Литературные страницы 9/2020. Группа ИСП ВКонтакте. Май 1 – 15

Валентина Спирина

«Литературные страницы» – серия не тематических сборников. Акулы пера и первые пробы пера. Поэты и прозаики. Знаете, на что это похоже? Квартирник, где собрались авторы и ведут неспешный разговор обо всём на свете: погода, политика, мечты, любовь. Спокойная уютная обстановка располагает к тому, чтобы завернувшись в плед, обхватив ладонями кружку с душистым чаем, сесть вечером и читать, читать, читать, открывая для себя новые имена и произведения. А так же анонсы новых проектов ИСП.

Творчество авторов

Важно! Все произведения публикуются в авторской редакции и с согласия авторов!

Я успокоюсь лишь в твоих объятьях

Татьяна Еременко

Я успокоюсь лишь в твоих объятьях,

Как маленький ребёнок, слыша стук

Родного сердца. Твёрдо безоглядно

Вдруг ощутив: я дома, ты мой друг,

Моя опора и души обитель.

Мятущейся, но искренней души,

Которая боялась, что обидят

И раны нанесут, что не зашить.

Что так устала в людях ошибаться

И ждать подвоха. Снова жизнь начать!

Чтоб в нежности твоей всегда купаться

И на любовь любовью отвечать.

Я успокоюсь лишь в твоих объятьях,

Согретая теплом любимых глаз.

И пусть «мотаю нервы» я нещадно,

Но я люблю тебя, как любят раз.

Будем жить…

Константин Гречухин

Человек начал с огня: несколько прохладно ему после Рая было, а условия обеспечения комфортного проживания, когда о них совсем не думаешь, уже никто не обеспечивал.

Появился дом-появилась и печь. Надежно и неизменно, до сих пор: прогресс их никак не изживет…

И есть в них, печах, что-то необъяснимое, что делает их не только поставщиками тепла…

Наверное, печь, одно из первых, что я запомнил с детства, после, конечно, дедушки и бабушки.

Много приходилось видеть самых разных печей. Уверен, что есть еще много таких, которым впору удивиться. Особенно после той печи, что увидел на службе у своего друга-однокашника.

Дело, разумеется, было зимой. Она удалась на славу: трескучие морозы, вьюги, метели…

Так и было в ту ночь. А за день до этого позвонил мне Валера. Несколько неожиданно было услышать его голос, так как после выпуска из военного училища мы не виделись, только слышали от друзей какие то новости.

— Приезжай, — говорит, — я сейчас рядом с Москвой работаю.

Я поехал, это было недалеко от МКАД. То, что он работает несколько удивило меня, потому как он должен был служить в своей родной Коломне, куда он перевелся из Рязанского десантного полка. Зачем-я не совсем понимал, но догадывался. Все коломенцы страшно и незабвенно любили свой город. Нам, приехавшим туда учиться это было несколько удивительно, так как ничего особенного в этом городе мы не видели, а только мечтали быстрее закончить университет и разъехаться.

Валера встретил меня тепло. Он по другому не мог, а наверное, даже если бы и захотел, то не вышло бы у него ничего, оставаясь таким же неспешным улыбчивым и мягким — совсем не изменился. Я никогда не видел его злым. Как всякий интеллигентный человек, в случае, если ситуация могла других сподвигнуть на элементы агрессии в поведении, Валера просто становился серьезным. И молчал, но только как-то уж слишком настойчиво смотрел на собеседника. Как долго это могло продолжаться-неизвестно, только ясно было одно, что Валера к делу может приступить безо всяких слов.

В дороге я думал, что война как то должна была изменить его. Но нет, заметно не было. Он по-прежнему немного застенчиво улыбался, будто стесняясь раскрыться еще больше.

Чего нельзя сказать было о его печи, которая не сдерживала себя в отдаче всех своих горячих чувств. Открыв дверь небольшого домика на территории базы, которую охранял мой друг, мы очутились в самом настоящем царстве, в самый разгар жестоких морозов.

