Тухачевский против зомби. X-files: секретные материалы советской власти

Братья Швальнеры

Маршал Тухачевский войдет в историю как великий полководец и герой Гражданской войны 1918—1920 годов. Одной из самых интересных и в то же время мрачных страниц в его биографии станет подавление Тамбовского восстания крестьян 1920 года. Мало кто знает, что в действительности его соперниками в том бою были не тамбовские крестьяне, а… зомби! Герой фантастического романа – «попаданец» – переносится в то время и становится очевидцем и участником событий! Сможет ли маршал одержать верх в неравном бою?

Глава пятая — О том, как полезно делать запасы на будущее

Обратный путь для Александра Антонова оказался продолжительнее. Вот уже несколько месяцев — с тех пор, как установилась в губернии Советская власть, он вынужден был скрываться. Хотя, казалось бы, от кого? От своих же…

С юности состоял он в партии эсеров и сам принимал участие в подготовке еще при царском режиме нескольких довольно удачных «эксов» — экспроприаций, а проще говоря ограблений, пополнивших партийную казну в сложные для нее времена. Был приговорен к каторге, но и там не предал своих убеждений. Во время Гражданской войны не раздумывая взял винтовку и принял сторону красных — но партийной принадлежности не менял.

Бои на Тамбовщине были одними из самых ожесточенных за всю войну — неудивительно, плодородная область привлекала внимание и представляла интерес и для белых, и для красных, и для зеленых. Кого тут только не было! И со всеми приходилось сражаться Александру Антонову до тех пор, пока в один прекрасный день не пришла в Тамбов директива из центра о том, что эсеры есть вражеский элемент и теперь, когда белые вроде бы позади, пора бы и ими заняться. Шепнули — слухами земля полнится, и пришлось Александру Степановичу уходить, покидать насиженные места. Только сам он не ожидал, что добрая половина мужиков деревни за ним пойдет.

— Вы что? Куда?

— С тобой.

— Зачем? Я ведь против власти теперь.

— Ты как раз за народную власть. Тот, кто тебя туда гонит, он против народа, и его власть недолгая, тебя скоро возвернут да еще орденов навешают. А нашему брату, мужику, завсегда лучше с тем, кто про него вперед думает, а после про себя, — так рассуждали крестьяне, становясь под его знамена. Что ими двигало? Доброта и открытость Антонова в бытность начальником уездной милиции, его человечность и правильное понимание идеалов народной воли и власти. А также вера в то, что за темными временами непременно наступают светлые — и когда прояснится, власть вернет Антонова в свет и воздаст ему еще за былые заслуги…

Так уже несколько месяцев Антонов стоял в лесах Тамбовщины. Многие знали его местонахождение — но не спешили выдавать (кому охота с жизнею расставаться?). Грабить не грабили — люди любили его и кормили целый отряд, да и охота давала немало. Так что жили в общем неплохо. Но так обычно бывает до поры — пока гром не грянет…

Сегодня Антонову вспомнился тот бой, в начале осени. И вспомнился он ему не просто так — скоро отзовется его эхо, скоро напомнит о себе еще полыхающая то там, то здесь война.

…Бой этот был особенно трудным не только потому, что численность чехов превосходила численность маленького отряда красных, но еще и потому, что велся в условиях леса. Несколькими резкими и целевыми ударами антоновцам удалось выбить чеха с большой лесной поляны и оттеснить его вглубь — но исхода боя это не предрешило. Сейчас по обе стороны большой балки, служившей словно бы барьером для воюющих, уселись то здесь, то там в кустах и за буераками маленькими группами и стреляли друг в друга — отрывисто, коротко, но прицельно.

Чу! Где-то слева от окопа, в котором сидел Александр, с двух сторон обменялись выстрелами. Хруст веток означает падающее тело. Прислушался командир — не с его ли стороны они хрустят? — и выдохнул. Значит у противника потери. Через мгновенье справа — и тоже метким прицельным выстрелом повержен правый фланговый отряда белочехов. Секунду спустя дает командир приказ — и уже группа красных мелкими шажками движется к пулемету — путь к нему открыт благодаря меткому выстрелу снайпера Артюхи. В это время внимание остального отряда интервентов надо отвлечь — и опять по приказу Антонова слева от него начинается демонстративный огонь по позициям чехов. Они, понятно, все свое внимание переключают на источник огня — а наши в это время уже у пулеметной точки. И слышится, и радует слух Антонова длинная, напевная очередь, уничтожая всю ближнюю полосу обороны противника подчистую.

