Время подонков: хроника луганской перестройки

Валерий Борисов, 2017

Как это произошло, что Советский Союз прекратил существование? Кто в этом виноват? На примере деятельности партийных и советских органов Луганска автор показывает духовную гнилость высших руководителей области. Главный герой романа – Роман Семерчук проходит путь от работника обкома партии до украинского националиста. Его окружение, прикрываясь демократическими лозунгами, стремится к собственному обогащению. Разврат, пьянство, обман народа – так жило партий-но-советское руководство. Глубокое знание материала, оригинальные рассуждения об историческом моменте делают книгу актуальной для сегодняшнего дня. В книге прослеживается судьба некоторых героев другого романа автора «Осень собак».

4

Семерчук выскочил из входных дверей обкома и увидел знакомых ребят, стоящих в сквере. Да, старые друзья были для него всегда ребятами. С одними он когда-то учился в институте, с другими был знаком много лет. Они ему сейчас были нужны. Он хотел развернуть широкую агитацию в области по разъяснению народу причин и сущности перестройки, а также антиалкогольную пропаганду. Надо себя на новой должности показать с лучшей стороны. Пусть видят его партийную хватку. Лекторов обкома, для воплощения его идеи не хватит, надо было привлечь друзей, работающих в институтах. Все они внештатные лекторы общества «Знание». Так они подрабатывают к заработной плате и им все равно, что читать, лишь бы платили. Могут пропагандировать и идеи трезвости. По этому поводу стоило выпить с ними, заручиться их поддержкой.

— Заждались меня? — Весело спросил Семерчук.

— Конечно! — Ответил за всех Севрюков. — Мы решили — докурим, и если ты не придешь, не ждать тебя. Почему задержался?

— Один хрен задержал меня. Здравствуйте ближе, с кем не успел раньше поздороваться.

Друзей было всего четверо. Кроме Матвеева — большого любителя выпить, Севрюкова — боевитого, но туповатого работника горкома, были Милюк — месяц назад защитивший диссертацию и не выходящий по этому случаю из запоя, и Дропан из пединститута, который лишнего не пил, но остался выпить по тактическим соображениям — авось из этой встречи будет и ему польза.

— Идем в «Галинку»!

Пять минут ходьбы — и они оказались в маленьком кафе, а проще говоря, — забегаловки. Посетителей было немного, и они заняли столик. Севрюков, как постоянный клиент этого заведения, — горком расположен через дорогу, подозвал продавщицу, барменшей назвать ее нельзя, а официантов здесь не было — самообслуживание, и приказал ей:

— Галя, две бутылки водки на стол. Только не той, что всем наливаешь, а знаешь какой? Закуски немного сообрази, недорогой. Каждому по порции.

Галя все понимала, только уточнила:

— Насчет водки не беспокойтесь, а закуски разной или всем одинаково?

— Разной. Мы по кругу попробуем все.

Галя упорхнула внутрь кафе. Таких клиентов она обслуживала за столиком лично и через минуту поставила на стол две, запотевшие в холодильнике бутылки водки, а перед каждым тарелку с закуской — капуста, огурцы, помидоры. Кому попалось все это отдельно на тарелке, кому в ассорти.

— Одиннадцать пятьдесят. — Словно невзначай предупредила их она. — Приятного аппетита. — И пошла за стойку.

— По два тридцать с каждого. — Быстро подсчитал Севрюков.

— Не надо. Я угощаю. — Остановил его Семерчук. — Вы сегодня испортили свой выходной по моей инициативе. Хоть чем-то вам компенсирую этот день.

Да, за инициативу надо было платить. Он вытащил деньги и махнул рукой Гале. Та подбежала к их столику.

— Возьмите. Лучше сразу уплатить, чем потом расплачиваться. — Пояснил он.

Галя молча отчитала ему сдачу, и положила на стол, прежде чем Семерчук успел сказать, — не надо. Но Галя ушла, — с таких клиентов она не брала чаевые.

— Открываем. За что выпьем? — Чувствуя себя старшим по положению в компании, распорядился Семерчук.

— Давай, Роман, за тебя. Ты получил повышение.

