Жизнь и смех вольного философа Ландауна. Том 1. Когда это было!

Валерий Мирошников

Род Ландаунов происходит из казаков, поэтому он всегда рубит правду-матку шашкой наголо и невзирая на лица. Есть у него и примесь еврейской крови, от евреев у него лысина и длинный язык. От коммунистов Ландауну достались ум, честь и совесть, от либералов – наивность и неприязнь к коммунистам, от татар – привычка ходить в гости без приглашения, от детей – вера в чудеса. Разумеется, при такой гремучей смеси в крови он постоянно попадает во всякие истории.

Мимо шёл Ландаун

Странности мировой экономики

В телевизоре шестеро политологов обсуждали глобальные проблемы.

— В США (а, следовательно, и во всём мире) реально присутствуют в экономике только 20% населения. Остальные — это как бы люди третьего сорта. Они заняты, чтобы быть заняты. Если их изъять, экономический механизм будет продолжать функционировать.

— Ребята, — постучал Ландаун по телевизору, — моя соседка по даче, баба Валя — она живёт в саду летом, и от сада зимой. И ещё дочку с зятем прикармливает, да со внуками. Вот если изъять из мира всех на свете политологов, меня, президентов Обаму, Медведева и Саркози со всем госаппаратом, армией и электричеством, — она без нас проживёт. Значит ли это, что мы люди третьего сорта?

— Мне кажется, — заметил ведущий, — что в этом контексте само понятие глобальности оказалось несколько ущербным. Если глобальность не включает бабу Валю — выходит, она не глобальна?

Никто ему не ответил.

А баба Валя ругалась с дочерью:

— Лучше я им сказки буду рассказывать, чем эти мультики смотреть.

— И чем твои сказки лучше?

— Американцы сначала убивали индейцев, так?

— Так.

— Но всех не убьёшь. Потом они их спаивали, так?

— Так.

— Но не все спились. Тогда американцы решили их просвещать. Их сказки и мифы объявили вымыслом, свою веру и науку — правдой. И индейцы вымерли.

Баба Валя была раньше директором школы, и переспорить её было трудно.

— Так вот запомни: Римская империя рухнула, Российская империя рухнула, Интернет пройдёт, глобализм пройдёт, антиглобализм пройдёт, а домик в саду стоять будет.

История российского менеджмента

Еще на излете 90-х редактор экономического отдела еженедельника «Власть — всласть» М.М.Марчендайзер обратилась к Ландауну:

— Нужен хороший образ, отражающий историю становления российского менеджмента.

Ландаун ответил раньше, чем успел подумать:

— У нас в деревне кошка котят родила.

— Причём тут твоя кошка?

— Ещё не знаю, слушай дальше. Ну, и ушла там по своим кошачьим делам. А котята слепые, маленькие, беспомощные. Тычутся из угла в угол, пищат, что делать не знают. Потом кошка вернулась, и все они — кто раньше, кто позже — титьку нашли, присосались и успокоились.

— Угм. Котята — это, стало быть, менеджмент. А кошка…

— Это система, из которой все они вышли, и без которой шагу пока ступить не могут.

— Довольно пессимистичную картинку нарисовал.

— Почему пессимистичную? Котята вырастут, прозреют, начнут самостоятельно охотиться. Другое дело, что все они останутся плоть от плоти. Ну, что помог я тебе?

— Нет.

Марчендайзер отправилась искать другой образ, а Ландаун — другого редактора.

Паулюс и несправедливость

Еще до того, как с Запада пришла к нам мода считать Россию агрессором во 2-й мировой войне, Хабибуллин сокрушался:

— Замалчивают славное прошлое татарского народа! На днях по 1-му каналу показывали передачу про Сталинградскую битву. Дошли до пленения Паулюса — ну, думаю, теперь-то скажут — ведь Паулюса пленил полковник Сафиуллин. Нет, замолчали!

А мимо шёл Ландаун:

— Да вы ещё не всю правду знаете про замалчивание! Самым первым Паулюса схватил за шкирку рядовой Крячко! Он передал его сержанту Аванесову, который пинком послал фельдмаршала к капитану Ибаррури. И уже полковник Сафиуллин отправил его к генералу Рокоссовскому, о чём было доложено товарищу Джугашвили.

