Переходный момент

Валерий Дунаев

Действие повести происходит в 1986 году в России. Максим, сомневающийся в себе молодой человек, возвращается домой, отслужив срочную службу. В поезде встречает девушку Марусю, сбежавшую из дома. В силу обстоятельств они оказываются вдвоем в необжитых лесах Карелии, не зная, как действовать в такой обстановке. Обладая разными взглядами на жизнь, вынуждены друг с другом общаться. В таких условиях Максим пытается познать самого себя и смысл своего существования.

4 глава

Эта музыка. Она какая-то несуществующая. Ее не может быть. Но она есть. Где-то за ширмой. За прозрачным занавесом. И везде. В колебаниях каждого атома… Колокольчики… Хрустально-серебристые колокольчики, извлекающие непривычную слуху хрустально-серебристую мелодию… Ясно… Все ясно… Эта мелодия в каплях росы или в мертвенно-бледном свете луны… Луны, которая смотрит прямо в глаза, немилосердно сжигает их своим светом.

Специально направленным светом. Чтобы просверлить мозг. Через глаза… Какой умный способ… А ноты музыки весело прыгают, смеясь звонкими колокольчиками… Луна прозрачна… Только свет от нее…

И за ней…

И визг… ВИЗГ… Неприятный. Раскидывающий в стороны хрустальные колокольчики.

Под безумный визг сатаны

понимаешь прозрачность луны

и хватаешь с земли валуны…

…Отрываешь с земли валуны

и кидаешь их в небо с силой,

Чтоб луна тебя не бесила…

Чтоб следить за тобой перестала

и душевным надгробием стала.

Какая чушь! Мгновенье. Пустыня и холод… Должен быть холод… А тут валуны… Почему валуны? Камни такие… Большие… Нелепость какая-то… И ветерок приятный… Ласкает…

…И Максим открыл глаза. В глаза ярко била своим прозрачным светом луна… В ушах тоненько пищал раздражающий писк… И лицо приятно обдувал мягкий ветерок…

Максим медленно повернул голову влево. Противно уткнулся щекой вроде бы в траву (почему в траву?). Повернувши голову на право столкнулся с той же оказией. То, что лежал на спине он уже понял…

И через мгновенье ему стало понятно по какой причине он лежал спиной на земле, поворачивая лицо в траву, обдуваемый приятным ветерком, под пристальным наблюдением луны и противным писком в ушах…

Осознав всю суть и кошмарность произошедшего, Максим ужаснулся.

Ну ничего себе приключение! Если не сказать ЗЛОКЛЮЧЕНИЕ. Вот это его угораздило.

Нашептывания чьим-то вкрадчивым шепотом каких-то стихов сразу забылись, исчезли в глубинную память. Луна перестала являться мистическим явлением. Окружающее стало опять физически ощутимым, четко осознаваемым, объяснимо осязаемым.

Максим резко приподнял свое тело из положения лежа на спине в положение сидя. Резкая боль волной охватила голову и также волной откатила в неизвестном направлении, оставив место пульсации в висках… Затылок немного саднил и побаливал. Молодой человек потрогал его, обнаружил ощутимую шишку и липкость на волосах.

Убедившись в отсутствии огромнейшей дыры и, вытекающих из нее на ладонь, мозгов Максим пресек, зарождающуюся было, панику.

Дескать, вот и все… Вот и конец… Мозги потекли и теперь я без мозгов… А значит придется умирать. Переселяться в тот самый край, который поглощает ушедших…

Нет. Мозги не вытекали. Рассмотрев при лунном свете свою ладонь, Максим еще и визуально в этом убедился. Всего лишь немножко крови на пальцах. Просто ссадина сзади, на затылке.

Чтобы приподняться на корточки он уперся руками в землю и… Сердце его чуть не сжалось в маленькую молекулу. Левой рукой он уперся во что-то непонятно-мягкое, скользкое, чмокающемерзкое…

Руку отдернул, резко отпрянул в сторону и взглянул на причину, вызвавшую в нем такой животный страх… И от омерзения отпрянул с сторону еще дальше, вскочив на ноги и откинув себя прыжком спиной вперед. Не сводя, однако, глаз с того страшного предмета…

Насколько представлялось возможным рассмотреть что-либо детально в условиях лунно-звездного света на фоне майской ночи тем пугающим предметом было какое-то животное небольших размеров…

Если точно: КОГДА ТО ЭТО БЫЛО ЖИВОТНЫМ. А вот какого вида — непонятно. Потому как живым данное животное назвать нельзя. Хотя бы по его расплывшемуся, полуразложившемуся, слизистому состоянию (отсюда чмокающемерзкое ощущение на ладони). Ну и из-за разложения животного не понятна классификация вида. Собака, кошка, лиса, волк, крошка-енот… Или еще кто?…Но не ежик..

