Утраченный металл

Брендон Сандерсон, 2022

Ваксиллиум Ладриан много лет боролся с тайной криминальной организацией под названием Круг, возглавляемой его сестрой Тельсин. В конце концов возраст взял свое, и Вакс занялся политикой и воспитанием детей. Но теперь Уэйн и Мараси обнаружили свидетельства того, что Круг возобновил свою деятельность, чрезвычайно опасную для страны. На руку преступникам играет конфликт между столицей Эленделем и Отдаленными Городами. Соседи, жители недавно открытого Южного Континента, грозят если не войной, то серьезными неприятностями, а у Гармонии, бога – покровителя Скадриаля, полно своих забот. В ходе эксперимента над редкими металлами Вакс совершает пугающее открытие, и ему приходится вернуться к ремеслу законника… Впервые на русском!

Пролог

Уэйн знал, что такое кровать. У других детей в поселке Мера Олова они были. Вот бы обзавестись кроватью вместо голого матраса на полу, который холодными ночами приходилось делить с мамой, потому как не было угля, чтобы растопить печь.

А еще под кроватями водились чудовища.

Да, Уэйн слышал истории о туманных призраках. Они прятались под кроватями и крали лица твоих знакомых. Кровати были сверху мягкими и пружинистыми, а под ними обретались интересные собеседники. Красота! Сущая благодать, ржавь побери.

Другие дети боялись туманных призраков, но Уэйн подозревал, что друзья просто не умели находить с ними общий язык. Подружиться с подкроватной тварью? Раз плюнуть. Нужно лишь дать то, чего ей хочется. Например, скормить кого-нибудь.

Так или иначе, у него кровати не было. Да и стульев тоже. Был у них стол, сколоченный дядей Грегром. Самого дядю давным-давно завалило и расплющило миллиардом камней, так что больше он никого не ударит. Время от времени Уэйн пинал стол, чтобы побесить дух Грегра на случай, если тот смотрит. Стол в их доме с одиноким окошком был единственным, на что дядя Грегр не плевал с высокой горки.

Уэйн обходился табуреткой. Садился на нее и играл, пока ждал: сдавал карты и прятал некоторые в рукаве. Это время суток всегда было самым беспокойным. Каждый вечер он боялся, что Ма не вернется. Нет, не потому, что она его не любила. Ма была настоящим весенним цветком в этой сточной канаве. Просто Па однажды взял и не вернулся. А потом и дядя Грегр — Уэйн пнул стол. Вот и Ма…

«Не думай об этом, — сказал себе Уэйн, сбившись с перемешивания карт и рассыпав их по столу и полу. — И не смотри, пока свет не увидишь».

Он чувствовал шахту всем нутром. Никто не хотел жить рядом с ней, поэтому здесь пришлось жить Уэйну с мамой.

Он нарочно думал о других вещах. О сложенной у стены стопке белья, которое недавно выстирал. Раньше стиркой занималась Ма, но платили за это крайне мало. Поэтому она пошла на шахту тягать вагонетки, а стирать поручила Уэйну.

Работа его не тяготила. Он украдкой наряжался в чужие вещи — в том числе стариковские и женские — и притворялся их владельцами. Ма несколько раз ловила его за этим и отчитывала. Уэйн до сих пор не понимал, что ей не нравилось. Одежда ведь создана для того, чтобы ее носили. Почему бы не примерить несколько вещей? Что в этом такого странного?

А иногда хозяева что-нибудь забывали в карманах. Например, колоду карт.

Уэйн снова неудачно перетасовал карты и принялся собирать их, не глядя в окно, хоть и чувствовал близость шахты. Этой зияющей артерии, похожей на рану на шее, алой внутри, источающей свет, как кровь и жар. Ма копалась внутри этого зверя в поисках металла, стараясь избегать его гнева. Но везение рано или поздно кончалось.

Тут он заметил его. Свет. С облегчением выглянул в окно и увидел на тропинке женщину с фонарем в руке. Пока не открылась дверь, Уэйн по-быстрому спрятал карты под матрас и улегся сверху, притворившись спящим. Конечно, мама наверняка заметила, как сын потушил свет, но она ценила его старания.

Она села на табурет, и Уэйн приоткрыл глаза. На маме были брюки и блузка на пуговицах. Волосы собраны в высокий пучок, лицо и одежда перепачканы. Она сидела и смотрела, как мерцает и приплясывает пламя в фонаре, и ее лицо показалось Уэйну еще более худым, чем прежде. Словно его методично стесывали стамеской.

