Такая вот жизнь, братец—3. Диалоги с самим собой

Валериан П.

Очередной круг ада, по которому спускается в преисподнюю душа нашего героя. Ситуация тривиальная: жениться, бросив его теперешнюю жену и сына, или не жениться, оставив всё как есть. Шансы приблизительно равные: и тут, и там есть ребенок, и одного надо бросить, чтобы стать отцом другого. Вот он и решает, как лучше для него, для всех… Расчёт говорит ему одно, а сердце – другое. Налицо конфликт здравого смысла и любви. …А может, похоти…

© Валериан П., 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Возращение на круги своя

Поезд молей мечты

21.06.79

Сегодня моя последняя ночь в Нигерии (см. Такая, Вот, Жизнь, Братец — 2) Сегодня всё в последний раз: мой последний рабочий день на стройке и прощание с коллегами-переводчицами (не очень искреннее: они завидуют мне, а я им), последний обед в столовке, последняя поездка в Лагос, последняя прогулка по площадке.… Вот и сейчас, в последний раз завалюсь в койку и засну под шум кондиционера и урчание холодильника. И эти приглушенные голоса, и музыка, доносящиеся из нашего кинотеатра под открытым небом, — всё это в последний раз…

Странно, но при мысли о долгом перелёте домой уже не страшно. На душе покой, как у человека, достойно завершившего своё дело. Может это оттого, что на неделю назад благополучно отправил на родину любимую женщину с пятимесячным ребёнком в утробе? Не знаю. Может, и так. Эти полгода пролетели, как один день. Я был влюблён и любим, рядом была самая роскошная в мире женщина, и вообще… всё было окей. Были, конечно, и тревожные моменты. Пару месяцев назад С. подхватила малярию, пришлось обратиться в медсанчасть. Пришла врачиха, осмотрела её и говорит: «А вы знаете, вам надо срочно ехать в Союз. У вас прощупывается большая киста в матке». Но С. осталась: надо было дорабатывать контракт. И надо сказать, пахала она наравне со всеми нами: и на переговорах, и в поездках по фирмам и на трассу. Приходилось, как всем, простаивать часами в душных дорожных пробках и грязь месить на трассе. А по воскресеньям мы ездили на океан. Но теперь она уже дома, у неё все позади, а мне ещё предстоит и перелёт, и встречи…

Сегодня моя последняя ночь в Нигерии (см. Такая, Вот, Жизнь, Братец — 2) Сегодня всё в последний раз: мой последний рабочий день на стройке и прощание с коллегами-переводчицами (не очень искреннее: они завидуют мне, а я им), последний обед в столовке, последняя поездка в Лагос, последняя прогулка по площадке.… Вот и сейчас, в последний раз завалюсь в койку и засну под шум кондиционера и урчание холодильника. И эти приглушенные голоса, и музыка, доносящиеся из нашего кинотеатра под открытым небом, — всё это в последний раз…

Но мыслей о доме — нет. Не хочется думать, как всё будет ТАМ, как встретят, что надо будет говорить и т.д., и т. п. Если всё обойдётся, и я останусь жив (а как же иначе!), буду считать, что мне крупно повезло. А всё остальное — мелочи жизни.

Но мыслей о доме — нет. Не хочется думать, как всё будет ТАМ, как встретят, что надо будет говорить и т.д., и т. п. Если всё обойдётся, и я останусь жив (а как же иначе!), буду считать, что мне крупно повезло. А всё остальное — мелочи жизни.

…Сегодня утром ездил с бухгалтером в Лагос, в нигерийский банк за зарплатой рабочим. Там нам выдали сто тысяч найр наличными (это около двухсот тысяч долларов), а у нас ни охраны, ни личного оружия. Помню, как, запихивая пачки купюр в мешок, я нервно поглядывал по сторонам и, встречаясь взглядом со стоявшими поодаль служащими, видел, как они отводят глаза в сторону. Провожаемые взглядами клерков и охраны, мы вышли на улицу, прошли к стоянке и сели в наш хилый «жигуль». И в трафике потом стояли, а вокруг — набитые нигерийцами машины. Любой мог вытащить пушку и расстрелять нас на месте… Но, ничего, слава Богу, пронесло. Лишний раз доказывает, что я родился в рубашке…