Максим плюнул в сердцах, отвернулся и, решив не отвлекаться на такие малочегозначащие детали, как разлагающиеся желеобразные трупы непонятных животных, принялся оценивать обстановку…

Тело, судя по всему, цело. Без значительных погрешностей. Удивительное везение после полета из вагона мчащегося во весь опор поезда. Это внушало некий оптимизм. Но вот что касается всего остального… К примеру, где ОН ВООБЩЕ находится? И далеко ли ближайший населенный пункт?…С этим дела поинтересней… Попессимистичней…

КРУГОМ ЛЕС… НОЧЬ… ЛУНА… ЗВЕЗДЫ. Ласково ветер гладит по щекам. Успокаивает, наверное. Чтобы не сразу разрыдался истерическими слезами.

Затаившаяся тишина поглотила в себе другие звуки… Другие звуки…

А должны ли они быть? Звуки эти… Ну хотя бы гудки поезда. Но все звуки повисли в плотности атмосферы.

Вот тебе и сюрпризы жизни. Не бывает все одинаково и гладко…

«Маруся» — подумал Максим. Она же вместе с ним из поезда вылетела. Или он вместе с ней. Но, как фразу не переделывай, смысл остается один.

Они оба вылетели вылетели из вагона поезда, ехавшего в Ленинград. В данном случае где-то в Карелии. И больше пока ничего не известно.

Маруся. Необычная девчонка с недоверчивым взглядом волчонка, втянувшая его в столь сногсшибательное волнующее приключение.

Где то же она должна находиться поблизости. Вероятность того, что она полетела из вагона мимо земли в неизмеримые дали ничтожно мала. Значит… Значит… Где то рядом… О том, что она, к сожалению, теперь уже не девочка, а труп девочки думать Максиму не хотелось.

Это бы вовсе не дополняло бы гармонично полуразложившийся труп неопознанного животного. Такого бы не хотелось… Нужно найти Марусю. Девочку, вызывающую раздражение, почти бешеную ярость. Надо же было ей нарисоваться, влезть, несоответствующим с его планами, дополнением. Максиму совсем не казалось, что его жизнь скучна и бездарна. И во всякого рода экстравагантно-роман-тических приключениях не нуждался. И в спутниках по извилистым ухабистым дорожкам этих приключений тоже не ощущал острой необходимости. Тем более в лице этой взбаламошенной девчонки, непонятно с какой целью путешествующей на поезде в одиночку, в таком нежном возрасте. Впрочем, возраст не оказался препятствием, запрещающим воровать кошельки… Так что надо отыскать девушку и все… ВСЕ ей высказать. Все про нее узнать… Обругать… Выпороть.

И видно будет, что дальше предпринимать…

* * *

В близлежащих окрестностях, освещенных лунным светом (хотя и лунным, но не совсем уж безнадежно тусклым) ни девчонки ни ее переломанного тела с выпученными от ужаса глазами не обнаруживалось.

Максим и кричал и свистел. Все тщетно. Как сквозь землю провалилась. Или полетела далеко в лес. Что, скорее, невозможно, чем может быть.

Максим в чувствах присел на какой-то пригорок. Злость на девушку возрастала. Но уже окрашивалась оттенками беспокойства. Не может же быть, что Маруся ловко успела зацепиться за поручни вагона и уехала на поезде дальше, в сторону Ленинграда. Не может же быть, что выброс Максима из поезда являлся запланированной акцией. Детально обдуманной. Бесчеловечной. Зачем? Да нет… Максим точно помнил, что вылетели они из вагона вместе. Он еще успел подумать, как бы девчонка не разбилась. Не о себе. Ни о том, как бы самому уцелеть. А о девушке. О ее более комфортном расшибании головы о камни при столкновении с землей на внушительной скорости.

Или не было у него таких, заслуживающих всяческих похвал, мыслей?

Вообще никаких мыслей не было. Они уже потом придумались.

Когда он валялся без сознания на сочной ночной траве и слушал какие-то незнакомые стихи, шепчущие неизвестным голосом под аккомпанемент хрустальных божественных колокольчиков…

И с достоверной точностью не может Максим утверждать один он вылетал из вагона, либо в сопровождении юной дамы.

