Связной

Борис Штейман, 2008

Ненависть и вражда царят среди обитателей одного дома в небольшом курортном местечке. Чтобы распутать этот клубок, надо вернуться в то далекое военное время, когда они состояли в группе сопротивления. Для этого и нужен "человек со стороны", связной. На старом велосипеде он едет в полное опасностей прошлое, откуда может и не вернуться. Непредсказуемый сюжет с неожиданной развязкой не даст заскучать читателю. Мягкая ирония и юмор придают повествованию особую тональность.

В вагоне. Телеграмма

Обдало вонью, испарениями человеческих давно немытых тел. Гомонят, переговариваются, создавая неумолчный шум-гам. Детки примостились на коленях у мамаш. Изредка заголосит какой-нибудь, а остальные уже настороже. И слезы наворачиваются за брата или сестру, готовы поддержать. Да вовремя подхватят на руки, подкинут, отвлекут, вот уже и исчезла страдальческая гримаса-напряжение.

Неуверенно двигается семейство Виталия Петровича по вагону. Забили уже все отсеки бывалые транзитники. Наконец в одном потеснились, подвинулись, и Евгении с Олюшкой удалось пристроиться на нижней полке. Сверху пьяный мужичок промычал что-то нечленораздельное. Догадался Виталий Петрович, что дан добрый совет не лопушить, а лезть по-быстрому на верхотуру, не то поздно будет. И еще понял, что мужичок о кошечке беспокоится, которую везет с собой до дому. Слабо мяукнула кошка и сразу же получила от сердобольной женщины снизу пакетик с кефиром, который стала энергично поедать, слегка размазывая его по полу. Сердобольная женщина, еще не старая, поделилась со всеми постельным бельем, которое ее сын с трудом достал в соседнем купейном вагоне, так как в общем оно было не положено. Пришепетывая и похохатывая, сын всем объяснил:

— За соколадки! Обесял девцонкам!

— Пойди, Леш, еще принеси! Видишь, маленький без белья! — попросила его сердобольная женщина, показывая на крошечного соседского ребятеночка.

А мамаша маленького только робко в ответ:

— Да ладно уж, как-нибудь… одну ночь. Вы не беспокойтесь. Мы уж как-нибудь.

— А куда идти-то надо? — спросил отец маленького, пытаясь показать, что и он парень не промах.

«Такому не то что не дадут, а еще и отберут его же собственное белье», — оценил муженька Виталий Петрович, покрываясь постепенно вагонной пылью, а точнее потом, на который стала оседать эта самая пыль. «Какой сразу же дискомфорт в организме…» — с тоской подумал он.

— Ну ты, мать, даес! — захохотал сын сердобольной женщины и пошел за бельем для маленького.

«А вот такому, который половину букв не выговаривает, дадут… Потому что он веселый», — продолжал анализировать Виталий Петрович. Пьяненький мужичок слез с верхотуры и всем объяснил, что он был на уборке урожая, пришла разнарядка на их автобазу, шофер он, а пришлось на тракторе, везет с собой котейку и, улыбнувшись, пошел перекурить. В это время появился босой человек с жуткой рожей, настолько протокольной, что ехать дальше уже совершенно было некуда. И отчаянно завоняв своими босыми ногами, молча, быстро взобрался на третью полку, предназначенную Виталию Петровичу. Перед тем, как отвернуться к стене, протокольная рожа оглядела всех алкогольно-чифирными глазами. «Никого не забуду» — прочел по слогам Виталий Петрович татуировку на руке у этого вольноопределяющегося. «Это, братцы мои, натуральный зек. И татуировка не без смысла, — умудренно покачал головой Виталий Петрович, прикидывая, где у того запрятано „перо“. — Надо бы согнать наглеца. Как бы это сделать половчей?» Но тут появился перекуривший хозяин кошечки и без всяких предисловий, перемежая свою речь различными крепкими выражениями, заорал:

— А ну быстро слазь отседова! Слышь, чего я тебе говорю? А ну давай! — И стал стаскивать татуированного за ноги.

К всеобщему удивлению, тот выяснять отношения не стал, а пробурчав примирительно:

— Да ладно тебе! Не разоряйся! — освободил место.

— Ишь ты, халявщик нашелся! Стоит только отойти, как раз и готово! Ну дела! — прокомментировал случившееся шофер-тракторист и забрался к себе наверх.

«У зека, по-видимому, билета нет, — предположил Виталий Петрович — А может, уже успел набедокурить, вот и решил не связываться. Лишнее внимание ни к чему».

Начали потихоньку затихать пассажиры. Виталий Петрович подложил под голову чистое домашнее полотенчико и стал крутиться на комковатом тюфяке, устраиваясь поудобнее. Наконец навалилась дурная дрема…

Вдруг кто-то грубо дернул его за слегка свесившуюся в проход ногу.

— В общем спать на тюфяках нельзя! — закричала проводница.

«Ну и порядочки…» — вяло сквозь сон удивился он, слабо дрыгнув в ответ ногой.

— Я тебя, гнида! — ругнулся тракторист, которого разбудили таким же макаром.

Но проводница уже тормошила других бедолаг в соседних отсеках.

«Сука…» — запоздало отреагировал Виталий Петрович, снова погружаясь в тяжелый, больной сон. Поезд равнодушно стучал колесами…

В середине ночи кто-то снова стал теребить Виталия Петровича, но на этот раз за плечо и довольно деликатно.

