Война умов

Валерий Васильевич Устюгов

Роман «Война Умов» отражает тот скрытый фантастический мир, где бьются столетиями силы Тьмы с воинами Света за души людей.Произведение «Война умов» и роман «Битва Интеллекта с Разумом» взаимно вложены и дополняют друг друга так, что дают возможность читателю более глубинно понять и осознать в себе отражение Времени земного пути Андрея Световита и его помогающих помощников.

Глава 8. Всегда есть выбор для спасения души

…Семён, навалившись на спинку сидения, наблюдал за проносящимся за окном движущегося автомобиля осенним пейзажем, серость которого накрывалась белым чистым снегом.

Он с детства любил первый снег, и, несмотря на свои возраст и суровость характера, радовался снегу так, словно он его видел впервые. Мягкие пушистые снежинки, создавая причудливые переливы света от солнышка, выглядывающего в просвете облаков, всегда в сердце Семёна вызывали неподдельную радость, возвращая его воспоминаниями в беззаботное сказочное детство, прошедшее в могучем государстве, коим гордился каждый от мала до велика — в Союзе Советских Социалистических Республик или, сокращённо говоря СССР, где каждый гражданин, согласно Конституции, был к своим соотечественникам, другом, товарищем и братом.

Семён с детства мечтал быть защитником и воином, для каждого слабого и обиженного. Первое своё боевое крещение он прошёл в дружественном государстве Афганистан, выполняя свой интернациональный долг, защищая мирных граждан молодой республики от нападений империалистических врагов, а затем была Африка, ближний Восток и окраина России, Чечня, которая после развала СССР была наводнена наёмными мусульманскими боевиками из разных стран мира. Именно там он впервые был серьёзно ранен. Подлечив подорванное здоровье, не желая покидать боевой строй, Семён уговорил руководство оставить его на службе, ибо она давала Семёну полноту и радость жизни. Он всегда был горд за то дело, которое он делал.

Руководство ценило Семёна, а боевые товарищи в нём, организовали ему должность руководителя СОБРа при главном следственном управлении полиции Челябинского региона.

В первый день его работы Семёну и его боевой группе, с которыми он ещё толком не успел лично познакомиться, пришла разнарядка прикрывать работу подполковника Цепилова, следователя по особо важным делам.

Ночной инструктаж группы перед выездом на боевое задание проводил полковник Юдин, прибывший с управления из Москвы.

«Видимо, всё очень и очень серьёзно», — подумал Семён, заходя в обширный зал с приглушённым светом, где было около двух десятков людей, помимо них, собровцев.

Полковник Юрий Юдин монотонно, без каких-либо эмоций вводил всех прибывших в суть операции.

–…Сегодня, согласно законам Эрефии, вы будете осуществлять следственные действия, которые направлены на пресечение преступных помыслов особо опасного гражданина Устюгова Валерия Васильевича, бывшего сотрудника советской милиции, который в идеале владел табельным оружием, неоднократно побеждая в областных ведомственных соревнованиях. Он обучен приёмам самбо, вооружён охотничьим стрелковым оружием, прошёл заочно у Академика Свиридова школу психологического воздействия….

Семён, слушая, думал, как он был не прав, считая своё новое рабочее место тихой гаванью уставшего от боёв корабля. Двухчасовой инструктаж наполнил Семёна неистовой ненавистью к незнакомому ему врагу государства Эрефии, а вот поп, бродивший меж рядов кресел и бормотавший себе под нос о божьем благословении праведных дел, повеселил Семёна, ибо он, насмотревшись не раз смерти в глаза, не верил ни в бога, ни в чёрта, а только в себя и помощь боевых братьев, что нельзя было сказать о его новых подчинённых, которые глядя на попа, богобоязненно крестились и целовали пухлую дряхлую ручонку мужика с плешивой бородой в чёрном женском платье-рясе, когда он приближался вплотную окропить рабов божьих водой…

Переведя взгляд с пейзажей, проносящихся за окном служебного автобуса на конвоируемого в застенки камеры казематов следственного управления, Семён впервые взглянул за время дороги на сельского учителя труда, русского мужика с открытым взглядом, вина которого только и заключалась в чтении незапрещённых книг о русской букве…

Впервые в жизни Семён не радовался первому снегу, на душе скребли кошки, а себя он ощущал бестолковым юнцом, которого обманом заволокли в дремучее болото страхов и вываляли в жидкой, липкой, чёрной грязи лжи.

