Свобода, овеянная ветром

Валерий Георгиевич Свешников

«Свобода, овеянная ветром» – книга о важных уроках в жизни автора. О радостном ожидании мальчишки чего-то хорошего, невзирая на все трудности. Книга о том, как он понял, когда закончилось детство, а затем с получением паспорта вдруг началась непредсказуемая взрослая жизнь. Это панорама приключений, обретения друзей и попыток найти свой путь в жизни.

Житье-бытье

Долго, целых шесть лет, мои воспоминания о детстве, о нашем жилье были связаны с маленькой комнаткой в передней квартире дома. Сразу после войны мы перебрались в комнаты с окнами во двор — то есть в другую часть дома. Связано это событие, возможно, с тем, что семья увеличилась — подросла моя сестра Ира и начала ходить, говорить и шалить.

Комнатка же, где мы жили до переезда, стала маловата. Бабушка Саша, как глава семьи, предложила перебраться в комнаты большего размера, и мы очутились в совсем других условиях. В нашем распоряжении оказалось две комнаты и большая кухня.

Вид из окон был хорош, хотя и на дворы, но с одной стороны дома виднелись две красивых церкви Варлаама Хутынского и Ильи Пророка. А в других окнах красовался Софийский собор и его колокольня.

В одной из комнат имелся выход на не очень большой, но удобный балкон. Чтобы порадовать маленькую Ирочку, отец на стеклах окна, выходящего на балкон, нарисовал алмазным стеклорезом елку с шарами и шпилем на верхушке.

Перед Новым годом, когда ударяли морозы, наши окна украшались ледяными узорами. Тут неожиданно и проступал тот рисунок. Это было потрясающе красиво, и казалось волшебством. Особенно радовалась этому чуду Ира. Я уже понимал причину появления рисунка, и оценил выдумку отца.

Квартира наша казалась мне такой большой, что я стал кататься по комнатам на трехколесном велосипеде. В каждой комнате стояло по печке, а на кухне царила осанистая русская печь.

В морозы печи приходилось топить утром и вечером. Но все-таки в сильные холода в угловой комнате на одной из стен намерзал довольно большой участок, где на обоях выступал иней. В такую стужу даже дома приходилось ходить в валенках.

Но сильные морозы бывали недолгими, и через неделю-другую прекращались. Поэтому чаще протопленные печи согревали. Ну, а если все-таки тепла не хватало, то можно погреться, прижавшись к теплому боку печки, что очень приятно. Прижмешься к ней спиной и, сидя на стуле, читаешь в свое удовольствие.

В один из таких холодных дней, но в самом раннем детстве, я решил согреть своего целлулоидного пупса. Приставил его ножки к горячей дверце печки, отчего тот сразу вспыхнул ярко и запылал большим пламенем. Я от испуга закричал. Мама успела справиться с огнем, швырнув моего любимца в печку. Были слезы и обида, но как-то быстро закончившиеся.

Помню свою детскую причуду. Когда днем меня клонило в сон, то почему-то я не ложился на диван, а укладывался прямо под обеденным столом, где обычно играл. Но почему-то всегда подстилал газету. Зачем я так поступал, родители от меня не получили ответа, но говорят, это выглядело смешно.

Во время войны, бывали редкие налеты фашистских самолетов, но город они не бомбили. А метили в мосты и железную дорогу. Естественно, все прятались при этих налетах в вырытых траншеях. Взрывы зенитных снарядов и прожекторы притягивали своей красотой, но мы, дети, не знали об их страшном смысле.

Мы часто ходили в город. Кстати, выражение «сходить в город» обозначало посещение центра города, его магазинов, кинотеатров, музея и каких-либо нужных человеку учреждений, например, аптеки.

Однажды в городе был выставлен сбитый немецкий самолет. Я вообще впервые увидел самолет, поэтому не помню ничего, кроме удивления.

Как-то раз зимой мы были в центре города, и шли через Каменный мост. Уже давно его прежние торговые ряды были заняты магазинами и магазинчиками, фотографией, военкоматом, поликлиникой и обкомом партии.

Около военкомата стояла лошадь, почти рысак, запряженный в легкие красивые санки. На лошади, видимо, разъезжал сам военком города, поэтому она была покрыта полостью из войлока, украшенной большой красной звездой. Тогда стоял довольно сильный мороз, и укрытие слегка заиндевело.

Я такое приспособление видел впервые. Поэтому остановился и спросил отца: «А зачем на лошади одеяло?» Он ответил, что это не одеяло, а попона, чтобы рысак не замерз.

Мы пришли домой, и первое, что я сообщил маме — мы видели лошадь, а на ней была напопа!

Вообще, в то военное и послевоенное время встречалось много лошадей, которые в городе использовались, что называется, «и в хвост и в гриву».

Большую часть товаров по маленьким магазинам развозили только на лошадях. А вместо казенных автомобилей некоторых начальников средней руки также доставляли на лошадках, запряженных летом в пролетку, а зимой в санки. Скорая помощь тоже передвигалась на пролетках, и поэтому выражение «карета скорой помощи» полностью соответствовало своему названию.

Каждое утро много повозок въезжало в город, а после полудня начиналось их движение обратно. Мы — мальчишки нередко просились проехаться на санях или телеге, особенно, когда шли из школы. Иногда возница вез колоб, или прессованный жмых, — очень желанный для нас продукт. Если он оказывался, на наше счастье, из семечек подсолнуха, то мы знали — это настоящее лакомство. Тут мы почти слезно просили подвезти нас с надеждой, что выпросим кусочек вкусного, но все-таки комбикорма.

Родители, да и я сам, отметили момент, когда закончилось мое детство. Как-то зимним вечером в холода я решил согреть свои игрушки и уложил их к себе в кровать. Утром же переложил их в коробку, в которой они хранились, задвинув ее под кровать, и затем с ними уже играла только сестра Ира, а я перестал. Но начал читать книги.