Путь скульптора Владимира Егорова

Вадим Гривский

Эта книга о жизни и творчестве скульптора В. Е. Егорова, его выставочных произведениях и монументах, исканиях и встречах, проблемах, достижениях.

Глава 2. Учеба на художника

После войны и после десятилетки Владимир уже конкретно решил учиться на художника. Его выбор пал на Московское художественно — промышленное училище имени М. И. Калинина, на скульптурное отделение. Можно было, вообще-то, и в Суриковку податься, да мать умерла, жили впроголодь. Мать, как и отец когда-то, заболела в начале сорок шестого воспалением легких. А сосед, фельдшер взялся ее быстро вылечить. «Не бойсь, Дарья Герасимовна, я тебя быстренько на ноги поставлю». В ту пору в медицинский обиход стали входить антибиотики. И сосед, как многие тогда, был очарован новыми лекарствами. Дал Дарье ударную дозу. Но сердце больной не выдержало. Чуть не случилась и еще одна беда. Володя и сестры всегда были людьми светлыми, очень положительными. Настоящие оптимисты. А Полина и вовсе ангел изумительный, какие крайне редко бывают. Но в юности любила пошутить, иногда чуть подтрунить над братом. И вот как-то раз пошутила, а он принял всё за чистую монету. Схватил первое, что подвернулось под руку и запустил в сестренку. А это был… утюг чугунный. Он пролетел буквально в паре сантиметров от головы Полины, даже ахнуть не успела. Слава богу, обошлось. Иначе погубил бы и её жизнь, и свою. «Это был мне урок навсегда. В любой ссоре держать себя в руках! Страшный эпизод моей зеленой юности. Полина… как я мог!». Так что нордический, можно сказать, характер Володи Егорова когда-то не был таким. Мария, старшая сестра, взяла хозяйство на себя.

В училище Калинина, куратором которого был сам «всесоюзный староста», студентов обещали кормить и было что-то вроде пансиона. Поступали фронтовики, талантливые парни, в орденах, конкурс бешеный. Красавцы с наградами конкурс не прошли… Но Володьку в старой телогрейке приняли.

Его учителями стали скульптор и живописец, некогда приятель И. Е. Репина Георгий Васильевич Алексеев. На одном из престижных конкурсов Алексеев взял первую премию, а вторую… Репин.

Алексеев Г. Автопортрет. 1923, х.м.

Алексеев был прекрасным педагогом. Он был знаком с самим Лениным, сделав с Ильича за работой в Кремле в ноябре 1918 года несколько карандашных рисунков. Алексеев позже рассказывал Володе эпизод, как во время работы над образом Ильича с натуры он уронил карандаш. Оба враз нагнулись и… ударились головами. Удар был большой силы, у Алексеева от удара искры полетели из глаз, потом всё потемнело. Он еле удержался от обморока.

Римлянин

Ясон

Мужской портрет

Глянул на Ленина и понял, что и тому так же жутко больно. Но держится, чтоб не смутит пришедшего сюда художника. Вместе с профессором Алексеевым педагогом у Егорова был и скульптор, медальер Марк Александрович Шмаков. Композицию вёл Иван Константинович Стулов. Живопись и академический рисунок преподавал бывший передвижник, народный художник СССР, академик Василий Николаевич Бакшеев. Он, кстати, с тем же Репиным тоже был хорошо знаком.

Метростроевцы

Директор совхоза был резко против поступления расторопного, способного юноши в МХПУ и грозил тюрьмой. Тогда это считалось сельской местностью, откуда в город не пускали. В целом оно, конечно, понятно, да только уж злобствовать-то зачем? Другие студенты ведь подобные вопросы решали. Володя не знал как и быть, написал письмо в Приёмную Калинина, и получил поддержку, доброе напутствие.

Егоров в учебной мастерской

Учились по десятибалльной системе, Володя Егоров нередко получал Первые Пятёрки (=десятки). Но рекордсменом по учёбе был Володькин друг, прямой потомок Александра Сергеевича Пушкина коренной москвич Мишка Пушкин. Иногда в тесной комнате Мишки Володька ночевал… на шкафу. Володя жил то в общежитии московском, то в Коммунарке, когда позволяли обстоятельства. Ещё друзьями-однокашниками юного Егорова стали (впоследствии известные московские художники, скульпторы) Юрий Тур, Сергей Дозоров. Тур и Пушкин как-то ухитрялись ещё и альпинизмом заниматься в секции прославленного скалолаза и скульптора Е. М. Абалакова. Это голодное благословенное время Владимир Егоров вспоминал потом всегда. Летом в пионерлагере был вожатым, встречался как-то с матерью Зои Космодемьянской Любовью Тимофеевной. И не раз с Еленой Фабиановной Гнесиной, благоволившей к мальчишке-музыканту, одному из Володькиных дружков (известным почему-то не ставшим). Разрушенное Подмосковье поднималось из руин невероятными усилиями людей.