После, пусть и небольшого пути, мгновенно закоченевшие замерзшие конечности мои стали оживать. Таким образом, прием был теплым с обеих сторон-Валера и его печь были на высоте температурного столба.

Я присмотрелся к интерьеру. От времени, здание просело, и было ощущение, что мы находились несколько ниже уровня земли.

Но больше удивляла печь. Ее место было центральным, по крайней мере, именно она бросалась первой в глаза.

Я таких раньше никогда не видел. Сложно подумать, есть ли вообще стандарты печного строения, но эта, по всей видимости, создавалась здесь мастером с хорошим творческим развитием, и под своевременные нужды именно этого помещения-так она органично занимала свое место. Было ощущение, что здание строили ради нее.

Печка не было высокой во всю стену, какими иной раз приходилось их видеть, она занимала почти всю сторону небольшой комнаты в высоту примерно до ее половины. При этом нижняя ее половина была приспособлена под приготовление пищи: прямо в основании были встроены две круглые секции, закрытые чугунными вставками со спиралевидными вырезами — сейчас они были красными от разогрева.

Снизу располагалось устье топки и еще ниже подпечек.

Слева, ближе ко входу, было отведено место для дров, которые могли хорошо просохнуть.

Справа было место, что-то навроде завалинки, покрытое кучей каких-то не то одеял, покрывал, ковров. В общем, там можно было, прилечь.

Я молча смотрел на печь, отчего-то глубоко задумавшись. И только Валерий, несильно толкнув меня сказал:

— Ну что, приготовим что-нибудь поесть?

— Да-да, — я встрепенулся, — что есть у тебя?

Без лишних дискуссий было решено жарить картошку. Все, что к ней причитается у Валеры было: захваченные с собой на дежурство соления, черный хлеб.

За окном бушевала метель. Передо мной возникли образы из когда-то прочитанных книг. Очень литературно все получалось. Настроение у меня приподнялось, совершенно исчезли как наваждение тяжкие помыслы от накопившихся проблем — их просто растопило жаром печи-работницы уюта и

Здесь было хорошо. Отчего-то не хотелось возвращаться в действительность, которая находилась в каких-нибудь километрах от нас. А о том, что будет завтра мысли в голову даже не приходили. Хотя, естественно, было о чем думать-не так проста оказалась гражданская жизнь, как о ней думалось в армии.

Я думал о том, только ли тепло самой печки может давать то состояние покоя, и наверное приходящее чувство благополучия? Что еще надо? Как оказывается, не так уж и много? Пирамида потребностей? Как то не думалось о ней сейчас. Наоборот, она казалась здесь совсем лишней. Росту ей не оставалось после печи.

В чем секрет? Ведь и дома можно включить, в крайнем случае, обогреватель—то же тепло будет. Но нет, же.

А вот, даже мысленно поставишь печь в середину комнаты, и уже совсем иначе на жизнь смотришь. Все мои мечты и фантазии, которые будоражили мое воображение в армии в представлении о будущей гражданской жизни сейчас абсолютным образом померкли перед тем простым состоянием удовлетворенности.

Может мы не тем в жизни занимаемся, не к тому идем? К чему все эти карьерные ожидания, стремления к науке,

Кажется все для того, чтобы улучшить жизнь, произвести то новое, что осчастливит наше бурное существование. А на деле? Производим новые сублиманты, чтобы заменить поднадоевшие.

Только вот такой продукт как печь отчего то никак не надоест. Оттого и не исчез еще вовсе. Хотя, с учетом прогресса мест для их установки становится все меньше. Как жить будем?

Валера ушел осматривать порядок на вверенных владениях. Меня бы ни за что сейчас не выгнать было на улицу.

Я тем временем разобрался с чисткой продуктов и начал процесс самого приготовления. Время с неспешными думами шло незаметно, но комфортно.

