Дракула

Брэм Стокер, 1897

Лишь тот, кто познал ужас ночи, может понять сладость наступления утра. Мрачный и потрясающий роман, давно уже ставший культовой классикой готической вампирской темы. Роман имеет мало общего с любой из его экранизаций, но продолжает затягивать новых читателей в мрачные бездны человеческих страстей.

Глава 7

Вырезка из «Дейлиграф» от 8 августа

(наклеена в дневнике Мины Мюррей)

Наш корреспондент передает из Уитби:

Один из страшнейших и величайших штормов за всю историю наблюдений разразился здесь, вызвав странные и необычные последствия. Нынешние дни выдались на редкость душными, хотя температура все время оставалась в норме для этого времени года. В субботу вечером, когда ничто не предвещало бури, огромное число отдыхающих устремилось в Малгрейв-Вудс, Робин-Гудс-Бей, Риг-Милл, Рансвик, Стейтс и прочие окрестности города. Пароходы «Эмма» и «Скарборо» совершали обычные экскурсионные рейсы вдоль побережья, перевозя неслыханные доселе количества туристов, путешествующих в сторону Уитби и обратно. Погода стояла восхитительная до полудня, когда кто-то из завсегдатаев церковного двора, любящих собираться в Ист-Клиф на досуге, не привлек внимание остальных к необычным атмосферным явлениям, наблюдавшимся на северо-западе. В это время с юго-запада дул приятный ветерок, который барометр определяет как «№ 2, легкий бриз». Дежурные береговой охраны немедленно составили рапорт о мираже, в то время как один из старых рыбаков, что уже полвека следит с этой высоты за морем, в крайне экзальтированной манере предсказал внезапное приближение невиданного по силе ненастья. К тому времени в округе уже собралась внушительная толпа людей, привлеченных завораживающе красивым зрелищем лучей, преломлявшихся в мириадах облаков и придававших им самые немыслимые оттенки. Перед тем как солнце зашло за Кеттлнесс, что величественно возвышается на западе, оно успело озарить предзакатное небо самыми изысканными цветами: огненно-алым, пурпурным, розовым, зеленоватым, фиолетовым и всеми оттенками золотого. То здесь то там вверху величественно плыли колоссального размера черные тучи с очень четко выраженной линией силуэта. Несомненно, когда-нибудь мы еще насладимся полотнами, изображающими «прелюдию» великой бури, которые по достоинству займут свое место на стенах в академиях искусств и науки. Многие судовладельцы решили не рисковать и переждать шторм в бухте. Вечером ветер вовсе затих, а к полуночи установилась мертвая тишина, сопровождаемая удушливой жарой; словом, настоящее затишье перед бурей, во время которого не позавидуешь метеочувствительным людям. Над морем пару раз сверкнули молнии, осветив немногочисленные рыбацкие баркасы и экскурсионные пароходы. Единственным крупным кораблем было иностранное судно, направлявшееся на запад. Беспечность или невежество его команды стало общей темой для разговоров у досужих наблюдателей, которые время от времени даже предпринимали попытки к тому, чтобы знаками с берега указать на приближающееся ненастье. До наступления полной темноты судно продолжало свой курс с поднятыми парусами, которые бесполезно висели в установившемся безветрии.

