С судьбой не поспоришь

Валентина Гусева

В книгу «С судьбой не поспоришь» вошли житейские истории о непростых судьбах жителей русской деревни, попавшей в жернова истории, о событиях, которые эти люди переживают всем миром, о любви, которая хранится в памяти стариков и помогает им жить.

Ах, это белое платье…

С Ульяной мы подружились совершенно неожиданно, она переехала к нам из далекого саратовского села, в соцсетях с моим соседом Володькой познакомилась, что-то нашла в нем и приехала.

У нас не юг, зима рано накрывает, но ее, знать, вот эта придуманная любовь грела. На календаре конец декабря, а она, гляжу, то и дело простоволосая бегает, то до бани, то до дровяного сарая. Володька, он вдовец, лет уж шесть, как жену свою, Настену, похоронил, никак не женился, сорок с лишним ему, а все один да один, ни жены, ни детей, думали, что так бобылем доживать и будет. А тут поди-ка, какая краля к нему пожаловала, зашушукались бабы, зазмеилась по улице молва, мол, эта чего доброго еще и родит ему, вон какая у них любовь-то, по улице он ее за ручку водит, виданое ли дело, не мальчик же. И она сияет, знать, нравится ей быть на виду у деревни, никаких разговоров не боится, да и какие разговоры-то, мы не знаем ее, она не знает нас. Но грех скрывать, хотелось нам с бабами узнать, ждем только удобного случая, чтобы завести душевный разговор да все и выведать. И вот как раз перед Новым годом забегает она ко мне в избу и просит соли. Я так руками и всплеснула, это кто же праздник без соли встречает. Насыпала ей в стакан, а сама к столу приглашаю, мол, давай, соседушка, поближе познакомимся. А она и не отнекивается, видно, и ей это знакомство по сердцу. Бабенка красивая, ничего не скажу, повезло Володьке, только меня другое удручало и уж очень хотелось узнать, что ее в наши снежные края пригнало, почему ей в тепле-то не жилось, ведь там же рай был, а не место, зимы почти никогда не было, не то, что у нас, восемь месяцев зима, а остальное — лето. Но как вырулить на этот разговор, ума не приложу. Уж сама ей все-все про себя расписала, и о том, как от судьбы бегала, и как судьба меня обратно привела да вот на это место и определила, мол, мало ли чего, в город хочется, живи в деревне и не разговаривай, вот и живу сорок лет, вросла в эту землю, хоть краном тащи, не вытащишь. Потом я стала ей показывать подарки, которые приготовила к празднику детям, сношкам, внучатам, ну, и мужу. А купила я мужу кошелек. Ему до меня дети купили, но ему тот не понравился, говорит, мол, больно велик, у меня и денег-то столько не бывает. Капризный мой Игнатьич. Поехала я в город, да и купила этот, поменьше, знаю, что моим подарком доволен будет. Вот, можно сказать, с этого кошелька и завязался у нас с Ульяной душевный разговор, а потом уж и дружба. Она мне вдруг и говорит:

— А вы старый-то кошелек мужа куда денете?

— Так выбросим в мусорку, хватит уж, послужил, чуть не до дыр истерся, дед-то у меня добытчик, мне денежку давал и себя не обижал, в кошельке у него всегда копеечка водилась…

— Вот и берегите старый кошелек, не выбрасывайте, а то вместе с ним можно весь достаток семьи выбросить. Последнюю купюру из него возьмите и в новый кошелек переложите, а старому найдите в доме местечко, пусть лежит, есть не просит…

Я посмотрела на Ульяну с нескрываемым интересом, что-то в этой бабенке было, какой-то свет неземной, подумалось, грешным делом, уж не приворожила ли она нашего Володьку. А тут и он, ступил через порог, зовет ее, а она ему:

— Да вот я пришла соседей наших дорогих пригласить, приходите к нам Новый год встречать…

— Что ты, что ты, — заотнекивалась я, — не под годы уж нам по гостям-то ходить, вы позовите кого-нибудь помоложе, вам повеселее будет, а чего со стариками сидеть, мне уж и выпить нельзя…

