Ха-ха, Хэйхэ

Валерий Михайлович Арефьев, 2022

Действие повести происходит в начале девяностых и разворачивается первоначально в Благовещенске, затем в Хэйхэ – в то время крохотном китайском городишке на берегу Амура. Туда герои этой повести – Валерчик с Вовчиком, поднаторевшие в Поляшке в этом бизнесе, и отправляются. Однако судьба-злодейка преподносит им коварные, совсем нежданные сюрпризы. Их ожидают и бандиты и кидалово, на всю катушку и по полной! Девяностые! И ни убавить ни прибавить! Содержит нецензурную брань.

Глава третья. Кукурузник

Я помню, сразу после армии мы с корешом, моим товарищем по спорту и по юности, решили денег нарубить, подзаработать чуть, без криминала, разумеется, по-честному. Срубить по-лёгкому баблишка. Понимаете? Как только дембель отгуляли, отбуянили. И вроде кто-то из друзей, хотя, скорее уж, знакомых всё-таки, друзья такое вряд ли бы… нам посоветовать могли, и тем не менее, навёл нас кто-то, совершенно неожиданно, на эту тему. На живицу. Эту хренову, живицу долбаную эту.

В самом деле же, живица к хрену никакого отношения, как нам понятно, не имеет, ни малейшего. Это сосновая смола. Хотя, естественно, бывает также и еловая, кедровая, но говорю я о сосновой, эту в общем-то, берут в промышленных масштабах, относительно… Довольно ценный материал, а собирается в больших количествах, на севере, естественно. Ее используют для мазей и косметики, изготовляют скипидар, а кроме этого — присадки в топливо какие-то, волшебные, и добавляют в керосин для авиации. Короче, ценный материал. Сбор, разумеется, идёт вручную, только летом, месяц в общем-то, ну с небольшим, пока тепло, пока жара ещё, на наших ближних северах. Вывозят все это на вертолетах, или валочными траками, с лесных делянок. Платят резчикам и сборщикам за это дело хорошо. Но, разумеется, по факту сбора и по собранным количествам. Считают бочками, по весу. В общем, сдельная, мужская, трудная работа. Тем не менее, срубить бабла на этом можно. Тут, как водится, вопрос везения. Погода — это главное. Пока жара, живицы много. Вот за ней как раз, живицей этой, мы с Бакушей и поехали.

На Вологодчине, на ближнем нашем севере, есть городок под задушевным, русским именем, довольно звучным — Белозерск. На Белом озере. Отсюда, собственно, и звучное название. Там находилась в те года администрация — заготконторы, по живице этой, долбаной. Туда мы с Саней поначалу и направились.

Проблемы наши начались в Череповце ещё, на автостанции, откуда шли автобусы — на Белозерск — два раза в день, с утра и вечером. Билеты с Саней мы купили, но однако же, мест по билетам не нашлось. Хотя, естественно, — междугородние — с местами. Тем не менее, увы, с такими номерами кресел не было. Довольно странное, занятное явление. Однако ждать нам не хотелось, целый день ещё… под комарами куковать на автостанции… Присели тупо на ступеньки и поехали. Часа четыре по просёлкам и разбитому — буквально вдребезги асфальту, нам запомнились… Хотя, чего уж там стонать-то, после армии. И не такое проходили. Это мелочи…

Про Белозерск, совсем немного: в этом городе мы провели всего два дня, и тем не менее, мне лично это приключение запомнилось. И, кстати, озеро, действительно, там белое. Как будто мелом пересыпано. Не инеем, не снегом, белым и сияющим, а именно холодным мелом. Между тем, я не об озере. И не о меле, Бог-то с этим, Белым озером, хотя, действительно, красивое явление. А мы продолжим: оформляли нас с товарищем заготовителями, сборщиками попросту, живицы этой, для того мы и приехали. И для чего-то, что совсем уж поразительно, нам полагалось сдать анализ, перед выездом — в тайгу, к медведям. Вы, возможно, не поверите, мы сами крайне удивились этим правилам, звучит немного фантастично, тем не менее, я не шучу. Анализ этот был на сифилис. Так называемый РВ. С какими целями?.. Вопрос таинственный, коварный и загадочный. Я ничего не сочиняю, не до этого. Осталось лишь предположить, что мы намерены вступить в интим и половые отношения с неосторожными медведями. Понятно вам? И всех их там позаражать! Кошмарный умысел! Звучит забавно, но анализы нам всё-таки пришлось сдавать и кантоваться пару дней ещё, пока не будет результата.