— Там запах по всей территории, — Валерий ввалился через порог, вслед за ним пыталась ворваться незванная гостья-метель, наверное тоже решила полакомиться, но он быстро прихлопнул ей дверью нос, точнее, отсек часть ее одеяния, которое в виде ворвавшегося снега стало оседать и таять в прихожей.-Днем тут днем шашлыки на продажу проезжающим дальнобойщикам жарят, так у них такого и в помине нет.

Валера с видимым удовольствием наступающего ужина улыбался раздеваясь.

За едой мы разговорились. Как я и предполагал, именно по причине большой любви к Коломне и своей бабушке, он сделал большой шаг, переведясь из воздушно-десантных войск в сухопутные.

— А что мне? На войну съездил, долг выполнил. Человек я не карьерный.

— Валер, но там же совсем другая жизнь у них. У нас порядок, все на местах, дисциплина. Да, и можно сказать, мы с детства тельняшки носим.

— Это я уже потом понял, когда на место приехал. И то, что не смогу с ними дальше, другие совершенно: и как люди, и как офицеры. Оттого сейчас и увольняюсь. Вот здесь сейчас оказался. Шел по городу, вдруг навстречу, помнишь, майор Соза из учебного отдела? Здравия желаю, товарищ майор. Одно, другое, он говорит, что сейчас начальник службы безопасности, объектов по области много. Приходи, мол, начни, там видно будет.

— Ну, а дальше что?

— Там видно будет, — засмеялся Валера, — оформить увольнение из армии надо сначала.

Мы помолчали. Я понимал, что ему нелегко сейчас и лучше вопросами о будущем не тревожить человека.

Валера поставил большой чугунный чайник на горелку печи.

Я посмотрел на нее еще раз. Может быть, в самом деле, это здание не стали разрушать именно из-за печи? Ну у кого бы рука поднялась такое сделать?

Ведь, очевидно, что функциональная польза от этого домика совсем небольшая: сначала возвели ее, видно, для строителей большого комплекса вокруг. А потом, уж в конце, подумали, ладно, пускай стоит, каши не просит. Но это тогда можно было бесплатно все содержать, а сейчас, подавно не снесут, все уже денег стоит.

Валера заметил мой интерес.

— Да, многие засматриваются. Есть в ней что-то необычное.

Он помолчал.

— На войне у нас тоже печки разные были. И что интересно, даже в палатке переносную поставишь и уже как-то по домашнему становится. С заданий возвращаемся, так думаешь, что сейчас придешь, ухаживать за ней начнешь, хорошо станет, отдохнем.

Я вспомнил, что самую большую печь в моей жизни я видел именно в армии, во время обучения в военном университете. Зима тогда была не такая лютая как сейчас, но снега было много. Были мы зимой на полевом выходе перед самым Новым годом и я, видя такое обилие красивых снежных покровов не мог не возгореться в сердце, мечтая привезти это настроение домой на праздники.

Зашли мы с огромным прапорщиком средних лет в здание, о существовании которого я и не догадывался, где была просто огромная печь. Он открыл дверцу, чтобы забросить в нее несколько полен. Топочная камера находилась прямо перед моим лицом: внутри все гудело и завывало. Мне показалось, что какой-то неведомой силой может и меня туда затянуть и я несознательно сделал пару шагов назад. Прапорщик заботливо захлопнул топку:

— Пошли.

Есть в них что-то надежное, в этих таких прапорщиках. Будто берегут они незаметным образом какой-то покой, прямо как печи. Мы закончим и разъедемся по свету. Придут новые ученики, будут также удивляться и бояться, а прапорщик с печью будут все те же. А мы все будем приходить, разъезжаться и сгорать от желания сделать этот мир лучше. И кто-то из нас на этом пути будет становиться только хуже, кто-то сгорать от борьбы, а кто-то и близко к сердцу ничего может и не взять. Нужно ли все это? Когда вот так вот, незаметно, такие прапорщики и печи сохраняют все лучшее что есть, тихо и незаметно для всех. Ведь пригодится когда-нибудь и широкая добрая душа прапорщика и огромная теплая печь.