Впрочем находилось иногда и время прогулок по Москве, веселых шуток. Как-то, вчетвером идя по улице Горького, остановились и, задрав головы, напряженно уставились на крышу одного из домов. Многочисленные прохожие тоже стали останавливаться и смотреть что случилось, собралась огромная толпа, а ребята со смехом побежали дальше. Не менее трёх раз сработал у них и пресловутый номер с тринадцатым билетом. Когда нет возможности выучить на сессии все экзаменационные билеты, то учишь вместо оставшихся билет номер 13. И если попадается невыученный, то тут же запихиваешь его в общую кучу на столе. В ответ на недоумение преподавателя смиренно сообщаешь, что, мол, ты парень суеверный и тринадцатый билет брать боишься. «Да что Вы ерунду городите, молодой человек. А ну берите ваш билет, возьмите себя в руки и готовьтесь!» — приказывает экзаменатор. Приходится подчиниться, что поделаешь.

Практику проходили на Урале, в Курганской области и уральские места Владимиру понравились. В Москве по вечерам работал, вместе с другими студентами месил глину в мастерской знаменитого советского скульптора Матвея Генриховича Манизера, чёткость которого в делах всех восхищала. За глаза минута в минуту приезжавшего в мастерскую мэтра парни звали Механизером. Лепил по учебным заданиям и для души портреты, небольшие настольные скульптуры. Много рисовал. В 1950 г. начал делать дипломную работу «Ф.Э Дзержинский». По работе довелось советоваться аж с С. Д. Меркуровым. Был у Меркурова на большущей даче, где ваятель показал студенту свой портрет Дзержинского. В сарае мэтр в бобровой шапке отрыл тростью из под снега свою давнюю скульптуру: «Нравится?» — «Нравится…» — из вежливости соврал Володя, а про себя подумал: «Барахло ты сделал, Сергей Дмитрич. Я лучше сделаю!»

Меркуров — автор гигантской статуи Ленина над Дворцом Советов, который должен был подняться в центре Москвы на месте взорванного Храма Христа Спасителя, да из-за войны так и не построенный. Рассказчик он был великолепный. Затаив дыхание Володя услышал из его уст еще на младших курсах вот такую байку: «Я младше вас был, почти мальцом, хоть и росту был уже завидного, когда заметили во мне художнический дар и послали в ученическую поездку в Париж. Это случилось еще в конце прошлого века. Вот стал учиться в студии и постепенно замечать чью-то заботу. Услыхал про некого барона, что когда-то жил в России. Мне с его помощью помогли, например, прилично одеться. Только в обуви сначала ходил старой, здешняя обувка жала ноги. Но в Париже все есть, решился и этот пустяк. Потом повезли меня к барону, седому старому, но видно что богат, влиятелен. Оказалось, тьфу ты, боже мой… Дантес! Жив до сих пор. Как-то это совсем нехорошо. Но все же за заботу я его поблагодарил. Потом еще не раз виделись. С трудом спросил его о Пушкине, как так могло случиться. Он мне на это только ответил: Задира был..! Такая вот история очень давнишняя». Мишка Пушкин закипел, но ни слова не сказал. Тогда Вова и ребята Меркурову поверили. Но потом узнали, что хоть Жорж Дантес жил долго, до 1895 года, но Меркуров был в Париже только в 1902-м или еще попозже.

Дипломную работу Егоров делал в мраморе (высота 1,0 м). Накануне купил себе на барахолке китель и полевую сумку через плечо по писку моды того времени, носил стальное (стильное!) пенсне. Девушка у него была, жила прямо на Арбате, клоповник страшный, работала чертежницей у Туполева, великого человека с невыносимым характером. Расстались как-то вдруг и навсегда. Накануне защиты диплома мрамор барельефа предательски треснул, Володя очень переживал, впервые закурил, а то, по его словам, не курил бы в жизни никогда. Но вот дипломная защищена на «отлично», учёба позади, и молодой скульптор, начитавшись чудесных уральских сказов Павла Петровича Бажова, попросил распределить его на Урал. Друзья смеялись, что все добрые-то люди стремятся в Москву, а наш Володенька, почти москвич, надумал дёрнуть на Уральские горы. «Володька, ты из нас самый талантливый. Москва тебе рада будет. Куда тебя несёт?» — урезонивал его праправнук гения русской поэзии. Но Егоров решил твёрдо работать в крае мрамора, гранита, малахита. Только потом он понял, что Урал мрамором не так уж и богат.