Он, запутавшись в собственных сомнениях, отчаянно помотал головой из стороны в сторону. Голова немного кружилась. Может плюнуть на поиски Маруси и лучше подумать какие меры к собственному спасению можно предпринять. К, примеру, направиться вдоль железной дороги в сторону ушедшего поезда…

Надо, наверное, так и сделать. НО ВСЕ ЖЕ… Ерунда это все. Они вдвоем из вагона выпали. И постараться найти девчонку НУЖНО…

Хоть и дура маленькая, но все-таки жалко. Глаза у нее… Не ребенка, а волчонка, не доверяющего окружающему миру, брошенного одного в водоворот ужасной, полной злых сюрпризов и кровожадных хищников, жизни. Красивые, впрочем, глаза…

У Максима перед глазами, почему то, отчетливо нарисовалась одна незначительная деталь: Маруся с расстегнутыми джинсами. Достает с внутренней стороны джинсов кошельки и швыряет их в ночную неизвестность… И возникла глупая мысль. Девчонка в трусы, что ли, эти кошельки прятала? Интересно, она полетела вдогонку за кошельками? И, в процессе увлекательного полета, застегивала джинсы на молнию или нет?

Совершенно нелепая мысль. Не несущая в себе практического смысла и важнейшей информации для понимания случившегося.

Максим усмехнулся. Вот что действительно важно так это то, что он, забыв о бдительности, выпил коньяка, любезно предложенного философом Акимом Петровичем. Ориентация в окружающем пространстве приняла неадекватность, отношение к окружающей действительности стало невнимательным. Девчонка точно все это уловила в Максиме. И воспользовалась его расхлябанностью. Так что девушка хоть и виновата, но она всего лишь использовала обстановку в своих целях. Прежде всего виноват сам Максим. Надо же!

Почувствовал себя взрослым, умудренным мужчиной. Целиком контролирующим ситуацию. Расслабился, видите ли. ВЫПИЛ… И, возгордившись, попал в неприятности…

В тишине нескончаемой ночи,

когда время течет не очень.

Когда время ползет втихомолку

и от света луны нет толка

Напишу письмо в невесомость,

сообщу о себе ТУДА новость,

что, наплевав на земные заветы

на все правила и обеты

на закаты и на рассветы,

я исчез с БЕЗРАССУДНЫМ ЛЕТОМ…

Отрешенно и медленно Максим проговорил эти стихи, печально вздохнул и посмотрел на луну. Как будто она может подсказать ответы на возникшие вопросы. Как будто она все знала, но эгоистично молчала, издевательски прикинувшись всего лишь прожектором.

Прожектором целенаправленно светящим именно в глаза Максиму.

Насмехаясь и подавляя еще пока не сломившуюся силу духа и волю к победе…

…Тихо так… Ночная тишина. Звуков цивилизации ниоткуда не доносится. И свет ни с каких сторон не мерцает. Искусственный свет. А только лишь лунно-звездный охватывает серебристо-бледным цветом поверхность земли, образуя огромные величественные тени и превращая скопление деревьев в непроходимую сплошную стену. Непре-одолимую до такой степени, что кажется и звук сквозь эту стену не в состоянии просочиться…

Видимо, и даже скорее всего, ближайшие населенные пункты находятся на значительном расстоянии отсюда. Хоть бы поезд какой-нибудь прошел… ТАК И ЭТОГО НЕТ. Как будто тот поезд, из которого Максиму посчастливилось вывалиться, был последним и больше поездов не будет. НИКОГДА. Эта часть железной дороги вообще недействующая. С этого дня. Точнее с этой ночи. Закрыта. Забыта. Перечеркнута на картах, как не имеющая значения. НЕ НУЖНАЯ СТАЛА. Не рентабельна…

Тихо… Но вдруг… Всхлипывает, что ли, кто то? Плачет? Или кажется?

Максим насторожился. Как будто действительно кто то плачет… Там, в темной плотности леса.

Максим осторожно направился в наиболее вероятном направлении предполагаемого плача… Может, статься, и не показалось… И тогда…

И тогда… Силуэт чей то шевельнулся. И, похоже, силуэт, облаченный в кое — что светлое…

Максим ускорил шаг. Дальнейшее приближение убедило его в реальности существования плачущего кого то…

— Маруся! — сердце его учащенно забилось. Нашел! Отыскал! Уже лучше…

Он не вошел, влетел в заросли леса, раздвигая кусты, запинаясь о камни…

— Маруся! С тобой в порядке?

Девушка, похоже, не спешила разделять с ним радость встречи. Она встрепенулась и, вытирая ладонями лицо (скорее слезы на лице),рванулась от Максима. В глубь темного леса.

— НЕ ПОДХОДИ КО МНЕ! — грозно процедила она сквозь зубы. Тем самым приведя парня в замешательство. Как это понять? «НЕ ПОДХОДИ!». Это что же? Это почему же? Не обращая внимания на грозное требование не подходить, он не остановился:

— Да что с тобой?!… Ты не… Ты не… У тебя руки целы?

