Пространство любви

Вадим Юрьевич Емельянов, 1997

Рассказано о жизни и чувствах советских людей конца прошлого века. Ксении у которой, казалось бы, все есть для счастья. Молодого идеалиста, Руслана, влюбившегося в нее. Их друзей и родителей.

ГЛАВА I

I

Приближаясь к школе, Ксеня услышала знакомые звуки. Она ускорила шаг, бегом поднялась по ступенькам, дернула тяжелую дверь — и нырнула в зал, с головой окунаясь в такую знакомую и такую любимую атмосферу! Музыка, вальс, свет — от этого сумасшедшего, солнечного вихря закружилась голова. Позади сумеречные, морозные улицы, будничные проблемы, привычные детские и взрослые капризы, привычные упреки. А сейчас ты здесь, и эти полтора часа праздника — твои!

Вальс закончился, кавалеры повели своих дам на места. Мимо Ксени прошла удивительно красивая парочка. Ксеня засмотрелась на них и встретилась глазами с пареньком. Она видела его впервые, но он улыбнулся и кивнул ей, словно знакомой. Ксеня, почему-то покраснела и тут до нее дошло, что она уже минуты две стоит у дверей, в расстегнутой шубе, держа в руках шапку и сумку, и обалдело радостно разглядывает “вальсовую” толпу.

Ксеня сняла шубу, пристроила ее на подоконнике и ушла переодеваться.

Вернулась она в разгар “Вальса цветов”, танцевали почти все. Ксеня, осторожно лавируя между кружащимися парами, пробралась через зал и уселась на скамейку возле столика ведущего. Теперь можно было спокойно осмотреться.

Народ вокруг был совершенно незнакомый. И молодой — большинство не старше третьего курса. А где же “старики”? Ксеня еще раз внимательно оглядела зал. Нет, ни среди танцующих, ни среди стоящих у стенок и окон, никого из тех, кто буквально “вытащил” ее сюда, не было.

Ксене стало не по себе. В чем дело? Впрочем, “вальсы” начались всего минут двадцать назад, Томка с Игорем могли не успеть добраться из города. Костик, скорее всего, и не собирался. Светка? Возможно, тоже придет позже. Но Женька-то должен быть на месте — ведущий, как-никак! И договаривались с ним, трех часов не прошло после его звонка. Строго-настрого велел быть, и — на тебе! Хотя, мог исчезнуть на несколько минут, не заметил ее. Сейчас, кончится вальс — появится.

Атмосфера “вальсов” была знакомой, но не совсем. “Праздник у них, что ли какой?” — подумала Ксеня, глядя на проносившиеся перед глазами пары. Настроение у всех было заметно приподнятое, все вокруг напоминало самый что ни на есть натуральный “бал”, прямо как в кино. В чем было дело — непонятно. Или Ксеня слишком давно тут не появлялась? Интересно, не разучилась ли танцевать? Когда-то была второй — после Тамары. Однажды даже удалось стать “Королевой Вальсов” — это потому что Томка тогда была в отъезде. Хорошая была традиция — выбирать Королеву. Жаль, быстро отошла.

Ну-ка, кто тут годится на Королей? Ну да, и думать нечего — та самая красивая парочка. Оба, наверное, первокурсники — иначе, Ксеня запомнила бы их с прошлого года. Не запомнить было бы трудно: что лица, что движения, что одежда — все на высшем уровне! И оба без ума друг от друга, во всяком случае, девушка — страшно горда своим кавалером. Есть чем гордиться: высокий, симпатичный, правда, в очках, но они только придают интеллигентности, белая рубашка, галстук-бабочка — словно с картинки прошлого века. А танцует — будто летит, и она тоже — почти не касаясь пола, точно в такт, точно музыка под них, а не они под музыку… Пожалуй, эта девчонка даст фору Тамаре. До сих пор Ксеня считала подругу непревзойденным авторитетом по части танца, но, приходится, справедливости ради, признать…

Вальс закончился. Пара, привлекшая внимание Ксени, остановилась в дальнем конце зала. Паренек галантно поклонился партнерше, и совсем не галантно бросил ее руку и бегом помчался куда-то через зал. Изящно затормозил у столика с магнитофонами, поменял пленку, и исчез в коридоре.

Девушка гордо прошествовала в одиночестве до окна и отвернулась, глядя в темноту. Начался следующий вальс. Ее тут же пригласили. Минуту спустя явился ее партнер, оценил обстановку. Похоже, нашел ее удовлетворительной, уселся на место ведущего и… Неужели он заметил, что Ксеня на протяжении всего предыдущего вальса, да и сейчас тоже, не отрываясь, смотрит на него, даже не пытаясь скрыть восхищения?

Ксеня поспешно отвернулась, чувствуя на себе внимательный взгляд. “А глаза у него серые”, — отметила она, снова неудержимо краснея. И сдался ей этот первокурсник? Глаза, действительно, серые… И слишком взрослые. Или просто усталые? Какая разница, в конце-концов!

Ксения тряхнула головой и посмотрела на часы. Половина шестого, а Женьки все нет. И никого нет. На кой они тащили ее сюда, раз сами не пришли? Знают же прекрасно, чего ей стоит выбираться…

Сумерки этого дня и предыдущих, домашние проблемы и последний “трудный” разговор вновь обступили ее, плечи опустились, навалилась усталость. Ксеня почувствовала себя совершенно чужой, ненужной и очень старой среди этого светлого праздника, среднего между детским утренником и выпускным балом. Сейчас закончится этот вальс и она уйдет, и забудет навсегда о “вальсах”…

— Извините пожалуйста, — неожиданно раздавшийся голос заставил ее вздрогнуть. На скамейку рядом с ней присаживался тот самый парнишка. — Вас случайно не Ксеня зовут? — спросил он.

— Совершенно случайно именно так меня и зовут, — Ксеня удивилась. Откуда он мог ее знать?

— Ой, здорово! — обрадовался парнишка. Ксеня еще больше удивилась и невольно улыбнулась такой бурной радости. — А меня зовут Руслан, — продолжал он. — Я сижу и смотрю, и боюсь — вдруг вы уже ушли, а я вас не заметил.

— Разве мы знакомы?

— Нет, мне Женька вас описал подробно. Вы же знаете Женю Савина?

Ксеня кивнула.

— Он просил передать, что немного задерживается, но чтобы вы его обязательно дождались! Он придет. И остальные, наверное, тоже.

— Кто остальные?

— Не знаю… Он сказал, а я… — он пожал плечами.

— Понятно, — вздохнула Ксеня. — А ты, значит, его тут замещаешь? Ой, ничего, что я на `ты”? — испугалась она. Но мальчишка только весело мотнул головой:

— Ничего, конечно! Только я его не замещаю. Просто “вальсы” теперь веду я. А Женя “ушел на покой”, как он выражается.

— Ну? — удивилась Ксеня. — Это новость. И давно?

— С октября.

— А что это он вдруг, решил тебя поэксплуатировать или ты сам напросился?

— Сначала он меня заставил, а потом мне понравилось. Не знаю, правда, как остальным, — он смутился.

— Вы можете сравнить, что скажете? Нормальные “вальсы”?

— Да, я бы сказала, какие-то праздничные… Что у вас сегодня?

— Да ничего, — Руслан удивленно обвел глазами зал. — Всегда так.

— Здорово, — честно призналась Ксеня. — Раньше было не так весело.

— Правда? Спасибо, — Руслан встал и по-хозяйски стал обозревать вверенное ему мероприятие.

Кончился и этот вальс. Евгений все не появлялся. “Остальные” тоже. Руслан ушел куда-то вместе со своей девушкой — то, что это “парочка” было видно издалека. Знакомство с Русланом развеяло уныние, но ненадолго. Ксеня поднялась, взяла сумку и направилась переодеваться. В коридоре она столкнулась с Русланом.

— Вы куда? — он испуганно посмотрел на сумку, из которой торчали голенища зимних сапог. — Вы не уходите!

— Извини, — Ксеня выжала улыбку. — Передай Жене, что я позвоню ему. И остальным тоже. Пока.

Она хотела было продолжать свой путь, но Руслан не пустил ее.

— Ксеничка! — в его голосе было неподдельное отчаяние. — Ради Бога, не уходите! Женька из меня котлету сделает, он пригрозил, что я головой отвечу, если вас просмотрю или упущу! Пощадите!

Ксеня испугалась, что мальчишка сейчас вполне натурально упадет на колени.

— Ладно, — вздохнула она. — Подожду еще. Ради твоей невинной головы.

Она пошла обратно, сопровождаемая Русланом.