— Идите вы со своими тюфяками, бесстыдники! — пробормотал он, не открывая глаз. — Добиваетесь! Сейчас пошлю!

— Тише! Товарищ Кротов! Тише! Вам телеграмма, — зашептала усатая морда, возбужденно тычась в ухо Виталия Петровича.

— Ну это же ошибка! Неужели неясно? Обычная дорожная ошибка, — застонал он с досадой. — Моя фамилия Кратов. Никакой телеграммы мне быть не может! Оставьте меня в покое. Иначе пошлю. Доведете! — Он отвернулся к стенке и попытался поймать конец ускользающего сна.

— Все точно, товарищ Кротов! Я — начальник поезда. Ошибка исключена. И ответили вы точь-в-точь как надо. Я, конечно, понимаю, конспирация и прочее. Но мне не впервой. Можете не сомневаться. Ответственность понимаю.

«Явно, больной. Объясняться бессмысленно», — решил Виталий Петрович и устало произнес:

— Ну ладно, давайте! — Сопротивляться было бесполезно.

Усатый в форме с галунами и звездочками на рукаве довольно улыбнулся:

— Ну и хорошо! А то я уж испугался.

— Может, все же не надо? А? — спросил Виталий Петрович, приподнявшись на локте и расписываясь в большой амбарной книге. — Может, в другой раз? На обратном пути?

— Не могу. Дела! — Истолковал по-своему его слова начальник поезда и, заулыбавшись, добавил: — Постараюсь забежать перед прибытием. Если удастся. Дел невпроворот.

— Не надо забегать, — вяло запротестовал Виталий Петрович.

«Боже, как все нелепо! — Он увидел себя со стороны — в синих тренировочных штанах, прихваченных снизу носками, с помятым лицом, в полутьме вагона. — А мог бы в мягком. Халат, дорогая сигара, кофе, коньяк, дорожный несессер. Холеный, уверенный, немного утомленный жизнью… Тьфу!»

Виталий Петрович сунул телеграмму под подушку. Вытянулся. Потер кулаками затекшую спину. Сильно скрючившись, с трудом сел на полке, упершись головой в потолок и свесив ноги в проход. Мерно храпела сердобольная женщина. Внизу напротив уютно спала жена, обняв дочь.

«Могут спокойно обойтись без меня», — подумал он, достал телеграмму, аккуратно спустился вниз и вышел в коридор. Вонь стояла просто чудовищная. Из тамбура несло блевотиной. Раскрыл телеграмму: «Не в службу зпт а в дружбу тчк Приятное с полезным тчк Комнату сняли тчк Паарле 12 тчк Впрочем извини тчк Как хочешь тчк» В конце неразборчиво: то ли «последи», то ли «не наследи». Он тяжело взглянул на синюю дверь туалета с отломанной ручкой. Смял телеграмму и сунул ее в карман тренировочных, подумав: «Пригодится еще…»

В проходе появилась темная фигура. Он напрягся и принял боксерскую стойку. Узнал усатого начальника поезда, расслабился.

— Виталий Петрович, забыл сказать! Передали-то неразборчиво. Где телекс? — запыхавшись, проговорил усатый.

— Какой телекс? — не понял Виталий Петрович.

— Виноват! Телетайпограмма. Где она?

— Вот она. — Виталий Петрович вынул смятую бумажку.

Начальник поезда неодобрительно покачал головой и аккуратно разгладил листок.

— Вот тут. — Он ткнул пальцем в текст. — То ли «последи», то ли «не наследи». Я также неразборчиво и написал. Чтобы соблюсти. Документ как-никак! Ну, вам-то уж понятно про что! — Уважительно улыбнулся. — Такая работа. Ну и деньжатки зато неплохие, — как бы пояснил сам себе.

— Я инженером на ящике, — зачем-то сказал Виталий Петрович.

— Конечно, инженером, — охотно согласился начальник поезда и, помолчав, добавил: — На ящике. А я вот на поезде начальником. Каждый, как говорится, на своем месте. — Хитро, понимающе прищурился. — Да, чуть не забыл. Могу посодействовать с купе. Желаете?

— Да уж ехать-то всего ничего! Раньше надо было, — отказался Виталий Петрович.

— Раньше не было сообщения, — пояснил усатый. — А сейчас действительно поздно. Да и вы можете себя раскрыть. Вдруг за вами наблюдают? Я, когда шел, несколько раз проверялся. Телевизор смотрим, знаем, что к чему.

Виталий Петрович отвечать не стал. Это было уже слишком. Хотя говорить с народом любил.

— Ну, теперь вроде все. Пока! — заключил усатый.

— Пока, — отозвался Виталий Петрович.

Начальник поезда отошел, повернулся и весело с укоризной произнес:

— А вы — ошибка! Стали бы тогда в карман складывать? А? — Но, наткнувшись на неподвижный взгляд Виталия Петровича, поспешно закончил: — Ну все-все! Пока! Не могу, дел по горло!

Усатый быстро исчез, и Виталию Петровичу даже показалось, что он юркнул в соседний отсек. Виталий Петрович подошел крадучись, заглянул. Тихо спали бедолаги-пассажиры. «Я начинаю работать», — мрачно констатировал он. Проверил на всякий случай карман. Вдруг почудилось? Нет, телеграмма была.