…Помню тоже, был случай, ещё на первом году моей жизни здесь. Группу наших спецов направили в соседний с Нигерией Бенин и меня прикомандировали к ним в качестве переводчика. Там, в порту столицы Бенина Котону разгружался наш сухогруз. Ну, приехали, разместились в одной из кают и, как водится, решили отметить приезд. Я надрался, как собака, стал выступать («не по делу», как мне потом объяснили) и шофёр нашего зам гендиректора Коля — здоровый такой бугай — вырубил меня ударом в челюсть. На следующий день, я проснулся со страшной головной болью. Вижу, что лежу в каюте один в разорванной майке, а на столе записка с приказом отправляться назад с колонной разгруженных КрАЗов. Пришлось возвращаться на стройку. Думал, первым же рейсом отправят в Союз, но дело замяли, хотя потом мне частенько припоминали эту драку. Но не в этом дело. Перед поездкой в Бенин мне выдали чековую книжку на пару тысяч долларов на непредвиденные расходы, которую, вернувшись, я сразу же сдал в бухгалтерию. Помню, как укоризненно посмотрел на меня бухгалтер, молча принимая ее из моих рук и засовывая в сейф. Все уже всё знали. Да, первый год прошёл совсем не так, как этот….

Потом был отпуск, два месяца томительного ожидания в Питере и Эстонии, телеграмма о продлении срока и мой приезд на строительство. Вместе со мной сюда приехала аудиторская комиссия, начали всех шерстить. В результате сняли с работы почти все начальство вместе с гендиректором. Однажды вызвали и меня «на ковёр». «Вот, вы, — говорят — ездили в командировку в Котону и не отчитались за полученную сумму в американских долларах. Где они»? «Так я же все сдал в бухгалтерию», с ошарашенным видом отвечаю я. «А где расписка»? «Какая расписка»? «О том, что деньги сдали». «Нет у меня никакой расписки», говорю я, а у самого все похолодело внутри. Рассказываю, как все было. Полезли в сейф, стали там рыться и нашли-таки на дне эту злополучную чековую книжку (а бухгалтера к тому времени уже в Союз отправили). Потом приводили меня в пример. «Вот, — говорят, — все у нас мошенники, один только переводчик П. честным оказался»…

Но всё это позади. Сколько всего позади осталось! Целая страница жизни. Страница, где каждая строчка дышит любовью и счастьем. Как ни странно, но в дневнике об этом ни слова. Наверно, некогда было. Каждый день был заполнен до краёв. Утром — ожиданием встречи с Ней, вечером — ожиданием ночи. И всё как-то само собой крутилось, всё получалось.

Моё сближение со С. было стремительным и неотвратимым. Похоже, мы, сами того не сознавая, с космической скоростью неслись навстречу друг другу. Первое время мы едва замечали друг друга. С. была окружена целой сворой ухажёров и поклонников, среди которых были и важные «шишки», а я все ждал и не ждал приезда жены, пребывая в подвешенном состоянии. Вначале наше общение было ограничено комнатой переводчиков, где мы убивали время в досужих разговорах в ожидании «вызова», а потом расходились по рабочим «точкам», будь то переговоры, поездки в Лагос или по трассе. И всё — больше мы друг друга в упор не видели. Ну, может быть, вечером, сталкивались лбами на площадке открытого кинотеатра. Но, видимо, уже тогда возникали сближавшие нас импульсы, заставлявшие нас нет-нет, да и вспомнить сказанную утром фразу, а то и выражение лица говорящего, вызывавшие желание что-то сказать в ответ.… Да, пожалуй, эти разговоры по утрам, особенно, когда мы бывали одни в комнате, и послужили началом сближения… Оказывается, С. тоже интересуется эзотерикой. Тут я нашёл с ней общий язык, тут я смог «развернуться», рассказывая ей о «третьем глазе», «бермудском треугольнике», о телекинезе и фотографиях Кирлиана, короче, обо всем том, что вычитал в недавно купленных книжках в бумажных обложках. Она с интересом слушала мои пересказы, откликалась на них своими историями о ясновидении и телепатии. Упомянула и о своих способностях в этой области. Я чувствовал, как ломаются барьеры, разъединявшие нас, как мы становимся все ближе и ближе друг к другу… Удивительно, как в эти моменты преображалось её лицо. Куда девались её внешняя неприступность, деловой тон, высокомерная снисходительность «столичной штучки». Её глаза темнели, они начинали искриться каким-то переливчатым блеском, испускали лучи, словно грани волшебного бриллианта.