Поселили нас в какой-то маленькой, зачуханной гостиничке, похожей больше на забытый Дом Колхозника, или рабочую общагу, рядом с озером, в пяти минутах пешим ходом. Делать, в общем-то, нам было нечего, совсем. Пустой и маленький, забытый богом городок, вдали от грохота — центральных, крупных магистралей. А, скорее уж, большое, тихое село, с названием города.

На берегу имелся пляжик с туалетами и вроде набережной что-то; разумеется, без ресторанов и карет, однако с пристанью, за деревянным павильончиком под вывеской: Морской вокзал. «Немного странно, вроде озеро, — казалось нам, — чего морской-то он, действительно?» Хотя, речным не назовешь, ну не озёрным же? Но я сейчас не о вокзале, не о пристани, уж как назвали, так назвали, да и Бог-то с ним.

Два раза в день у этой пристани причаливал красивый, белый теплоход — «Ракета», видимо, или «Комета», полагаю, что вы поняли, такой, на крыльях, скоростной. Помимо пристани, с вокзалом этим, как мы выяснили, в городе имелся свой аэропорт (он был без имени), а также кремль и пара винных магазинчиков, что оказалось очень кстати. Кроме пива там бывал и крепкий алкоголь, но мы с товарищем на эту тему злободневную не парились, алкашка там, помимо пива и шампанского, шла по талонам, исключительно. Естественно, у нас талоном никаких в помине не было, однако пива нам хватало.

Как вы поняли, часам к двенадцати утра, а также вечером, часам к пяти или шести, теперь я этого уже точнее и не вспомню, суть не в этом ведь, на пристань города причаливала медленно большая белая Комета, или всё-таки — Ракета, может быть, не знаю, это, собственно, для нас не важно. Привозила она к берегу (помимо сонных лесорубов и бабулечек) довольно значимые грузы: почту, может быть, а также водку. И вот это было главное! Происходило это важное событие, как нам поведали в конторе, лишь по пятницам. Об этом знало все мужское население, а также женщины и дети в этой местности. Как мы впоследствии узнали, в этом городе завода винного, похоже, сроду не было.

Сдав кровь на сифилис, мы с Саней, по инерции, решили вмазать по пивку, пройтись по местности и осмотреться для начала, как тут, собственно, народ живёт и что тут с женским населением. Точнее, с девушками, женщины серьёзные нас возбуждали в этом городе (и возрасте) гораздо меньше. Не сидеть же нам в гостинице? Судите сами. Летним днём дойти до озера и прогуляться до Кремля… Погода в пятницу была отличная, с делами мы управились, пора уже и отдохнуть, слегка проветриться, решили мы. Начать, к примеру, с Жигулёвского, сходить на озеро, купнуться, после этого взглянуть на кремль одним глазком, а ближе к вечеру, возможно сложится программа покультурнее, повеселее, — дискотека где-то в городе, девчонки местные, понятно, и так далее. Ведь как-никак, не из Тамбова же мы прибыли! Не из Урюпинска! Найдётся, чем порадовать…

Блеснуть на озере фигурой перед местными, очаровательными, томными красотками не удалось, таких на пляже просто не было, зато поплавали немного в освежающих, прохладных водах белозерья. Освеженными пошли осматривать пейзажи и строения патриархального кремля. А тот, скажу я вам, и в самом деле поражал воображение — своим запущенным, убогим состоянием. Начну с того, что входа мы не обнаружили, что показалось очень странным. По окружности шумел осокой на ветру доисторический, защитный вал, мы добросовестно прошли его, минут за двадцать, но, к большому удивлению, ворот и входа не нашли. Их просто не было! Мы поначалу в это сами не поверили, и тем не менее, увы… Ну, делать нечего, залезли кое-как наверх. Внизу, ощерившись, зияли окнами унылые развалины, напоминавшие потрёпанные временем, полуразрушенные склады. Кроме этого виднелась башня колокольни, выраставшая из обветшалого, унылого строения. Короче, кремль не впечатлил — довольно жалкое… и унизительное, тягостное зрелище. Неудивительно, что вход туда засыпали, на всякий случай, от греха… «Зато проветрились, — решили мы, — а что до сирых этих древностей… да Бог-то с ними, это мелочи, действительно, не на экскурсию же мы сюда приехали, переживём уж как-нибудь.»