Ближе к десяти часам затишье начало угнетать даже самых стойких, а в мертвом безмолвии можно было даже услышать, как за многие мили от этих мест блеют овцы и лают собаки. Однако вскоре после полуночи со стороны моря к городу подкатил какой-то глухой и настойчивый гул. Именно тогда и разразилась настоящая буря. В считанные мгновения вся картина настолько радикально переменилась, что люди отказывались верить увиденному. Волны одна за другой с диким грохотом накатывались на берег, при этом с каждой минутой их высота значительно возрастала, и вскоре еще недавно столь безмятежная гладь превратилась в ревущего монстра. Сила шторма была такова, что те волны, что не разбились о прибрежные скалы и пирсы, легко, точно карточные домики, смели со своего пути все маяки, что окружали городскую гавань. Вихрь разносил окрест раскаты грома, а порывы его сокрушали железные крыши и валили с ног прохожих. Если бы не срочная эвакуация толпы, собравшейся на пирсах для наблюдения за величественным зрелищем, количество жертв ненастья перешло бы все мыслимые пределы. В довершение прочих бед ветер принес на берег плотный туман, который носился рваными клочьями; людям с бурной фантазией нетрудно было представить, что это души утопленников холодными и влажными пальцами, несущими смерть, хватают их за одежды. Тем не менее вскоре туман рассеялся, открыв вид на море, которое теперь освещали бесчисленные молнии. Гром гремел так сильно, что, казалось, само небо содрогается от поступи невиданной бури. Открывавшееся зрелище захватывало страшным величием и необычностью: белая пена волн подымалась высоко над утесами, кружась и исчезая где-то в черном небе. На воде ненастье швыряло те несчастные лодки, что не успели добраться до берега; их паруса рвались, а деревянная обшивка трещала и лопалась под неслыханным напором. Высоко наверху вперемешку носились тела птиц и обломки судов. На самой вершине Ист-Клифа в промежутках между порывами урагана береговая охрана установила аварийный маяк, ранее еще не испытанный. Пару раз он действительно сослужил добрую службу, поскольку, когда его луч нащупал в море рыбачью лодку, планшир которой уже ушел под воду, судно устремилось навстречу спасительному свету, в гавань, чудом избежав участи быть разбитым о каменные пирсы. Как только лодка укрылась в бухте, радостные крики наблюдателей на берегу мощью своей на несколько секунд перекрыли рев разъяренной стихии. Однако вскоре в лучах прожектора, на приличном расстоянии от побережья, была обнаружена неизвестная шхуна с поднятыми парусами, вероятно, та самая, которая вызвала столько толков накануне вечером. К этому времени ветер сменил направление на восточное, поэтому многие зеваки содрогнулись, осознав, в какой опасности сейчас находится это судно. Прямо по его курсу к порту лежал огромный плоский риф, явившийся в свое время причиной гибели многих кораблей, а при нынешнем шквале проход сквозь узкий перешеек в гавань становился совершенно невозможным. Близился час прилива, однако морские волны вздымались на такую высоту и с такой страшной силой, что у их основания отчетливо просматривалась песчаная отмель. Скорость, которую развило судно из-за парусов и небывалой стихии, оказалась столь молниеносной, что по словам одного из старых матросов, наблюдавших за развитием событий, «эта шхуна причалит ни где-нибудь, а только в аду». В довершение всего прочего на берег пришла новая порция тумана, гораздо более плотного, чем в прошлый раз; зрение сейчас становилось бесполезным, и только до ушей долетал неистовый рев моря и раскаты грома, мощные как никогда. Луч аварийного прожектора по-прежнему оставался зафиксированным на входе в бухту. Зрители, как один, затаили дыхание. Ветер неожиданно стал дуть с северо-востока, в считанные мгновения разгоняя непроглядный доселе туман. И тогда взору предстало настоящее чудо: иностранное судно, взбираясь на волны и снова падая в их пучину, на немыслимой скорости все так же с поднятыми парусами входило прямиком в укрытие здешней бухты. Его продвижение сопровождал свет прожектора, и теперь людей сковала ужасная картина: к румпелю было привязано мертвое тело, голова которого свесилась набок, а туловище раскачивалось из стороны в сторону в такт движению судна. Кроме мертвеца, на палубе не было ни души. Полный ужаса вздох пронесся над толпой, когда наблюдатели осознали, что шхуна в целости и безопасности достигла берега, управляемая лишь случайными взмахами мертвой руки. Тем не менее на дальнейшее развитие событий времени потребовалось гораздо меньше, чем нужно читателю, чтобы прочесть эти строки. Все на прежней скорости корабль пересек гавань и в ее юго-восточной части с грохотом врезался в песчаный берег неподалеку от места, называемого Тейт-Хилл.

Жуткое впечатление от крушения усугубил еще один эпизод: как только корабль с треском коснулся отмели, в ту же секунду на палубу откуда-то из трюма выпрыгнула гигантских размеров собака, огромными прыжками проскакавшая по судну и затем спрыгнувшая на берег. Направившись к церковному двору с расположенным на нем кладбищем, она, точно демон, вскоре исчезла в темноте, которая казалась совершенно непроглядной из-за света прожектора, расположенного ближе к морю.