Потом, эти ночные поездки в аэропорт Лагоса, где мы встречали вновь прибывших спецов. Она пару раз увязалась со мной, а потом, уже под утро, приглашала к ней «на чашку кофе». Были и другие приметы.… Как-то мы с топографом выехали на берег Атлантики: нужно было проверить на карте место выхода трубопровода в океан для загрузки танкеров на рейде. Нас было двое: специалист за рулём и я. Мы довольно медленно продвигались по пустынному пляжу в поисках обозначенного на карте места, время от времени так сильно увязая в сыром песке, что приходилось подкладывать сухие пальмовые ветки под колесом уазика, чтобы сдвинуть его с места. Наконец, топограф нашёл-таки это злосчастное место, и мы отправились назад. Надвигались быстрые африканские сумерки, а мы, как назло, не могли найти выезда с пляжа на шоссе. Рация топографа «сдохла», и мы не могли связаться со «своими». Наконец, заметив на пути пару хижин в пальмовой роще, мы упросили местного селянина (за мзду, конечно) проехать с нами сквозь пальмовые заросли до шоссе. Была уже полночь, когда мы, наконец, добрались до нашего ближайшего пункта на трассе. Радист хмуро приветствовал нас, сообщив, что нас уже обыскались по радиосвязи.

— Кто из вас П., — поинтересовался он, окинув нас сонным взглядом. Я назвался.

— Тут тебя какая-то переводчица ищет. Все подстанции обзвонила. Метала громы и молнии, все требовала срочно Вас отыскать, грозилась всех нас в Союз отправить, если не найдём. Это, что жена твоя?

— Да нет, — замялся я, — просто, наша начальница.

Вот тогда-то я и понял, что С. на меня «запала». И я, что называется, тоже на неё «глаз положил». На работе мы откровенно глазели друг на друга, обменивались многозначительными улыбками (что, конечно, не могло ускользнуть от внимания наших «коллег»). Дома я рисовал в воображении нашу близость, распаляя похоть. С. видимо почувствовала моё влечение к ней.… Она занялась своей внешностью, сменив старомодную причёску «училки» на затейливые кудряшки, простенькую юбку на стильные вельветовые джинсы, а на её шее заиграла массивная золотая цепочка. И вот я уже, ничтоже сумняшеся, регулярно забегаю к ней с парой бутылок пива, которые мы распиваем вместе перед началом очередного «кинопоказа» (С. жила одна, что было большой привилегией для нашего брата-переводчика). Но дальше этого не шло. Никаких попыток «овладеть» ею я не делал — у меня даже в голове этого не было! К тому же, я все ещё остро переживал свою неудачу с моей пассией Т.

В те дни я усердно штудировал недавно приобретённую книгу по оккультным наукам (или искусствам!) с соответственным названием «Оккультизм». Это был увесистый «кирпич», вобравший в себя все, что было известно об искусстве чёрной магии, начиная от древнеегипетской «Книги Мёртвых» и кончая трактатами П. Успенского и цитатами из Гурджиева. Написал сей труд англичанин по фамилии Колин Уилсон, известный писатель-фантаст и исследователь трансцендентального. Чего только в ней не было! Это было увлекательное чтиво, но… и только! Здесь можно было найти сведения обо всем, что происходило в этой сфере человеческого бытия. Для меня книга явилась настоящим открытием: столько новых, неизвестных мне имён, религиозных течений, философских концепций, интереснейших историй и биографий. Оказывается, на раннем этапе своей истории христианство было всего лишь одним маленьким ручейком, с трудом, пробивавшим свой путь среди множества других, более мощных и влиятельных религиозных течений. Чего стоят древние гностики с их утверждением, что наш мир во зле лежит и находится во власти Демиурга (читай, дьявола), а главное Божество совершенно не познаваемо умом обычного человека. Вырваться из этого мира можно только с помощью тайных знаний, т. е. Гнозиса. Лишь немногие Избранные, или Посвящённые, обладали им, что давало им возможность легко путешествовать во времени и творить чудеса. Одним из таких Посвящённых был Аполлоний Тианский (4 г. до н.э. — 96 г. н.э.). Аполлоний был, якобы, учеником Пифагора (570—490 до н.э.) и, хотя между ним и его учителем пролегло несколько столетий, он по-видимому хорошо усвоил нравственную сторону пифагорейского учения. Он был вегетарианцем, воздерживался от плотских удовольствий и проводил время в медитациях и помощи беднякам. Известно (из сочинения древнеримского автора Филострата), что главным событием жизни Аполлония было его путешествие на восток, в Индию, где он провёл несколько лет в обществе индийских браминов, или (как теперь считают) великих Старцев Шамбалы, которые передали ему тайные знания, сделавшие его магом и провидцем и прославившие на всю Римскую империю. Самое странное в этой истории — это то, что Аполлоний Тианский и Иисус Христос жили в одно время, но их пути никогда не пересекались (что, впрочем, неудивительно, если учесть, что первый был знаменитым магом и философом греческой школы, а второй — никому не известным проповедником).