Идиотский, конечно, вопрос. Но, по сути, верный. Главное руки были бы целы. Ну а потом ноги. Позвоночник. Голова. Нос на голове. Пальцы на руках. Пальцы на ногах.

— РУКИ?! — истерично завизжала девчонка, пятясь назад, — Шея только свернута! А так все зашибись! Идиот! Придурок! Сказала — не подходи! МАНЬЯК! Не прикасайся ко мне! Буду кричать!

Максим очень оторопел от такого потока лестных слов о себе. Вот это, называется, ПРИЕХАЛИ! Он же еще и идиот. К тому же маньяк.

— Кричи! Зови на помощь! — он тоже пребывал на эмоциональном взводе, — Давай! Девчонка! Может зайцы тебе помогут? Или волки с медведями? Ты что себе позволяешь? ДУРА!

— Сказала — не трогай меня!!! Ты зачем выбросил меня в лес из поезда? Чтобы надо мной поиздеваться! Вот зачем!!! Позабавиться! Сволочь! Маньяк! А с виду приличный.

Максима трясло от гнева. Оказывается ЭТО ОН ВСЕ ЗАДУМАЛ. ОН. А не она. Не она, оказывается, втянула его в эту гнусную историю.

Не она своровала эти кошельки. У него и у того огромного дяденьки. Не она открыла дверь вагона и стала выбрасывать кошельки наружу, в проносящуюся мимо ночь. Да… Максим мог бы к ней и не кидаться. Может быть и не вылетели б тогда из вагона. Но где гарантия, что она сама бы не выпрыгнула с поезда?

— Ты сама не понимаешь, что несешь! Я тебя не выбрасывал никуда. Это из-за тебя все получилось! Я не маньяк. Не кой черт ты мне сдалась? Влезла в мою жизнь!

— Говори, говори. Маньяк. Все маньяки так говорят. Зубы заговаривают.

— Можно подумать, что тебе везет на маньяков. Даже знаешь о чем они говорят.

— Молчи, придурок! — девушка все дальше удалялась в лес.

— Да стой же ты, соплячка! Не нужна ты мне.

— А раз не нужна, так что же ты за мной идешь? Потому что хочешь надо мной поглумиться. Я это точно знаю. Тогда бы ты не стал меня хватать и выбрасывать из вагона. Ты бы просто стоял в тамбуре и уговаривал меня успокоиться, закрыть дверь и не совершать глупостей… ТЫ — МАНЬЯК…

Максиму надоело высушивать эти раз и навсегда утвержденные выводы о своей личности. Которые сомнению, естественно, не подлежат.

Он, резко кинувшись к девушке, предпринял попытку близко к ней приблизиться, тем самым остановить ее дальнейшее убегание в темный лес и попытаться наладить более продуктивный диалог, а не выброс эмоциональных всплесков в адрес друг друга. Но не вышло… Споткнулся о ветку какую-то или палку… И грузно шмякнулся в траву…

Не успев приблизиться к девушке, чтобы можно было ее схватить…

— Ага! Опять ко мне бросаешься! — злорадно и истерично засмеялась Маруся, — Маньяк! Обхватить хотел! Повалить! Скрутить! Надругаться!

— Ну и дура…, — сплевывая, поднялся на ноги Максим. Зачем то отряхнул колени, — Послушай, Маруся. Я правда не желаю тебе вреда. Как видишь, я и сам в такой же ситуации, как и ты. Поверь мне. Надо что то решать…

— Решать?! Ты хочешь поймать меня и…

— Опять заладила свое, — оборвал ее Максим, — Если бы хотел, то зачем мне тебе зубы заговаривать? Я — мужчина. Значит сильнее. Все равно поймаю в этом лесу. Кроме нас двоих здесь никого нет. Хоть закричись. Зачем мне болтать с тобой?

— Затем, что так интересней. Молча — не интересно. Надо пообщаться с жертвой. Чтобы жертва покричала, поругалась или поумоляла о пощаде… Надо, чтобы изюминка была…

— Изюминка… Жертва…, — Максим устало улыбнулся, — Право же смешно… Если хочешь иди в этот лес. Я и без тебя обойдусь. Одному даже легче. Главное знаю, что ты жива. Ну и дальше выживешь. Наверное. Что мне до тебя?

— Вот, вот. Сделаешь вид, что тебе нет до меня дела, отвернешься, уйдешь. А сам все же будешь за мной следить, повышая тем самым предвкушение будущего надо мной глумления. Да, да. Будешь следить за моими действиями, фантазируя всякие гнусности… И потом выберешь момент, когда…

— Ну тебя понесло! Не надоело выдумывать? Успокойся и давай прекратим, наконец, неуместную перепалку… Мы, действительно, в скверном положении… Пойми это… Своими дурацкими опасениями на мой счет ты еще больше драматизируешь обстановку… Неужели я на самом деле похож на маньяка?