Так случилось, что в этот час на Тейт-Хилле никого не было: живущие по соседству люди либо уже спали, либо присоединились к основной толпе на Ист-Клифе. Таким образом, офицер береговой охраны оказался первым на борту потерпевшего аварию судна. Военные, обслуживавшие запасной маяк, направили луч на место катастрофы. Человек, взобравшийся на борт, подошел к штурвалу и с криком ужаса отшатнулся назад. Это стало последней каплей, переполнившей чашу всеобщего любопытства, и огромная толпа рванулась к иностранной шхуне. Следует отметить, что, прежде чем добраться до того места, вам потребуется обогнуть Вест-Клиф и Дробридж, однако ваш покорный слуга — отменный марафонец, поэтому к Тейт-Хиллу он поспел во главе толпы. И все же, приблизившись к судну, я обнаружил уже стоявший там кордон военных и полиции, перекрывших доступ на борт зевакам. Как официальному представителю прессы мне любезно позволили осмотреть палубу, поэтому я принадлежу к числу тех немногих, которым вблизи довелось наблюдать мертвеца у штурвала.

Неудивительно, что береговой офицер так эмоционально воспринял увиденное. Покойник был привязан к штурвалу в той же манере, что когда-то распяли Спасителя. Веревками служили парусные канаты, на диком по силе ветру натянувшиеся до такой степени, что успели до костей прорвать человеческую плоть. Был проведен тщательный осмотр места происшествия, а доктор Каффин после всех необходимых исследований составил заключение о смерти, из которого явствует, что она наступила по крайней мере двое суток назад. В карманах покойного обнаружили маленькую бутылочку, аккуратно запечатанную, в коей содержался небольшой рулон бумаг, который вскоре определили как приложение к бортовому журналу. По свидетельству осматривавшего его офицера, покойный предположительно сам привязал себя к румпелю, затянув узлы зубами. В свете случившегося в явном выигрыше оказалось Королевское адмиралтейство, поскольку первым на борт потерпевшего крушение судна поднялся офицер береговой охраны, в то время как по законодательству любому гражданскому лицу, первым обнаружившему затонувшее или разбитое судно, причитается часть корабельного груза. Тем не менее, в настоящее время, уже разгораются споры относительно принадлежности имущества, и дело дошло до того, что некоторые языки утверждают, будто закон невольно попрали, поскольку корабль все же находился в руках его владельца, пусть даже и мертвого. Теперь тело капитана сопроводили в надлежащее учреждение до опознания и запроса родственников.

Сейчас страшное ненастье уже явно идет на убыль, толпы людей направляются по домам, а заря окрашивает красным цветом небо над Йоркширом. В следующем номере газеты читайте новые подробности относительно обнаруженного судна, столь чудесным и невероятным образом очутившегося в здешней гавани.

9 августа. — Наш корреспондент из Уитби передает:

История с иностранной шхуной, прошлой ночью оказавшейся в порту Уитби в разгар небывалого по силе ненастья, имеет свое продолжение, захватывающее ничуть не меньше, чем вчерашние происшествия. Как выясняется, корабль принадлежит России, приписан к порту в Варне и называется «Дмитрий». В качестве балласта на судне использовался песок. Что касается груза, то его оказалось не так уж и много: все имущество на борту состояло из огромных ящиков, наполненных почвой. Грузополучателем указывался мистер С. Ф. Биллингтон, Кресцент, 7, — адвокат из Уитби, который нынешним утром лично поднялся на борт и официально заявил свои права. Русский консул также проинформировал местные власти о праве его страны на судно и уплатил все таможенные сборы. Пожалуй, сегодня эти события стали единственной темой для разговоров и комментариев. Представители Торговой палаты уведомляют, что все формальности относительно инвентаризации груза были соблюдены с невиданной скрупулезностью. Из их сообщения следует, что девять дней, выделяемые законом для выявление возможных претендентов на имущество, станут, скорее всего, лишь пустым соблюдением принятой процедуры. Множество толков вызвала дальнейшая судьба собаки, которая спрыгнула на берег, как только корабль вылетел на отмель. Некоторые активисты местного отделения Армии Спасения всерьез озабочены состоянием несчастного животного. Тем не менее весьма интенсивные поиски пса до сих пор не принесли никаких результатов. Вероятнее всего, животное убежало куда-то за пределы города. Может статься, это существо было смертельно напугано и теперь все еще в ужасе скрывается где-то в окрестных болотах. Местные жители со страхом воспринимают подобное предположение, поскольку само животное вполне способно нести в себе определенную угрозу: сегодня ранним утром торговец углем, держащий лавку у Тейт-Хилла, обнаружил своего огромного мастифа мертвым на дороге. На теле собаки виднелись следы многочисленных укусов, глотка была разорвана, а внутренности валялись поодаль, выдранные мощными челюстями.