«Эта шахта ее пожирает, — подумал он. — Она не проглотила ее разом, как Па, но каждый день гложет все сильнее».

Ма моргнула и перевела взгляд на комнату. Заметила на столе забытую карту. Ох, проклятье!

Она подняла ее и посмотрела на Уэйна. Больше не было смысла притворяться спящим. В таком случае Ма окатила бы его холодной водой.

— Уэйн, — спросила она, — откуда у тебя эти карты?

— Не помню.

— Уэйн…

— Нашел, — ответил он.

Она протянула руку, он неохотно вытащил колоду из-под матраса и отдал. Ма вложила в нее отдельную карту. Тьфу. Теперь она целый день будет разыскивать владельца по всей Мере Олова, если Уэйн не выложит правду. А ему не хотелось, чтобы мама лишний раз из-за него переживала.

— Тарк Вестингдоу, — буркнул Уэйн. — Они были у него в комбинезоне.

— Спасибо, что признался, — ласково сказала мама.

— Ма, мне нужно выучиться игре в карты. Так я смогу зарабатывать и прокормить нас.

— Прокормить? Игрой в карты?

— Не волнуйся, — поспешно ответил он. — Я буду жульничать! Иначе как заработать, если постоянно не выигрывать?

Ма вздохнула и потерла виски.

— Этот Тарк. — Уэйн покосился на карты. — Он террисиец. Как Па.

— Да.

— Террисийцы всегда делают то, что им велено. Так что со мной не так?

— Все с тобой так, сынок, — ответила мама. — Просто с родителями не повезло.

— Ма! — Он приподнялся с матраса и взял ее за руку. — Не говори так. Ты лучшая мама.

Она обняла его, но как-то отстраненно.

— Уэйн, — спросила она. — А ножик Демми тоже ты присвоил?

— Он проболтался?! — воскликнул Уэйн. — Ржавь разбери этого говнюка!

— Уэйн! Не ругайся так.

— Ржавь разбери этого говнюка! — повторил он с говором бывалого железнодорожника.

Он невинно улыбнулся, и Ма невольно улыбнулась в ответ. Подражание чужим голосам всегда веселило ее. У Па это неплохо получалось, а у Уэйна и того лучше. К тому же теперь Па умер и больше не мог имитировать голоса.

Но улыбка быстро померкла.

— Уэйн, нельзя брать чужие вещи. Так поступают только воры.

— Не, вором я быть не хочу, — тихо ответил Уэйн, выкладывая карманный ножик на стол рядом с картами. — Хочу быть паинькой. Это как-то… само собой получается.

Ма обняла его крепче.

— Ты и так паинька. Всегда был таким.

Она говорила убедительно, и он поверил.

— Хочешь сказку, сынок? — спросила она.

— Староват я уже для сказок, — солгал он, хотя и очень хотел послушать. — Мне уже одиннадцать. Через год я смогу пить алкоголь в таверне.

— Что? Кто тебе такое сказал?

— Даг.

— Дагу всего девять.

— Зато он много чего знает.

— Дагу всего девять.

— То есть со следующего года мне придется таскать для него бухло, потому что самому ему не нальют? — Он посмотрел маме в глаза и захихикал.

Уэйн помог приготовить ужин — холодную овсянку с горсткой фасоли. Ладно хоть не голую фасоль. Затем лег обратно на матрас, закутался в одеяло и приготовился слушать, представив, что снова стал маленьким ребенком. Это было легко. Он ведь до сих пор носил старую детскую одежду.

— Это история, — начала мама, — о Неисправимом Барме, немытом бандите.

— О-о-о, — протянул Уэйн. — Никак что-то новенькое!

Мама наклонилась и помахала перед носом ложкой.

— Уэйн, он был самым отъявленным бандитом. Злобным, гадким, вонючим. Он никогда не мылся.

— Потому что хорошенько испачкаться стоит больших усилий?

— Нет, потому что… постой, чтобы испачкаться, нужно приложить усилия?

— Конечно. Нужно тщательно вываляться в грязи.

— А зачем, во имя Гармонии, это делать?

— Чтобы научиться мыслить, как грязь, — ответил Уэйн.

— Чтобы… — Мама улыбнулась. — Ох, Уэйн. Золотце ты мое.

— Спасибо, — ответил он. — Почему ты мне раньше про этого Неисправимого Барма не рассказывала? Раз он такой знаменитый, не стоило ли с него начать?

— Ты был еще мал для таких историй, — ответила она, садясь обратно. — Она, прямо скажем, страшновата.

О-о-о-о… Уэйн заерзал, предвкушая отличный рассказ.

— И кто его победил? Законник?

