Спецназ ГРУ против басмачей. X-files: секретные материалы Советской власти

Братья Швальнеры

1985 год. Группа советских офицеров из элитного спецподразделения ГРУ по дороге в Афганистан теряется в каспийской пустыне и после авиакатастрофы оказывается… в охваченной огнем Гражданской войны Бухарской Республике в 1920 году. Задача наших ребят – противостоять кровожадным басмачам и отстоять интересы Родины во что бы то ни стало! Вот только в том ли они, чем учили в школе?..

Глава третья — о том, что играть всегда нужно по правилам

Пока бойцы под руководством человека, назвавшего себя Фрунзе, поднимались по лестнице дома эмира, в голове командира боевого подразделения усиленно прокручивалась школьная и университетская программа истории. Он старался вспомнить какие-нибудь детали из биографии Фрунзе и одновременно придумать легенду — объяснение их появления в Кагане в 1920 году. Если это и была чья-то игра, то нужно было принимать ее правила и строго следовать им — иначе все могло закончиться очень плохо. Хотя в глубине души он все еще надеялся на розыгрыш. Ну или сон, что ли.

— Ахмед? — шепотом спросил Узванцев.

— Чего?

— Что же это такое?

— Сам видишь.

— Ты хочешь сказать, что это — Фрунзе? Михаил Васильевич?

— Ничего я не хочу сказать…

— Кино снимают, — вмешался в разговор Пехтин.

— А где операторы тогда?

— Хм… Логично.

Шедший рядом красноармеец с ружьем подозрительно смотрел на непонятно откуда взявшихся и странно экипированных своих товарищей из будущего, что заставило их прекратить разговор.

Наконец дошли до кабинета командующего.

— Ну что ж, давайте еще раз знакомиться. Моя фамилия Фрунзе, Михаил Васильевич, я командующий Туркестанским фронтом.

— Савонин Валерий Сергеевич… — лейтенант протянул руку хозяину кабинета. — Командир боевого расчета отряда специального назначения…

— С фронта что ль?

— Так точно, — подумав и на ходу сочиняя легенду начал командир. — После декрета Временного правительства место сражения оставили. Пришли сюда. Против Советской власти не сражались, к действующей армии не примыкали, — он отвечал четко, по-военному чеканя слова, что заставило Фрунзе присмотреться к нему.

— Боевой опыт имеете?

— Так точно, товарищ командующий. Значительный.

— Это хорошо. А почему в РККА не записались?

Савонин только пожал плечами:

— Здесь слабо доносилась информация о ходе Гражданской войны. Не имели точных данных о том, куда и к кому обращаться по этому вопросу…

— При оружии?

— Так точно, с фронта осталось.

Фрунзе окинул взглядом их экипировку.

— Чудное какое-то оружие у Вас.

— Трофейное, — выпалил Ахмед.

— Ну славно. Значит, вступаете в РККА и будете сражаться за Советскую власть?

— Так точно.

— Это хорошо. Ну бумаги вы после заполните, а пока послушайте, что нам предстоит сделать…

— Что он несет? — шепотом спросил Узванцев у Пехтина. Тот пожал плечами:

— По ходу, совсем заигрался. Или крыша поехала.

— Что, простите? — обратил на них внимание Фрунзе.

— Ничего, продолжайте, Михаил Васильевич, — Савонин показал шепчущимся кулак — как воспитатель в детском саду.

— Так вот товарищи. Перед нами стоит боевая задача по завладению Бухарой. Первую попытку мы предприняли еще в начале войны, два года назад. Тогда совместно с подразделениями младобухарцев мы нанесли удар по эмирату, но… оказались неподготовленными. Я, если честно, уже тогда говорил Троцкому о том, что делать такой бросок как минимум несвоевременно, рано. Мы увязли тогда и в Крыму, и с белочехами, и на Кавказе. И тут еще это… В общем, поторопились тогда. Сейчас мы практически закончили войну, и командование РВС прислало меня сюда, чтобы, так сказать, предпринять усилия по объединению двух наших братских народов… Ну, а если быть точным и без лирики, то для того, чтобы организовать боевую операцию.

— Вы так говорите, будто за одну операцию можно покорить такую махину как эмират?

— Ну не за одну, конечно, мы ее проработаем детально… И, полагаю, вы мне в этом поможете. А? как? Или все-таки надлежит отправить вас курьерским поездом в Москву, чтобы там с вами разобрались?

Козлов хотел было сказать что-то вроде «Да, в Москву, уж там явно разберутся, кто есть кто», но, встретив на себе жесткий взгляд командира, промолчал.

— Конечно, поможем. Мадамин-бек изложил нам примерную картину перехода на вашу сторону, из чего стало понятно, что другой альтернативы тут быть не может. Да и сами мы, честно говоря, давно склонялись к переходу… Случая, как говорится, подходящего не было…

— Вот и замечательно. Считайте, что он подвернулся.