Но дислокация чехов не так проста — отдельные группы разбросаны еще в ста, двухстах, трехстах метрах — по всей лесистой местности. И откуда издалека, с высоты, невидимой для командира красных, раздается несколько выстрелов — двое из группы пулеметчиков убиты. Один только Самсон засел на пулеметную точку и строчит во все стороны. Останавливает командир движение своих — надо удостовериться, что путь свободен. Снова — манипулятивный огонь по позиции слева. Ответ короткий, один или два выстрела. Но и те пулеметчик красного отряда вскоре пресекает.

И вот весь отряд уже перешел к пулеметной заставе. Теперь — задача более сложная, надо взять гористую местность, там засели остатки недобитого отряда. Пусть мало, но все же они там. Однако для этого надо уйти с открытой местности — тут для засевших в нагорье чехов они как завидная мишень, как гусь на тарелочке. Потому, стреляя наугад и волоча за собой захваченный пулемет, двинулся весь отряд — да какое там, маленькая группа отважных красных партизан. Вскоре и первая высота преодолена, и вторая, и выше, и выше.

Почему-то выстрелов нет, задумывается Антонов. В том, что там есть белочехи, он не сомневается — несколько пуль оттуда прилетело, убив двух его разведчиков. Но почему теперь-то замолчали, когда движение началось со стороны красных? Значит, уходят. Но зачем? По его подсчетам, там еще человек 20—30, запросто смогли бы перебить его бойцов. Почему убегают? Ответить можно, только догнав на свой страх и риск.

Догнали. Картина, что открылась взгляду красного командира, поразила и его, и его бойцов. Человек 20 чехов в военной форме по всем правилам, ползали, корчась от боли и хватаясь за животы. Над ними стоял царский офицер в форме поручика. Увидев красных, вытянулся по швам и только еле слышно произнес:

— Лихорадка. Сдаемся. Можете убивать.

Антонов с достоинством посмотрел на отважного офицера.

— Убивать не станем. Доставим в уезд и там поговорим по всем правилам. Вы есть арестованные. Ваши документы?

— Поручик Российской императорской армии, георгиевский кавалер Петр Михайлов Токмаков. Документы утеряны при эвакуации с рухнувшего бронепоезда…

Антонов помнил, что месяц назад бронепоезд с чехами действительно потерпел крушение недалеко от Тамбова, и с тех пор его пассажиры, направлявшиеся на Урал, доставили местной Советской власти немало беспокойства.

— Командир? — обратился поручик. — Как Вас именовать?

— Антонов, Александр Степанов, командир отдельного партизанского отряда и по совместительству — начальник уездной милиции.

— Александр Степанович, мне нужно с Вами поговорить… С глазу на глаз.

Отошли.

— Видите ли, военная операция на вашем участке не охватывалась нашим планированием. Бойцы, как вы уже изволили видеть, больны, и их эвакуация представляется достаточно сложным делом для вашего малочисленного отряда. Потому предлагаю Вам тактический обмен — Вы отпускаете нас, мы с бойцами добредем до железной дороги и товарным поездом уедем в сторону Урала…

— И по дороге…

— Дослушайте, прошу Вас. Мы отдаем Вам целый схрон с оружием. Он в этом лесу. А также весь боекомплект, что при нас.

— В этом лесу? Но где? Я этот лес как свои пять пальцев знаю.

— Следуйте за мной.

Кивнув двум бойцам, Антонов прошествовал за Токмаковым вглубь леса. Набрели вскоре на какую-то хижину, причем достаточно добротную и, по всему видно, благоустроенную. Ее Антонов видел впервые. Он был немало удивлен.

— Что это?

— Это дом моего отца.

— Вашего..?

— Да, не удивляйтесь. Он отшельник. Тут раньше скит был, потом монахи разбежались кто куда, кого убили, кто схиму оставил, а отец остался, сделал себе из этого сруба дом, вот тут и живет. Следуйте за мной…

Вошли за плетень, обогнули дом. Большой был дом, сразу видна была рука древнего зодчего, знавшего толк в добротном и долговечном строительстве. На заднем дворе был запущенный старый колодец, забросанный сверху еловыми лапами. Откидав их, Антонов поразился — он доверху был набит единицами оружия. А ведь это — не меньше десяти метров в глубину, а то и больше!

— Ого, — присвистнул он. — Ну и дела.

— Все свежее. Мамонтовцы оставили при отступлении.

— Вы мамонтовец?

— Так точно.

— Что ж, — поразмыслил Антонов. — Если вдуматься, бой у нас завязался внезапно, и особой опасности вы для уезда не представляете — не бандитствуете, дезорганизации в работу советских органов не вносите… Но одно условие — что в течение 24 часов вас здесь не будет! Ни вас, ни единого вашего бойца!

— Слово офицера.

— Послушайте, а как Вы собираетесь с ними? Они больны и идти сами не смогут, а их, сами говорите, 20 человек…

— Я отвечу, если…

Токмаков не успел договорить — со стоянки, бивака, где оставили белочехов, опрометью летел Артюха — антоновский боец.