01.04.2013 г. — 14.05.2017 г.

Семейное фото

Наталия Варская

Обычно Лида фотографии своей семьи в Инстаграм не выкладывала, но всё-таки решилась и выложила. На снимке был муж Лиды, их трёхлетний сын и сама Лида. Фото было очень милое и домашнее, на фоне новогодней ёлки.

И посыпались комментарии:

— Какая у вас дружная семья! Счастья вам!

— С наступающим!

— Как сын на отца похож, одно лицо!

Но многие комментарии стали для Лиды большой неожиданностью:

— А что это ваш муж такой худой? Наверное, не кормите?

— Видно, что муж вас не любит, он как-то отстранённо выглядит.

— Почему ваш муж на фотографии в домашних тапочках? Это неприлично!

— Да ясно, почему он в тапочках. Жена заставила надеть, чтобы в ботинках по паркету не ходил. А он недоволен.

— Не из-за тапок он недоволен, а от того, что теперь фото увидит его любовница и поймёт, что он врал насчёт того, что с женой живёт как с соседкой и только из-за ребёнка.

— А я думаю, что он хочет есть, а жена вместо еды устроила фотосессию.

— Скорее всего муж просто устал. Пашет, пашет, домой приходит, а там игрушки по полу раскиданы, ребёнок капризничает, ужина нет. Вон, худой какой, муж-то.

— Ерунда всё это. И вовсе он никакой не муж, а нанятый статист. Раньше-то фотографий не было. Нет никакого мужа.

— А может быть и ребёнок не её, а соседский.

Лида хотела было начать объяснять, что муж питается нормально, что у него и отец, и дед такие же худощавые. И что ребёнок не соседский, есть даже фотографии с выписки из родильного дома. И что муж просто фотографироваться не очень любит, стесняется, поэтому и вид такой. И что всё у них в семье хорошо и дружно. Но потом Лида решила, что объясняться бессмысленно. Люди видели то, что хотели, то, что было близко к их собственным проблемам, а фотография не имела никакого значения. Выложи Лида фото с котом, те же люди написали бы, что шерсть у кота не блестит, что, видимо, хозяйка его неправильно кормит, и что вид у кота несчастный, довольные коты выглядят иначе и т.д., и т. п.

— Права я была, что семейные фотографии не выкладывала, — подумала Лида и удалила фотографию.

Белостишье

Валентина Иванова

Сегодня будут не совсем обычные стихи,

В них нет рифмы и иногда их называют «белыми».

Но ведь и мы люди не совсем, как все.

Мыслим, пишем, дышим — по своему.

Но не хочу про всех. Я буду писать только о тебе.

О твоих океанах — чувственно-глубоких, нежных,

Где каждый камень и риф на своем месте — ложе.

И волны ласкают их, как опытные любовницы.

Я хочу писать о твоих дорогах в бесконечность —

Через заснеженный лес, переходящий в горы.

И каждая снежинка здесь танцует только для тебя —

Обнажая лучики-руки, лишь бы коснуться твоего лица.

Хочу писать про твои пещеры — никем неизведанные.

Капли летят с потолка, словно гаснущие кометы.

А я одна среди этой величественной пустоты

Загадываю желание, словно на падающие звезды.

Да. Кстати, о звездах. Это вообще отдельная тема.

Твои звезды — самые необычные — и не спорь.

По Млечному пути скользят, словно манекенщицы,

Чтобы понравиться тебе и остаться в твоей музыке.

Я хочу… Я хочу писать только о тебе. Только для тебя.

Даже если это будет маленький стих о божьих коровках —

Одной из них в моих мыслях будешь ты, мой хороший.

Ибо я пишу, пока думаю о тебе.

Пока ты позволяешь мечтать о тебе.