На этом, собственно, осмотр северных красот и местных древностей был завершён благополучно. Оставалось лишь… добавить парочку пивка, махнуть по баночке… и отправляться на разведку — ближе к вечеру: конец недели, дискотека и так далее. Но аккуратно, не шалить, не безобразничать…

Как я сказал уже, на город этот маленький имелось пару магазинчиков, не более, где продавали алкоголь. Один, как водится, располагался ближе к центру. В нем-то, собственно, мы и набрали на пятерку Жигулёвского, с двумя пакетами вернулись в Дом Колхозника и положили охлаждаться в морозильнике, на полусонном этаже, лишь на полчасика, пока другие постояльцы не разнюхали, пока народу никого. Ополоснулись чуть — в прохладном душике, открыли по бутылочке… и вышли снова — прогуляться и проветриться — на травянистом бережку, у кромки озера.

Я неспроста упомянул, что в этом городе, и правда, очень небольшом, имелось только лишь два алкогольных магазина, что — скорее уж — вполне нормальное, обычное явление для этих лет: шла (безуспешная, естественно) борьба за нравственность и трезвость населения, но на войне, как на войне, чего поделаешь… И вот второй, из упомянутых мной ранее, тех самых, райских уголков, по совпадению, располагался рядом с набережной озера. И было это неспроста, в чём очень скоро мы имели счастье убедится. Вот послушайте: на полпути до этой пристани на озере мы натолкнулись вдруг на странное явление — большую очередь (скорее уж огромную, такую очередь я видел лишь единожды, она стояла в Мавзолей, на Красной площади, таким же теплым, летним днём).

Там, как мне кажется, собралось больше половины населения, включая женщин и мужчин, больных и немощных, а также дряхлых стариков, за исключением… детей дошкольного и ясельного возраста… Они стояли в угрожающем молчании, плечом к плечу, с непроницаемыми харями, в кургузых, мятых пиджаках, матросских тельниках и серых кепках. Озабоченные женщины, простоволосые, в косынках и засаленных, давно не стиранных платках. И все какие-то, ну одинаковые что ли, всё бесцветные и все безликие, безмолвные и серые, всё на какое-то землистое и бледное, осатанелое лицо.

«Не до веселья тут, организованное стадо, — мне подумалось. — Какой колдун, какой волшебник их привёл сюда? Что за кудесник их согнал, с какого пастбища? Куда бредёт оно, понуро и потерянно, в своих фуфайках, телогрейках и потрёпанных, до дыр затёртых пиджаках?» Какой-то тягостный, неумолимый магнетизм и единение, казалось, связывали всех их.

С осторожностью мы подошли к ним чуть поближе, на короткое, но безопасное при этом расстояние. В своей одежде — тёртых джинсах и поношенных, но всё же фирменных футболках мы с товарищем казались тут инопланетными какими-то, бесцеремонными пришельцами из космоса, мы явно были здесь чужими. Эту разницу мы ощутили моментально и, сказал бы я, предельно ясно и конкретно, прямо сразу же.

Стояли здесь они, я думаю, давно уже, не меньше часа или двух, ругаясь шёпотом и выпуская сизый дым. Похоже, всё это… «мероприятие», — сказал бы я, — по пятницам, являлись здесь обычным делом. Только изредка, один из самых привередливых и вьедливых, ворчал с угрюмым недовольством: «Ну и где она? Куда девалась эта падла?! Они что там все, вконец опухли, берега там перепутали? Утопла что ли, по дороге? Сколько можно-то, людей тут мучить-то? Куда она пропала-то!»

Как оказалось, дожидалась эта очередь как раз ту самую Ракету; если помните, она по пятницам везла сюда по озеру запасы водки на неделю. В этом городе, как я отметил, винзавода просто не было… Ракета где-то задержалась, это бедствие у нас с ракетами бывает. Два часа уже… народ стоял в невыносимом ожидании. Народ терпел и не роптал. Народ безмолвствовал. Хотя и нервничал, понятно, но бездействовал. Народ привык и не к такому. Тем не менее, Ракета всё не приплывала. Водки не было. А люди ждали до последнего и верили…

Я одного не мог понять: зачем всем городом они тут выстроились в очередь? Чего они, не понимают, что на всех, ну очевидно же, не хватит точно! И Ракета их не выручит! Туда не влезет столько водки! Ну понятно же! Ребенку ясно, дураку… В противном случае она действительно утопнет в этом озере. А если даже доплывет, не до утра же ведь, не до субботы продавать же? Как по-вашему?