— Маньяки не выглядят монстрами… Они все симпатичны и милы. Вежливы, доброжелательны…

— И сколько таких милых маньяков тебе довелось повидать на своем коротком веку? Раз в полгода по злодею тебе встречается? Зимой летом? Зимний маньяк. Летний маньяк. Или весенний. Осенний. Начиная с тех пор, как тебе исполнился годик. Или раньше? И все они, маньяки, с удивительной стабильностью посещают тебя… Все эти симпатичные маньяки… Ты, девочка, случайно не свихнулась?

— Заткнись, придурок… Я тебе не девочка… Сам то… Пацан… Даром, что солдат.

— Не называй меня придурком. Мала еще. Не девочка она, видите ли… Ну ведь и не мальчик. И с чего ты взяла, что я солдат?

— А кто же? На роже написано…

— Не хами, говорю.

— А ты сам хамишь. Малолеткой обзываешь…

— С твоими рассуждениями о маньяках на взрослую не тянешь.

— Вот и ищи взрослую. Со взрослыми рассуждениями. Здесь. В лесу. Куда ты меня выкинул.

— Я тебя не выкидывал. Я ведь и сам выпал из поезда.

— Нет, выкидывал. Тогда почему я здесь? А сам ты выпал из поезда, потому что так хотел.

— Неужели? А может это ты спрыгнула с поезда и меня с собой прихватила?

— Точно идиот. Я что с сумасшедшего дома сбежала? Я, что совсем рехнулась, по твоему, будучи молодой и интересной девушкой, выпрыгивать ночью на полном ходу поезда куда то в темный лес, прихватив с собой узколобого солдата?

— Какого солдата?

— Узколобого.

— Ну знаешь… Интересная девушка, — Максим чуть не лопнул от негодования, узнав о себе столь пикантную подробность, касающуюся его интеллекта. Узколобого — значит тупого. Неотесанного дубину, — Ну знаешь, молодая интересная девушка… С необсохшим молоком на губах. Интересных девушек не выбрасывают из поезда живьем… Сначала стараются поухаживать…

— Да кто вас, маньяков знает! Чтобы по башке дать не обязательно ухаживать сначала.

— Тебе виднее… Знать предыдущие маньяки так и делали. Сразу в бубен тебе стучали. Без всякой учтивости… Наверное из-за твоего несносного характера каждый, изначально приличный человек, в итоге превращался в маньяка. Не мог терпеть больше твоих причуд. Нервы не выдерживали…

…Они все-таки смогли прийти к компромиссу. Достигли, так сказать, делового соглашения в виде некоего перемирия конфликтующих сторон. Отложили спор о маньяках, малолетках, дебилах пока в сторону, сохранив, впрочем, к друг другу недоверие и недоброжелательность. Воздержавшись временно от едких высказываний насчет умственных способностях, внешнего вида и полезности для общества друг друга, молодые люди согласились с необходимостью какое-то время действовать сообща. Покуда не выберутся из этой досадной переделки. А там с огромным удовольствием разбегутся в разные стороны. И вспоминать друг о друге будут только в неконтролируемых кошмарных снах.

— Только попробуй ко мне прикоснуться, — подытожила грозно Маруся, — Будь уверен УЖ Я СЕБЯ В ОБИДУ НЕ ДАМ! Это я с виду такая хрупкая. Я давно не маленькая. И смогу оказать ДОСТОЙНЫЙ ОТПОР своему обидчику.

— Не сомневаюсь. От твоей невоспитанности любой с ума сойдет, назовется хоть маньяком, Лишь бы убежать от тебя, Выпрыгнуть из поезда, но только больше тебя не видеть и не слышать, — тоже подытожил Максим…

…Вот и ладненько… На том и порешили…

***

Максим мало впитал от своих родителей жажды новизны, приключений, способности во что бы то ни стало достигнуть поставленной цели. Достигнуть, не считаясь ни с какими лишениями, трудностями.

Когда неприятности не являются неприятностями, а всего лишь краткосрочными недоразумениями. Когда сама ИДЕЯ поглощает все добавочные неудобства. Во всяком случае пока еще такого он в себе не замечал и замечать не особо стремился.

Максим, в отличии от родителей, не обращавших внимание на комфорт, придающих важное значение закалки организма, не отличался спортивностью, больше ценил тишину и уединение, неторопливые размышления о душе. Любил смотреть на ночное небо, да и на дневное, когда в нем причудливо трансформировались облака из одной фигуры в другую. Ему все-таки ближе был внешний комфорт, теплая постель, горячая ванна. Он совсем не являлся героем, способным годами бродить по лесам, лазить по горам, бороздить моря-океаны, мыться под дождем и постоянно обдуваться со всех сторон всевозможными ветрами. Он очень любил писать картины, читать стихи и размышлять о смысле жизни (в основном своей). Думать ЗАЧЕМ ОН? ПОЧЕМУ? ДЛЯ ЧЕГО? Есть ли, кроме этой жизни, какая-нибудь другая?

