Пиастры для юных пиратов

Валерий Гусев, 2007

Два капризных избалованных сынка богатого спонсора на борту научноисследовательского судна – аттракцион не для слабонервных! Противные мальчишки просто замучили ученых, поэтому никому и в голову не пришло, что на самом деле это два юных сыщика: Алеша и Димка Оболенские, которые вместе со своим отцом выполняют важное задание. Аферист международного масштаба замыслил очередную каверзу, и необходимо во что бы то ни стало помешать ему. Однако и без этого на судне проблем хватает: нужно выяснить, кто и зачем пытался утопить ихтиолога Рыбкина, а также кто является сообщником преступника, передавая радиосигналы на его корабль.

Глава II

ВРЕДИТЕЛЬСТВО НА БОРТУ

Город Владивосток мы практически не видели. Прямо у трапа нас встретил капитан Флинт и усадил в длинную белую машину. В ней уже сидели двое крупных мужчин — один за рулем, другой рядом с ним. Это были местные работники милиции; они довольно успешно изображали водителя и охранника богатого бизнесмена господина Оболенского, нашего бати.

Машина примчалась в порт и остановилась на причале, возле которого стояла белая красавица «Афалина».

— Не похожа, — разочарованно сказал про нее Алешка.

— На кого не похожа? — не понял я. — На нашу школьную уборщицу?

— На дельфина.

— А ты их видел? — Но мне тоже показалось, что эта «Афалина» больше похожа на прекрасную белую лошадь. Которая с нетерпением ждет, когда она сможет, закусив удила, помчаться вскачь навстречу ветру. По гребням зеленых волн.

— Стуча копытами, — добавил Алешка.

Водитель открыл папе дверцу машины и, достав из багажника наши чемоданы, поднялся по узкому стальному трапу на борт «Афалины»; капитан Флинт, пыхтя трубкой, помогал ему. А охранник не помогал, руки у него должны быть свободными на случай опасности, он только зыркал по сторонам своими острыми глазами. И сказал папе:

— Мне это не нравится, Сергей Александрович. Вы уходите в далекое плавание без охраны.

— Вот моя охрана, — папа с улыбкой кивнул на нас.

Охранник тоже улыбнулся:

— Помоему, именно от них и надо вас охранять.

Нужно сказать, что папа вышел из машины совсем другим человеком, мы даже растерялись немного: так он был не похож на себя. Какойто важный, самодовольный и — очень жаль — глуповатый на вид.

Он небрежно помахал рукой экипажу корабля, который столпился у борта, и развалистой походкой направился к трапу. Стоящий возле него веселый матрос в берете с помпончиком подскочил к папе, отдал ему честь и протянул руку, чтобы помочь. Папа эту руку отстранил и легко взбежал по трапу на палубу. Там его встретили моряки и группа ученых в пиджаках и шляпах. Капитан Флинт представил папу:

— Господин Оболенский. Человек, благодаря которому стала возможной наша экспедиция. — Все покивали и пожали папе руку. — А это его личная охрана. — И капитан показал на нас. Все поулыбались и тоже пожали нам руки. А Лешка гаркнул во все свое горло:

— Здравия желаю, товарищи моряки и краснофлотцы!

Секунда замешательства, и дружный рев в ответ:

— Здражла — товарищ адмирал!

— Вольно! — скомандовал Алешка. — Разойдись! — Он уже вошел в роль сына олигарха. Веселого балбеса.

Никто, конечно, не разошелся, а — наоборот — все столпились возле нас и стали знакомиться. Капитан Флинт называл каждого члена экипажа и ученого по имени, званию и должности.

— Старший помощник Михеев!

— Очень рад, — снисходительно отвечал папа. — Я всегда уважал старших помощников.

— Старший механик Кулибин!

— И старшие механики мне всегда нравились, еще с детства. Я сам хотел когдато стать старшим механиком. Но мама очень возражала…

— Маму надо слушаться, — покивал с усмешкой веселый матрос с помпоном. Капитан строго зыркнул на него. И сказал, указывая на толстого дядьку:

— Наш кормилец — кок Сковорода.

Алешка с сочувствием посмотрел на кока и сказал:

— Бывает.

— Ой, хлопче, — засмеялся Сковорода. — Если бы ты знал, какие фамилии еще есть у нас в Украине! Например, Голопупенко. Я тебе потом столько про него расскажу.

— Лучше не надо, — поспешил предупредить его капитан. И продолжил: — Начальник экспедиции профессор и академик Штокман.