Стоять и ждать, чем это может всё закончится, мы не решились. Было ясно: эти гопники, в своих кургузых пиджаках и бабы все эти… стоять здесь будут до конца и биться до́ смерти. Хоть до рассвета, до последнего пришествия! Да хоть до страшного суда! Такие хлопчики, такие, русские, синюшные красавицы, за два флакона разве только не удавятся, своё возьмут уж по-любому, уж по-всякому. Такой народ переживёт любое бедствие…

Дошли до берега, открыли Жигулёвского и закурили. Помню, солнце это, блеклое, на горизонте, у воды, в туманном облаке. Садиться солнце не желало. Так и двигалось — вдоль горизонта у воды — по кромке озера. Ждало Ракету, вместе с ними. Солнцу тоже ведь — хотелось видеть, чем же всё-таки закончится сей удивительный спектакль, это странное, необъяснимое, томительное действие.

Пустынно было на затихшем этом озере. Безлюдно, горестно, понуро и безветренно. И синеокие, печальные красавицы там не гуляли, отчего-то их там не было. Мы посидели с полчаса, поднялись нехотя и поплелись к себе на базу, в Дом Колхозника.

Они, конечно, дождали́сь ее. Естественно, утопнуть где-то по дороге, не доехать к ним… Ракета просто не могла! Поймите правильно! С таким-то грузом долгожданным! Взять, и в пятницу, в конец недели утонуть! Ну как по-вашему, есть хоть какие-то остатки справедливости в подлунном мире? Вы-то сами, как считаете?

Процесс раздачи алкоголя, к сожалению, нам посмотреть не довелось. Тут мы, наверное, довольно много интересного прохлопали. Живописал бы вам в волнующих подробностях, не поскупившись на детали и на сочные, густые краски. Как вы сами полагаете, легко ли это, отоварить столько жаждущих, иссохших душ, по два флакона ведь, на каждого, и не оставишь никого, не обделишь же ведь! За исключением детей и самых немощных, кому здоровьем и законом не положено, а также полных забулдыг, метлой поганой их, подобным цуцикам не место в нашей повести! У нас тут «облико морале», понимаете, вам тут не там, не расшалишься, не оттянешься!

Если учесть неимоверное количество иссохших душ, а также нравы населения, преобладающие в северных провинциях и отдаленных глухоманях нашей Родины, предположил бы, что уже текущим вечером, от магазина, по моим предположениям, могли остаться только стены, в лучшем случае. Хотя, скорее лишь руины. Просто жалкие, распотрошённые руины и развалины, аналог древнего кремля, поменьше разве что, не столь могучего, культурного значения. И тем не менее, что крайне удивительно, такого вовсе не случилось…

Поздним вечером, когда мы вышли на разведку из гостиницы, вся эта очередь куда-то растворилась вдруг, она исчезла без следа и окончательно, и магазин остался цел! Вы не поверите, стоял целехонек, как был, без всяких признаков — какого-либо вандализма и насилия! И даже водки всем хватило, в чём мы, собственно, имели счастье убедиться в скором времени.

По опустевшим и затихшим, темным улицам, бродили молча, словно пьяные на палубе — во время шторма — одинокие и злобные, в дымину пьяные, сомнительные личности, всё в тех же драных пиджаках и тех же тельниках, в кирзовых, бурых сапогах, каких-то пыльниках и обветшалых телогрейках. Ни малейшего, хотя бы слабого намека на всеобщее, неудержимое веселье в этом не было. Они не пели, не плясали, только горестно — мычали что-то, — как недоенные, квёлые, с тяжёлым выменем коровы, летним вечером, на пыльной улице в деревне.

Это зрелище повергло нас в неизъяснимый и мистический, животный ужас. Дискотека этим вечером… у нас, похоже, отменялась. Да и не было — там дискотеки никакой. Ну как по-вашему, какая нахрен дискотека, ни к чему она, когда и так всё вышло просто замечательно, настолько здорово сложилось этим вечером? Какая к черту дискотека, вы скажите мне!

Веселья больше не хотелось. Пару дней ещё мы отсыпались до двенадцати гостиничке, купались в озере и пили Жигулевское, а в понедельник, получив свои анализы, а также деньги на дорогу и «подъёмные», пошли пешком к аэропорту. К удивления, каких-то признаков общественного транспорта я в Белозерске не заметил, их там не было…

Летели мы (как оказалось — «кукурузником») в большой посёлок с романтическим названием Седой ручей. Хотя, возможно, я и путаю, прошло уже немало лет, поймите правильно. Вполне возможно, он был Белым, как и озеро, но суть не в том. А уж оттуда, лесовозиком, через луга и заболоченные просеки, в поселок с именем Медвежий, ну а далее, пешком в тайгу, на наш участок. Как мне помнится, ещё пятнадцать километров, вдоль извилистой, холодной речки, до лесной делянки сборщиков — той самой, хре́новой живицы. Но, пожалуй что, об этом в следующий раз, не в этой повести.