И как это УМИРАТЬ?

И абсолютно не способен действовать в условиях чрезвычайных ситуаций. Воспитание бабушки фундаментально на это повлияло. Ее учение не предполагало тусоваться на молодежных тусовках, ползать по горам, нырять с водопада, прыгать с парашютом, кидаться зимой в прорубь, выживать вне цивилизации. Зато предполагало духовно просвещаться, не ругаться матом, быть вежливым, скромным, кротким, чуть ли не религиозным. Так вот к условиям таким например, как оказаться черт знает где ночью в красной спортивной одежде, без денег, без воды, еды, ножа и компаса, да еще и в компании юной психованной дамы Максим оказался совершенно не готов.

И пребывал в растерянности, не зная, что и делать то. Армия, как ни странно, его тоже не подготовила к подобным прихотям судьбы. Что говорить, если он со своим талантом к рисованию сразу был замечен командованием и назначен на почетную должность штабного писаря.

Не беда, что должности такой официально нет. Для него почему то появилась. И начал оформлять афишы, агитационные плакаты и прочие подобные всякости. И тем самым был избавлен от ужасных марш-бросков, полевых выходов, сопровождающихся натертостями ног, переобуванием на морозе, проползанием на брюхе по свежей сочной грязи, отмерзанием пальцев, щек, ушей, терянием сознания и прочими романтическими дополнениями. Особенности прохождения службы Максимом не всеми товарищами по службе воспринимались равнодушно. Некоторые конкретно негодовали по поводу тепличных условий, которыми пользовался Максим. Сам то он не сильно и придавал этому какой то особенности. Просто так получилось.

Должность такая — в штабе все время торчать. Была бы другая должность выполнял бы другие обязанности.

Конечно и остальные связисты не были загружены полевыми учениями. Но все же… Все же считали Максима несправедливо приласканным командованием. Никто же и не старался вникнуть в особенности постоянного пребывания возле начальства. В то, что там есть свои нежелательные минусы… Так что, бывало, хотели завистники устраивать темную обнаглевшему рядовому Солдатову (наверняка еще и стукачу, как им казалось). Ночью ведь обнаглевший солдат находился, как и все, в казарме… Вот тут то и послал ему Бог Виталика, который тоже являлся представителем города-героя Ленинграда (а значит земляком). Виталик не был писарем. С рисованием, пением и тому подобными дисциплинами дела у него обстояли плохо. Зато хорошо в спортивном отношении. Виталик и взял своего земляка, не отличавшегося физическими данными, под свое покровительство. И сдружился с ним.

Короче говоря, городской утонченный Максим оказался в сложных для него обстоятельствах, оказавшись в карельских лесах, вдали от цивилизации. Как выжить теперь, что предпринять не имел ни малейшего понятия. Этакую безрадостную картину дополняла необходимость взятия на себя руководящей роли, как старшего и более сильного.

Куда как обнадеживающе выглядит, когда к неподготовленному к трудным испытаниям добавили такого же спутника. Маловероятно, что юная городская школьница в лесах, отдаленных от цивилизации, чувствует себя, как рыба в воде. По всем показателям, как рыба не в воде. На суше. Или нет? Или все-таки… Может туризмом увлекается… Походами…

…Слабая надежда на умения умело действовать в подобных ситуациях, которыми могла бы обладать ученица какого-то там класса какой-то там школы затеплилась в паникующем мозгу Максима.

Эта же надежда и преградила дорогу к здравому размышлению, да направила ход дальнейших событий по определенному руслу.

Сделан один шаг, за ним другой, третий… И потянулась цепочка из взаимодополняющих друг друга моментов. И начал нарастать снежный ком, слепляясь из приключений. Да пошли разрастаться круги на воде от нырнувшего камня. Да хлынула потоком вода из прорвавшейся плотины. Не остановишь, пока не вытечет вся…

…Маруся упорно доказывала, что, когда они еще не вылетели из вагона, видела вдалеке какие-то огоньки. Или огонек. И там точно, если не поселок, то домик какой-то. А значит люди живут. И они знают… Они подскажут, что дальше делать любителям прыгать по ночам в лес из движущего поезда… Хотя бы укажут направление к ближайшему населенному пункту.

А если по железной дороге идти, то неизвестно сколько сотен километров придется топать, неизвестно в каком лучше направлении.