Этот Штокман был очень похож и на профессора, и на академика. Он был в широких, тяжелых очках и в узкой бородке, которая завивалась на конце точно запятая.

Наш папа вздохнул, с уважением пожал ему руку и сказал с большим сожалением:

— А вот академиком стать я даже и не мечтал…

— Папа не позволял? — серьезно спросил веселый матрос с помпоном.

— А вот этого, — капитан указал на него, — я сегодня же спишу на берег!

— Не спишете, — серьезно сказал папа. — Он мне нравится.

И капитан не стал возражать. А повернулся к маленькому человечку с пушистой головой и назвал его:

— Ихтиолог Рыбкин, доктор наук.

— Ихтиандр Рыбкин, — шепнул мне Алешка.

— А вот ихтиологом, — сказал папа, — я никогда не хотел стать. Я всегда любил рыбу не в море, а на столе.

— Боцман Шмага, — продолжил капитан.

Боцман шмыгнул носом и вытянулся во весь свой длинный рост.

— Гдето я вас видел, — сказал папа.

— По телевизору, наверное, — подсказал веселый матрос. — В программе «Здоровье». У Шмаги — вечный насморк. Мы его поэтому Шмыгой зовем.

Шмага засмущался и опять шмыгнул носом — будто волна в борт плеснула. А веселый матрос шепнул Алешке:

— Он у нас еще и глухой.

— Но он хоть видит? — сочувственно спросил Алешка.

— Еще как! Любой непорядок на палубе сразу заметит.

Все это знакомство длилось так долго, что мы даже проголодались. А капитану этого было мало, и он стал рассказывать о своем замечательном судне и водить нас за собой по всяким помещениям.

— Это каюты, это кубрик матросский, это машинное отделение, это траловое устройство, это драга, это капитанский мостик. Здесь радиорубка…

Капитан Флинт не зря гордился своим судном. Тут было много всяких технических чудес, но нам больше всего понравилась камера наблюдений, или темная комната, как ее все называли. Она находилась в глубине носового трюма. Каморка такая. У которой в пол было вделано толстое, ничем не пробиваемое стекло — вроде экрана большого телевизора. Она предназначалась для наблюдений за морским дном. Когда наблюдения не велись, экран закрывался металлической шторкой. Алешка, как дитя олигарха, тут же потребовал эту шторку убрать.

Капитан нажал кнопку на пульте, шторка уползла в сторону и гдето исчезла. Погас свет, и перед нами засветилось окно в океан.

Здесь было не очень глубоко, и дно под «Афалиной» просматривалось со всеми подробностями. И эти подробности нас не очень обрадовали. На песчаном дне, среди редких кучковатых водорослей, валялись: колесо от самосвала, чейто оборвавшийся якорь, дырявая стальная бочка, много всякой драной обуви и прочий хлам. Среди него сновали мелкие рыбки, пробежал бочком маленький краб; скользили по песку солнечные зайчики. Ну прямо — загаженный газон, в котором копошатся воробьи и вороны.

Капитан поспешил включить свет и «задернуть» шторку. Будто ему было стыдно за это безобразие.

Экскурсия продолжилась. Капитан показывал нам теперь всякие научные механизмы на палубе. «Это — то, а это — это».

— А почему вы ваш кораблик дельфиньей кликухой назвали? — небрежно спросил Алешка.

— Вопрос не ко мне. Игорь Владимирович, — попросил капитан начальника экспедиции Штокмана, — объясните юному коллеге этот факт.

— А можно? — спросил Штокман и погладил свою жидкую бородку.

Капитан молча кивнул, Штокман поправил очки.

— Это судно, юный коллега, предназначалось для боевых и разведывательных действий. И называлось оно, когда проектировалось, очень скучно — «СК».

— Спецкатер, — уточнил капитан. А Штокман продолжил:

— Вам известно, коллега, почему дельфин так быстро плавает?

— Конечно! — заявил коллега Алешка. — Хвостяра у него здоровенный.

Штокман усмехнулся:

— У кита «хвостяра» еще больше. Дело в том, что дельфин имеет под своей кожей специальную группу мышц. И эти мышцы, когда надо, вибрируют и гасят колебания воды вокруг тела дельфина. Ну, как бы вам попроще объяснить… Кожа приспосабливается к окружающей среде — и при движении практически отсутствует трение. Это понятно?