И вот, однажды, за таким, вот, серьёзным разговором, сопровождаемым обильным возлиянием, я осмелился перейти на «петтинг», который закончился бурной оргией в постели. Писать об этом не хочется, да и не надо! Потому что, во-первых, не знаю, что это было: любовь ли, страсть, или просто похоть, разжигаемая зноем африканского солнца. А может, все, вместе взятое, плюс моё жалкое тщеславие и желание «доказать всем», что и я — «мачо» и что не кому-нибудь, а мне удалось «уломать» такую «завидную» бабу. Я даже, где-то, по большому счету, гордился этим! Когда я думаю о наших любовных утехах, на ум приходит один образ: самка богомола отгрызает самцу голову во время их спаривания… Вот и я, овладев С., не заметил, как сам лишился самого главного: воли и способности рассуждать трезво. Могу сказать только, что мне было хорошо с ней, хорошо, как никогда в жизни, хорошо в её объятьях, и просто, в её обществе. Особенно в тех искусственных условиях относительного достатка, интересной работы и… лёгкости общения, в которых мы жили в Нигерии. Не надо было ни о чём думать, ничего никому доказывать, не преодолевать никаких трудностей. Все само плыло в руки, и в этом был главный «кайф».

…Да, это была бездна, чёрная дыра. Это было, как затяжной прыжок с парашютом, как погружение в воды пучины. Я, как утопающий, выныривал, чтобы хлебнуть воздуха, и снова погружался в сладострастный мрак. В памяти всплывают какие-то черно-белые кадры. Вот я иду домой, к себе в барак, после напряжённого рабочего дня, потный, прокуренный, но счастливый! Я знаю, что наступит вечер, и я отправлюсь к ней, и мы запнёмся на всю ночь, а утром, до всеобщего подъёма, я, крадучись (хотя всё равно все знают!), вернусь к себе и, наспех приведя себя в порядок, начну новый рабочий день.

И вот что самое удивительное: я совершенно не уставал! Это было больше, чем счастье. Я впервые в жизни, может быть, испытал ощущение покоя и полного довольства собой и «моей» женщиной. Со С. я был, как ребёнок в люльке: сытый, ухоженный, любимый и любящий, а главное, совершенно довольный своим существованием. Никаких тебе забот, тревожных мыслей, страхов и тягостной неопределённости.

С. на пляже «Бадагри Бич» перед отъездом на Родину

Так прошло месяца три, наверно. Жену я ждать перестал, хотя писал ей письма и регулярно ездил в аэропорт Лагоса. И вдруг, первый удар, как «ушат холодной воды» на голову: известие о её беременности. Ещё в начале нашей связи, С. безапелляционно заявила: «Если будет ребёнок, воспитывать будем вместе». Я был, конечно, «за», меня эта перспектива даже воодушевила: надо же, она хочет от меня ребёнка! Но потом все было забыто, все дни слились в один нескончаемый поток наслаждений. И вот, надо что-то решать. А что! Почему бы нет! У Максимки будет братишка или сестрёнка, а у меня ещё одно продолжение рода! Но это внесло в нашу жизнь первые, постоянно растущие беспокойства. Главное было сейчас дотянуть до конца её срока. И мы старались.… И вот, теперь она уже неделю, как дома, и завтра мы встретимся на нашей земле.

…Помню наше прощание в аэропорту. Мы с С. спрятались от посторонних глаз в какой-то нише между киосками и долго стояли там, держась за руки и молча глядя в глаза друг другу. «Ну, я тебя жду», — сказала С. и глаза ее наполнились слезами (клише, но… действительно, так и было!). У меня тоже комок подступил к горлу.

…А, ведь, мог бы остаться на третий год. Сам новый шеф предложил. Вызвал на днях и говорит: «Давай, вызывай жену (у меня аж дыхание перехватило), отправляйся в отпуск и возвращайся. Нам опытные переводчики нужны…». Но я — ни в какую. Так, мол, и так, семья, работа… А у самого в голове одно вертится: разве я могу предать её. Ведь, я же обещал!

…Сегодня был день сборов («наши сборы недолги…»). Первым делом упаковал книжки, кассеты, шмотки (для нигерийских калабасов — огромных тарелок из сушёных тыкв, разрисованных орнаментом, — пришлось сбить из фанеры специальный ящик), раздал кое-какое белье помогавшему мне нигерийцу, и все. Никаких отвальных тебе, ни пьянок (правда, ловил на себе недовольные взгляды коллег — «скупердяй несчастный»), и вот, лежу себе один, в ожидании автобуса…

И все-таки, страшновато. А вдруг, всё, конец? Мысль о скорой смерти то и дело возникает в голове, портя настроение, и тут не помогают ни мысли о Боге, ни рассуждения о потустороннем мире, реинкарнации и прочей ЧЕПУХЕ…