— Алломант Джек.

— Серьезно? Этот? — простонал Уэйн.

— Он же тебе нравился.

Как и всем ребятам. Джек был интересным и необычным и за последний год раскрыл кучу запутанных дел. По крайней мере, если верить Дагу.

— Джек всегда ловит преступников, — пожаловался Уэйн. — Хоть бы одного пристрелил.

— В этот раз все иначе, — сказала Ма, запуская ложку в кашу. — Он прекрасно знал, насколько мерзок Неисправимый Барм. Прирожденный убийца. Даже пособники Барма, Гуд Душегуб и Джо Облом, были в десять раз хуже любого бандита в Дикоземье.

— В десять раз?! — изумился Уэйн.

— Угу.

— Ничего себе! Это ж почти вдвое!

Мама на миг нахмурилась, но затем снова наклонилась и продолжила:

— Они ограбили зарплатный фонд. Похитили не только сбережения элендельских богатеев, но и зарплаты простых граждан.

— Говнюки! — воскликнул Уэйн.

— Уэйн!

— Ну ладно! Просто старые какахи!

Мама снова задумалась.

— Послушай… ты вообще знаешь, что означает слово «говнюк»?

— Это большая неприятная какашка, от которой тебе крайне хотелось бы избавиться, но никак не получается.

— И кто тебе это сказал?

— Даг.

— Ну разумеется. В общем, Алломант Джек не мог стерпеть такое обращение с простыми работягами Дикоземья. Одно дело быть бандитом, другое — красть деньги, идущие на благо города. К несчастью, Неисправимый Барм прекрасно ориентировался на местности. Он уехал в самый труднодоступный район Дикоземья и оставил подельников сторожить ключевые точки на подходе. Но Джек был наихрабрейшим человеком. И сильнейшим.

— Если храбрее и сильнее его никого не было, почему он подался в законники? — спросил Уэйн. — Мог ведь бандитом стать, и никто бы его не остановил!

— Сынок, а что, по-твоему, труднее? — спросила Ма. — Совершать справедливые поступки или несправедливые?

— Справедливые.

— Тогда кто станет сильнее? Тот, кто ищет легких путей, или тот, кто выбирает трудный?

О. Он кивнул. Ну да. Да, теперь ему все стало понятно.

Ма придвинула фонарь поближе, и ее лицо заблестело в отблесках пламени.

— Первым испытанием на пути Джека стала река Человек, широкая водная преграда на границе бывших земель колоссов. Ее воды мчались со скоростью поезда, и нигде в мире нет другой такой быстрой реки. А еще в ней множество скал. На другом берегу устроил засаду на законников Гуд Душегуб. С его острым глазом и крепкой рукой он мог подстрелить кобчика с расстояния трехсот шагов.

— А зачем? — удивился Уэйн. — Лучше ниже копчика стрелять, больнее будет.

— Сынок, кобчик — это птица такая, — объяснила Ма.

— Ну и что сделал Джек? — спросил Уэйн. — Подкрался к нему? Как-то это не по-законнически. Никогда не слышал, чтобы они к кому-то подкрадывались. Джек тоже наверняка не стал.

— Ну… — Ма задумалась.

Уэйн взволнованно вцепился в одеяло.

— Джек стрелял еще лучше, — прошептала она. — Когда Гуд Душегуб прицелился в него, Джек выстрелил быстрее через реку.

— И как Гуд погиб? — также шепотом спросил Уэйн.

— От пули, сынок.

— Прямо в глаз?

— Наверное.

— То есть Гуд прицелился, Джек тоже, но Джек успел выстрелить первым и попал Гуду прямо в глазюку! Так, Ма?

— Угу.

— И его башка разлетелась, словно какой-нибудь фрукт с плотной и хрустящей кожурой, внутри которого склизкая мякоть. Как-то так?

— Именно.

— Блин, Ма, — произнес Уэйн. — Мерзость какая. Ты уверена, что мне стоит такое слушать?

— Могу на этом прекратить.

— Еще чего! Как Джек перебрался через реку?

— Перелетел, — ответила Ма. Закончив есть, она отложила тарелку и взмахнула руками. — С помощью алломантии. Джек умеет летать, разговаривает с птицами и ест камни.

— Чего? Ест камни?

— Угу. В общем, он перелетел через реку. Но следующее испытание было еще сложнее. Каньон Смерти.

— О-о-о-о… — протянул Уэйн. — Там, наверное, красиво.

— С чего ты взял?

— Если бы там было некрасиво, никто бы и не сунулся в место с таким названием. А если кто-то там побывал и дал ему название, значит там красиво.