Позже. — Благодаря любезному разрешению инспектора Торговой палаты мне разрешили взглянуть на судовой журнал корабля «Дмитрий», неповрежденная часть которого охватывает промежуток примерно в три дня. Следует отметить, что ваш покорный слуга не обнаружил там ничего, достойного особого интереса, за исключением эпизода с пропавшим человеком. И тем не менее крайне любопытными оказались записи, найденные в бутылке на теле покойного капитана. Поскольку официальные лица сошлись на том, что огласка ни в коей мере не повредит этому делу, мне разрешили использовать этот своего рода дневник для репортажа, который я и привожу ниже, опуская лишь некоторые технические детали. Перед тем как вы прочтете эти строки, позволю себе небольшой личный комментарий: у меня сложилось стойкое впечатление, будто капитана преследовала своего рода мания, перед тем как он окончательно потерял рассудок, и что состояние его усугублялось день ото дня на протяжении всего путешествия. Тем не менее это всего лишь мое мнение, которое, вполне вероятно, может оказаться неверным, поскольку текст записей воспроизводится мною под диктовку переводчика Российского консульства, согласившегося помочь в этом деле.

Судовой журнал корабля «Дмитрий» (рейс из Варны в Уитби)

18 июля. — События вокруг меня разворачиваются настолько странные, что я постараюсь предельно точно воспроизводить на бумаге все, что случится с нами в пути.

6 июля мы приняли на борт весь груз: балласт и ящики с землей. В полдень подняли паруса. Свежий восточный ветер, команда из пяти человек… два помощника, кок и я сам (капитан).

11 июля на закате мы вошли в Босфор. На борт поднялись турецкие таможенные офицеры. Бакшиш. Все в порядке. В четыре пополудни отправляемся.

12 июля прошли Дарданеллы. Снова таможня, бакшиш, все в порядке. Офицеры работают быстро и слаженно. Торопятся поскорее нас отправить. Уже затемно миновали Архипелаг.

13 июля прошли мыс Матапан. Команда чем-то недовольна. Похоже, чего-то боятся, но пока молчат.

14 июля в команде прошли какие-то волнения. Я знаю их всех — это старые морские волки, с которыми я плавал не раз. Помощник о причине беспокойств ничего вразумительного доложить не смог; матросы ему лишь сказали, что на борту находится что-то, и при этом перекрестились. Потеряв всякое терпение, он ударил одного из них. Вопреки ожиданиям, тот ничего не ответил обидчику, и снова установилось затишье.

16 июля помощник подал рапорт о том, что пропал один из членов экипажа, Петровский. О причинах его исчезновения ничего не известно. Прошлой ночью на вахте его сменил Абрамов, но несчастный так и не дошел до кубрика. Люди волнуются как никогда. Они наперебой говорят, что уже ждали чего-то вроде этого, но, помимо этих слов и прежних заверений о том, что на борту что-то есть, добиться от них ничего не удалось. Помощник окончательно теряет терпение. Похоже, нас ждут неприятности.

17 июля, то есть вчера, один из членов команды, Олгарин, пришел ко мне в каюту и по-театральному драматично поделился со мной своими подозрениями о том, что на борту находится один странный человек. Он сказал, что во время его вахты тот прятался за рубкой на верхней палубе. Посреди дождя и шторма он якобы сумел его разглядеть: высокий худой мужчина, не похожий ни на одного из членов экипажа, прошел вдоль по борту, а затем исчез, несмотря на то, что все люки были задраены. Матрос явно находится под влиянием каких-то религиозных предрассудков, и я боюсь, как бы он ни начал сеять панику среди команды. Во избежание кривотолков я сегодня же самым тщательным образом исследую весь корабль от кормы до носа.