Вот значит как! Ксеня чувствовала, что не на шутку закипает. Женечка шифруется неизвестно где, а ее оставил на попечение мальчишки! Знал, скорее всего, в каком состоянии она появится здесь и подсунул этого первокурсника, дабы пани Ксения могла спустить пары. Если не постесняется. Ну, Женечка!..

Да что обижаться… Женьку можно понять. Разъяренная фурия — не лучший собеседник. Даже если она любимая подруга. Ладно, придется смириться. В конце-концов, “вальсы” есть “вальсы”, и домой еще не скоро.

Вспомнив о доме, Ксеня опять помрачнела.

Начался новый вальс. Руслан сел рядом с ней. Ксеня досадливо закусила губу. Очарование, навеянное им в первые минуты, давно прошло. Сейчас он казался просто назойливым. Какого черта он не оставит ее в покое? Тем более, девушка его явно недовольна происходящим, но молчит — знает, наверное, о выпавшей ему сегодня тяжкой обязанности “пасти” старушку.

Ксеня нарочно не оборачивалась. Но когда ее взяли за руку, все же посмотрела на сидящего рядом.

“Вальсы” — не лучшее место, чтобы грустить, — сказал он тоном, совершенно не похожим на прежний. Ксеня вновь поразилась, его спокойным и серьезным глазам… Она вдруг почувствовала себя маленькой, слабой и глупой, и все проблемы показались просто детскими. И осознала, что руке ее очень хорошо быть вот так легко, но твердо сжимаемой его широкой ладонью и длинными пальцами… Боже, сколько же ему лет? Нет, Ксеня ошиблась, приняв его за первокурсника.

— Вы танцуете? — спросил он.

Ксеня кивнула и тут же смутилась:

— Вернее… Я давно уже не танцевала. С полгода точно…

— Ничего, — он встал и потянул ее за собой. Ксеня, завороженная его взглядом, подалась за ним.

Ни разу ей не приходилось еще так танцевать. Это был не танец. Это был волшебный полет, словно волны музыки и света обрели материальную плотность и несли ее, не давая коснуться пола, позволяли не смотреть по сторонам, не замечать ни стен, ни колонн, ни танцующих рядом пар, не думать о собственном теле. Ничего не существовало сейчас для Ксени, она ничего не видела и не чувствовала, кроме того, что рядом, близко, упоительно близко этот странный человек, парализовавший ее волю, заставивший забыть обо всем и с наслаждением отдаться ему, слушать только его, каждой клеточкой тела ловить и отзываться на его малейшие движения — “высший пилотаж” в танце, с каким трудом ей удавалось добиваться состояния хотя бы отдаленно напоминающее это! То бишь, “слушаться партнера”. Сейчас же все происходило само собой, иначе просто не могло быть. Он не позволял иначе. Ксеня, гордая, непобедимая, неукротимая и независимая, — сейчас оказалась целиком и полностью во власти незнакомого мальчишки, и, что самое странное, была без ума от непонятно откуда нахлынувшего счастья! Если бы сейчас ему пришло в голову выкинуть ее в окно или засунуть в костер — она бы только радостно зажмурилась, не догадавшись оказать хоть тень сопротивления.

Но все кончается. Ксеня села и попыталась прийти в себя.

Что это было? И, кстати, не появился ли кто из старых знакомых?

К Руслану, менявшему пленку, подбежала его девушка. Видимо, она о чем-то напомнила ему и отошла в сторону. Руслан включил магнитофон и снова сел возле Ксени — место ведущего было занято другим парнем, и Руслан не стал его выгонять. Ксеня ощутила странную дрожь. Почему-то она не могла равнодушно переносить присутствие этого мальчишки. Чем дальше, тем больше. Да что ж такое, скорее бы появлялся Евгений, она с ума так сойдет!..

Девушка, постояв минутку, подошла к скамейке, остановилась перед Русланом.

— Ну и что? — голос ее звучал недовольно и требовательно.

— Как, что? “Кармен”, как ты хотела.

— Я не слышала, чтоб ты объявлял “белый”, — тем же тоном продолжала девушка.

— Я не объявлял. Сказать? — Руслан огляделся. Две пары уже танцевали. — Поздно уже, но если хочешь…

— Если не “белый”, то что ты сидишь? — перебила девушка и недобро посмотрела на Ксеню. Та сделала вид, что происходящее ее не касается.

— Отдыхаю, — Руслан прислонился к стене, в голосе его зазвучали металлические нотки.

— И долго еще будешь отдыхать? — красивые полные губки скривились в презрительной гримаске.

— До следующего вальса.

— После этого вальса я иду домой, — сообщила девушка.

— Ты ж собиралась сегодня танцевать весь вечер, — Руслан, смягчившись, взял ее за руку. — Не обижайся, Дин, я правда устал и вообще не в форме сегодня… Давай подождем следующего? Кстати, познакомьтесь, — он повернулся, чтоб видеть обеих женщин. — Это Ксеня. А это Дина.

— Очень приятно, — Ксеня улыбнулась, глядя снизу вверх на сердитую девушку. Та отнеслась к знакомству весьма холодно.

— Мне тоже, — вежливо кивнула она и вновь обратилась к Руслану. — Так как, ты идешь танцевать?

Он отрицательно качнул головой.

От группы парней, стоявших у ближней к ним стены, отделился один и направился к Дине.

— Можно вас? — он протянул ей руку, косясь на Руслана. Тот с видимым облегчением снова откинулся к стене.

Дина, бросив на него испепеляющий взгляд, сделала глубокий реверанс перед подошедшим, и они закружились, удаляясь.

Ксения с восхищением и завистью смотрела на танцующую Дину. Она и впрямь была похожа на Кармен — смугловатое лицо, полные губы, длинные, черные волосы, пышная юбка, плюс к тому гордый и рассерженный вид. Ее нынешний партнер танцевал похуже Руслана, но не на много. И он и Дина чувствовали себя весьма уверенно, в результате чего их танец вскоре перестал быть просто вальсом. Те, кто начал танцевать до них, остановились и теперь весь зал наблюдал за настоящим оперным действием. (Или балетным).

Дина увлеклась. Ей не хватало только кастаньет. Сейчас она напоминала Кармен, пантеру и молодую ведьму одновременно. Ксеня посмотрела на того, единственного, для кого исполнялось это восхитительное действо.

Руслан сидел, подперев одной рукой подбородок, вторая свисала между колен, пальцы подрагивали в такт музыке. В глазах его не было отчаянного раскаяния, сожаления, ни даже простого одобрения. Он рассеянно следил за танцующей Диной и лишь изредка вздыхал, хмуря брови. Заметив, что Ксеня на него смотрит, он выпрямился, и слегка повернулся к ней.

— Здорово танцует твоя подружка, — не удержалась Ксеня.

Руслан глянул на “сцену”.

— Ну да, — кивнул он. — Здорово. Это еще потому, что она сейчас сердитая.

— Вы, наверное, занимаетесь, где-то? — спросила Ксеня.

— В “Сигме”. В “Юности” клуб, знаете?

— Знаю. И давно?

— В “Сигме” — полгода. А вообще давно. С шести лет. В школу еще не ходили.

— Вы что, с шести лет вместе? — поразилась Ксеня.

— Угу, — отозвался Руслан. — Десять лет за одной партой и одиннадцать с половиной — в обнимку на паркете.

Он улыбнулся, но почему-то грустно.

— Так это твоя сестра? — Ксеню обуяло совершенно неприличное любопытство.

— Нет. Просто подружка. Скоро будет жена.

Руслан вздохнул. Ксеня не стала больше расспрашивать. Скоро так скоро. И потом, тебе какое дело?

Танец кончался. Дина сделала отчаянный последний пируэт и буквально упала на партнера. Тот успел ловко подхватить ее и заключительные па делал уже с ней на руках. Ксеня скосила глаза. Будущего мужа не могло не затронуть такое зрелище. Но — или не затронуло, или Руслану удалось хорошо это скрыть.

Зал зааплодировал. Руслан оживился, сделал несколько хлопков и встал к магнитофону.

Ксеня представила на месте Руслана своего мужа и поежилась. Нет, такие испытания не для Пашкиных нервов. В свое время он честно признался, что не может видеть Ксеню просто рядом с чужим мужчиной, не говоря уж об объятиях.

Возле стола ведущего появилась Дина. Она извлекла из угла пакет с одеждой и пошла переодеваться. Руслан задержал ее.

— Дин, — он хотел взять из ее рук пакет, но это ему не удалось. — Дин, ну чего ты? Пошли танцевать. Еще целый час.