— Меня только беспокоит численность войск. То, что мы увидели в Кагане, явно недостаточно для того, чтобы установить контроль на всей Бухарой.

— Части подоспеют из других подразделений Туркестанского фронта — в том числе с Кыргызстана, из числа киргиз-кайсаков. Пока мы должны посеять внутри врага строгое убеждение в том, о чем вы сказали — что нас мало. Таким образом, эффект от появления дополнительных частей произведет не только боевой, но и деморализующий эффект. Как смотрите на такое?

— Положительно. Когда приступим к разработке боевой операции?

— Да хоть сейчас. Я, знаете ли, сутками тут только этим и занимаюсь.

— А когда прибывает подкрепление? Не получится ли так, что мы развернем движение, а дополнительных сил не будет?

План операции РККА в Бухаре

— Подкрепление прибывает послезавтра. Но до этого мы должны еще раз наведаться к эмиру.

Вид Старой Бухары

— Зачем?

— Предложить ему добровольно разместить наши части в Бухаре.

— Думаете, он согласится?

— Я так не думаю, это требование товарища Троцкого.

— Понимаю. Скажите, не известно ли от разведки, в какой части Бухары дислоцируется наибольшее количество регулярной армии эмирата?

— Известно, в Старой Бухаре, — Фрунзе подошел к карте и стал показывать на ней карандашом. Туда же подошел Савонин.

— Значит, начнем выступление со стороны Кагана в светлое время суток под дымовой завесой.

Фрунзе округлил глаза:

— Что это значит?

— В Старой Бухаре инициируем несколько крупных пожаров. Пока город и расквартированные там части охватит переполох, все будут заняты на тушении, мы выступим со стороны Кагана ограниченным контингентом… ограниченной численностью, то есть. В это время мы должны убедиться в том, что полностью контролируем железную дорогу, поскольку полагаю уместным прибытие дополнительных частей сразу в Бухару именно по железной дороге.

— Отлично! — глаза Фрунзе заблестели. — А почему Вы хотите начать в светлое время суток? Мои советники предлагали выступить ночью.

— Ночью в Бухаре, насколько мне известно, — Савонин вспомнил старые фильмы, что смотрел еще в детстве, — осуществляется дозор. Ночью, как правило, происходят все масштабные наступления, а потому под покровом темноты регулярные части будет проще поднять по тревоге. Да и басмачи ночью тут чувствуют себя как рыба в воде. А моим ребятам будет трудно сориентироваться — ночи здесь темные и холодные, местности мы не знаем, зимней экипировки не имеем. Потому ведение боевых действий в темное время суток исключается.

Фрунзе согласно кивнул — у Савонина было явно больше опыта войны, несмотря на юный возраст. Советский военачальник еще не знал, что спустя годы всем желающим начнут давать военное образование в вузе, названном его именем — этот вуз, по иронии судьбы, окончил Савонин прежде, чем его направили на службу в ГРУ.

— Завтра, с Вашего позволения, — продолжал лейтенант Советской Армии, — я вместе с Вами поеду в Бухару, чтобы на месте изучить особенности местности, рельеф, проблемные места будущего расположения наших войск и ведения боев.

— Да, да, конечно.

— А сейчас нам с ребятами отдохнуть бы.

Фрунзе расположил их на первом этаже дома эмира. Наскоро перекусив, ребята вышли во дворе и уселись вокруг арыка.

— Валерий Сергеевич, почему Вы не связались через него с нашим командованием? — негодовал Козлов.

— С каким командованием? С Ивашутиным? Ему в 1920 году 6 лет было!

— Да Вы что? Вы правда верите, что этот сумасшедший — Фрунзе?

— Я в это не верю. А у тебя какие предположения, позволь осведомиться?

— Ну… Я не знаю… Может быть…

— Может быть, в глубине Панжерского ущелья засела группа сумасшедших, которые занимаются историческими постановками…

Ирония судьбы состоит в том, что много лет спустя сын Савонина будет принимать участие в исторических реконструкциях — детальных сценических восстановлениях исторических событий и битв. Пока о них никто здесь не слышал…

— Я не это имел в виду…

— А что? Что ты имел в виду?

— Вы сказали, что мы примем участие в штурме Бухары…

— Пойми простую вещь. Я толком не знаю, куда и как мы попали. И если это игра, то надо принять навязываемые нам правила. Очень может статься, что эти странные люди, которые, если ты заметил, вооружены до зубов, могут обидеться, если ты станешь вести себя с ними неподобающим образом, и прикончить тебя раньше, чем мы выйдем на связь с Центром.

— А про пожар это ты специально сказал? — лукаво улыбнулся Ахмед.

— Почему?

