в ещё более близкое, как раздался телефонный звонок.

Лео взял трубку и с минуту слушал чей-то монолог. Судя по тому, как за эту минуту вытягивалось его лицо и черты лица стали обостряться, напоминая орлиные, я понял, что происходит что-то серьёзное, и скорее всего малоприятное.

— Ты только не взлети, — сказал я, — что произошло?

К тому времени Лео ещё не научился давать ответы на прямые вопросы. Вроде бы не приобрёл он этого таланта и по сию пору.

Однако из коротенькой речи Лео можно было понять: во-первых, что именно он думает о Нехлюдке лично, его ближайших родственниках (о которых, оказалось, он знал много нехороших вещей), о ментах всех стран и народов, а, во-вторых, всё-таки можно было уяснить, что Нью-Джерсийские⁶ менты захватили Нехлюдку в плен и готовы были его отпустить только при условии, если его кто-нибудь заберёт, а также внесёт выкуп в размере тысячи долларов, который они назвали bail⁷.

Лео тяжело вздохнул, пробормотал что-то вроде"грехи наши тяжкие"или что покрепче и отбыл спасать заблудшую овцу.

Подробности происшедшего выяснились из сумбурного Нехлюдкиного рассказа на следующий день.

Отработав цельный день на рентованном таксомоторе, Нехлюдка, с удовлетворением хорошо поработавшего человека, возвращался к себе домой и остановившись у платёжной будки перед туннелем, заплатил за проезд.

— Будьте любезны дать мне receipt⁸ — вежливо попросил Нехлюдка кассиршу.

Она не менее вежливо объяснила, что дать ему receipt она не может, поскольку в аппарате, их печатающем закончилась лента, а другой у неё нет.

Нехлюдка объяснил, что это её проблема, а ему нужен receipt.

На кой хер он ему был нужен, Нехлюдка не знал, по крайней мере ни тогда, ни позже, не мог эту необходимость более или менее связно объяснить. Но то, что receipt ему нужен, он знал совершенно точно.

Он так и сказал об этом кассирше, а также добавил, что без receipt'а он отсюда никуда не уедет.

Так оно и получилось, хотя и не совсем так, как Нехлюдка себе это представлял.

Несмотря на довольно поздний час, за Нехлюдкой начала выстраиваться очередь.

— Так Вы говорите, что без receipt'а Вы не уедете? — уточнила кассирша. — Одну минуточку… — и она нажала на тумблер, вызывающий ментов в случае попытки ограбления, неуплаты или каких-либо других ЧП.

…И одной минуточки не понадобилось своре ментов чтобы появиться на месте происшествия, сгрести Нехлюдку в кучу и отогнать его вместе с машиной в сторону, чтобы он не блокировал движение. А затем, явно маясь от скуки в поздний час, предложили они Нехлюдке предъявить документы.

Проверка Нехлюдкиных документов дала любопытные результаты.

Выяснилось, что Нехлюдкины права suspended⁹, регистрационный талон не соответствует машине, на которой он едет, инспекция, которую нужно делать не реже одного раза в год, для этой машины была сделана последний раз 6 лет тому назад, а обязательной страховки нет вообще. Как и не было доверенности на право вождения этой машины.

Любого отдельного факта из этой группы было достаточно, чтобы менты (предварительно выпив пол-литра крови) обвесили бы всего тикетами¹⁰. А в случае езды без прав, можно было и загреметь в каталажку. А если, Боже упаси, попадёшь туда в пятницу вечером, как, кстати и было в этот раз, то проторчишь там минимум до понедельника, прежде чем предстанешь во всей своей красе перед судьёй, а если суды переполнены, что не является большой редкостью, то и позже.

Здесь же менты по совокупности фактов даже растерялись. Тем более что серьёзного разговора с Нехлюдкой не получилось, да и получиться не могло. Они его спрашивали о правах и страховке, а он неизменно переводил разговор на receipt, который ему должны были дать, но почему-то не дали.

Менты, не зная, что делать с преступником такого калибра, как Нехлюдка, приняли Соломоново решение.

Машину, неизвестно чью и неизвестно как попавшую в Нехлюдкины руки, они решили оставить в местном гараже впредь до выяснения (за счёт владельца, разумеется), а Нехлюдке предложили порыться в памяти и вспомнить телефоны каких-нибудь друзей или родственников, которые могли бы принять Нехлюдку под свою ответственность впредь до суда, а также, заодно, внести за него bail в размере $1000.