Во второй половине дня я объявил аврал и сообщил экипажу, что, коль скоро те уверены, что на борту судна находится какой-то чужак, мы сегодня же все вместе обойдем судно. Помощник в ярости: он уверен, что потакать беспочвенным страхам — значит деморализовывать людей. Он заявил, что сумеет уберечь экипаж от неприятностей с помощью своего хлыста. Я поручил ему штурвал, в то время как сам вместе с командой отправился чинить обыск. Мы не оставили без внимания ни пяди. Не считая больших ящиков, человеку на корабле спрятаться негде. По окончании поисков люди как будто успокоились и вернулись к оставленной работе. Помощник хмурится, но молчит.

22 июля. — Последние три дня стоит ненастье, вся команда брошена к парусам, на страхи не остается времени. Похоже, все уже позабыли свои опасения. Помощник снова весел. Миновали Гибралтар. Все в порядке.

24 июля. — Похоже, над судном нависло какое-то проклятие. Осталось совсем немного, непогода сопутствует нам уже в Бискайском заливе, и прошлой ночью исчезает еще один член команды. Как и первый пропавший, он ушел с вахты, и больше его никто не видел. Людей охватила паника; они принесли мне петицию, в которой просили о выделении двух человек на вахту, поскольку теперь они боятся дежурить поодиночке. Помощник взбешен. Боюсь, худшее еще впереди, так как и он, и команда готовы к физическим действиям.

28 июля. — Четыре дня как в аду: поднялся вихрь, бушует шторм. Никто не спит. Силы на пределе. Ума не приложу, кого назначить на вахту. Состояние у всех одинаковое. Второй помощник вызвался сам, чтобы остальные могли поспать хотя бы пару часов. Ветер стихает, море по-прежнему бурное. Однако постепенно корабль становится все устойчивей.

29 июля. — Новая трагедия. Вчера вахту нес один человек, поскольку команда смертельно устала. Когда пришла утренняя смена, на палубе не нашли ни души. Подняли крик, все высыпали наверх. Опять тщательный поиск, но никого не обнаружили. Экипаж в панике, спокойным остается один помощник. Договорились нести дежурство с оружием и бить тревогу при первой же опасности.

30 июля. — Последняя ночь в пути. Наконец-то мы приближаемся к Англии. Погода хорошая, все паруса подняты. Я измотан и обессилен. Меня разбудил помощник: сообщил, что вахтенный и рулевой — оба пропали. Теперь остались только мы вдвоем да еще несколько матросов.

1 августа. — Два дня стоит непроглядный туман. Надеялся, что, когда достигнем Ла-Манша, кто-нибудь заметит наши сигналы и придет на помощь. Плывем по ветру, словно по воле какого-то злого рока. Теперь сам помощник более деморализован, чем все остальные. Похоже, он стал заложником собственного характера. Люди страха не показывают, работают терпеливо и как-то обреченно. В команде остались румыны и русские.

2 августа, в полночь. — Не спал и пяти минут, как меня разбудил громкий крик где-то за моей каютой. В тумане ничего не видно. Помчался на палубу, там наткнулся на помощника. Он говорит, что, как только услышал крик, сразу же прибежал сюда, но вахтенного не обнаружил. Еще один пропал. Господи, помоги! Помощник считает, что сейчас мы где-то в Дуврском проливе. В эту минуту туман слегка разошелся, и нашему взору предстали какие-то скалистые фьорды. Если глаза нас не подводят, то мы должны быть в Северном море. Туман обступает нас со всех сторон. Похоже, он к нам прилип, а Бог нас покинул.