И поезд никакой не остановится, чтобы их подвезти. Не машина. Руками бесполезно голосовать.

Девчонка так убедительно все это доказывала, что Максим подумал, что она, скорее всего, имеет опыт в похожих прогулках. Ему очень сильно захотелось ей довериться. По крайней мере, это хоть ЧТО-ТО ОБНАДЕЖИВАЮЩЕЕ. Он и сам начал склоняться к тому, что огонек (или огоньки) в лесу гораздо ближе и достижимей, чем предполагаемые станции вдоль железной дороги. Не признаваясь девушке в своей постыдной некомпетенции, сурово молвил:

— Если взвесить все «ЗА» и «ПРОТИВ», думаю стоит дойти до этих огней. Хотя, наверное, опасно это. Может лучше вдоль путей пойти?

— Опасно? Ты же мужчина. Солдат. Какая опасность? Вдоль путей… Иди… Сам же не уверен…

Максима покоробил выпад в его сторону. Чуть ли не плевок. В его лицо… Мужчина… Солдат… Сказала, как припечатала. И не отвертишься.

Надо держать марку. И, как ни крути, юная непосредственная неопытность девушки и уязвимая гордость молодого человека сделали свое дело…

Девчонка с воодушевлением ломанулась сквозь лес в поисках спасительного огня, ослепленная желанием побыстрее найти местных спасительных жителей, не думая о возможных опасностях.

Максим, без особого энтузиазма, потянулся за ней, сомневаясь, однако, в правильности выбранного решения. И обоим было не до того, чтобы хотя бы дождаться, когда рассветет… Светать то вот-вот начнется…

ПЛЕВАТЬ… РВАНУЛИ… ПО ЛЕСАМ КАРЕЛИИ…

…А надо было идти вдоль железной дороги. Но тогда бы это была совсем другая история… ДРУГАЯ ИСТОРИЯ. Она могла бы произойти… Но не с этими молодыми людьми.

— Черт! — выругался Максим, в очередной раз подымаясь на ноги после грузного падения на землю, — Эти прутья! Кочки… Совсем невозможно идти…

— Да-а-а, — протянула Маруся, — это тебе не в городе по асфальту дефелировать. Тебя под ноги учили смотреть?

Она, в отличии от своего незадачливого спутника, ни за что не запнулась и не шлепалась на землю на каждом шагу. Ее раздражали эти падения Максима, его неуклюжесть.

— Ты, вообще, умеешь более бесшумно ходить? А то на весь лес слышно твое продвижение по природе.

— Молчала бы. Тебе легче с твоими размерами и цыплячьим весом.

— А я и молчу. Это ты постоянно орешь то «Черт» то «Блин». Со своим кабаньим весом.

— Не цепляйся к словам. Я имел в виду ты легче и тебе проще. Почти летишь, не касаясь земли.

— Это ты намекаешь на то, что меня из вагона ветром выдуло, а не выбросило твоим жирным телом?

— Ничего я не намекаю. И не жирное у меня тело… Скорее наоборот.

— Вот и молчи… Наоборот…

— Сама молчи…

— Не ори на меня.

— А зачем ты кошельки воровала?

— Тебя забыла спросить. Тебе важнее сейчас выяснять эту мелочь, а не каким образом выпутаться из этого похода?

— Да. Важно и про кошельки знать. Благодаря этому мы в лесу, а не в поезде.

— Ну давай вали все на ребенка! Лишь бы себя обелить. Нечего было гнаться за мной. Все бы прошло благополучно.

— Благополучно для кого? Для тебя? Ты бы исчезла с деньгами. А я бы… И тот мужик… Остались бы с носом…

— С носом… Вот-вот… Или еще с чем, — хихикнула девчонка.

— Еще с чем? С чем? — не понял шутки Максим.

— Тебе рано об этом знать. Маленький еще…

Максим секунду помолчал. Обдумал. Догадался. И начал психовать еще больше:

— Послушай ты! Ребенок невоспитанный… Что за гадости ты несешь? Как не стыдно? Дура школьная!

— Но, но… Следите за выражениями, товарищ солдат, который призван не обижать ребенка.

— Тебя обидишь! Ребенок… Сама же первая начинаешь.

— Опять я виновата! Ну что ты будешь делать? Я не знаю о чем ты там подумал. Я про голую задницу…

— Какую задницу?!

— Голую! — выкрикнула девушка, — Тупой что ли? Есть задница в штанах, а есть без щтанов. ГОЛАЯ. Остались бы с носом и с голой задницей.

— А почему задницей?

— А ты про что подумал?

— ТЬФУ ТЫ! Вот же мелюзга несносная! Совсем меня запутала и в краску вогнала.