— Запросто! — сказал Алешка небрежно. — Ваша «Афалина» обшита не железом, а шкурами дельфинов.

По всему видно было, что Алешка этого не одобрял. Но Штокман засмеялся.

— Примерно так. Обшивка «Афалины» сделана из гибкого, но очень гладкого и прочного материала и тоже имеет чтото вроде внутренних мышц. Специальное устройство, когда нужна максимальная скорость, приводит их в действие. Это понятно?

Алешка кивнул и спросил:

— А где это устройство? И как его включать?

— Это военная тайна, — усмехнулся капитан. — Пошли дальше. Вот это камбуз. Здесь готовится пища.

— А где эту пищу кушают? — спросил Алешка. — Где ваша столовая?

Капитан засмеялся:

— Столовой у нас нет. Прошу в каюткомпанию. Стол уже накрыт.

И мы спустились вниз, в каюткомпанию. Вот здесь все было понятно. По бортам — мягкие диванчики, в уголке — небольшое пианино, по стенам — всякие картинки с видами всяких далеких стран, а посередине — длинный стол, похожий на бильярдный, с бортиками, накрытый разными блюдами и напитками. Даже салфетки, свернутые в конус, стояли рядом с каждым прибором.

— А зачем эти бортики? — спросил Алешка.

— А затем, — объяснил капитан, засовывая за воротник кителя белоснежную салфетку, — чтобы во время шторма посуда по столу не бегала и на палубу не спрыгивала.

— В старое время… — рассказал толстый кок Сковорода, все время чтото переставляя на столе, — в старое время этих бортиков не знали. Без них обходились.

— Руками посуду ловили? — спросил Алешка.

— Зачем? Опытный кок во время сильного волнения или шторма стелил на стол влажную скатерть. По ней посуда не скользила.

Шторма еще не было и сильного волнения тоже, но Алешка уже этот способ испробовал — облил полстола, открывая бутылку с минералкой.

— Хороший будет моряк, — похвалил его капитан, обтирая лицо салфеткой. Ему шипучей минералки досталось больше, чем скатерти. — Но, вообщето, нашей «Афалине» никакая качка не страшна.

— Это хорошо, — сказал папа. — Я не люблю морскую болезнь.

— А почему не страшна? — спросил Алешка.

— А потому, — с удовольствием стал объяснять капитан, — что у нее в корпусе есть специальные резервуары со специальной жидкостью. И когда начинается сильное волнение, эта жидкость автоматически перекачивается из одного резервуара в другой. И гасит колебания судна.

— Жаль, — вздохнул Алешка. — Хотелось бы на мокрой скатерти пообедать.

— Тебе этого мало? — спросил папа, кивнув на лужу в центре стола. — Открывай еще одну бутылку.

Капитан поспешно встал. Вытянул за цепочку из кармана круглые часы, щелкнул пальцем по стеклу циферблата и сказал:

— Однако, в шестнадцать нольноль выходим в море. Прошу всех на палубу.

Мы поднялись на палубу.

Над нами — яркое солнце. В борт «Афалины» мелко плещут волны, полные всякого мусора и покрытые радужной пленкой. Пронзительно скрипят горластые ненасытные чайки. Они все время чтото выхватывают из воды, но мусора на ней меньше не становится. Визжат и лязгают портальные краны, вытягивая из бездонных трюмов грузовых теплоходов громадные ящики, огромные сетки, чемто набитые, связки железных бочек. Складывают их на причал, где тут же шустрые автопогрузчики подхватывают их своими блестящими, вроде здоровенных вил, клыками, приподнимают и кудато увозят.

Невдалеке от нас стоит молчаливый военный корабль серого цвета. На нем всякие хитрые надстройки, ершатся грозными стволами орудия, а на корме приютился маленький вертолет со сложенными лопастями.

— Давно здесь стоит, — грустно сказал капитан.

— Порт охраняет? — спросил папа.

— Сам себя, — буркнул в ответ Иван Федорович. — Топлива у него мало.

— Временные трудности. — Папа пожал плечами. — Если надо, я могу для них купить солярку. Пусть поплавают.

— Вы лучше чтонибудь для нас купите, — ввернул веселый матрос.

— А тебе мало? — сердито спросил капитан.

— Ага. На сигареты не хватает.

Со стороны открытого моря в порт вошла красивая яхта под всеми парусами. Их у нее было так много, и такие они громадные и пузатые, что кажется, в порт низко, над самой водой, вплывает белоснежное облако.