3 августа. — В полночь пошел сменить рулевого, но у штурвала никого не нашел. Ветер устойчивый и крепкий, относит все звуки в сторону. Я не решился покинуть пост, поэтому криками стал звать помощника. Через минуту он выскочил на палубу в чем был, в одном белье. Взгляд у него совсем безумный; боюсь, его рассудок уже помутился. Он подошел ко мне совсем близко и хрипло зашептал на ухо, словно опасаясь, что его кто-нибудь услышит: «Оно здесь, я точно знаю. Я видел это прошлой ночью на дежурстве: похоже на мужчину, высокого и худого, белого, как привидение. Оно стояло на носу и что-то разглядывало. Я подкрался сзади и всадил в него нож, но тот не наткнулся на тело. Оно будто из воздуха». Сказав это, он вынул свой кортик и резко махнул им передо мной. Затем он продолжил: «Но оно здесь, и я его разыщу. Мне кажется, оно прячется в трюме, в этих ящиках. Я вскрою их все и найду. А вы оставайтесь здесь». Нахмурившись и прижав палец к губам, он прошел вниз. Ветер крепчал, и я не мог оставить штурвал. Вскоре помощник снова показался, таща с собой ящик с инструментами и веревку, а затем опять исчез в трюме. Он, несомненно, помешался, поэтому останавливать его бессмысленно. В конце концов, грузу он никак не навредит: он заявлен как глина, поэтому пусть себе тычет в ящики и даже их вскрывает сколько душе угодно. Таким образом, я стою здесь, держу штурвал и делаю эти записи. Остается лишь положиться на Божий промысел и ждать, когда туман рассеется. Если при таком ветре я не смогу пристать ни к какой гавани, придется рубить паруса и давать сигнал бедствия…

Сейчас уже почти все закончилось. Стоило мне понадеяться, что помощник вернется из трюма успокоившимся (я слышал, как тот с чем-то возится и стучит молотком, а физические упражнения — лучшее лекарство в таком случае), со стороны трапа раздался леденящий кровь вопль, а затем показался и сам человек, выглядевший так, словно его пристрелили; лицо искажено от страха, а глаза безумно вращаются.

— Помогите, помогите! — кричал он куда-то в туман. Его ужас сменило отчаяние, и он вполне спокойно и твердо обратился ко мне:

— Вам лучше пойти за мной, капитан, прежде чем станет уже слишком поздно. Он здесь. Теперь я знаю его тайну. Море укроет меня от него, а больше ничего не остается.

Не успел я произнести и слова, как он бросился за борт. Похоже, теперь и я знаю секрет. Именно этот сумасшедший один за другим избавился от всей команды, а теперь и сам последовал за своими жертвами. Боже праведный, как мне оправдаться, когда я вернусь домой? Но когда я вернусь? И вернусь ли вообще?

4 августа. — Туман все еще держится. Солнечный свет едва проникает сквозь него. Я знаю, что сейчас заря, потому что я моряк, а других объяснений своей уверенности у меня нет. Я не осмелился спуститься вниз, я не посмел оставить штурвал и простоял здесь всю ночь. Во мраке я тоже видел Его! Господи, прости нас, грешных, но помощник был прав, когда прыгнул за борт. Лучше умереть, как подобает настоящему мужчине и моряку. Но я капитан, и мне нельзя оставлять свой корабль. Но все же я обману это чудовище: как только силы начнут меня покидать, я привяжу себя к штурвалу, а с собой прихвачу то, до чего он не посмеет дотронуться, а потом будь что будет, но я спасу свою душу и честь. Опускается ночь, силы на исходе. Если Он снова посмотрит мне в глаза, у меня может не остаться времени… Когда судно потерпит крушение, возможно, кто-нибудь найдет эту бутылку и прочтет мою повесть. А если нет, то по крайней мере я останусь чист перед своей совестью. Иисус, Пресвятая Дева и все великомученики, благословите заблудшую душу в ее смертный час…

Как вы понимаете, остается все же много вопросов, и у нас нет прямых свидетельств тому, что капитан сам не убил всю свою команду. Те, кто читал эти строки, единодушно воспринимают капитана как героя, заслуживающего пышных похорон. Уже принято решение о том, что его тело на лодках доставят вверх по Эску для отпевания, а затем привезут обратно, к подножию Тейт-Хилла, откуда на руках пронесут к аббатству, чтобы похоронить на церковном дворе. Более ста владельцев лодок уже изъявили желание сопровождать похоронную процессию.

Следы таинственной собаки по-прежнему не обнаружены. Это вызывает некоторое отчаяние публики, поскольку при нынешнем всеобщем возбуждении от происшедшего магистрат готов принять пса на довольствие городской казны. Похороны состоятся завтра. Тогда будет подведена последняя черта под очередной тайной, погребенной в море.