— Еще рано. — Завозражал довольный предложенным тостом Семерчук. — Я пока временно исполняю обязанности…

Но водку уже разлили в стаканы и Милюк сказал:

— Выпьем за тебя, Рома. Чтобы в следующий раз мы обмывали твою должность не здесь, а в солидном заведении. Чтобы ты рос дальше, и нам пришлось записываться на прием к тебе, но чтобы ты нас обязательно принимал. За тебя!

Милюк сказал коротко потому, что чувствовал жажду в горле после вчерашнего, а опохмелиться перед приходом в обком он не решился, — опасно, могут заметить.

Все остались довольны тостом. Семерчук с чувством, тронутый вниманием друзей, произнес:

— Спасибо, Витя. Давайте первый тост за меня. С чего-то же надо начинать выпивон. — Пошутил он.

Но Виктор уже опрокинул водку в рот и сейчас глубоко дышал, загоняя ее дальше внутрь. Все выпили и стали закусывать. Наступила небольшая пауза. Проглотив помидор, Семерчук спросил всех, никому конкретно не обращаясь:

— Ну, ребята расскажите, как у вас идут дела? А то за этой текучкой, мы так редко встречаемся. Забывать начинаем друг друга. У тебя, Витя, успешно прошла защита?

— Нормально. Только, видишь, поседел.

— Так было сложно?

— Нет. Сначала я писал диссертацию под Брежнева, потом переделывал под Андропова, потом бегом под Черненко. Только повставлял в текст его руководящие фразы в диссертацию и меня приняли к защите, как он умер. Думал, вернут на доработку, придется выискивать умные мысли у Горбачева, а он пока мало что наговорил. Но, слава богу, все обошлось. Видишь, поседел на этом.

Все засмеялись. Они знали, как двигается общественная наука вперед. Без указующей ссылки на здравствующего лидера, диссертации не проходили. Семерчук, отсмеявшись, пояснил:

— Что поделаешь, раз партия — руководящая сила наша общества, то надо на нее ссылаться. Но сейчас пришел молодой лидер к руководству, будут большие перемены. Я, между нами скажу, что нам конфедициально рассказывают. Только широко об этом пока не распространяйтесь. Горбач — сила. Он выбрал правильное направление — ускорение нашего движения…

— Каждое ускорение или прыжок в будущее, ведет общество в пропасть или к краху… — Перебил его Матвеев.

Семерчук укоризненно покачал головой:

— Коля, у тебя и так неприятности… — Но он тактично не стал при всех их пояснять, — из-за твоих знаний, вернее языка, всегда нарываешься на неприятности.

— Так история учит. — Неохотно пояснил Матвеев свою мысль. — Был же уже прыжок в коммунизм… — И он замолк.

— Перестройка — не хрущевская маниловщина. Сейчас все рассчитано до винтика. У нас в стране лучшие ученые, больше всего научных открытий, но они почему-то не внедряются. А если внедрялись, то мы бы давно жили при коммунизме. Почему такое происходит? — Задал он риторический вопрос.

И снова ответил Матвеев:

— Потому, что у нас есть план. Он все сковывает.

Семерчук внутренне злился на Матвеева. Но у него были веские причины относиться доброжелательно к нему, даже помогать. Но когда-нибудь он нарвется на неприятность из-за своего ума и никто ему не сможет помочь.

— Дело не в плане. — В сердцах, недовольно, произнес Семерчук. — Мы его выполняем. Статистика свидетельствует.

— Статистика все врет. Когда логика бессильна, прибегают к статистике. Поэтому она не считается у нас наукой, а прикладной дисциплиной.

— Хватит об этом спорить. Я хочу сказать, что Горбачев взялся за правильное дело. Надо поднять науку и технику и оздоровить наше общество духовно. А духовно поднять общество можно, только запретив пьянство. — Семерчук говорил убежденно, так как писали газеты, как говорили вышестоящие органы и товарищи. У него сомнений в правильности выбранного пути не было.

— Давайте по этому поводу нальем. Надо выпить и закрепить перемены, которые касаются всех нас. — Предложил Милюк.

Но тут вмешался Севрюков.

— Витя! Мы говорим о серьезных вещах, а ты их сразу же сводишь на нет. То, что мы встретились в кое веки раз, и, конечно, отмечаем встречу, не означает, что мы все время так будем делать.

— Леша, извиняюсь, что грубо зацепил твою партийную душу. Но уже пора выпить. А то пошли серьезные разговоры.