Как не крути, всё суета сует…

Татьяна Гассан-Филиппович

Как не крути, всё суета сует.

Не будет уж того, что раньше было.

Остыло сердце и душа остыла,

Желаний и любви уж больше нет.

Не хочется бежать за тридевять земель,

Не хочется творить, не зная меры;

Нет больше веры и надежды нет,

Кругом зима, заносы и метели.

Вновь колокольчик зазвенит в душе,

Прислушаешься: — Может что-то будет?

Но трудно сердце растопить уже —

Оно ни ран, ни боли не забудет…

Устало тело и душа болит

И разрывается на тысячи кусочков,

И разум у неё берет отсрочку,

Когда, вдруг, мудрость с сердцем говорит:

— Всё быстротечно в этом мире, всё проходит

И обрывается струна, и вышел срок,

И старость медленной походкой на порог

Ползёт, а молодость, увы, уходит…

Но я кричу своей судьбе: — Постой!

Не оставляй же, не бросай на переправе, —

Святой водой меня скорей омой,

Я вижу лик в божественной оправе!..

Под своды храма медленно вхожу,

В руке свеча горит, душа пылает

И только истинная вера знает,

О чём молюсь я и о чём прошу!

Интриги

Наталия Варская.

В нашем оркестре такие интриги!

Скрипки дерутся за звание примы,

А барабаны, как два забулдыги,

Стали нарочно пробухивать мимо.

Трубы друг другу забили бумагой

Мощные глотки, и шепчут невнятно,

Старый габой рядом с альтом-бродягой

Громко орал, а о чём — непонятно.

Белый рояль возомнил себя главным,

Так и сказал: «Я король ваш и точка!»

И протащил за собой очень плавно

Бабу-гармонь и сказал: «Это дочка».

Только на дочку она не похожа,

Видно, любовница. Ух, разбитная!

Наглая девка, вся в кнопочках рожа.

Вот обстановка в оркестре какая!

Только на мне весь оркестр держался,

Но обо мне все как-будто забыли.

Грянули «Мурку» вдруг вместо романса.

Что за денёк? Как с ума посходили!

Да, я представиться даже забыла

В этих волнениях в мире искусства:

Лира я. Да, одинокая лира.

Как же на сердце томительно — грустно!

А виновата, конечно, гармошка.

Всех взбаламутила, всех взбередила.

Вот одышусь, приободрюсь немножко —

Всем покажу, кто здесь главный светило.

Никаких разрух

Наталия Варская.

Инна Павловна прочла гору статей на тему коронавируса, внимательно смотрела все программы по ТВ, прошерстила социальные сети и решила как-то всё это систематизировать.

Начала Инна Павловна с симптомов:

1. Вам не удаётся глубоко вдохнуть и задержать воздух. Но даже если удаётся — это не означает, что вы не больны.

2. Температура от 37 и 5 градусов. Но может быть и 36 и 6, и 37 и вообще любая.

3. Сухой кашель. Но даже если кашля нет, это не значит, что вы здоровы.

4. Слабость. Но при заболевании этого может и не быть.

5. Могут быть признаки респираторной инфекции: насморк, озноб, кашель. Но может не быть никаких признаков.

Самый верный способ выявить заболевание — сдать тест. Только учтите, что в очереди, по дороге и т. д. вы можете подцепить инфекцию. А так же один тест может оказаться ошибочным. Надо сдавать повторно.

Меры избежать заражения:

1. Носить маску в общественных местах. Правда маска от вируса не защищает и может вызвать проблемы сердечно-сосудистой системы и дерматиты. Кроме того, маска, если её трогать руками, может послужить источником заражения.

2.Носить перчатки. Правда на коже вирус держится несколько минут, а на перчатках несколько часов.

3. Тщательно мыть руки с мылом.

4. Дизенфицировать поверхности.

5. Повышать иммунитет, например есть лимоны, имбирь, хотя против вируса это не помогает. Полезен свежий воздух. Но на улицу выходить нельзя.

