Пагубная любовь

Вадим Иновенков, 2023

Меньше, чем драма, больше, чем роман.Рассказ о герое, чей жизненный путь лежал к учёбе, покуда в его жизни не появилась она – та, что изменила всё его представление и не переменила его.

Глава 1

В аудитории университета N-ого города проходила обыкновенная лекция, в коей обыкновенность заключалась в её постоянной нудности и скучности. Занятие проводил старый, сгорбленный профессор кафедры анатомии человека. Дряблыми руками он проводил меловой узор, вялым языком объясняя значения этих символик. Скрипело несколько ручек; в остальном доносился сонливый шёпот, передаваемый меж партами.

Единственным истинным слушателем, который вникал в каждое слово преподователя, был двадцатидвухлетний студент, сидевший за партой, поодаль от остальных. Каждый узор изъясняющегося перед доской аудитора он усердно воспроизводил в тетради. Как секретарь он исписывал целые листы, вторя каждому слову единственного аудитора.

Пара была окончена и проталкивающиеся студенты мигом устремились на выход из этой душной аудитории. Лишь только зал начал опустошаться ринувшимся на свободу учениками, как к кафедре преподователя подошёл тот самый восторженный слушатель. Поджидая, пока старик уложит в портфель все свои немногочисленные профессорские пожитки, он обратился к нему со следующими словами благодарности:

— Прекрасная лекция, профессор.

Профессор, поправляя свои очки и высматривая кто же к нему привёл такие слова любезности, ответил столь же любезным тоном:

— Благодарю вас, молодой человек. Как вас зовут?

— Валентин Рудалёв, профессор. И у меня к вам есть просьба.

— Какая такая просьба? — удивился он, выдыхая и потирая свои линзы шершавой тряпочкой.

— Будьте добры, я бы желал посетить вас на дому, профессор, — сказал он, сильно волнуясь. — Очень хотелось бы услышать лекции у вас в гостях.

Старик немного сгорбился, прослюнявил губы, из чего молодой человек немного замешкался, увидев в этом неблагоприятный оттенок и поспешил добавить: «Если вы не будете против, конечно. Всего один раз».

— А, прийти домой? — словно очнувшись, переспросил он. — Ба-ба-ба! Да, конечно можно! Очень вас прошу. А вот хоть сегодня и приходите. Адрес я вам напишу. Только к вечерку, после пар.

Он оторвал лист бумаги. Рудалёв внимательно разглядывал как тот записывал своей костлявой рукой адрес. Наконец, на последней точке он протянул её Рудалёву и озадачено спросил:

— Валентин, верно?

Да-да! — вне себя от радости встрепенулся Рудалёв, забирая эту бумажку. — Ах, не сомневайтесь! сегодня же буду у вас. До вечера, профессор!

— Что же, будьте здоровы, до встречи.

Так закончился краткий разговор между профессором и Рудалёвым, между учителем и учеником. Рудалёв тут же после поспешил к себе домой, находясь в блаженном предвкушении сегодняшней встречи. Валентин Рудалёв — учащийся медицинского университета, в который он поступил три года тому назад. За всё то время, которое он проучился в университете, ему ни дня не представлялась жизнь без учёбы. Он ясно давал себе понять, что без учения он был бы никто. Ни одного дня, ни одной пары он не пропустил, — и тем очень гордился. В общем, он был примерным учеником, хотя и со своей целью он так жаждал учиться. Он видел студенческую жизнь как лестницу, по которой он поднимался на своём пути, взирая на остальных, которым эта лестница была недоступна, как на недостойных. Рудалёв искренне считал, что студент должен только учиться и только и думать, что об учёбе и знаниях, а остальное он считал смешным и зазорным, если не сказать — позорным. Поэтому он с презрением относился к тем нерадивым студентам, которые (как он считал) сами своими действиями стыдили не только университет, но и всё научное сообщество. Дома он читал о том, чему учился. Свободное время не существовало для него. Радость от выходных он воспринимал за невежество. Словом, он был всегда погружен в своё поприще, которое считал важным и интересным. Поэтому он вздумал напроситься к профессору. Профессор был для него идеалом учёности, светочем науки и образцом эрудиции. И хотя его преклонный возраст никак не давал ему преимуществ в его деле, всё же он слышал от других, что ранее его авторитет преподавателя был бесподобен. Лишь сейчас он подрастерял свои мысли из-за седин в мозгу, что не мешало сохранять ему высокий статус в лице его ученика Рудалёва.

На такой тактичный шаг, как поход к профессору, Рудалёв решился вовсе не сразу и тщательно обдумывал этот момент в течение нескольких месяцев, находя этот запрос вульгарным. Один случай представился ему удачным: профессор сам как-то объявил на лекции, что ученики по своему желанию могут побеседовать с ним и даже приглашал к нему домой. Эти слова коснулись лишь уха Рудалёва, которые он воспринял как вызов; остальные не были заинтересованы в гостеприимстве профессора. По правде сказать, лишь Рудалёв и видел в старом профессоре ещё крепкий авторитет и встреча с ним была предрешена. Так Рудалёв и напросился в гости.

Сам Валентин Рудалёв не выделялся какими-то особыми чертами, больше нагоняя темноту на свою личность, оставляя сплетни о своём, как он сам считал, безынтересном виде. Он был худощав, среднего роста, с мрачным лицом, на котором редко можно было увидеть улыбки. Одежда его была проста и служила ему до тех пор, пока та совершенно не изнашивалась или рвалась. К благам и изыскам он относился прохладно, поэтому имел лишь самое необходимое, питался лишь самым простым. На жизнь ему хватало средств благодаря повышенной стипендии, к которой также добавлялись редкие пожертвования от своих родственников. Когда они ему присылали деньги и расспрашивали о жизни в городе, то он лаконично отвечал им нечто вроде: «Спасибо, хватает» или: «Ничего, не жалуюсь». Проживал он в захудалой арендованной комнатушке, предпочитая жить в единении бедно, нежели в более просторном общежитии немилому ему обществу. В эту тесную квартиру он прибыл через час после краткой беседы с профессором.

Не раздеваясь, лишь откинув дерматиновую куртку на торшер, он залез в холодильник и достал оттуда кастрюлю щей, положив её на письменный столик, который из-за бедного убранства одновременно служил и обеденным местом. Отведав щей, он бросил кастрюлю в раковину и посмотрел на часы.

— Половина пятого, — проговорил он, — самое время выдвигаться, хотя прежде необходимо бы привести себя в порядок.

Он омыл лицо, причесался и залез в деревянный гардероб, где встретил капну однотипных одёжек. Рудалёв задумал явиться к уважаемому профессору, поэтому хотел одеться соответствующе статусу хозяина. Найдя среди своего туалета элегантную рубашку, он накинул на себя единственный полиэстеровый пиджак и, быстро заправившись, вышел во двор.