— Красиво, — согласилась Ма. — Каньон протянулся среди полуразрушенных скалистых шпилей, разноцветных, как будто их раскрасили вручную. Но это красивое место было смертоносным.

— Еще бы, — кивнул Уэйн. — Это само собой разумеется.

— Через каньон Джек перемахнуть не мог, потому что где-то там прятался второй бандит. Джо Облом. Он прекрасно владел пистолетами, летал, превращался в дракона и тоже ел камни. Если бы Джек попытался прокрасться мимо, Джо застрелил бы его в спину.

— Умно, — рассудил Уэйн. — Стрелять в спину — самое надежное, потому что противник не сможет выстрелить в ответ.

— Верно, — сказала Ма. — Поэтому Джек этого не допустил. Он спустился в каньон… а там кругом кишели змеи!

— Охренеть!

— Уэйн…

— Ну ладно, просто скучно обалдеть. Сколько там было змей?

— Миллион.

— Охренеть!

— Но Джек был умен, — продолжила Ма. — Он прихватил с собой змеиный корм.

— Миллион банок змеиного корма?

— Нет, только одну. Змеи за нее передрались и почти перебили друг дружку. Осталась, само собой, только сильнейшая змея.

— Само собой.

— Джек уговорил ее укусить Джо Облома.

— И Джо стал фиолетовым! — воскликнул Уэйн. — Кровь хлынула у него из ушей! Кости растаяли, и жидкий костный сок потек из носа! Он как будто сдулся и растекся лужей, шипя и булькая нечто несуразное, потому что зубы тоже растаяли!

— Точно.

— Блин, Ма. Твои истории просто обалденные.

— Самое интересное еще впереди, — тихо сказала она, наклоняясь на табуретке. Огонь в фонаре медленно затухал. — А в самом конце тебя ждет сюрприз.

— Какой сюрприз?

— Когда Джек миновал каньон, в котором теперь воняло дохлыми змеями и растаявшими костями, то заметил последнее испытание: Одинокую Гору. Гигантское плато посреди абсолютно плоской равнины.

— Так себе испытание, — сказал Уэйн. — Взял и взлетел на вершину, делов-то?

— Он попытался, — шепотом произнесла Ма. — Но гора оказалась Неисправимым Бармом.

— ЧТО?!

— А вот. Барм объединил силы с колоссами — с такими, что умели превращаться в громадных чудищ, а не нормальными вроде нашей старой госпожи Нок. Они показали ему, как превратиться в гигантское необъятное чудище. И когда Джек приземлился на горе, чудище проглотило его.

У Уэйна перехватило дух.

— И тогда, — начал он, — оно разжевало его, перемалывая зубами кости, как…

— Нет, — перебила Ма. — Оно лишь попыталось его проглотить. Но Джек был не просто находчивым и хорошим стрелком. Он был еще и…

— Кем?

— Большущей занозой в заднице.

— Ма! Не ругайся!

— В сказках можно, — парировала мама. — Так вот, Джек был той еще занозой. Творил добрые дела без устали. Помогал людям. Ставил палки в колеса плохишам. Постоянно что-то вынюхивал. Его хлебом не корми, дай испортить жизнь бандитам.

Поэтому, когда его проглотили, Джек растопырил руки и ноги и уперся ими, став Неисправимому Барму поперек горла. Чудище не смогло дышать. Такой туше нужно много воздуха, сам понимаешь. Так вот, Алломант Джек задушил Барма изнутри. А когда чудище рухнуло наземь, Джек выбежал наружу по его языку, как по ковровой дорожке, раскинутой перед каретой богача.

Ого.

— Крутая история, Ма.

Она улыбнулась.

— Ма, — произнес Уэйн. — Она ведь… о шахте?

— Ну, в некотором смысле мы все забираемся в пасть чудовищу. Поэтому… может быть.

— То есть ты как законник?

— Любой может быть законником, — ответила она, погасив фонарь.

— Даже я?

— Особенно ты. — Она чмокнула его в лоб. — Уэйн, ты можешь быть кем угодно. Хочешь, будь ветром, хочешь — звездой. Всем, что угодно душе.

Это была строчка из стихотворения, которое ей нравилось. Уэйну тоже. Когда мама произносила эти слова, он верил ей. Как не поверить? Ма никогда не обманывала. Поэтому он поглубже зарылся в одеяло и задремал. В мире творилось много несправедливого, но и добрые дела тоже случались. Пока мама была рядом, ее истории имели смысл. Они были реальны.

А на следующий день в шахте снова случился обвал. И вечером Ма не вернулась домой.