Дина смотрела на него откровенно враждебно.

— Я сказала, что после этого вальса иду домой. Мне еще к контрольной готовится надо. И индивидуалку я не решила.

— Придем вместе, я помогу тебе. Куда ты побежала?

— Танцуй, с кем хочешь или отдыхай, а я пошла, — Дина двинулась было в сторону, но Руслан обнял ее за талию, привлек к себе.

— Я с тобой хочу танцевать.

— А я не хочу.

Дина вырвалась и быстро пошла прочь. Руслан сел за столик.

Ксеню неожиданно пригласили. Когда она вновь очутилась у своей скамейки, Дина была уже в пальто. Ксеня, ругая себя за любопытство, все же не смогла не прислушаться к их разговору.

— Ты проводишь меня? — спросила Дина вполне мирно.

Конечно, — Руслан с готовностью подхватил ее сумку. — Пошли.

Дина не двигалась.

— Забыла что-то? — Руслан оглядел стол.

— По-моему, ты что-то забыл, — сказала она. — Там еще не май.

— Ну до дверей-то я уж дойду, — засмеялся Руслан. — На улицу выходить не буду, ладно?

— То есть?

— То есть провожу тебя до выхода, а на улицу не пойду. Дверь ты сама откроешь, надеюсь?

— А до общаги мне одной идти?

— Диночка! Ты что, какая общага? Ты ж видишь, — Руслан показал на магнитофоны. — Я занят вообще-то.

— Да? — тон Дины не сулил ничего доброго. — Такое неотложное дело? Попроси, кого-нибудь полчаса поменять пленки. Ничего без тебя не случится.

Руслан поймал на себе несколько сочувственных взглядов. Несмотря на громкую музыку, разговор был слышен не только Ксене.

— Одевайся, а то мне уже жарко, — Дина сочла дело уже решенным.

“Да послал бы ты ее куда подальше, — подумала Ксеня. — Она же просто капризничает. Неужели пойдешь?..”

Но Руслан не нуждался в подобных советах. Он вдруг удивительно дружелюбно улыбнулся, нежно обнял за плечи строптивую подружку и плавно развернул ее лицом к выходу. Дина попыталась стряхнуть его руку, но Руслан оставил это без внимания. Он тихо сказал ей что-то, склонившись к самому уху. Аргумент, видимо, был сильный — от былой строптивости не осталось и следа. Парочка удалилась, олицетворяя самую трогательную дружбу.

II

Когда примчался Евгений, Ксеня уже едва держалась на ногах.

— Гляжу, ты не скучаешь? — осведомился он, подавая ей руку.

— Можно вас?

— Разве что, на следующий, — сказала Ксеня, обмахиваясь платком. — Дай отдышаться с непривычки.

— Ну-ну, — он сел рядом. — Как тебе обстановка?

— Неплохо. У тебя талант в подборе кадров.

— О, — засмеялся Евгений. — Это еще тот кадр! В деле его видела?

— Видела, видела. Уже три вальса подряд с ним в деле. Спровадил свою подружку, мол, устал, а сам…

— Ничего я ее не спровадил, — смущенно сказал подошедший Руслан. — Она сама ушла.

— Верю, — кивнул Евгений. — Она дама с характером. Вот, Ксень, полгода смотрю на них и думаю, как он с ней управляется?

— Нормальная девчонка, — возразил Руслан. — Иногда вредная. Но и я не ангел.

— Это точно, — согласился Евгений. — Вы уже знакомы? Тогда я сразу к делу. Ксеня, сей господин, сохнет без пианино. Выручай.

Ксеня озабоченно посмотрела на Руслана.

— Совсем сохнет?

— Скоро сгорит. Или рассыплется.

— Да ладно тебе, — Руслан покраснел.

— Чего ладно-то? Ты глянь, — Евгений схватил его за кисть. — Руки дрожат, как у алкоголика. Музыкант — тот же наркоман.

— Свали, — Руслан независимо удалился к своему столу.

Ксеня с сомнением покачала головой.

— Не знаю даже, Жень… Пашка днем дома, занимается. Вечером Сашка.

— Я мог бы по вечерам уводить Сашку на часок-полтора. Пашка ж не все дни дома. Будем позванивать, когда можно будет — ты скажешь.

— А Пашка знаешь, как на звонки реагирует?

— Знаю. Светку припашем. Или других девчонок. Давай, соглашайся. Потом, хватит тебе взаперти сидеть. Молодец, что пришла сегодня на “вальсы”. Ну, как? Договорились?

— Да мне-то, — пожала плечами Ксеня. — Звоните, выбирайте время. Если придет и уйдет вовремя, то все нормально.

— Ну и хорошо. Кстати, ты отдышалась?

— Немного.

— Тогда пошли танцевать.

III

Домой Руслан шел в странном настроении. С одной стороны было досадно из-за ссоры с Диной. С другой, было, отчего-то радостно и тревожно. Предстояла встреча с пианино. Это было здорово. И еще… Да, вот он и узнал, кто же такая эта Ксеня. Женщина, о которой он слышал от Женьки — соседа и, как ни странно, друга. Слышал нечасто и немного, но вполне достаточно, чтобы понять, что женщина эта — совершенно необыкновенное существо, во всяком случае, для Женьки, который безумно был влюблен в нее.

Сколько Руслан знал Женьку, — с сентября — тот ждал приезда Ксении. И Руслан, сам того не замечая, тоже с нетерпением стал ждать прибытия этой особы, имя которой вызвало воспоминания о весне, когда начинает капать вода с тающих сосулек. Самое обыкновенное имя, но… то ли в устах Женьки оно звучало необыкновенно, то ли что, но Руслан частенько ловил себя на том, что с удовольствием повторяет его, пытаясь представить себе женщину, которая его носит. И, казалось, ему это удавалось. (Противный Женька ни разу не показал Руслану ее фотографий, мол, сам увидишь!)

Сегодня, снабженный самыми подробными и художественными описаниями, Руслан не сомневался, что сразу узнает эту самую Ксению. Но, увидев миниатюрную девушку со светлыми, густыми, волнистыми, чуть растрепанными волосами и громадными испуганно-удивленными глазами, он принял ее за второкурсницу, впервые попавшую на “вальсы”. И обратил на нее внимание только потому, что… вдруг понял, что не может не обратить. Стало неловко и стыдно: до сих пор Руслан был уверен, что на свете его интересует одна-единственная девушка. Каково же было его удивление (смешанное с непонятным разочарованием и еще более странным восторгом), когда он обнаружил, что ее внешность в точности совпадает с тем, что говорил Евгений.

Только вот возраст… Он выдавал себя всего, на какие-то мгновения — вздох, поворот глаз, движение губ, — и то, это был, скорее, даже не возраст, а свидетельство нелегкой жизни. Кое-что об этом Руслан тоже знал от Евгения и его знакомых. Знал, что Женька мучается из-за этого. Но отбивать Ксеню у мужа, почему-то не собирается. Вроде, мол, тот мужик неплохой, только чересчур ревнивый. И тоже любит Ксеню. Еще бы, ее не любить!… А она — его. И хранит верность, несмотря на то, что он вечно ее подозревает.

Верность… Руслан вспомнил о Дине.

Женька восемь лет безнадежно влюблен, и все это время у него никого нет. А Руслан почти женат. По идее, Женька должен ему завидовать, но он чуть ли не жалеет Руслана. Чего, спрашивается, ради? Динка — нормальная девчонка, только в последнее время что-то с ней не то. Мало, видите ли, Руслан ей внимания уделяет. Может, и вправду, мало?..

Дома Руслан застал Дину за учебниками. Вот уже больше недели они жили вдвоем в комнате. Одного соседа Руслана отчислили из университета, а второй уехал до весны: он учился второй раз на первом курсе и считал, что делать ему тут пока особо нечего. Да уж, кому нечего, а кому…

— Привет, а вот и я, — он бросил на кровать сумку с кассетами.

— Привет, — неприветливо буркнула Дина.

— Ужинать пойдем? — он глянул на часы. — Еще не поздно.

— Иди…

— А ты?

— Я не хочу.

— Это ты сейчас не хочешь, — возразил Руслан. — Пойдем, хоть булочек купим, а то ночью чай не с чем будет пить.

— Булочек я купила, — сердито сказала Дина. — И картошка, жаренная в сковородке. Если хочешь, грей или иди в столовую, а мне не мешай заниматься.

— Ты картошку поджарила? — Руслан обрадованно скинул пуховик. — Ну ты молодчина! Спасибо, — он подошел к ней и поцеловал в макушку.

— Сказала, не мешай.