— Да разве в выпивке дело? Мы и так споем, что вся улица дрогнет… Столько дней тут у вас живу, а никого не знаю, сижу дома одна да только свист метели и слушаю. А с вами вот познакомилась, теперь встречаться будем, говорить о своем, о женском…

За ней следом и Володька начал уговаривать, пришлось согласиться. Да я еще вовремя вспомнила, что на Рождество ко мне дети мои приедут, так позову соседей, да и отугощаю, в долгу не останусь. Боялась, что Игнатьич мой не согласится, тоже выпивка-то стала проблемой в последние годы, начнет канючить, как обычно: «Зачем да куда?», а он ничего, оживился даже, заулыбался как-то загадочно. «Ах, ты, кобель старый! — хлопнула я ему по загривку. — Гляди-ка, не иначе, и у тебя взыграла молодость…»

В этот день пуржило с самого утра, кажется, заненастило надолго, сыпало откуда-то с небес и крутило уже у земли.

— Вот тебе и праздник! — вздохнул Игнатьич, — с гармонью к елке никак не пойдешь, испортишь снегом весь инструмент, да и сам задрогнешь…

— А ты что, не к елке ли еще собрался? Года уж три не ходил, там другие гармонисты наросли, вон, хоть тот же Володька и поиграет, твой ученик…

— Да я чего? Я ничего…

— Вот и не чевокай, а то рассержусь, так на печке будешь праздновать…

Вот так с шутками да перебранками мы и собрались, прикатили к соседям все в снегу, еле нас Володька веником отмел. Уселись за стол. Надо сказать, что Ульяна богатый стол накрыла, Настена-то, не тем будь помянута, не хозяйственная была, болела смолоду. А тут было видно, что Володьке это все нравится, он счастья своего скрыть не может. Попили, поели, Президента послушали, даже парочку песен спели, да и домой засобирались, решили: чего молодым мешать. А тут Володька вызвал моего деда на крылечко, покурить. Накинули они куртки и вышли. Вот в этот момент я и решила у Ульяны спросить, чего ее в наши-то края привело.

Она не сразу ответила, погрустнела, задумалась на миг, а потом глянула на меня и начала:

— Не судите меня строго. Я от мужа сбежала…

Я не сдержалась, так и охнула:

— Да ты что?

— Не удивляйтесь, сбежала-сбежала, да специально подальше, чтобы он ни за что меня не нашел. А найдет — убьет…

— А Володька-то все знает?

— Почти все, только не знает, с чего наша с мужем вражда началась… Я ведь замуж по большой любви вышла, а у мужа ко мне была только страсть… Я иногда кричала от боли, как он мучил меня в постели, никому не приведи, Господь… Он был старше меня на девять лет, уже угасать начал, вот и старался… А спасло меня знаете что? Ни в жизнь не догадаетесь… Свадебное платье…

— А оно-то при чем?

— А при том, при чем и ваш старый кошелек. Пришла ко мне как-то соседская девчушка, печальная, ее Снежную Королеву назначили играть в школьном спектакле, а платья нет. Вот тогда я и вынесла ей мое свадебное, решила: зачем оно мне теперь, только место в шкафу занимает. Свекруха увидела, закричала: «Что ты творишь, отдаешь свое семейное счастье чужому человеку…» А я и рада, насытилась я уже этим счастьем до слез. Не послушала ее, что-то отрезала, что-то ушила, сделала девчушке костюм…

— И что?

— А то! Начал мой благоверный вдруг ухаживать за молоденькими девочками, придет с работы злющий, в мою строну даже не глядит… А я и рада… Только кончилось все не очень хорошо, привязался он к девятикласснице, прохода девочке не давал со своими похотливыми предложениями. Беда могла случиться, хорошо, что однажды мальчишки сговорились и накостыляли ему, а потом все и всплыло, девочки одна, друга, третья стали рассказывать о нем. Судили его и посадили, срок не очень большой дали, но я за это время успела с Володей познакомиться и улизнуть. Думаю, не найдет он меня теперь, а может, и искать не будет… Так что не отмахивайтесь от примет, они веками проверены, всякое бывает…

Я никому не стала рассказывать об Ульяниных злоключениях, да и уехали они вскоре, думаю, что она Володьку опять в теплые края переманила. Так что продали дом и уехали, Ульяна уж ребеночка под сердцем носила.