Для меня это и сейчас большие деньги, а тогда, для меня и Лео — тем более. Таков был ход событий, приведших к телефонному звонку, с которого я и начал рассказ об этом происшествии.

Лео вернулся домой посреди ночи, злой как чёрт, голодный и обедневший на $1000, по крайней мере временно. Он поведал, что, отволакивая нахохлившегося правонарушителя в берлогу, в которой Нехлюдка тогда обитал, между ними произошёл следующий коротенький диалог:

— Не кажется ли тебе, Нехлюдская рожа, что, когда ездишь с таким замечательным комплектом документов, как твой, имеет смысл быть несколько более скромным?

— Более скромным? Что ты имеешь в виду? — не понял Нехлюдка.

— Я имею в виду привлекать к себе как можно меньше внимания, и, скажем, избегать любых конфликтных ситуаций. Как ты считаешь?

Нехлюдка среагировал почти как Галилей после нападок инквизиции:

— А всё-таки она была обязана дать мне receipt!

Это была единственная информация о случившемся, которую я смог выцедить из Лео по его возвращении, не считая, разумеется, проклятий и вульгарностей. Все остальные детали происшедшего, как я уже говорил, рассказал сам Нехлюдка, явно не понимая причин столь несправедливого к себе отношения.

Во что ему обошёлся этот receipt, в какое количество потраченных денег, потерянного времени, головной боли, сидения в судах и разборок с владельцем злосчастного автомобиля, знает только один Нехлюдка. Но скорее всего, и он этого не знает, вернее не помнит, как человек, который неизменно выкарабкавшись из одной малоприятной истории, незамедлительно влетает в другую.

Как и у всякого другого незаурядного человека, была у Нехлюдки и своя несчастная любовь.

Была она настоящей француженкой и звали её… Русская транскрипция плохо приспособлена для правильного воспроизведения французских имён. Нехлюдка всегда произносил её имя с французским прононсом — Мюħелин, где"ħ"с чёрточкой наверху звучал как русский звук"х"(без чёрточки), но звонкий. Так некоторые евреи, не произносящие букву"р"её произносят, вернее пытаются её произнести, за что и подвергаются насмешкам со стороны как антисемитов, так и других евреев которые знают, как эту букву надо произносить.

Где он её откопал, теперь, за давностью лет узнать уже невозможно, да и не столь важно для нашего рассказа. Нехлюдка очень гордился своею girlfriend¹¹ и даже пытался освежить свои куцые знания французского языка, последний раз с которым (а также и первый) он сталкивался ещё в средней школе, в безнадёжной попытке общаться с ней, как он объяснял,"на языке оригинала".

Но как бы там ни было, Мюħелин, или"моя крошка Мюħелин", как Нехлюдка иногда любил её называть, была девушкой своеобразной, своенравной и свободолюбивой.

В числе прочего, её свободолюбие заключалось и в том, что она была весьма привержена свободной любви, не очень афишируя эту страсть, но и не особенно её скрывая. И, соответственно, следуя влечениям своего сердца, а, возможно, и других органов, она изменяла бедному Нехлюдке направо и налево.

В начале Нехлюдка страдал, затем пытался быть выше этого, после, пытался"этого"не замечать. Ни то, ни другое, ни третье не давало ни малейшего результата. Однако Нехлюдка не сдавался.

— Для большой любви нужно иметь большое дыхание, — любил говорить он. По-моему, он позаимствовал эту фразу из какого-то советского кинофильма.

А между тем Мюħелин находила себе очередного любовника, оставляя Нехлюдку упиваться своим горем.

Тогда Нехлюдка избрал другую тактику. Даже странно, как это он не додумался до этого раньше. Это же элементарно и очевидно. Пока он, Нехлюдка, не припрёт Мюħелин неопровержимыми доказательствами её блуда, она в полной безнаказанности будет продолжать делать всё, что она хочет. А хотела она, как правило только одно, и как раз то, чего Нехлюдка очень бы не хотел, чтобы она делала.

Приняв решение, Нехлюдка с энтузиазмом принялся за дело. Накупив уйму дорогостоящей аппаратуры, Нехлюдка стал выслеживать свою неверную возлюбленную.

Это оказалось не особенно сложным, поскольку Мюħелин, то ли не ожидавшей такой прыти от Нехлюдки, то ли из простого похуизма, и не думала петлять и заметать свои следы.