Дневник Мины Мюррей

8 августа. — Люси провела очень беспокойную ночь, и я сама не сомкнула глаз. Шторм разразился устрашающий, ветер завывал в трубе и вызывал дрожь по всему телу. Иногда казалось, что это где-то вдалеке палят из ружей. Как ни странно, этой ночью Люси не просыпалась, хотя дважды вставала и одевалась. К счастью, я каждый раз открывала глаза вовремя, поэтому мне удавалось ее раздеть и уложить в постель, так и не разбудив. Лунатизм — очень странное явление, поскольку стоит только появиться какому-либо физическому вмешательству извне, как человек сразу просыпается, возвращаясь полностью к реальной жизни, как будто с ним ничего не происходило еще мгновение назад.

Поутру, только проснувшись, мы обе быстро оделись и отправились в порт, чтобы посмотреть, не случилось ли чего интересного за ночь. Вокруг почти никого не было, и, несмотря на ясное безоблачное небо, по морю ходили огромные мрачные волны, казавшиеся почти черными из-за белоснежной пены на гребнях. Они с ревом протискивались сквозь узкую горловину бухты, словно человек пробирается вперед через толпу. Мне отчего-то подумалось, что Джонатану очень повезло не оказаться нынешней ночью в море. Но, ох, кто же знает, на море он сейчас или на суше? Где он, как он? Тревога так и грызет меня изнутри. Если б только я знала, что мне делать, то, кажется, свернула бы горы!

10 августа. — Сегодняшние похороны чужеземного капитана оказались на редкость трогательным зрелищем. Похоже, в процессии приняли участие все местные лодки, а затем гроб несли на руках от самого Тейт-Хилла до кладбища. Я была с Люси, мы с самого утра сели на нашу скамейку и видели всю церемонию от начала до конца. Беднягу похоронили недалеко от нашего места, поэтому ничто не закрывало нам обзор. Панихида произвела на Люси очень тяжелое впечатление. Она все время металась и не знала, куда себя деть, поэтому я начинаю подозревать, что ее ночные бдения не так уж безобидны. Скорее всего, она сама не понимает, что с ней происходит. А тут еще одно несчастье: этим утром на нашей скамейке нашли тело бедного мистера Свейлса с переломанной шеей. Как сказал врач, он, вероятнее всего, откинулся назад на спинку, словно чего-то испугался, да так и умер; причем люди, которые его обнаружили, уверяли, что вздрогнули, увидев его выражение лица. Бедный старик! Возможно, последнее, что он видел, действительно был ангел смерти. Люси так внимательна и чувствительна, что порой примечает вещи, мимо которых другие просто проходят. Несмотря на то что я сама очень люблю животных, расстройство мое от небольшого происшествия не идет ни в какое сравнение с тем, что испытала Люси. Дело в том, что на наше место часто приходит один мужчина, за которым всегда следует его пес. Оба они милейшие создания; я никогда не видела, чтобы этот человек сердился или даже хмурился, а собака — лаяла. Однако во время похорон животное отбежало от хозяина, остановилось в нескольких ярдах от него и принялось выть и скулить. Хозяин начал очень ласково, но вскоре заговорил с ним грубо, а потом и вовсе закричал. Поднялся невообразимый гвалт. Похоже, что псом овладело какое-то бешенство, глаза его яростно сверкали, а шерсть стояла дыбом. В конце концов хозяин потерял всякое терпение и, прыгнув вперед, ухватил собаку за ошейник, а затем подтащил к себе и швырнул в сторону памятника рядом с нашей скамейкой. Как только животное дотронулось до могилы, от приступа ярости не осталось и следа: теперь оно жалостно скулило и дрожало. Пес не пробовал убежать, он лишь припал к земле и в ужасе закатил глаза. Напрасно пыталась я его успокоить! Люси это происшествие крайне опечалило, но она не осмелилась дотронуться до собаки и лишь как-то затравленно на нее смотрела. Похоже, она слишком нежна для нашего жестокого мира. Уверена, что сегодня ночью во сне она увидит именно эту собаку. Мешанина из всех нынешних происшествий — корабль, пришедший в порт под присмотром мертвого капитана, привязанного к штурвалу и державшего в руках четки с распятием, похоронная процессия, собака, то в ярости, то в ужасе — безусловно, скажется на ее и без того расшатанных нервах.

Мне кажется, сейчас для нее лучше всего здоровая физическая нагрузка, чтобы в постель она легла утомленной, поэтому сегодня я возьму ее на прогулку вдоль утесов, которые тянутся по берегу залива. Быть может, после этого она не станет больше ходить во сне.