С тех пор минуло много лет, но и дорогу ту — в аэропорт, и кукурузник этот, крохотный, я словно вижу наяву, запомнил всё это почти воочию.

…Июльское безмолвие, горячим морем полувыжженная, жёлтая, трава почти до горизонта, в пыльном облаке — телега, лошадь на грунтовке и настойчивый, печальный звон, — трещат цикады и кузнечики — в густой траве. Домишко сирый за заборчиком, сортирчик будкой, одинокая и сонная — корова рядышком, пощипывает походя — сухую, жёлтую траву; стучит размеренно — своим мотором тракторишко… и безветрие. И африканская жара на русском севере. Аэропорт. Летим до места назначения…

Контроль на входе, разумеется, отсутствовал, да это здесь и ни к чему, ведь не бабулек же, тут на взрывчатку проверять? Ну, может, курицу — с собой захватит, не козу же, не корову ведь! Ну не свинью же! Согласитесь! Что за глупости? Что за формальности? Буфет, а также прочие, не очень нужные, столичные премудрости, для этих бабушек являлись неуместными… и явно лишними, и тут просто не было. Билет купил — и в самолёт. Добро пожаловать… — в авиалайнер. Пристегнитесь, и так далее… В полете просьба не курить…

На самом деле же, авиалайнер оказался поразительной, доисторической машиной. Представляете: двойные крылья из фанеры, натуральнейший, так называемый «биплан», надеюсь, помните, из кинофильма о летающих прелестницах и наших летчиках отважных, из советского, давно известного кино. Летит неспешная, сия фанерная машина, как мы поняли, невысоко, недалеко, зато не требует — бетонной, взлётной полосы, а кроме этого, вполне способна приземлиться (в крайнем случае) — и в чистом поле, может даже и спланировать, и сесть успешно, если вырубится двигатель, или закончится горючка неожиданно.

В авиалайнер вместе с нами, как мне помнится, забралось около десятка местных жителей, каких-то дедушек и бабушек, с корзинками и прочим, мелким багажом. Одна, действительно, везла в корзине под платком живую курицу, та весь полет ей озабоченно кудахтала, пока они не добрали́сь. Ещё запомнились две деревянные скамьи, такие — длинные, у двух бортов, они напомнили мне сразу же… трамвай — конца шестидесятых, из далёкого, полузабытого мной детства. Две блестящие, довольно скользкие скамьи. Вот тут, я думаю, недоработали немного, недотумкали, могли бы, скажем, подлокотники какие-то — на те скамьи установить, для безопасности. Когда мы начали взлетать, бабульки медленно, однако верно, как под горочку, поехали… куда-то в хвост, потом обратно, разумеется… хотя пилот предупреждал: «Держитесь, бабушки, идём на мёртвую петлю…». Шутил так, весело…

У авиаторов тогда, как показалось нам, был то ли праздник, то ли чей-то день рождения, какой-то мелкий сабантуйчик, я так думаю, корпоративный пикничок. В авиалайнере мы просидели с полчаса, не меньше точно уж, теряя всякую надежду на отбытие. Салон там вовсе не велик, как понимаете, а вход один. Попасть в кабину управления возможно лишь, пройдя салон. И вот, когда они, в итоге все же появились, пусть и слабенький, но всем знакомый запашок поплыл отчётливо — за их фигурами. Держались, тем не менее, вполне уверенно, шутили очень весело, как раз про мёртвую петлю.

В пункт назначения мы добрались часа за два, с тремя посадками. К селу, к примеру, подлетаем; из-за шторочки, из их кабины раздается объявление:

— Внизу Большие лопухи… Выходит кто-нибудь?

И тут какая-то бабуля просыпается и голосит на весь салон истошным голосом:

— Садись, милочек! Мне сходить!

Садимся быстренько, бабулька тут же восвояси отправляется, а мы взлетаем и вперёд. Вот так, с посадками, часа за два и долетели. Может больше чуть.

А тут мне явно подфартило, ну с посадками. Не кукурузник, как-никак. В противном случае недели две бы я летел до Благовещенска. А то и три, в плохом раскладе. Ну вы поняли. А так — четырнадцать часов, всего-то навсего. Вот только креслица стояли тесновато там. Не «Аэробус», в те года подобной техники в Аэрофлоте не имелось, что поделаешь… В полете даже покемарил, по возможности. Не то что спал, в каком-то сонном отупении пытался как-то посвободнее устроиться, хотя бы ноги разогнуть. Но, разумеется, почти без шансов на успех.

Конец ознакомительного фрагмента.