Видимо ощущая, что кто-то на него смотрит, конвоируемый перевёл взгляд с окна на глаза Семёна, смутив бывалого воина, и он непроизвольно опустил глаза вниз, на синеющие от бескровья пальцы рук задержанного, которые туго были закованы в наручники.

Семён повернул голову к сидящему рядом подчинённому и вполголоса проговорил:

— Сними с мужика наручники, он не опасен, не ровен час руки отвалятся.

Молодой парень, служивший при этой конторе уже не первый год, брезгливо посмотрел на своего нового руководителя подразделения и процедил сквозь зубы.

— Не боись начальник, не сдохнет эта вражина, — после чего прикрыл глаза, говоря всем своим видом о своём превосходстве.

Оставшиеся подчинённые, слушая диалог и ехидно щурясь, наблюдали за новым начальничком, ожидая действий с его стороны.

Семён, еле-еле успокоив свой внутренний гнев, повернулся к водителю и, как можно спокойней, сказал:

— Останови, браток, машину, ноги отекли, да и курить хочется.

— Сделаем, командир, — сказал водила преклонного пенсионного возраста.

Машина остановилась в большом дорожном кармане, Семён, оглядев всех, зычно скомандовал.

— Десятиминутный перекур, всем выйти из машины.

— А кто преступника охранять будет? — Выходя, спросил брезгливый сосед по сидению.

— Его тоже касается, — резко ответил Семён.

На выходе из автомобиля, Валерия, молча, остановил руководитель группы и быстрыми ловкими движениями скинул сдавливающие до смертельной боли наручники.

— Сбежит, сам догонять будешь, — прошипел всё тот же молодой боец, видимо неформальный лидер, либо обиженный, что ему не досталась эта должность, подумал Валерий, растирая руки и куря сигарету, которую еле засунул в рот отёкшими руками. Семён в очередной раз усмирил гнев, тихо куря в сторонке от всех, наблюдал за каждым.

Как только задержанный докурил и сам прошёл на своё место в автомобиль, Семён подошёл к своим подчинённым, и, как только мог в состоянии усмирённого гнева, начал спокойно говорить.

— Этот задержанный — простой сельский, русский мужик, а вы, как звери готовы порвать его на куски. Имейте элементарную совесть, он такой же, как мы, житель русских земель. Да не совершил он ничего преступного, что, вы, сами не видели, как оперативники, заготовленные заранее улики, забрасывали в мешки с макулатурой. Мы на войне с врагами так поскудно не поступали.

Всё тот же мускулистый молодой боец презрительно осмотрел своего начальника с ног до головы и так же презрительно начал свой диалог.

— Не тебе решать: виновен, не виновен. Следствие покажет. И не наше дело это. А насчёт «видели-не видели», совет тебе: молчи, коли деньги платят, а если совестливый такой — вали на хер, на гражданку, в колхозе травку выращивать, а вот то, что ты говоришь, что мы не на войне, так ты совсем ничего не понимаешь.

Впервые в жизни Семён проглотил личное оскорбление двуногого существа, восхвалявшегося без стыда, совести и чести своими злодеяниями, которые он совершал в чёрной форменной маске, пряча лицо от своих сограждан, а законы Эрефийского государства позволяли любое злодейство против многонационального русского народа превращать, почти что в подвиг.

За остаток дороги в осознании Семёна пролетели все события его боевой жизни, где он всегда был друг, товарищ и брат всех обиженных и слабых, им всегда гордились родители и соседи его малой родины, небольшой деревушки Урала, коих раньше в России было несчётное количество.

Приближаясь к Челябинску, Семён решил для себя окончательно и бесповоротно: это его первый и последний день на новой работе, ибо совесть и честь русского офицера с широкой русской Душой — его единственное личное бесценное богатство.

Под ногами хрустел первый снег, вызывая детскую радость у спешащего домой Семёна, который впервые в своей жизни был вольным человеком, и у которого было всё: дом, любящая жена, сын и дочь, всё, что требовалось для истинного счастья.