— Ты такой же коммунист, как и я, как Роман. Не подковыривай нас. Давай лучше выпьем за твою защиту.

— Давай.

Снова разлили по полстакана водки, и выпили за Виктора. Но Дропан отказался.

— Больше ребята не могу. Вы пейте, не смотрите на меня. Я ж не могу столько, сколько вы.

Дропан действительно был равнодушен к алкоголю. Это знали все и не настаивали, чтобы он выпил.

Семерчук, снова закусив помидором, сказал Дропану:

— Вот ты, Толя, не пьешь. Почему бы тебе не организовать у себя в институте общество трезвости.

— Я с сентября уезжаю в аспирантуру в Киев. — Уклонился от предложения Дропан. — Поэтому объективно не могу.

— А жаль. Я сейчас ищу людей, которые бы возглавили это дело. Окажем помощь всяческую, даже будем зарплату платить руководителям общества. Такое общество уже создается в стране.

— А кто его возглавит? Найдется ли непьющий в стране?

— Найдется. Вот нам приводили пример. Горбачев пьет только «Боржоми». Понятно? Могут же люди не пить.

— У нас настоящего «Боржоми» днем с огнем не найдешь. Мы не горбачевы. Приходится водкой перебиваться. Пусть лучше не хватает ума, чем денег на водку. А у Горбачева, все наоборот. На Руси каждая выполненная работа заканчивалась хорошим застольем. А сейчас мы нарушили славную традицию. Вот бы и конец перестройки надо было бы закончить хорошей пьянкой, в которой участвовал бы весь народ. Он — главный страдалец всех наших реформ. А так получится, что ему нечем будет подсластить свою нелегкую судьбу. — Ответил Матвеев.

— Ничего. Я уверен, через некоторое время, мы — я имею, в том числе и себя, и не прикоснемся к рюмке. Дайте нам только немного времени. А народ убедится, что трезвенность лучше всяких застолий.

В кафе зашел высокий, долговязый посетитель. Все узнали в нем Сашу Смирного, который закончил исторический факультет позднее их. Это была серая, ничем неприметная личность. Но он был знаменит тем, что отхватил в жены дочку директора крупного завода. Как ему это удалось? Все удивлялись до сих пор. Но недавно жена выгнала его из дома, и он стал холостяком, перейдя жить к своим родителям. Жена, родив ребенка, восстановила личную справедливость, — конечно же, ей нужна более яркая личность.

— Саша! — Позвал его Севрюков. — Подходи к нам.

Саша, застенчиво улыбаясь, подошел к их столику, и подслеповато щурясь сквозь толстые стекла очков, начал всем пожимать руку.

— Садись к нам.

— Сейчас возьму выпить…

— Мы нальем.

— У вас ничего не осталось.

Саша Смирный, не слушая больше никого, шаркая подошвами туфель, направился к прилавку и взял сто граммов. Потом подсел к ним.

— Как, Саша, поживаешь? Расскажи.

— Сами знаете. Настроения никакого, перспектив никаких… Сейчас в школе работаю. Я же беспартийный. Все тянул со вступлением в партию, а теперь мне туда путь закрыт. — И вдруг жалобно попросил. — Помогите мне вступить в партию? Вы ж можете помочь…

Его удлиненное, лошадиное лицо, выражало покорность судьбе, а бледно-синие глаза вообще ничего не выражали.

— Подойди ко мне на днях. Решим. Давайте выпьем с Сашей, да я пойду. — Ответил Семерчук. — За сегодня хочу подготовить некоторые планы и мероприятия. — Пояснил он и сокрушенно добавил. — Совсем нет времени на личную жизнь.

С ним не спорили — он действительно занятой человек. Разлили остатки водки в стаканы и подняли их. Заключительный тост решил произнести Семерчук — все-таки по положению он выше остальных. Но тост должен получиться таким, чтобы его восприняли, как руководство к дальнейшим действиям, чтобы все влились в процесс, который уже, вроде, пошел. Все-таки получался не тост, а обычное заключительное слово на партийном собрании, подчеркивающее задание на будущее.

— Чтобы, ребята, наша дружба не кончалась. Встречались чаще. Давайте объединимся в один кулак для решения грандиозных задач. — Он уже привык говорить партийными штампами и не мог от них избавиться в кругу друзей. — Мне так нужна ваша помощь. А я вам помогу в свою очередь. — Он посмотрел в сторону Матвеева, но тот его, кажется, не слушал. Приподняв стакан, он просматривал на свет водку, будто бы оценивая ее качество. — Давайте выпьем за нас!