Инна Павловна поняла, что единственный эффективный метод — мытьё рук. И не дорого. Но маски и перчатки носить всё равно пришлось, так как за их отсутствие штрафовали.

Голова Инны Павловны пошла кругом. Тут ещё информация про чипы в вакцине подоспела, а так же пргнозы о том, что эпидемия пойдёт на спад, но скоро снова возобновится. Затем пришла новость о том, что лето будет аномально жарким и неизбежны пожары.

— Они что — сговорились?! — воскликнула Инна Павловна и на нервной почве решила познакомиться с каким-нибудь одиноким пенсионером в интернете. На сайте знакомств женщина нашла военного пенсионера Константина Векшина, фотогафия которого ей приглянулась. И только хотела Инна Павловна написать мужчине в личку, как её осенило: Константин Векшин — это же К.В.! Неприятный осадочек от этих букв стёр все благие намерения и Инна Павловна погрузилась в мир своей любимой классической литературы.

— Как же я раньше не замечала, что буквально все героини Ремарка больны туберкулёзом! Не коронавирус, конечно, но всё равно неприятно.

Вспомнился «Пир во время чумы» Пушкина. И вообще из классики на ум приходили сплошные хронические и инфекционные заболевания. Вот и в Чеховских «Цветах запоздалых» опять туберкулёз.

И тогда Инна Павловна нашла отдохновение в старых советских фильмах. Румяные, весёлые, здоровые люди с бодрыми песнями пахали поля, строили дома, влюблялись и, как говаривал Булгаковский профессор Преображенский: «Никаких разрух».

Последний месяц весны!

Татьяна Гассан-Филиппович

Весны последний месяц Май

Расцветом яблонь завлекает, —

Красиво, будто невзначай,

Мне о любви напоминает!..

Ведь я притихла после бурь

И ветра злого завыванья, —

И неба чистого лазурь

Мне отражается молчаньем…

Но где-то, в глубине души,

Живёт надежда и мечтает,

О многом думает в тиши,

И сердце тихо замирает…

Ах, годы, годы! Как же так?

Я помню Май, где счастье было…

Твои глаза, признанья знак,

Я до сих пор не позабыла!

Летела жизнь, как верный конь,

Сбивая напрочь все преграды,

А в сердце жил любви огонь,

И каждой встрече были рады!

В мае пахнет акацией сладко

Татьяна Еременко

В мае пахнет акацией сладко,

И до лета всего один шаг.

Ты нарви мне сирени украдкой

Прошепчи, как ты любишь меня.

Положи мне цветок на подушку.

Пусть разбудит его аромат.

Я хочу с тобой вместе послушать,

Как зовёт соловей наугад.

Шаловливым котом по карнизу

Пусть пройдет за окошками дождь

И напомнит, как в первую зиму

Грели в наших ладошках любовь.

Обними меня нежно и страстно.

Я хочу плыть с тобой по волнам

В кругосветный и самый прекрасный

Путь до звёзд, к неизвестным мирам.

Несравнимое чувство, как крылья

Вырастают, чтоб в небе парить.

Потому что есть в сердце любимый,

С кем душа, словно птица, летит.

Карма Людмилы

Наталия Варская

Алкоголики — моя карма. Все мои близкие мужчины — алкоголики. Не то чтобы я специально их выискиваю и говорю:

— Ты алкоголик? Да? Давай не расставаться никогда!

Просто так уж повелось. Первая любовь случилась в школе. Мы часами говорили по телефону, ходили в кино. Во время выпускного он на радостях так напился, что весь вечер провёл в обнимку с унитазом. А потом быстро привык. На свидания стал приходить нетрезвый, экзамены в институт завалил, загремел в армию. А я влюбилась в сокурсника и вышла за него замуж. Образовалась весёлая студенческая семья. Родители скинулись, купили нам отдельную квартиру. Наверное, напрасно они это сделали. Квартира эта стала постоянным местом встреч нашего курса. Мы веселились и пили. В перерывах как-то умудрялись сдавать сессии и получили дипломы. Я устроилась на работу по специальности, а мой благоверный начал искать себя. Искания сопровождались выпивками и отвратительным самочувствием по утрам. Жили на мою скромную зарплату. Когда же я забеременела, молодой муж оказался к этому не готов. Его тонкая, ранимая душа не выдержала сурового быта и он сбежал к маме и больше я своего законного супруга не видела.