— Ладно, ладно…

Поев, Руслан достал стопку тетрадей и присоединился к Дине. Внимание их вскоре привлек шум за стеной.

— Веселится Женечка, — процедила сквозь зубы Дина, недолюбливавшая Евгения. — Дождался свою пассию.

Руслан кивнул, услышав среди общего гула, знакомый с сегодняшнего дня голос. Он подавил невесть откуда взявшуюся мечтательную и нежную улыбку и уставился в тетрадь. Но смена выражений на его лице от Дины не ускользнула.

— Я смотрю, ты тоже к ней неравнодушен, — произнесла она.

— Да ну, ты брось. Я просто про Женьку подумал, — с ненатуральной беспечностью сказал Руслан.

Дина насмешливо фыркнула.

— Ну чего! — краснея, сказал Руслан. — У меня возраст такой, что любая женщина действует возбуждающе и вызывает разные фантазии.

— Возбуждающе, фантазии! Не врал бы уж!

Ставший недавно больным вопрос всплывал вновь. Руслан вздохнул.

— Ну, Дин, что ты в самом деле? Я люблю тебя, ты же знаешь.

— Ничего я не знаю! А сегодня я посмотрела, как ты меня любишь.

Глаза и голос Руслана приобрели стальной оттенок.

— Я тоже посмотрел. Что за идиотскую истерику ты устроила сегодня на “вальсах”? Я не хотел тебе говорить, но раз ты сама заводишь разговор… Ты вообще ведешь себя в последнее время, как… не знаю, кто. Терпение мое испытываешь? Ты же знаешь, его не так уж много.

— Да твоему терпению каменный истукан позавидует! — вскипела Дина. — Я на глазах у тебя чуть не целуюсь с левым мужиком, а тебе хоть бы что!

— На твоем месте я бы осторожнее целовался с левыми мужиками, — холодно сказал Руслан. — Не все такие спокойные, как я.

— Да, не все! — со слезами выкрикнула Дина и выскочила из-за стола. — Ты прав, не все!

— И что ты хочешь сказать? — медленно произнес Руслан, выдержав паузу.

Дина повернулась к нему, хотела ответить что-то резкое и обидное, но, встретившись с его взглядом, сникла, подошла к окну.

— Ничего. Так просто…

— Что так просто?

Она покосилась на него и вдруг заплакала тихо и жалобно. Руслан обогнул стол, подошел к ней, развернул лицом к себе.

— Что-то случилось? — в его голосе слышалось напряжение. — Скажи мне, что произошло? О чем ты хотела сказать? Или о ком? Кто менее спокойный, чем я?

Она резко вскинула голову.

— А тебе главное знать, кто?

— Конечно, — серьезно ответил Руслан. — И не только. Кто, где и как — все, что касается тебя. Не дай Бог, что с тобой случиться…

— И тебе достанется от папы и мамы! — язвительно закончила она.

— И от них тоже. Так в чем дело?

— Да ни в чем! — она досадливо тряхнула головой. — Попугать тебя захотелось. Она испуганно и вместе с тем дерзко поглядела на него, ожидая грозы. Но он только недоверчиво нахмурился.

— И только?

— И только.

— А почему ты заплакала? — спросил он помягче.

— Потому что, — она, успокоившись было, вновь всхлипнула и закрылась ладонями. — Потому что… Это все из-за нее! Она тебе нравится, я видела, как вы танцевали и разговаривали! И ты…

— Дин, да что ты? — он обнял ее. — Глупая девчонка! Я люблю тебя.

— И боюсь за тебя. И никто мне больше не нравится, что ты выдумала?

— Любишь? — она отняла ладони от лица, посмотрела ему прямо в глаза.

— Люблю.

Она не двигалась.

— Поцелуй меня, — сказала она.

Руслан с улыбкой привычно поцеловал ее, легко коснувшись губ.

— Не так, — она мотнула головой. — По-настоящему.

Глаза ее были так близко и так ярко горели… В них попеременно отражались просьба, страх, радость и отчаянная решимость. Руслан вздрогнул, поняв неожиданность и непонятную еще, но ясно ощутимую значимость того, что происходит и что должно произойти.

— По-настоящему? — полувопросительно прошептал он, чувствуя, как против воли закрываются глаза и заливается краской лицо.

Вместо ответа Дина теснее прижалась к нему.

Он медлил. И не знал, почему. Сколько раз они целовались “по-настоящему”, и частенько эти поцелуи переходили во взаимные ласки и страстные, бессвязные уверения в любви и верности. Это было весело и страшно. И каждый раз наступал момент, когда они, неведомо чем напуганные, разбегались и потом некоторое время избегали взглянуть друг на друга. Сейчас тоже было весело и страшно. Страшнее, чем обычно. Ибо предстояло — и Руслан это понял со всей отчетливостью, хоть и не знал, почему именно сегодня, — перейти ту черту, за которой невинные ласки и столь же невинные, хоть и “настоящие” поцелуи перестают быть таковыми. Сегодня должен быть положен конец “пионерской” дружбе.

Его руки бездумно двигались по ее телу, повторяя знакомые изгибы, он замечал, как она трепещет, становясь все ближе и смелее…

“Она моя, — подумал Руслан. — Я люблю ее, она сейчас станет моей”. Он попытался вникнуть в смысл этих слов, представить себе, что они значат. “Она и так моя, зачем что-то еще?” — с удивлением думал он. “Надо!” — сказал кто-то внутри него. Кто-то строгий и неумолимый. И, как будто против своей воли, преодолевая непонятное препятствие, которого раньше не было (или он не замечал?), Руслан нашел дышащий влажностью и ожиданием рот Дины и накрыл его своим.

Веселье и страх пропали. Вместо них неотвязно билась мысль, которой тоже никогда раньше не было. “Ну, а что дальше? Дальше-то что?!” Нет, не так представлял себе Руслан эту минуту. Думал, что будет захватывать дух от радости и близости чего-то неизмеримо большего, чем радость, думал, что ничего не будет соображать и помнить, что сознание отключится, а все, что надо делать, подскажет природа. Но радости не было, сознание не отключалось, мысли метались, лихорадочно отыскивая что-то в памяти, чего там явно не было, а природа упорно молчала. “Но почему?!” — чуть не взвыл он и вдруг с ужасом сообразил, что виной всему отсутствие всего одной, но отнюдь не маловажной детали, а именно, желания. Он обнимал Дину, гладил ее по спине, по волосам, целовал, используя все мыслимые приемы, изученные по какой-то нелегальной книжке, однажды попавшей им в руки. Но — увы. С тем же успехом он мог ласкать куклу.

Руслан вздохнул, осторожно отстранил ее от себя. Она с обидой и недоумением смотрела на него, готовая опять заплакать.

— Извини, — тихо сказал он. — Я сегодня что-то не того… Переучился малость.

Он отошел от нее и сел на кровать.

Веселый шум за стеной усилился — кто-то вышел в блок. Ему что-то крикнули из комнаты. Наверно, что-то смешное — возле двери засмеялись. Руслан вздрогнул, на секунду забыв, где он, что он, весь обратился в слух, пока звучали отголоски этого, мгновенно узнанного, смеха. Их заглушил плеск воды, потом прекратился. Легкие шаги приблизились, опять смех… Хлопнула дверь, все стихло.

Руслан поднял глаза на Дину. Она стояла посреди комнаты, как он ее оставил. Руслан с трудом выдержал ее взгляд — столько горького упрека было в нем.

— Нет, ты не любишь меня, — сказала она.

— Люблю, — устало возразил он.

Она подошла к окну и отвернувшись, стала глядеть в темноту, наполовину закрывшись шторой.

Руслан удрученно смотрел на ее поникшую фигурку с опущенными плечами.

Беспечное веселье соседей тоже вдруг стало вызывать досаду. И вообще, ему очень хотелось сейчас лечь в постель, укрыться с головой и заплакать. И погромче, чтобы услышала мама. Но мама не услышит. А если и услышит, то что ей сказать? Только то, что сам виноват. Но в чем?

— Дин, — позвал он. Она еще дальше спряталась за шторой. — Диночка, не обижайся пожалуйста. Я так устал сегодня, — тихо сказал он. — Да еще “вальсы” эти… Разозлился, если честно, как не знаю, кто. Потом намеки твои дурацкие… Зачем это, Дин? Давай не будем, а? Если я обидел тебя чем-то — скажи. Только не надо так… А то я ничего не понимаю.