Вскоре Нехлюдка знал, что очередной пассией его возлюбленной стал молодой и красивый негр, вроде бы с каких-то Карибских островов. Забросив свою основную работу, Нехлюдка целиком посвятил себя сыскной деятельности. Довольно быстро он установил, где его соперник живёт, чем занимается, а также кем занимается.

Оказалось, что и он не зациклен на одной возлюбленной, а напротив, окружил себя вниманием по меньшей мере с полдюжины девушек.

Нехлюдка возликовал. Теперь-то у него будет, что сказать своей"крошке". А также, что показать.

И вот однажды, выследив Мюħелин, направляющуюся к своему дружку, Нехлюдка во всеоружии пробрался на давно уже облюбованную им позицию, а именно — на крышу дома через дорогу от того, где жил темнокожий соперник.

Нехлюдка приволок туда здоровую треногу, фотокамеру с телеобъективом больше похожем на телескоп, чем на объектив, полевой бинокль и плащ-палатку — на случай дурной погоды.

Пока Нехлюдка прилаживал и настраивал свою аппаратуру, преступная пара, что называется, не отходя от кассы, стала с увлечением заниматься любовью. Нехлюдка, не хуже профессионального"paparazzi¹²", стал нащёлкивать десятки фотоснимков. Позиция, надо сказать, была выбрана очень удачно. Кровать, на которой любовники развлекались, стояла совсем рядом с окном, на котором не было ни занавесок, ни тем более гардин, а Нехлюдкин наблюдательный пост был как раз на одном уровне с объектом наблюдения.

Занимались они этим делом долго и от души. У Нехлюдки уже закончилась плёнка, а влюблённые всё ещё не могли отлипнуть друг от друга.

Нехлюдка даже пожалел, что не обзавёлся кинокамерой, прикидывая, какие ракурсы и фотоэффекты он бы мог в этом случае произвести. Нехлюдка уже воображал себя не то Феллини в молодости, не то Скрипачом на крыше, одним словом, человеком Искусства. Он до того увлёкся происходящим, что едва не загремел вниз вместе со своей аппаратурой и плащ-палаткой, что было бы совсем не смешно, если учесть, что находился он на крыше семиэтажного дома, а самое главное, его миссия пока ещё была не завершена.

Однако спокойно наблюдать происходящее, и не будучи в состоянии его документировать, было выше Нехлюдкиных сил. С одной стороны, он боялся пропустить развёртывающееся перед его глазами действо, а с другой, внезапно проснувшийся в нём фотожурналист требовал действий от него самого.

Наконец он решился бросить на минутку свой форпост и сбегать купить фотоплёнку, недостаточное количество которой так досадно помешало его работе. Накрыв аппаратуру своей плащ-палаткой, он справедливо рассудил, что вряд ли в такой поздний час и в такую ненастную погоду кто-то решит полезть на крышу, тем более что достать ключи от двери туда ведущей тоже не так-то просто, что Нехлюдка знал по собственному опыту.

Бурей скатившись вниз в соседний супермаркет и приобретя фотоплёнку в количестве достаточном, чтобы сделать портреты всех участников Нью-Йоркского марафона, Нехлюдка менее чем через десять минут был опять на своём боевом посту.

Казалось, в окне напротив ничего особенно не поменялось, всё те же страстные объятия и пламенные поцелуи.

Однако, прильнув к окуляру, Нехлюдка почувствовал, что его нижняя челюсть начала отделяться от верхней. Нехлюдка отказывался верить своим глазам.

Ибо партнёршей темнокожего уже была не прелестная Мюħелин, а непонятно откуда взявшаяся мулатка, тоже, впрочем, очень даже хорошенькая.

Нехлюдка почувствовал, что дуреет. Как же это может быть, ведь только что там была Мюħелин, а теперь… Хотя, может быть, там и раньше была не Мюħелин, а просто он в слепоте своей ревности принял мулатку за неё… А может быть он сейчас принимает Мюħелин за мулатку? И не может же живой человек, будь он хоть трижды темнокожий, долбить двух тёлок одну за другой почти что без перерыва?

Нехлюдке и впрямь стало казаться, — не то он вместе с аппаратурой и плащ-палаткой съезжает с крыши, не то у него у самого крыша куда-то едет.