— Командир! Товарищ командир!

— Чего орешь?

— Там… у этих… пленных… что-то судороги вроде… пеной изошли…

— Быстрее, — подскочил Токмаков и бросился в избу. Антонов, еще не понимая, что происходит, бросился за ним. В сенях поручик указал на бочку:

— Помогите мне.

Вдвоем белый и красный командиры взяли тяжелую посудину и потащили ее к месту стоянки. Насилу дотащив, сделали в ней пробоину и стали из походной кружки поить бредивших солдат. У последних к тому времени и впрямь пошла ртом пена, многих сводили нечеловеческие, не виденные ранее Антоновым даже в госпиталях, судороги.

— Что с ними?

— Это отвар… Его варит мой отец. Он, по слухам, придает нечеловеческую силу и ловкость. У меня было с собой в поезде несколько литров. Мы готовились на Урале к затяжным и кровопролитным боям, и я вынужден был дать его им. Поезд сошел с рельсов — извечная русская безалаберность, и вот результат. Три дня в лесу, а отвар имеет срок действия. Когда он выходит, начинается такое…

— Хе, — Антонов нелепо осклабился. — Сложно поверить в то, что вы говорите.

— А Вы и не верьте. Посмотрите лучше, сделайте выводы и уносите ноги — зелье снова начнет действовать с минуты на минуту и тогда… Одним словом, вам несдобровать. Схрон останется здесь, оружие я велю оставить там же. Приходите в любой момент — он Ваш. И спасибо.

Через десять минут отряд Антонова выходил из леса. Сам начальник милиции шел, опустив голову и погрузившись в раздумья. Увиденное им показалось ему странным, он никак не мог поверить в реальность происходящего.

— Товарищ командир? — не унимался Артюха.

— Чего тебе?

— Схрон-то когда будем вывозить?

— Зачем?

— Ну как? Сдавать же надо.

— Не надо. Пусть полежит, жрать авось не просит. Пригодится.

Думал ли тогда командир маленького партизанского отряда, что подходящий к его применению случай представится уже спустя несколько месяцев…

От мыслей Антонова отвлекла группа людей на лошадях, стоявшая у самого подхода к лесу. Среди них были Никита и Николай Степанович. У Никиты, для которого все происходящее было похоже на участие в каком-то приключенческом фильме или в компьютерной игре, но никак не на действительность, от осознания близости истории, своей причастности к ней буквально дрожали поджилки. С одной стороны, то, о чем он писал — знаменитое Тамбовское восстание — подготавливается при его непосредственном участии, что не может не воодушевлять его как историка. С другой стороны — грядет большое кровопролитие, и он еще тешит себя надеждой все изменить. Во всяком случае, попытаться. Вот сейчас, через несколько минут, решится судьба Тамбовской земли — селяне Кирсановского уезда встретятся с Александром Антоновым.

— Здравствуй, Александр Степанович, — первым заговорил его дед, держа под узцы лошадь, на которой сидел Никита. Такое обращение к Антонову, который был едва ли не на 30 лет младше Николая, говорило о ненапускном уважении к собеседнику, которое питали все собравшиеся.

— Здравствуй, Николай.

— Знаешь уже, что привело нас.

— Знаю, наслышан.

— Вот за советом к тебе пожаловали… Как быть — поступить?

Антонов рассмеялся:

— Да нет, Николай, не за советом вы ко мне пожаловали. Как быть за вас уж жизнь решила, тут вариантов не так много.

— А коли сам все знаешь, уж выручи…

Антонов окинул собравшихся взглядом. Даже сквозь непроглядную ночную тьму ощущался его цепкий взгляд.

— Надумали, значит… Твердо решили?

Молчание. Вдруг резкий возглас Никиты прервал его.

— Нет.

Крестьяне обернулись на ретивого юношу и посмотрели на него с укоризной.

— Кто такой? — приблизившись на коне, спросил Антонов.

— Внук мой, — стыдливо ответил Николай. — Да ты его не слушай, Александр Степаныч.

— Ну почему же. Слушать как раз надо. Вы вон не слушали, когда вам говорили — и вот результат. 10 трупов как с куста.

— Ты и про трупы знаешь?

— Как не знать, я только от вас. К другу своему старинному заезжал, к Рожкалнсу… Ну не суть. Так а почему… как тебя?

— Никита.

— А почему Никита не согласен восставать?

— Потому что прольется кровь.

— Это не ответ. Она уж три года льется, и до этого лилась, и после будет.

— Потому что это ни к чему не приведет. Ну положите вы сотню, другую, третью, ну тысячу, своих сколько потеряете — а хлеб все ж отдать придется.

— Это почему?