Капитан пошел на мостик. Алешка — за ним, и тут же начал отдавать ему какието приказания, размахивая руками. Капитан послушно взял микрофон, и по судну громко разнеслось:

— Выбрать якорь!

Гремит бегущая из воды черная цепь, по ней стекает вода; и вот цепь исчезает в овальной дырке на носу «Афалины» — якорный клюз называется.

— Отдать носовой!

Матрос выбирает носовой швартовый канат, и яхта чуть отодвигается от причала к морю.

— Отдать кормовой! Самый малый вперед!

Наконец наш корабль отцепился от берега и плавно набирает ход, нацелившись своим крутым и острым носом кудато вдаль. На южный край света.

По акватории порта «Афалина» шла осторожно, все время лавируя меж стоящими на якорях кораблями. Но как только она оказалась на чистой воде, «Афалина» сделала стремительный бросок, как кошка за мышкой, и, высоко задирая гордый нос, понеслась навстречу приключениям и опасностям…

Мы с Алешкой долго стояли на носу. «Афалина» летела будто не по воде, а над водой. Плавно шелестели, обегая ее, зеленые и уже совершенно чистые волны.

— Ни фига себе корабль! — с восторгом сказал Алешка. — Настоящий дельфин! Никакая не лошадь.

Казалось, если капитан прикажет прибавить ход, «Афалина» раскинет крылья и помчится в свободном полете, как летучая рыба. Или какойнибудь альбатрос (вроде спаниеля). От нас даже чайки отстали, замотались, наверное, крыльями махать.

Очень скоро мы замерзли и спустились в отведенную нам каюту. Здесь были две койки, одна над другой, и диванчик у самого иллюминатора. Письменный столик, банкетки и вместительный шкаф. Рундук, поморскому.

Мы стали осваиваться. Полазили по койкам, попрыгали на диванчике и стали разбирать и укладывать свои вещи.

— Чур, я наверху сплю! — забил себе верхнюю койку Алешка.

Я не возражал, с нее падать выше.

— А вот фиг! — сказал Алешка.

Он щелкнул какойто задвижкой, и у внешнего края койки появился такой же барьерчик, как и у стола в каюткомпании, только обтянутый желтой кожей.

Впрочем, на нижней койке тоже была такая же предохранительная доска.

Я уложил свои вещи на свою полку, а Лешка, разбирая свой чемодан, вдруг громко икнул.

— Ты что? — спросил я. — Морского воздуха надышался?

— Привет от мамы! — сказал Алешка и запустил в меня валенком.

Не поверила, значит, мама. Засунулатаки тайком валенки для Алешеньки. И не только валенки. Алешка откопал на дне чемодана свою старую зимнюю шапку и пару рукавиц.

Шапку он сразу же выбросил в иллюминатор:

— Она мне все равно мала.

А валенки засунул в нижний ящик письменного стола.

Но тут вдруг стремительный ход «Афалины» стал постепенно замедляться. Стихли двигатели, раздались на палубе тревожные голоса матросов.

— На какогонибудь кита налетели, — предположил Алешка. — Сейчас ко дну пойдем. Пошли посмотрим, интересно ведь.

И мы помчались на палубу, посмотреть, как мы пойдем ко дну. Там, возле капитанского мостика, происходила бурная сцена. Капитан яростно дымил трубкой, а старший механик наступал на него и кричал во весь голос:

— Это вредительство, Иван Федорович! На судне враг! — И при этом он тыкал чуть ли не в нос капитана какимто мятым бесформенным предметом.

— Наверное, взрывное устройство, — шепнул мне Алешка. — Ща как рванет!

Но оно не рвануло. Оно и само было какоето рваное.

Оказывается, почему смолкли двигатели? Потому что в их воздухозаборник попал посторонний предмет и плотно его закупорил, а без воздуха, понятно, никакой двигатель работать не может.

— Ну что? Что это такое? — возмущался стармех.

Алешка подошел поближе, вгляделся и задумчиво сказал:

— На старую зимнюю шапку похоже. — Зевнул и добавил: — Пошли, Дим, спать.

А я подумал: хорошо, что он валенки в иллюминатор не швырнул…

В общем, зимняя шапка, превратившись в тряпку, полетела за борт, рассерженный стармех запустил двигатели, и «Афалина» вновь начала свой плавный бег по морским волнам.

Надо будет, подумал я, и рукавицы поскорее за борт отправить. Вместе с валенками…