Большой художник, как правило, находит успокоение от гнетущих его сумятиц в работе. И Ван Гог, отрезав себе ухо, тут же написал маслом массу подсолнухов.

Нехлюдка неверной рукой пододвинул к себе штатив и продолжал отщёлкивать кадр за кадром…

Через полчаса всё было кончено. Ещё возбуждённый увиденным и пережитым, Нехлюдка начал сворачивать свой лагерь. Его переполняло чувство нелёгкой, но хорошо выполненной миссии. Как полководец, покидая поле выигранной им битвы, он кинул последний взгляд на злополучное окно, на крышу, бывшую плацдармом, где ещё совсем недавно размещался разбитый им наблюдательный пункт. Уставший, но полный боевого задора, с предвкушением завтрашнего объяснения, Нехлюдка потащил своё шпионское оборудование, отслужившие ему верой и правдой по направлению к двери, ведущей вниз…

Но, к сожалению, эффект от Нехлюдкиной вылазки был минимальным, если не нулевым.

Придя к ней на следующий день, Нехлюдка вместо приветствия пустил веером на стол пачку фотографий в направлении блудницы. Она мельком взглянула на самую верхнюю из них, на которой её лицо было искажено гримасой оргазма.

Нехлюдка в позе общественного обвинителя, с выражением скорбной отрешённости от всего, ожидал произведённого эффекта.

Его не последовало. Мюħелин, потягиваясь спросонья, промурлыкала:

— OK. So what?¹³

Обалдевший от подобного нахальства Нехлюдка решил отыграть свой последний козырь.

— Ага, тебе нечего на это сказать!? А что ты тогда скажешь на это? — и Нехлюдка надвигаясь на Мюħелин как Атос на миледи, пустил другой веер, в котором уже фигурировала мулатка.

— А на это я скажу вот что… — улыбнулась Мюħелин и потянула Нехлюдку к себе.

Через несколько минут, если кто-нибудь, да хотя бы, тот же самый негр, который скорее всего даже и не подозревал о Нехлюдкином существовании, стоял бы за окном и делал фотоснимки, они бы очень хорошо дополнили коллекцию, которой Нехлюдка посвятил столько эмоций и страсти.

Но как бы там ни было, этот эпизод хотя и был серьёзным испытанием отношений, всё же не явился причиной их окончательного разрыва.

Последней же соломинкой, переломившей хребет их любви был совместный визит на swinging party¹⁴, по-русски, в просторечии просто называемой"групповухой". Мюħелин убедила Нехлюдку туда пойти, в надежде помочь ему избавиться от мелкособственнических инстинктов в сексе. Нехлюдка после некоторых колебаний согласился, отчасти из любопытства, а отчасти чтобы впечатлить Мюħелин, что и он не чужд идеалам свободной любви.

Party это происходило в роскошной квартире Нью-Йоркского Вест Сайда.

Когда они туда пришли, вечеринка уже была в полном разгаре. Нехлюдка был впечатлён дорогим декором отделки, а также непосредственностью манеры общения присутствующих. Большинство гостей (а кто там был гостем, кто хозяином, Нехлюдка так никогда и не узнал) были в костюмах Адама и Евы, хотя некоторые, видимо склонные к садомазохистским утехам, прохаживались в кожаных доспехах с множеством металлических заклёпок, а также с хлыстами и розгами.

Толпа была в основном интернациональной, многие говорили по-французски, кое-кто по-английски, кто-то ещё на каких-то Нехлюдке неизвестных языках. Вокруг было полно алкоголя, фруктов и лёгких закусок, где-то, как обратил внимание Нехлюдка, рассыпался какой-то белый порошок, кто-то потягивал за приятной беседой какой-то янтарный дринк, а кто-то покуривал траву-мураву.

Ну и конечно, в разных углах и прямо в центре комнаты, словом, где попало, группы из двух, трёх, а в одном случае даже из восьми человек, занимались главным делом — изо всех сил любили друг друга.

Мюħелин познакомила Нехлюдку со своей подружкой, которая почти не говорила по-английски. Перейдя на французский, они стали оживлённо щебетать друг с другом и Нехлюдка, мало что понимая в их беседе, отошёл в сторону выпить дринк, а заодно понаблюдать клубки тел, копошившихся тут и там. Он настолько увлёкся этими наблюдениями, что не сразу заметил, что Мюħелин куда-то переместилась вместе со своей подружкой.