— Не понимаешь!.. — на глазах Дины выступили слезы. — То-то и оно, что не понимаешь. Я сама не понимаю, что со мной… Я не могу, не могу видеть тебя с другой женщиной! Как бешеная становлюсь, себя не помню! — она подбежала к нему, села на колени перед кроватью, схватила его за руки. — Руслан, прости, мне ужасно стыдно говорить об этом, я молчала, но уже не могу, не могу, понимаешь! Мне такие сны сняться — со стыда гори, а потом так плохо… Руслан! — Глаза ее опять горели, лицо пылало. — Я понимаю, это кошмар, чего я делаю, так нельзя, но… Давай, а? Помнишь, когда мы были маленькие… Нас тогда еще страшно отругали? — она подобралась вплотную к нему, дотянулась до его плеч, зашептала жарко и ласково: — Но теперь мы большие! И нам уже нечего бояться. Никто не увидит и не заругает, слышишь? Руслан, ну чего ты ждешь? Я не боюсь, а ты боишься, глупый! Ну же!.. Куда ты?

Руслан сидел, вжимаясь в стену, не ощущая ее холода. Он в самом деле чувствовал себя до изнеможения усталым. Слова и поведение подруги стали вызывать ощущения, почему-то совершенно противоположные тому, что полагалось ощущать порядочному здоровому парню в такой ситуации. Вместо этого отчаянно кружилась голова, тело покрылось липким потом и содрогалось от Дининых прикосновений. Он закрыл глаза и стиснул зубы, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не уклоняться от ее рук, которые опять осмелели. В горле угрожающе заворочался вполне определенный ком. Собрав последние остатки воли и деликатности, Руслан поднялся, почти ласково отцепил от себя Дину и поспешно скрылся в блоке.

Когда он вернулся, Дина ничком лежала в своей кровати и плакала.

Руслан, пошатываясь, сел рядом. Собрал рассыпавшиеся по подушке черные волосы, стал заплетать косу, по детской еще привычке.

— Дин, не обижайся, — виновато заговорил он. — Я абсолютно не в форме сегодня. Давай в другой раз? Ну не плачь!

— Ты не любишь меня, — всхлипнула она.

— Люблю. Честное слово, люблю. Глупая… — Он расплел ей косу и принялся плести снова, из мелких прядей. — Ты очень красивая, и мне очень нравишься, и вообще… Что ты выдумала? Ты постоянно видишь меня с другими женщинами, мне приходится танцевать, показывать… Ты что, еще не привыкла?

— Привыкнешь тут, — Дина повернулась к нему. — А чего говоришь: “Фантазии”?

— Ну… Тоже хочется тебя подразнить, — он улыбнулся. — Тебе идет сердиться. Вон сегодня как танцевала, все обалдели.

— А ты не смотрел!

— Смотрел. И очень внимательно. С Димасиком у нас еще будет разговор.

— Танец танцем, а руки распускать нечего. И ты меня лучше не дразни, а то допрыгаешься.

— Надо же, какой сердитый!..

Она опять отвернулась, зевнув, пожаловалась:

— Завтра еще эта контрольная… И в клуб вечером, да?

— Угу, — кивнул Руслан. — Надо. А то здесь народ крутой, в два счета обставят.

Дина вздохнула. Приподняла голову, с тоской посмотрела на стол с тетрадками.

— Спать хочу, — простонала она, валясь на подушку.

— Спи, — сказал Руслан.

— Ага, спи! А контрольная?

— Бог с ней, с контрольной. У меня спишешь. Спи.

Он выключил верхний свет, поправил на ней одеяло и снова сел рядом.

Дина поймала его руку, легла на нее щекой.

— А ты? — спросила она. — Разве не ложишься?

— Я не хочу спать. Побуду с тобой и сяду учиться.

Она затихла. Руслан некоторое время вслушивался в ее дыхание, которое почти сразу стало сонным. Вскоре мысли его ушли в сторону. Прошедший день казался неправдоподобно длинным. За стеной тихонько тренькала гитара. Толпа, похоже, разошлась. Но не вся. Кроме Евгения, был еще кто-то. Вернее, была… Руслан прислушался. Разговор его не интересовал, просто хотелось слышать голос… Вновь мягко плеснуло в голове, всплыли сразу несколько музыкальных отрывков. Десятки раз продуманные, и проигранные мысленно, они требовали материального, слышимого воплощения. Теперь такая возможность представится. И не только…

Мысли потеряли связность. Он просто слушал поющий за стеной голос.

Мелодия смешивалась со звучащими в памяти, по лицу давно плыла блаженная улыбка, а пальцы плясали по спинке кровати, играя ту самую музыку, но Руслан этого не замечал…

Песня кончилась, гитара смолкла. Руслан продолжал, затаив дыхание прислушиваться. Евгений и Ксеня, видно, собирались уходить. Послышалась возня в “прихожей”, как-то по особенному стукнули каблучки. Скрипнула дверь, опять тот же перестук, который теперь уже невозможно спутать ни с каким другим. Пара незначащих фраз, лязг непослушного замка, чертыханье Женьки, тихий смех и вновь каблучки… Руслан едва не кинулся за их удаляющимся перестуком. Пальцы его судорожно вцепились в спинку кровати, лоб снова стал мокрым.

Он перевел дух, посмотрел на спящую Дину. Осторожно высвободил из-под ее головы онемевшую ладонь. Погладил черные кудри, неодобрительно покачал головой. Это ж надо — охранять сон любимой и любящей девушки, и при этом замирать от голоса и стука каблучков полу знакомой, впервые увиденной сегодня, женщины. К тому же замужней и почти в полтора раза старшей. Да еще зная, что в нее безумно влюблен не кто-нибудь, а самый близкий здесь друг.

Да, нехорошо.

Руслан достал тетрадку, сел за стол. В голове вновь возник загадочный своей неожиданной навязчивостью, образ. Руслан с негодованием и стыдом прогнал его и, глубоко вздохнув, погрузился в изучение конспекта.

IV

За воскресеньем последовал не менее напряженный понедельник. А во вторник воскресные события уже казались Руслану происшедшими давным-давно и не с ним. Он и Дина мирно сидели за столом и готовили уроки, когда их идиллию нарушил Евгений.

— Привет, — как обычно, с порога выдохнул он. — Руслан, ну ты как, готов? Пианино свободно. Идешь?

— Иду, — вскочил Руслан. Оказывается, не так уж он все забыл. — А Сашка?

— С Саном я погуляю до десяти. У тебя будет час-полтора. Если, конечно, Пахану не приспичит вернуться раньше одиннадцати, как он собирался.

— А если приспичит?

— Устроит маленький скандал, только и всего. Собирайся. Это практически исключено.

— Стойте, стойте! — Дина стукнула рукой по столу, — В чем дело?

— Какое пианино? Кто такие Пахан и Сашка? Какой скандал? Вы что, драться собрались? Ты куда?! — она схватила Руслана за рукав.

— Динь — дончик, — он чмокнул ее в щеку и прыгнул к шкафу. — Мы идем к Ксене. У нее есть пианино. Пахан — ее муж, а Сашка — сын.

— А скандал Пашка устроит Ксеньке, если увидит нас у нее, — добавил Евгений. — Он жутко ревнив, а меня вообще не переносит.

Дина, поджав губы, следила за торопливыми сборами Руслана.

— Как же эта Ксеня встречается с человеком, которого ее муж не переносит? — спросила она.

— Подрастешь — поймешь, — назидательно сказал Евгений.

Она пфыкнула и отвернулась.

— Дин, я до одиннадцати вернусь, не сердись, — Руслан надел пуховик и, схватив шапку, выскочил за Евгением.

Ксеня жила недалеко от студ-городка, в “мурашке”, как называли большой девятиэтажный дом с магазином в первом этаже.

После общежития ее квартира показалась громадной и удивительно уютной.

Надо было признать, что к тому часу, когда Женька позвал Руслана с собой, тот валился с ног, измотанный за неделю танцами, учебой и борьбой со смутными, неприятными и, определенно, не полезными мыслями.

Но, очутившись в этой просторной, светлой комнате, где улыбалась хозяйка, доносился из кухни шум кипящего чайника и блестело черным лаком пианино, Руслан забыл об усталости и подавленность.

— А это Саша, — представила Ксеня вошедшего за ними человека. — Саша, это дядя Руслан, поздоровайся.

По рассказам, Руслан представлял себе Сашку крепким малым с сердитым взглядом. Но, оказалось, он ошибался. На пороге, боязливо прижимаясь к дверям, стоял худенький мальчик со светлыми, мягкими волосами и большими, как у матери, глазами. Взгляд его был вовсе не сердитый, а испуганный. Вообще, вся его фигурка и лицо выражали готовность заплакать и убежать.