Все выпили и, торопливо закусив, Семерчук поднялся.

— Я пойду. До встречи.

Севрюков, тоже поднялся:

— Мне пора. А то и в выходные нет отдыха.

Дропан, большее время нахождения за столом, молчавший и пришедший к выводу, что сегодняшнее застолье ничего ему путного не принесло, произнес:

— Я тоже пойду.

И Саша Смирный вдруг заторопился. Больше он не хотел выпить.

— Рома, можно я тебя провожу. Поговорить надо.

Семерчук недовольно поморщился, но ответил:

— Хорошо. Но только я в этом доме живу. Немного уделю тебе времени. А вы пойдете? — Обратился он к Милюку и Матвееву.

Те переглянулись.

— Может еще по сто грамм? — Спросил Милюк Матвеева. — У нас время есть.

Матвеев кивнул головой в знак согласия.

Все поняли, что они остаются. Уходившие пожали руки оставшимся и двинулись к выходу. Милюк махнул рукой то ли барменше, то ли продавцу, — Галине. Она подошла к их столику.

— Вам еще сто или сто пятьдесят? — спросила она.

— Бутылку. — Бросил устало Матвеев. — И из холодильника, как в первый раз.

— Один салат из помидоров и один из огурцов. — Успел добавить Милюк. — Я думаю, закуски хватит, а потом еще подумаем.

Галя понимающе улыбнулась. Таких клиентов нельзя обижать. Надо дать все качественное.

— Сейчас исполню.

Вышедшие на улицу попрощались. Когда Дропан и Севрюков ушли, Саша жалобно попросил Семерчука:

— Рома, я серьезно прошу — помоги мне с приемом в партию. Я так сейчас зол на весь мир, особенно на тестя и его дочь, что готов все порвать. — Он смотрел на него сквозь очки безвольным взглядом. — Мне надо доказать им, что я что-то могу сделать, могу без них обойтись. А без партии мне не написать диссертацию, не работать в приличном месте…

— Сложно. В партию стремится только интеллигенция. Конечно, с карьеристских побуждений. Мы уже в разряд рабочих зачислили продавцов, завскладами, официантов, короче всех, кто не интеллигент. Настоящие рабочие редко вступают. И то те, кто заканчивает заочно институты и техникумы, и ждут руководящую должность. Знаешь что, Саша, подойди ко мне на этой неделе. Поговорим, и прикинем что-то по твоему вопросу.

— Хорошо. Только тебя поймать трудно.

— Лови. До свидания.

— До свидания. — Покорно согласился Смирный. Ему бы хотелось получить хоть небольшие гарантии выполнения своей просьбы, но большего он не посмел просить. Ссутулившись, он пошел прочь от дома, под названием «китайская стена».

Семерчук зашел в свою квартиру. Она была пуста. Жена с детьми уехала на дачу к родителям. Он бросил дипломат на пол и уселся в кресло. После выпитого чувствовалась расслабленность, работать не хотелось, тем более над какими-то планами.

«Может быть, отдохнуть ночку? — Спросил он сам себя. — Жены нет. Я один. Имею же я права на отдых? Конечно, имею!»

Он потянулся к телефону и набрал номер. Но на противоположном конце провода никто не брал телефонную трубку.

«Уехала Танька куда-то с мужем. Позвоню Галке».

Он набрал другой номер и услышал голос своей старой подруги.

— Ты сама дома?

— Нет. Сын здесь.

— Ты не можешь его отправить к маме, ночевать?

— Сейчас спрошу. Перезвони минут через пять.

Роман положил трубку на телефон и вытянулся в кресле.

«Сможет ли Галка отправить сына к матери или сестре ночевать?» — Размышлял он.

Ему хотелось уйти на отдых на всю ночь. На пару часов приглашать Галку не хотелось — простое раздражение, а не удовольствие.

Через пять минут он снова позвонил.

— Ну, как?

— Можешь приходить. Он пойдет к моей сестре, к братьям. Только приходи не раньше, чем через час.

Послышались короткие гудки в трубке.

«Молодец, Галка! — Подумал он о своей старой подруге. — Железный человек. Никогда не подведет!»