Дочь росла, я росла тоже. Жизнь налаживалась. Однажды я встретила настоящего мужчину Олега, в синей рубашке с золотистым галстуком. Он был руководителем крупной компании. Олег начал красиво за мной ухаживать: 101 роза, поездка на Мальдивы, подарки. Сыграли свадбу и я переехала с дочерью в шикарный дом мужа.

Вскоре сказка закончилась. Олег настоял, чтобы я ушла с работы и занималась только семьёй. В доме было много прислуги и мне оставалось только быть красивой и радостно встречать мужа с работы. Но возвращаться домой от стал всё поздже, а как-то вообще не пришёл ночавать. Я попыталась устроить скандал, но быстро была поставлена на место: — Люда, с жиру бесишься? Я пашу на благо нашей семьи! Чтобы больше вопросов никаких не было и кислого лица тоже!

От Олега постоянно пахло спиртным, в его кабинете я постоянно находила пустые бутылки из-под виски и коньяка. Рождение сына тоже ничего не изменило. Однажды я обнаружила переписку мужа с женщинами известной древней профессии. Попробовала поговорить с Олегом, но он назвал меня фригидной тупой курицей, а я вдруг отчётливо увидела, что передо мной морально деградированный алкоголик с деформацией личности. Развелись со скандалом и долгой делёжкой имущества.

Через три года, отдыхая в Сочи, встретила мужчину, от которого не могла отказаться. Главным его козырем была молодость и накачанное тело. Парень оставил родной Сочи и переехал ко мне. Работу он особо не искал, но друзьями обзавёлся быстро и собирал их в моем доме почти каждый вечер. В этих весёлых компаниях я чувствовала себя лет на 20 моложе и чуть не спилась вместе с ними. Кончилось всё тем, что однажды мой молодой гражданский муж с радостным лицом отбыл в свой родной город, сказав, что б не поминала лихом, что Москва не для него и что «всё было прикольно». А я твердо решила с пьющими мужчинами больше не связываться.

И встретила совершенно непьющего. Василий поражал своей серьёзностью и обстоятельностью. В его доме всё было расставлено по полочкам. И ни грамма спиртного. Неужели я попала в сказку? Вскоре выяснилось, что не в сказку, но попала. Василий оказался очень нервным. Стоило мне поставить чашку не на то место, следовала бурная реакция. Кроме того, он всегда был чем-то недоволен и ему требовалось побыть одному. Он запирался в своей комнате и выходил только поесть.

Однажды, когда я была одна, в дверь раздался звонок и на пороге появилась приятная дама, как оказалось, бывшая жена Василия. Она поведала мне много интересного. Во — первых попросила повлиять на её бывшего, чтобы он не забывал помогать их общему сыну. Иначе придётся подавать на алименты. Во — вторых, оказалось, что Василий когда-то очень сильно пил, но развелись они не по этой причине, а скорее, наоборот.

Василий, бросив пить, стал совершенно невыносим.

Для непьющих алкоголиков это характерно.

Вскоре мы расстались. А есть ли они, не алкоголики?

Найдётся ответ…

Татьяна Гассан-Филиппович

Дело вовсе не в холоде рук

Или взгляда, а может слова…

Столько в жизни было разлук,

Что не хочется этого снова.

А бывает просто — антракт…

Сердце скажет: «Устало немного.»

И Душа ему шепчет в такт:

«Отдохни и не будь к себе строгой.»