Нехлюдка довольно быстро смог их отыскать. Мюħелин уже была раздета и находилась между двумя парнями, которые как бы поместили её в середину бутерброда, состоящего из их тел, и ритмично выжимали из неё не то масло, не то майонез. Подружка была тут же, пока только полураздета и вроде как бы ещё не у дел, и развлекала себя тем, что щекотала своими сосками то одну половину бутерброда, то другую.

Никакой беседы уже не велось, да и вестись не могло — глаза Мюħелин полу-закатились, дыхание было тяжёлым и прерывистым — не до беседы.

Нехлюдка рассвирепел.

— Блядюга, ведь только на секунду её оставил — подумал Нехлюдка, но решил пока ничего не говорить, а отомстить ей той же монетой.

Сделать это оказалось очень просто, благо желающих было выше крыши — в конце концов для того они сюда и пришли.

Нехлюдка довольно быстро свёл знакомство с общительной и разговорчивой дамой, очень недурной собой. Она была без трусиков, но зато в пояске с резиночками и чулочками, что делало её абсолютно очаровательной и сексуальной.

Она совершенно не возражала познакомиться с Нехлюдкой ещё ближе, прямо здесь и прямо сейчас.

Нехлюдка покосился на лежащую в нескольких шагах от него Мюħелин, от которой к этому времени отпала одна половина бутерброда, и подружка в какой-то мере пыталась её заменить, нежно покусывая один сосок Мюħелин, и в тоже время пальцами покручивая другой, будто желая его напрочь отвинтить.

Это окончательно убедило Нехлюдку в правильности выбранного пути.

Нехлюдкина же новая очаровательная знакомая между тем указала ему на приближающегося к ним голого мужика с огромными гениталиями, болтавшимися при ходьбе из стороны в сторону. Ослепительно улыбаясь, она проворковала:

— Разрешите мне представить Вас своему мужу…

Муж дружелюбно пожал вялую Нехлюдкину руку, минуту проговорил с ними ни о чём, и отправился на поиски сомнительных удовольствий, соответствующим его выдающемуся отростку.

Нехлюдка не теряя более времени приник к своей обретённой партнёрше, да так что она даже взвизгнула от удовольствия.

Он уже вошёл в ритм прокачки, когда почувствовал какую-то возню у себя за спиной.

— Мюħелин — подумал Нехлюдка. — Проняло в конце концов… Ну, получи, фашист, гранату от советского солдата…

И полностью игнорируя, и не обращая более своего внимания на разные отвлекающие факторы, Нехлюдка, дыша как паровоз, продолжал свою миссию.

Возня же за спиной становилась всё более настойчивой и направленной.

Обернувшись в конце концов, он с ужасом увидел, что там отнюдь не Мюħелин, а партнёршин муж, который сосредоточенно пытался вправить своё невообразимых размеров хозяйство в Нехлюдкино очко.

Нехлюдка осатанел.

Сделав сложный пируэт и вывинтившись из своей партнёрши, и одновременно при этом вывернувшись из-под мужниного грозного объекта, Нехлюдка заорал всей интернациональной толпе на чистом русском:

— Ну вас всех на хуй!!

И повторил тем, кто его мог не расслышать первый раз:

— НА ХУЙ!!!

Подхватив на ходу валявшиеся где-то снятые детали своего гардероба, с обуревающей его яростью, тоской в сердце и распухшими яйцами, Нехлюдка поломился к выходу…

После этого знаменательного события Нехлюдка впал в депрессию, из которой я и Лео безуспешно пытались его вытащить. Нехлюдка мало на что реагировал, очевидно в душе оплакивая растоптанную любовь.

Потихоньку, однако, он стал проявлять признаки жизни и это стали замечать не только мы, но и другие люди, включая его сестру.

Она даже позвонила нам с благодарностями за хорошую заботу об её тоскующем брате.

Это был благоприятный случай, который было грех упускать.

Я пригласил её к нам на огонёк, чтобы в непринуждённой обстановке обсудить проблемы, касающиеся её брата.

Вскоре я стал называть её Bilitis, за её пристрастие к этому, тогда очень модному эротичному фильму с очаровательными актрисами и волнующими мелодиями…

Но это уже совершенно другая история, о которой я расскажу как-нибудь в другой раз, разумеется, если найдутся желающие её послушать.

Квадратное яйцо или The Troublemaker →

← Также предисловие или Ещё одна попытка его написания