— Здрасьте, — еле слышно произнес Сашка.

Привет, — сказал Руслан. Сашка вызывал необъяснимую симпатию, впрочем, как и все в этом доме. Вместе с тем, появилось опасение. Как же Женька уведет его? Скажет: “Одевайся, пошли”? Он же моментально расплачется.

Евгений с Ксеней, похоже, думали о том же.

Руслану стало не по себе от взгляда Сашки. Казалось, тот догадывался, зачем появился тут этот дядя. Да и Женька с Ксеней вели себя странно. Вернее, Женька. Он словно забыл, для чего он здесь, и никого не видит сейчас кроме Ксени. Она смотрит на сына…

— Может, в другой раз? — предложил Руслан, вдруг почувствовав себя лишним. — Пойду я, наверное. А то поздно уже.

— Да нет, почему же! — Ксеня словно очнулась и в глазах ее появилось точно такое же испуганное выражение, как и у Сашки. — Ничего не поздно. Даже наоборот. Давайте чаю попьем, или вы торопитесь? — она переводила взгляд с Евгения на Руслана, боясь, что они уйдут.

— Давай чай, — согласился Евгений.

Чаепитие вышло молчаливым. Руслан, вновь чувствуя неловкость, поторопился выпить свой чай и, сославшись на то, что давно не видел телевизор, ушел в зал. Сашка почти тут же последовал за ним.

Оставшись вдвоем с Женькой, Ксеня тихо вздохнула, подперла голову рукой.

— Пей чай, Женя, — сказала она, улыбаясь, устало и немного виновато.

— Я пью.

— И не смотри на меня так. Смущаешь своего приятеля, он не знает, куда деться от нас. Ну, что с тобой?

— Соскучился.

— За два дня?

— За восемь лет.

Ксеня продолжала улыбаться, но взгляд ее отяжелел.

— Жень, мы ж договорились…

— Извини. Ничего не могу с собой поделать. Ты такая эти дни…

— Какая?

— Не знаю. Но именно такой я восемь лет ждал тебя увидеть. Вот, дождался, — он развел руками. — Извини. Скоро привыкну, перестану смущать тебя и других.

— Ты просто давно меня не видел.

— Я давно не видел тебя т а к о й. В т а к у ю тебя я влюбился, а потом ты сразу изменилась. И вот сейчас только…

— Такая, не такая, — она с досадой бросила в стакан ложку, которую держала в руке. — Ты сходишь с ума, сам мучаешься и меня мучаешь. Ты видишь во мне неизвестно, кого. И злишься на Пашку — он, видите ли, тебе идеал испортил. А для Пахана не было идеала. Он любил женщину и добился ее. И тебе ничто не мешает сейчас сделать то же самое. Я люблю тебя, и ты знаешь это. Люблю, насколько умею, пойми! Ты ждешь от меня безумной, неземной, всепоглощающей любви, обалденного романтизма, но я не способна на это! Жень! Мы вчера говорили об этом, и раньше — сколько раз! Но раньше я боялась, а сейчас уже не боюсь. И стоит тебе подать знак — и я буду твоей.

Евгений слушал ее, качая головой. С лица его не сходило прежнее выражение — смесь восхищения, желания, тоски и чего-то еще…

— Ты не станешь моей, — сказал он.—Не строй из себя роковую женщину, для которой все потеряно, тебе это не идет. И любовь тебе доступна. Именно, обалденно романтичная и неземная. Только объекта пока нет. А может, и есть уже. Недаром ты светишься, и я балдею, глядя на тебя. Понимаю, тебе это не очень приятно, но прости мне эту слабость, а?

— Ты неисправимый идеалист, — заключила Ксеня. — Откуда только взялся? Тебе бы в прошлом веке жить. Или в позапрошлом. Налить еще чаю?

— Налей. Современная ты наша.

Они засмеялись было, но тут же застыли, услышав в соседней комнате звук пианино. Ксеня вскочила, с негодованием глядя на Евгения.

— Ты что, не предупредил его?!

— Предупредил…

Она рванулась в зал, но он остановил ее:

— Погоди…

В зале играло пианино — и только. Сначала отдельные звуки, робкие и не очень, иногда резкие, но они сразу обрывались. Затем пролилась удивительно светлая и нежная мелодия, совершенно зримо рассыпалась на солнечные зайчики и растаяла. За ней послышался Сашкин смех. Тихий и робкий, словно неумелый, словно Сашка сам не верил, что смеется, ведь ему сейчас полагалось горько и безутешно плакать — единственная его реакция на звук пианино. Именно этого пианино, к остальным он был равнодушен. В присутствии Сашки старались не только не трогать пианино — даже говорить о нем и смотреть на него было опасно.

Но что же произошло сегодня? Многолетняя загадка психологов и психиатров, наблюдавших “очень нервного ребенка” Ксени решена в один момент. Кем? Что за человек сидит сейчас за пианино и извергает из него потоки музыки в присутствии Сашки? Кто это, сумевший сделать безопасным самый мощный раздражитель Сашкиных нервов?

Ксеня неслышно вошла в зал. На нее тут же уставились две пары серых глаз. Одни тут же пропали, их заменил кудрявый затылок. А вторые…

Ксеня, как под гипнозом, подошла почти вплотную к пианино, села на стоявший рядом диван. Руки Руслана летали по клавишам, а взгляд был устремлен на Ксеню, лишая ее воли смотреть куда-либо еще: только в эти глаза, сияющие нездешним светом, только на эти руки, ласкающие клавиши, опять же, с нездешней силой и нежностью. И те же сила и нежность были в музыке, наполнившей дом, проникавшей в самые заветные тайники души, выгонявшей наружу самые затаенные, неведомые доселе, мысли и желания. “Кто ты? Кто ты?!” — хотелось закричать и припасть к этим рукам, утонуть в этих глазах, впитать в себя хоть каплю силы, нежности и света, исходящих от этого… всего лишь мальчишки-первокурсника, дорвавшегося, наконец, до пианино.

Музыка смолкла. Руслан приподнял руки над клавиатурой, пошевелил пальцами, будто стряхивая с них остатки нот, и уронил на колени. Ксеня очнулась. Только сейчас она заметила Евгения, сидящего в кресле напротив. Вид у него был такой, словно он узнал о ней какую-то тайну. Она перевела взгляд на Сашку. Обычно бледное, лицо его пылало румянцем, глазенки восхищенно горели. Он смотрел на Руслана, как на кумира. “Неужели и я так же?” — подумала она и покраснела, и тут же рассердилась, отчего-то. И, как всегда бывает в такие моменты, потеряла всякую чуткость и способность ориентироваться.

— Ну что, Сань, — спросила она и подмигнула насторожившемуся сыну. — Видишь, ничего страшного нет в пианино. Теперь ты разрешишь папе заниматься?

Она тут же обругала себя за идиотскую речь, но поздно. Сашкины глаза, и без того громадные, стали еще больше и заблестели от близких слез, уголки губ поехали книзу, курносый нос мгновенно покраснел. Сашка низко опустил голову и выбежал из комнаты.

— Саша, погоди! — беспомощно крикнула Ксеня, устремляясь за ним вместе с Евгением, но Руслан в два прыжка опередил их.

— Оставьте, мы разберемся, — кинул он, исчезая в коридоре.

Ксеня плюхнулась обратно на диван. На Женьку она не глядела. Он подсел рядом и погладил ее по руке.

— Не переживай, — сказал он. — Руслан его успокоит.

— Успокоит, — буркнула Ксеня. — Достали вы меня все уже. Порю чушь, как дура ненормальная.

— Самая нормальная влюбленная дура.

— Че-го? Ты чего несешь? — возмутилась Ксеня. — Совсем уже?

Женька шутливо погрозил ей пальцем.

— Теперь до меня дошло, в чем дело, — сообщил он. — Я говорил тебе, еще в воскресенье заметил, что с тобой не все обычно.

— Знаешь, твоя проницательность мне уже вот где сидит! — вскипела Ксеня. — Сколько можно? Что вы меня все опекаете?

— Скоро перестанем, — пообещал Евгений. — Надеюсь, — добавил он.

Ксеня хотела сказать что–нибудь еще, но ей помешали вернувшиеся Руслан и Сашка. Руслан сел за пианино. Сашка, сердито глянув на мать, встал рядом с ним. Снова зазвучала музыка.