Завтра снова будет рассвет, —

Жизни вновь чудеса проснутся

И найдётся такой ответ,

Что заставит тебя улыбнуться!

Карантин

Наталия Варская

Сначала все кричали:

«Зачем нам карантин?!»

Мычали и ворчали,

И погружались в сплин.

Критиковали громко

На разные лады.

Уж в этом есть сноровка

И навык «от балды».

Как только отменили

Ужасный карантин,

Тревогу вдруг забили

Все сразу, как один.

Критиковали снова:

«Не так и не тогда!

Вокруг все нездоровы!

Тревога, господа!»

На этом вновь сплотились.

Орут из года в год.

Ничуть не изменился

Встревоженный народ.

Он был таким веками,

Он был таким всегда.

И мысли кувырками

Несутся сквозь года.

Не юная красавица давно…

Татьяна Гассан-Филиппович

Мы встретились с тобой… во сне.

В моем, в твоем? Но встреча состоялась!

Я трепетала, тихо улыбалась…

А ты стоял и улыбался мне!

Совсем другой, седой мужчина статный,

Чужой, далекий и…такой родной, —

Смотрел и улыбался мне одной,

И этот взгляд был только мне понятный!

Он прожигал меня насквозь,

Дурманил и тревожил душу

(Как будто из воды на сушу), —

Мы столько лет прожили врозь…

И я, не юная красавица давно,

А в жизни отрезвевшая до боли,

Не знала, что мне делать в новой роли —

Принять и оценить, что мигом мне дано?

Но верю я, что сердце не обманешь!

Ты рядом был и нежно целовал…

И чувств поток, вдруг, как девятый вал,

Нас бросил в глубину… А как спастись, ты знаешь?

P.S.«А вдруг получится прозреть

лишь для того, чтобы увидеться,

в глаза друг другу посмотреть

и помолчать, и не насытиться…»

(Владимир Леви)

Взрослые детки — большие бедки

Наталия Варская

Когда Анна Марковна наконец-то с грехом пополам освоила социальные сети, её ждало горькое разочарование, практически крах всех надежд и чаяний: её дети, сорокалетний сын Антон и тридцатипятилетняя дочь Ольга, оказались людьми недалёкими. До социальных сетей Анна Марковна детьми гордилась, думала, что они умнее, чем она сама, хотя о своём интеллекте женщина была самого высокого мнения. Ещё бы! За плечами философский факультет МГУ, диссертация, научные труды, почётные звания и грамоты.

Антон и Ольга выкладывали ужасающие посты, в которых очень резко критиковали существующий порядок вещей. Им не нравилось всё: коррупция, зарплата, произвол должностных лиц, налоги, социальная несправедливость.

— Эх, мало я внимания уделяла истории, когда детей растила! — сокрушалась пенсионерка.

И действительно, в какие-такие исторические времена и в каких-таких странах народ всё устраивало?

— Да никогда такого не было и быть не может. Так устроен мир. Так должно быть и так будет, — понимала женщина, живущая уже при седьмом по счёту руководителе страны.

Порядок был только при Сталине, но никто же не пожелает второго Сталина. Чего эта молодёжь воду вечно мутит? Намутили уже в девяностые, до сих пор разгребать приходится.

Анна Марковна хорошо помнила, как тогда молодёжь шла к Белому Дому, погибала там, и всё для того, чтобы привести к власти людей, которые народ ограбили, как никто до них, которые развалили армию, раздали территории, убили науку и образование.

Сейчас всё только начало налаживаться, а молодёжь снова воду мутит. Чего они хотят? Хорошо жить? Для всех не получится! Кто-то из них будет жить хорошо, но большинство — нет. Как всегда. Как во все времена. Времена всегда одинаковые. Вспомнился Черномырдин с его искромётной фразой: «Никогда такого не было и вот опять».

Более всего Анна Марковна ненавидела девяностые и не хотела больше ничего подобного.

Конец ознакомительного фрагмента.