— Потому что нельзя тягаться с центральной властью! Она сильнее вас, и вас удавит. Тягаться надо было год, два назад — пока война была в разгаре.

— Война и сейчас идет…

— Но перелома уже не будет. Красные отстрелили верх по всем направлениям.

— Еще не факт…

Никита метался — сейчас сказать о том, что спустя полгода будет окончательно побеждена интервенция и на Тамбовщине будет сосредоточено огромное число кадрового резерва и стратегических вооружений — означает привлечь к себе внимание и ничего не добиться. Надо искать другие аргументы.

— Ну хорошо. А куда ты поведешь людей? К белым? За ними нет будущего, и ты это знаешь. Бандитствовать? В зеленые губернию запишешь? Несерьезно. Красные тебя шлепнут. Так как быть?

— Время надо. Переждать. Там власть, глядишь, на уступки пойдет.

— А часто она шла на уступки? Когда такое в истории было, чтоб народ в Росси власть поломал? Это не Европа и не Америка, где добиваются да пробиваются. У нас сыграют в уступки, вид сделают, ты расслабишься, а потом каааак!..

— Верно. Кааак! Только то при царе было, а теперь порядки не те. Верно я говорю, мужики?

— Верно, — загоготали крестьяне.

Нет, решил Никита, одному с такой толпой ему не совладать. Надо действовать иначе. Как — пока не понятно, но и время на раздумье есть — утром явно выступление еще не начнется. Утро вечера мудренее, а пока…

— Ну вот. Так что ты, парень, охолони. Айда за мной, мужики.

Антонов спешился — за ним это сделали и остальные. Пошли в лес. Входили не с той стороны, с которой Никита искал Велимудра — с южной его окраины. Шли минут десять — видно было, что давно тут гостей не было.

— Начнем с того, что вооружимся все. Есть у меня припас кое-какой… Я полгода назад тут бригаду чеха разоружил. Ну и остались кое-какие трофейчики. Сейчас мы их разберем и будем наготове, а после по сигналу выступим все одновременно… Схрон раньше в другом месте был, я когда в бега ушел, перетащил его — чтоб у комиссара из Красного лаптя желания не было попользоваться моей добычей… — Мужики рассмеялись. Снова заговорил Николай.

— Мы вот только тут переживаем, Александр Степаныч.

— О чем?

— Не все из нас… винтовку-то держали… Переживают, колебаются многие… А народу нам много надо… Дух поднять бы… Вот как — не знаем, потому и пришли к тебе. Может ты бы вперед наведался в село да поговорил с народом-то?

— Да, чтоб мне даже уехать оттуда не дали.

— А как же быть?

— Есть средство. Пошли пока. Потом расскажу… А ты умный, Николай, смотри-ка. В корень зришь. Это у Льва Толстого в «Войне и мире» сказано: «Исход сражения определяет боевой дух солдат!» Пошли, пошли…

Добрели до огромной волчьей ямы, закиданной можжевельником и ельником.

— Тут глядите, яма глубокая. Раньше озеро было — высохло, да многие из вас помнят, кто постарше. Разбирай ветки.

Раскидывать было немного — яму, как оказалось, лишь едва прикрывал валежник. Зато открывшееся глазам мужиков их буквально поразило — яма доверху была набита оружием. Глаза заблестели, заискрились и тот самый боевой дух, о котором писал Толстой и говорил Антонов, словно бы начал зарождаться в душах будущих солдат…

— Ну-ка, Никита, — позвал Антонов, — подойди. Возьми обрез.

Никита нехотя принял оружие из рук вожака. Погладил. Холодная вороненая сталь и в его сердце отозвалась лязгом. И на минуту уж забыл он и о жертвах и об историческом прогрессе — когда держишь в руках боевое оружие, смелость приливает, и все эти гуманистические разговорчики словно бы теряют силу… Ход Антонова был продуман. Никита быстро пришел в себя, но виду не подал — пусть враг (а пока юноша именно так воспринимал беглого комиссара) пока примет его за своего, пусть сочтет, что сопротивление сломлено…

— Так-то лучше. Много не берите — по одной единице и будет. Восстанем — у схрона поставим постоянный пост. Кто раньше проговорится — всех решу, кто сегодня здесь был…

И хотя в селе еще не знали про намедни учиненную Антоновым расправу с бандой Бербешкина, но на слово ему все верили — такой это был человек!

— Александр Степаныч? — спросил Николай.

— Чего?

— А что там ты про боевой дух сказывал?

— А… можно… Завтра в то же время соберемся здесь. Приедет человек — вы его не знаете, бывший царский офицер, но ему можно верить. Он расскажет, как с бедой сладить. А я пока его отца разыщу… — проговорил Антонов, глядя вглубь леса. По направлению его взгляда Никита понял, что он смотрит в сторону дома старца Велимудра.