Ксеня изучала узор на ковре. Гнев на Женку еще не до конца оставил ее. А его странные намеки, отчего–то задели за живое. “Влюбленная дура” — в кого? В него, Женьку? Исключено, как он сам говорит. Тогда в кого? В Руслана? Но это настолько смешно, что просто немыслимо. Но почему так горят щеки, и голова против воли поворачивается направо и вверх, отчаянно желая вновь взглянуть в эти серые, лучистые глаза, увидеть черные вразлет брови и немного жесткие, но всегда готовые улыбнуться, губы? Откуда это головокружение? Почему не выходят из памяти последние “вальсы” и захватывает дух от воспоминаний о его близости? Почему наворачиваются на глаза слезы от мысли, что завтра опять “вальсы”, а она вряд ли сможет туда отпроситься? И с каких пор она с грустью думает о своем возрасте? И жалеет себя, что рано вышла замуж. И, что вообще вышла…

Или, может, правда, это пианино, какое–то странное? Сашка от него плачет. А когда–то плакал отец, когда играла мама. И смотрел на нее, также как сейчас смотрит Сашка на Руслана. Как смотрит Евгений на нее, на Ксеню — как на богиню, на звезду, на идеал, прекрасный, далекий и недоступный…

— Ну ладно, время — десять. Наверное, пора закругляться?

Ксеня вздрогнула, недоуменно посмотрела на Евгения, не сразу сообразив, о чем он.

— Да, пора уже, — Руслан тоже встал.

Ксеня испуганно смотрела на них.

— Вы куда? Уже? — она чуть не плакала.

— Пахан скоро придет. Тебе лучше не нарываться, — сказал Евгений.

— А… да, — она провела рукой по лицу, отгоняя странные мысли, навеянные музыкой и нетипичным поведением сына. Новый знакомый оказался обладателем множества незаурядных талантов. Помимо того, что он блестящий танцор, он еще и неплохой пианист, и похоже, педагог. Или психолог. Насколько, конечно, может судить об этом Ксеня. — Он звонил, собирался прийти в одиннадцать, но мало ли…

Евгений вышел в прихожую. Руслан задержался возле пианино, погладил лакированную крышку, резные завитушки, украшавшие переднюю панель.

— Спасибо вам, — сказал он.

— Тебе спасибо. И как тебе это удалось?

— Что? — он удивился.

— Да вон, — Ксеня кивнула на Сашку.

— Не знаю, — Руслан пожал плечами. — Просто я спросил, можно мне поиграть, — он и разрешил. Правда, Сань?

— Правда, — сказал Сашка и спросил: — А ты еще придешь?

Ксеня даже оторопела — настолько непривычно было слышать смелый и твердый голос сына.

— Обязательно, — сказал Руслан. — Если мама не будет против.

— Не будет, — поспешно, может, даже, слишком, сказала Ксеня. — Приходи. Только звони сперва.

— Вот-вот, — отозвался из прихожей Евгений. — Теперь надо быть осторожней. Бедный Пахан! Он этого не переживет. Ой, извини, Ксень, — спохватился он, наткнувшись на гневный взгляд. — Но у нас с ним старые счеты. А то, что Руслана ему лучше не видеть и не слышать, так это очевидно.

Ксеня мрачно посмотрела на него, но воздержалась от ответа.

Увы, на этот раз Евгений говорил правду.

V

— Мама, я завтра в садик с дядей Русланом пойду, да?

Ксения укоризненно посмотрела на подпрыгивающего от возбуждения сына.

Ты замучил дядю Руслана. Хватит того, что он тебя приводит и спать укладывает.

Пухлые губы знакомо надулись и поползли вниз. В кухню всунулся Руслан.

— Ну, ты где? Спать идешь?.. Это еще что такое? — он присел перед Сашкой. — Почему слезы? Что случилось?

— Хочу с тобой в садик, — Сашка стал тереть ладошкой нос и глаза.

— Ну и пойдем, я ж сказал. Чего ревешь-то?

— Мама не пускает…

— Почему?

— Выспался бы ты лучше, — сказала Ксеня.

— Я нормально высыпаюсь, — он взял Сашку за руку. — Пошли спать. Мама отпустит.

Ксеня вздохнула, поморгала, смахивая слезы, набегавшие всякий раз, когда она думала о Руслане. И о себе. Думы были все больше невеселые. Неужели Женька прав, и она самым постыдным образом влюблена в Руслана? Двадцатипятилетняя женщина в семнадцатилетнего мальчишку? Вздор, какой-то.

Да нет же, нет! Просто этот мальчишка… умеет легко и просто, как никто другой, держаться в ее доме. Он — единственный, кому удалось приручить Сашку. И пианино. Но никому — никому! — не удавалось и не удастся приручить саму Ксеню. Тем более, мальчишке.

Она сменила кассету в примолкшем магнитофоне, выключила вскипевший чайник, накрыла стол на двоих. Вот уже месяц, как уехал Пашка. А Ксеня считанные разы ужинала одна. Всегда был еще кто-то из их компании. Чаще — вся целиком. Или почти целиком. Женька, Света, Костик. Из города приезжали Томка с Игорем. И Руслан — новый, но неизменный теперь член их компании, естественно вписавшийся в нее, несмотря на молодость. Первую неделю сидели ночи напролет, разбредались к утру — кто на работу, кто куда. Потом ослабели. К полночи уже кто был дома, а кто ложился спать в зале на диване или на полу, если не хватало места.

С давних пор квартира Ксени служила местом общественных сборищ.

Нечто, вроде постоянно действующего светского салона. Раньше его хозяйкой была мама Ксени, милая и тихая женщина, обладающая удивительной способностью притягивать к себе людей. Их всегда было много. Редкий вечер проходил без того, чтобы хотя бы на часок не заглянул кто-нибудь из друзей родителей, а позже — и из школьных приятелей Ксени. Многие удивлялись, как же можно успевать работать, вести хозяйство и каждый вечер принимать гостей? Но мама успевала все. Кроме одного. Как она, смеясь, говорила: “У меня хватает времени на все, кроме музыки”. И это притом, что она проводила за пианино большую часть суток, работая преподавателем и аккомпаниатором в музыкальном училище.

После ее смерти дом опустел. Ксеня с отцом жили тихо и грустно.

Потом появилась Марина — почти ровесница Ксени, старше ее всего на пять лет. Ксеня быстро подружилась с мачехой, но та не смогла долго прожить в их квартире, неизвестно от чего все время плакала, жаловалась, что “дом ее не любит”, и, в конце концов, уговорила отца уехать куда-то на Волгу, где жили родители Марины. А Ксеня осталась полной “маленькой хозяйкой большого дома”, который очень скоро перестал быть пустым, наполняясь по вечерам новыми, университетскими и старыми, еще школьными, друзьями Ксени, унаследовавшей от матери талант привлекать людей.

Одним из завсегдатаев, душой, можно сказать, компании, был Пашка. Он хорошо пел, играл на пианино и на гитаре, великолепно рассказывал анекдоты и мог спародировать кого угодно, начиная от друзей и преподавателей и кончая известными артистами и политиками. Неизменно веселый, горделивый и задиристый, он любил изображать блестящего молодого человека безукоризненных манер и воспитания. Несмотря на суровый быт общежития, рубашки его всегда были белоснежными, костюм — идеально отглаженным, а ботинки — тщательно вычищенными. И обязательной принадлежностью его туалета являлся галстук.

Его соседом и чуть ли не самым лучшим другом был Женька. Внешне он являл полную противоположность элегантному “денди” Пашке, как, впрочем, и любой другой рядовой студент, живший в общаге. Одежда, осанка и прическа мало заботили высокого и немного нескладного Женьку. Но, по слухам, половина женской части курса мех-мата тайно тосковала по нему, привлеченная большими мечтательными глазами и какой-то возвышенной романтичной одухотворенностью, которая неуловимо присутствовала во всем его облике. Увы. Для Женьки очень скоро перестали существовать девушки. Все, кроме одной. Сердце его раз и, похоже, навсегда было отдано Ксене.

Это очень недолго оставалось тайной. Тем более что все, попадавшие в ее дом, с первого или со второго взгляда влюблялись в хозяйку. А она совершенно одинаково светло и мило смотрела на окружавших ее мужчин, даря всем надежду и равные шансы. Правда, глаза ее умели не только ласкать теплом, но и обжигать льдом. Ее сравнивали с домашней кошкой — мол, можно дрессировать собак, львов и тигров, но попробуй-ка, заставь мурлыкать кошку, если она того не хочет!