Маруся задорно рассмеялась:

— В краску его вогнали! Бедненький. Не переживай. С голой задницей и красной рожей с носом это же так необычно… Жаль в лесу никто не видит. Только я. Но я никому не расскажу про то, как…

— Да помолчи…

Но Маруся не могла унять смех. Она даже остановилась, чтобы просмеяться:

— Вот умора! Как представлю тебя в таком виде, ищущего свой кошелек… Очень смешно выглядишь…

— Дура и есть…

— Дура не дура, а вылетели мы из вагона из-за тебя. Не тот дядечка вылетел, а именно ТЫ. Значит это ты глупец. И все из-за тебя!

— Потому что он не знал, кто у него кошелек умыкнул. Не то бы…

— Что не то бы? Прыгнул бы с поезда? Как это сделал ты? Сомневаюсь. Он бы точно не отделался легким испугом. А пробил землю на глубину 10 метров. Или бы растекся по ней огромным студнем.

— Я не прыгал с поезда… Это случайно вышло… Даже затылком ударился. Сознание потерял.

— Оно и видно. Был дураком стал еще дурнее. И в сознание вернулся какое-то неправильное. Не осознаешь настоящую правду.

— Ну ты и болтушка. Я даже не знаю как с тобой разговаривать.

— Вот и молчи, раз не знаешь.

— Сама молчи.

— Не ори на меня.

— Я не ору.

— Шепчешь. Даже уши заложило от твоего шепота.

— Сама ржешь, как лошадь. Смешно ей видите ли.

— Выбирайте выражения, товарищ солдат. Перед Вами все-таки дама.

— Ну уж ДАМА. С этой дамы снять джинсы и выпороть, как…

— КАК? Как козу? Сидорову? А почему только выпороть? Или сначала выпороть, а потом…

— Что ПОТОМ? Чего ты намеками меня какими-то закидываешь?

— Да ничего… Потом обратно джинсы одеть. Идиот. Точно были когда-то какие-то мозги и те вылетели при ударе головой через уши.

— Как это при ударе головой через уши?

— Да никак…, — Маруся раздосованно продолжила путь дальше, — какой-то ты неинтересный. Все тебе объясни доходчиво. Ты что с гор свалился?

— С вагона, — Максим двинулся за ней.

— Я не то имею в виду.

— Я понял. Я не с гор. Я из Ленинграда. А вот ты, похоже, из подворотни какой-то. С твоим стилем общения. Никакого приличия. С дурацкими шутками. Я тебе не ровня. И опыта у меня побольше.

— С Ленинграда он. Оно и видно. Сухарь. И в чем у тебя опыта больше? В нудности? Не знаешь, что такое лес… Хотя нет. Врешь ты все. В Ленинграде не такие. Я там была. Там нормальные ребята. Простые. Там рок слушают. А ты из Вологды…

Максим оторопел. Как эта соплячка раскладывает то все складно.

— Почему из Вологды?

— Я откуда знаю почему ты из Вологды. Это у тебя надо спросить.

— Но я ведь не из Вологды.

— Из Вологды. Там все такие, как ты. Отсталые от жизни.

— Ты, что была в Вологде?

— Нет.

— Тогда почему утверждаешь то, чего не знаешь?

— Потому что знаю. Вот и утверждаю. У нас училка по русскому из Вологды. Такая же как и ты. ТУСКЛАЯ.

— Ну у тебя и описания человека… Мерзкие.

— Зато точные.

— А я все-таки из Ленинграда.

— Врешь ты все…

Болтовня девушки Максима удручала. Ему и так тяжело было осознавать свою никчемность при трудностях, он и так пытался выглядеть достойно мужчины. А эта малолетка издевается, сводит на нет его стремления оставаться хладнокровным и рассудительным. Господи, как это все нелепо. Почему ЭТО с НИМ случилось? Сейчас спал бы себе на уютной нижней полке в плацкартном вагоне. Приятно покачивался бы вместе с этим вагоном. И скоро уже дома… У бабушки…

Максим чуть не выдавил скупую мужскую слезу, жалея себя горемычного, но только лишь тяжко вздохнул. Ничего не поделаешь. Придется поднапрячься и постараться выбраться из этой дурацкой переделки. Не ложиться же на землю меланхолично умирать. Вроде как-то не по мужски. Все-таки он солдат… Хоть и художник…

…Забрезжил майский прохладный рассвет.

— Маруся? — обратился он к девушке после некоторого молчания.

— Чего?

— Ты уверена, что мы правильно идем?

— Уверена, не переживай.

— Хорошо, если так… Сейчас бы покурить, — при этих словах он внимательно посмотрел на Марусю. Она никак не среагировала. Он повторил свое желание:

Конец ознакомительного фрагмента.