— Ты ведь знаешь, что при наступлении РККА в сентябре 1920 года Бухару охватил сильнейший пожар? Хочешь принять в нем участие? Мальчики кровавые по ночам сниться не будут?

Валерий улыбнулся.

— Я же уже говорил про правила игры. Или принять или плыть против течения. А что касается исторических событий — чему быть, того не миновать. Тут уж как говорил Сенека, «судьба покорных ведет, непокорных тащит».

— А я считаю по-другому.

— И как же ты считаешь?

— Что, если есть возможность повлиять на историю, надо повлиять!

Савонин вскочил, оттащил товарища подальше от всех.

— Ты думай, что говоришь-то!

— А что? — недоумевал Ахмед.

— А то, что эти ребята плевать хотели на эту войну и на интересы верхушки Политбюро. Из них пушечное мясо делают, непонятно зачем, а ты еще масла в огонь подливаешь. И ты сам прекрасно ведь знаешь, что война эта никому не нужна. Можешь, говоришь, повлиять на историю? Так вперед, влияй. Доберемся до Баграма, а там — хоть в Пакистан, хоть в Иран.

— Да ты чего, я не…

— Думай, что говоришь.

Вернувшись к группе, Савонин скомандовал:

— Значит так. Слушай мою команду. В разведывательных целях приказываю всем рассредоточиться по городу. Проводить ориентирование на местности, вступать в контакты с местным населением по вопросу наведения справок — что за город, где идет война, каково соотношение противоборствующих сторон, какой год…

— Товарищ лейтенант…

— Отставить! Я разговариваю с Фрунзе. Всем прибыть в расположение не позднее 20 часов местного времени. Разойдись.

Отдав команду и убедившись, что бойцы, хоть и с немалым недоумением, но стали все же ее выполнять, он вновь поднялся в кабинет главнокомандующего.

— Разрешите, Михаил Васильевич?

— А, товарищ Савонин, заходите пожалуйста.

— Я по вопросу вступления в РККА. Сами понимаете, бойцов надо убедить. Не приказать, а именно убедить. Решение-то они приняли, да вот потом не пожалели бы. А как мне убедить, когда я и сам толком ничего не знаю…

— Логично. Так что же Вы хотите узнать?

— Как там, в Москве?

Фрунзе улыбнулся

— В Москве как в Москве. Как в столице. Если Вас интересует расстановка сил на фронте, то с уверенностью могу сказать — кое-где вооруженные столкновения еще продолжаются, но в целом перевес на нашей стороне. Можно сказать, исход Гражданской войны предрешен.

— И Вы считаете, что власть большевиков — это всерьез и надолго?

— Товарищ Савонин, если бы с Вами были в Москве, Вас давно препроводили бы под белы рученьки прямиком к товарищу Дзержинскому за такие слова…

— К Феликсу?

— Эдмундовичу. Поймите простую вещь — это власть народа, власть рабочих и крестьян. Тот самый идеал, о котором писали Маркс и Энгельс, Герцен и Чернышевский, Плеханов и Ленин, наконец. Народ веками ждал этой демократии — и получил ее наконец. Как думаете, захочет он ее отдать? Сами знаете, власть если берут, то уже не отдают.

— Это верно, вот только приведет ли народ самого себя к светлому будущему?

— А кто же, как на сам народ может еще разрешить его судьбу? Царь? Бог? Помещик? Увольте.

— Хватит ли опыта? Ума? Терпения?

Фрунзе задумался. Савонин задавал ему вопросы откровенно — с первой минуты знакомства военачальник показался ему именно таким, каким его изображали во всех учебниках: рассудительным, взвешенным, спокойным. Таким он и был — один из немногих порядочных и здравомыслящих людей в верхушке большевистской власти. Потому, видимо, надолго его и не хватило.

— Слишком сложные вопросы Вы задаете, товарищ Савонин. Ответить на них может, пожалуй, только время. А время делаем мы. Вы-то сами как хотите? Хотите для себя будущего, где только от Вашей воли и Вашего решения все зависит?

— Конечно, — улыбнулся Валерий.

Выводы, к которым он пришел по итогам общения с Фрунзе, были неутешительными — он был либо великим актером, просто Станиславским — но кому нужно устраивать все это представление в песках Узбекистана? — или они на самом деле оказались в 1920 году. И хотя поверить в это было практически невозможно, с этим, по всей видимости, предстояло смириться. И ладно бы смириться самому — надо было еще уговорить товарищей принять это за данность.

Несколько комнат на первом этаже дома беглого эмира были соединены в одну и там были установлены полати — сделано нечто вроде импровизированной казармы, опустошенной по случаю прибытия группы Савонина. Валерий прилег на жесткую лежанку с мыслями о том, какие слова лучше подобрать, чтобы объяснить ребятам все происходящее (чего он и сам до конца не понимал). Ответа на этот вопрос он не нашел — усталость сморила его, предательски толкнув в объятия Морфея.