Одни уходили, другие оставались. За год сколотился костяк компании, оставшийся до сегодня — Женька, Пашка, Костя, школьный еще приятель. Светка с Тамарой — одногруппницы и соседки. Тамара с семи лет танцевала, и с ее подачи все увлеклись танцами и достигли некоторых успехов. Тут же к ним присоединился Игорь, тоже бывший воздыхатель Ксени, ныне Тамарин муж. Так и жили. Собирались по вечерам, делали сообща уроки, пели песни, бродили ночами по городку, а потом кто-то шел домой, а кто-то оставался ночевать… С тех пор, как умерла мама, Ксеня не любила одна оставаться в своей квартире.

Чаще всех оставался Пашка. И вскоре стало известно, что Ксеня выходит замуж. За него. Известие смутило компанию. Почему-то всем сразу стало грустно. Вроде, все обстояло по-прежнему. Расписываться они не стали, и Пашка только перенес свои вещи к Ксене. И стал хозяином.

Вечеринки продолжались, но стали реже. Пашка бросил университет и поступил в муз, училище. Стал сколачивать нечто вроде ансамбля. Новая компания не соединилась со старой, держалась особняком. Потом родился Сашка, болезненный и слабый, с первых своих дней не выносивший звуков пианино. Пашка стал нервным, подолгу не появлялся дома. Старые друзья стали вызывать раздражение. И подозрения. Последней каплей стал его окончательный разрыв с Евгением. Что там было — Ксеня не знала, но с тех пор она вынуждена была встречаться с членами бывшей теплой компании тайком, особенно с парнями. Единственным человеком, который мог, как-то еще общаться с Павлом была Света. Дом опять опустел и наполнялся ставшими уже почти родными Ксени людьми только в дни Пашкиных поездок. Он знал об этом, но терпел, периодически высказывая Ксене, что ему, мол, все равно, пока он ничего не знает. Но если он что-то узнает! — тогда все.

После рождения Сашки с Ксеней что-то случилось. После долгих обследований и бесполезных лечений, врачи вынесли диагноз, равносильный приговору. Исправить положение могла только операция (и то, вряд ли). Или чудо. Но его не происходило на протяжении шести лет. Да они его и не очень ждали, честно говоря.

Ксеня привыкла к Пашкиной ревности. Привыкла настолько, что, прожив полгода у его родителей, приехала с твердым убеждением, что гроша ломанного не стоит верность, если ее на каждом шагу подвергают сомнению. Вернувшись в Н-ск, она, вопреки Пашкиным скептическим возражениям, устроилась на работу и отдала Сашку в садик, где, кстати, он чувствовал себя неплохо, по сравнению с домом, где принимался реветь из-за каждого пустяка. Новая жизнь придала ей уверенности и Пашкин отъезд на три месяца не вызвал обычного страха и тоски.

Перемену в ее настроении заметил не только Женька. Ей самой стало казаться, что вернулось то время, когда они все учились на первом курсе и были просто друзьями. Правда, тогда они могли гулять дольше. А сейчас всего одиннадцать, а уже никого нет, всем с утра на работу, остался только один Руслан, который ночует уже третий раз. Интересно, как на это смотрит его подружка? Она, несмотря на старания Руслана и Женьки, упорно не хотела сходиться с ними. И вряд ли одобряет Руслана, но терпит — знает, видно, что друга тянет сюда пианино, и если бы не оно, то чихал бы Руслан давно на эту компанию.

Зачем ему эти тетки и дядьки с их ностальгией по студенческой молодости, старомодными песнями и проблемами, отнюдь не студенческими: работа, семья, дети?

Остается ночевать, чтобы в семь утра сесть за пианино и поиграть до того, как надо будет идти в университет. А сегодня вдруг решил отвести Сашку в садик…

Пришел Руслан. Улыбнулся, заглянул в чайник. “Интересно, он когда-нибудь бывает грустным? — подумала Ксения. — Впрочем, чего это я? Бывает, конечно”.

Конечно, он не всегда улыбался. Вот и сейчас он был заметно уставшим, и, похоже, как раз, грустным. Это Ксения сама расцветает в улыбке, видя его. А про него вернее было бы сказать “светится”. Светился он всегда, это было правдой.

— Вот и я, — он сел за стол. — Что, тортик доедать будем?

— Ну давай, — Ксения разложила по тарелкам остатки торта. — Сашка спит?

— Спит, — Руслан взялся за ложку. — Ты устала?

— Да нет.

Каждый день толпа. Достали тебя уже, наверное?

— Что ты! Наоборот, я отрываюсь, пока Пашки нет. Полгода никого не видела, и до этого — встречались по звонку, украдкой. Ты ж помнишь. Приедет Пашка — снова то же самое.

— Понятно…

Он принялся за торт. Ксения вдруг поняла, что впервые осталась с ним вдвоем. Ну и что? Отчего она так разволновалась? Ксения прижала ладони к щекам, чтобы остудить их. Руслан, слава Богу, вроде, ничего не замечал. Уплетал торт, размышлял о чем-то своем.

— Вот ты, наверное, точно устаешь с нами, — сказала Ксения.

— Да ну! Наоборот, мне очень хорошо здесь.

Ксения даже засмеялась от такого признания.

— Правда, что ли?

— Правда. Чего, думаешь, я сюда мотаюсь каждый день, да еще и ночевать остаюсь?

— Из-за пианино.

— И из-за него тоже. Но не только. Голос его приобрел загадочное выражение. И вместе с тем, стал еще более грустным. Неожиданно это все сменилось мрачной отрешенностью. Ксения испугалась.

— Руслан!..

— А? — он поднял голову.

— У тебя что-то случилось? Ты что загрустил?

— Да так, — он невесело усмехнулся. — Какие проблемы могут быть у первокурсника?

— Что, совсем никаких?

Он молча рисовал ложкой по клеенке.

— Расскажи, — тихо попросила Ксения, чувствуя, что ему нужно выговориться, но он не решается. — И не думай, что твои проблемы ничто по сравнению с нашими только потому, что ты первокурсник.

Он поглядел на нее искоса.

— Ну ладно… Только не говори потом, что я тебе жалуюсь. И не смейся.

— Не буду, — пообещала Ксения.

Руслан помедлил еще немного. Наконец, решился заговорить.

— Ты знаешь Дину?

— Твою подружку? Знаю. Правда, мы с ней почти не разговаривали.

Руслан кивнул.

— Так вот, — сказал он, глядя в сторону. — Мы с ней — жених и невеста лет с семи. Или даже раньше. Рано или поздно станем муж и жена. Он замолчал.

— Ты говорил, — осторожно сказала Ксения.

— Ну да. Она меня любит. А я… Я такая свинья, Ксень.

— Почему?

— Потому что… Я всегда был уверен, что она — моя. И никуда не денется. И представить себе не мог, что было бы в противном случае. И вместе с тем, такие фортеля выкидывал! После восьмого класса мы вдвоем собирались поступать в театральное. А мне в последний момент, как вожжа под хвост попала, и я заявил, что иду в девятый. Она тоже пошла. Меня это задело, неизвестно, почему. И я в последних классах здорово налег на математику, которую ненавидел всю жизнь. В заочку здешнюю поступил. Родители обалдели, но папа доволен был. Он с самого начала меня на инженера склонял учиться. Но мы все же собирались в театралку, только после десятого. А тут мне приглашение из заочки приходит. Поступайте, мол, на мех-мат в наш университет. Я взял и поехал. С Динкой тогда здорово поругались. Думал, насовсем. Приезжаю сюда, а на следующий день ее встречаю! Два дня делали вид, что незнакомы. Потом помирились. Она экзамены лучше меня сдала — рассердилась очень. Когда она сердитая, у нее все лучше получается, чем обычно. У меня наоборот, но это не в тему… Вот, короче, так мы и остались здесь.

Он дотянулся до магнитофона, переставил кассету.

— Вот. После этого я успокоился и решил, что детство прошло, всякий там переходный возраст, и хватит хвостом вертеть и жизнь друг другу портить. Поверишь, полгода жили душа в душу! Она, конечно, вредничала, Женька недаром удивляется. Но я-то ко всему этому привык за одиннадцать лет и не обращаю внимания. Знаю, что она меня любит, и все. И я ее люблю. Вернее, знал. А теперь…

Он удрученно замолчал.

— А теперь? — спросила Ксения.

— А теперь я не уверен, что любил ее когда-нибудь вообще.

— Ого! — не выдержала Ксения. — Ты осторожнее в таких заключениях.

— Почему ты так решил? Вы опять поссорились?

— В том-то и дело, что нет, — вздохнул он. — Просто я влюбился.

— Самым наглым образом. Отчаянно люблю другую женщину. К Дине я ничего подобного не испытывал. И что теперь делать, не знаю.

Конец ознакомительного фрагмента.