— Так здесь же нет ни одного русского! — воскликнул Хабибуллин.

— В том-то и дело! — хмыкнул Ландаун, — А Черчилль поздравил с победой русскую армию.

— Я думаю, это был тонкий английский юмор.

Одиночество и пресса

Человек читал газету в автобусе.

«Зачем?» — подумал Ландаун.

«Жалко время терять!» — подумал человек.

«А мне жалко поездку в автобусе тратить на чтение прессы», — ответил Ландаун.

«А что в этой поездке хорошего?»

«Это редкий момент, когда ты предоставлен сам себе. Когда никому от тебя ничего не надо, и сам ты себя не заставляешь ничего делать. В этот момент ты свободен даже от себя».

«В самом деле? — подумал человек и свернул газету, — А почему же мы так боимся остаться наедине с собой? Едва уйдут гости — включаем телевизор. Выйдя от любовницы — бежим к жене. Остановив машину — разворачиваем газету. Что такого страшного в нас, чего мы сами в себе не переносим?»

«Не знаю, — ответил Ландаун, — я над этим не задумывался».

Кошка и свобода

Кошка бежала по улице, но внезапно остановилась и побежала назад.

«Еклмн! — удивился Ландаун. — Ведь не забыла же она ключи от дома».

Кошка скрылась за углом. Ландаун бросился за ней, чтобы посмотреть, чем она там занимается. Но кошки уже не было видно.

«Что бы ни вело кошку вперёд — запах, звук, любой внешний раздражитель — он изменяется непрерывно, и не мог развернуть её сразу в обратную сторону. Значит, у кошки есть внутренние мотивы, есть внутренний мир. Она не автомат. Здорово!» — вдруг обрадовался он.

«А человек? Часто ли он может позволить себе повернуть в произвольном направлении? Ох, нечасто. Наши социальные роли — начальника, мужа, друга, прохожего — нам этого просто так не позволят».

Ландаун повернулся в обратную сторону. Но, поскольку он никуда и не шёл, этот поворот ничего не значил.

Прочитав эту главу, Валерий Ланин покачал головой

— Это еще не Ландаун! Где философия? Где движение к истине? Название главы хорошее «Мимо шел…» Вот все и мимо — мимо Ландауна, мимо философа, мимо жизни. Смех местами есть, это не спорю. Но и только.

— А вот тут я с тобой не соглашусь! — заявил Колян Кондратьев. — Если есть смех — есть Ландаун. Смех для него — не украшение и внешние финтифлюшки. Смех Ландауна — это его взгляд на мир. Смехом он проверяет на прочность любое утверждение, а порой и само мироздание.

— А помните, как он доказал, что смех — производительная сила? — вступил в разговор я.

— Ну-ка, ну-ка! — заинтересовался Ланин.

— Неужели не помните, Валерий Васильевич? Или вас тогда с нами не было?

— Не было, не было, — проворчал Колян — мы втроем ездили. Ты, я и Ландаун. На Глубокое, по-моему, катались, на леща.

— Ну и что было? Что? — приставал Ланин.

— Что-что! Поспорили — есть ли от смеха материальная польза кому-нибудь, кроме пародистов с телевидения? И Ландаун давай травить анекдоты, все удочки побросали, весь берег сбежался. Хохот взрывами. Децибел 120.

— И что?

— А посреди гулянки он и говорит: «А теперь пошли рыбу глушенную собирать!»

— И собрали?

— Двух ершей. Но, может, они и не от того всплыли

— А от чего?

— Кто ж их знает! Ландаун их отпустил — сказал: «Как вы будете их есть — они же наши научные сотрудники».

— То есть эксперимент результата не дал?

— Как это не дал? Весь народ вернулся по домам, рыбы нет, а жены спрашивают — вы откуда это такие? Все без рыбы и трезвые. Подозревали, что в секту попали. В общем, теперь рыбаки считают, что Ландаун на рыбалке — плохая примета, на Глубокое ему больше хода нет.