Однополчане. Спасти рядового Краюхина

Валерий Петрович Большаков, 2017

Молодой частный детектив Марлен Исаев вел довольно скучную жизнь, пока однажды к нему не пришел старый фронтовик с просьбой отыскать пропавшего без вести правнука Мишу Краюхина. Очень скоро Исаев понял, что прикоснулся к волнующей и грозной тайне – он нашел братскую могилу, где похоронен «красноармеец Михаил Краюхин», его ровесник, погибший… в 1944 году. Расследование привело Марлена и его друга Виктора к порталу, ведущему в 41-й… Что им делать? Идти «на войну», спасти рядового Краюхина и вернуть его назад, в тихое и безопасное будущее? Или остаться на фронте, чтобы помочь тысячам таких же рядовых бойцов дожить до Победы?

Глава 4

Место силы

Марлен сильно притомился за день, но кое-что прояснилось-таки. Он вздохнул — ситуация усложнялась. И — упрощалась.

Неумолимо приближалось время для окончательного выбора, вот только Исаев загодя знал, что выбрать. Это и вгоняло в тоску.

В агентстве его уже ждал Тимофеев — Вика сидел за столом, нагло уложив ноги на подлокотник соседнего кресла, и листал какой-то глянец.

— Чё-то ты долго, Исаев! — воскликнул он.

— Дела, — бросил Марлен извечную отцовскую отговорку. — Докладывай.

— Значит, так. Были у него Миха с этим, с Игорем. Тот умелец сделал для них книжки красноармейца и комсомольские книжки…

— Билеты.

— Чё? А, ну да. Говорит, проблем не было, сейчас чего угодно отпечатать можно. Только Мишка все усложнил, ему занадобились настоящие фотографии, как раньше — с проявителем, закрепителем.

— Правильно, чтоб адекватней вышло.

— Ага! Глупо вышло. Оказывается, в сорок первом только в комсомольских билетах фото клеили, а в красноармейских книжках не было фоток. Прикинь? Это только в октябре сорок первого их наклеивать стали. Это мне умелец рассказал.

— Понятненько…

— А у тебя что?

— А у меня… Михаил заказал у реконов военную форму для двух рядовых Красной Армии — сапоги, гимнастерки, ремни, пилотки, — все, как полагается. По слухам, Миха с Игорем загнали свои компы, чтобы расплатиться.

— Подготовились, значит…

— От и до.

— А чё так долго?

— В архивах рылся, потом полдня с одной школой в Минске связывался. Там тоже поисковики свои есть. Они еще лет пятнадцать назад передали в школьный музей несколько солдатских писем и одну записку из медальона. На ней было написано: «Михаил Алексеевич Краюхин, рядовой».

— Может, однофамилец?

Марлен покачал головой:

— В том-то и дело. Там еще красноармейская книжка была, именно что с фотографией. Выдана в ноябре 41-го. Я долго вылавливал смотрителя музея — это оказался какой-то ботан, повернутый на истории. Представился потомком Краюхина и слезно просил выслать скан его посмертной записки и красноармейской книжки. Ботан сжалился и выслал. Вот только историк он никудышный. Знаешь, чему он радовался? Что записка Михаила шариковой ручкой начеркана, оттого и разборчива!

— И чё? — не понял Тимофеев.

— А то. Не было тогда никаких шариковых ручек!

— А-а…

— А фото — вот.

Исаев протянул Виктору листок со сканированным изображением военного документа.

— Он! — сразу провел опознание Тимофеев.

— Вот так вот, — хлопнул ладонями Исаев. — Погиб Мишка в сорок четвертом, в Белоруссии, и похоронили его в братской могиле.

— Вот так… — растерянно сказал Вика. — И что теперь? Расскажем «Дедусу»?

— Ни в коем случае! Ты что? Хочешь, чтобы он от инфаркта загнулся? Не-ет… Надо его спасти.

— Кого? «Дедуса»?

— Мишку этого!

— К-как?

Исаев с сожалением посмотрел на приятеля.

— Надо воспользоваться порталом, — медленно проговорил он, — перейти в сорок первый, найти и спасти рядового Краюхина. Красноармейца, вернее.

— Ух, ты…

— Я уже почти решился, — вздохнул Марлен, — когда у «Дедуса»… Тьфу! У Павла Иваныча в гостях был. Понимаешь… Мне раньше и в голову не приходило, что война кончилась совсем недавно. Ведь те, кто тогда воевал, еще живы. Их мало, но они есть. Просто… — Он поискал, но так и не нашел синонимов для слова «долг», таких, чтобы без пафоса. — Просто я подумал, что… так надо. Пойдешь со мной?

Виктор задохнулся и выпалил:

— Да! Это ж такое… такое… Это ж такое приключение! Настоящее!

— Какое, на фиг, приключение? Там война идет! А тебе все игрушки!

Тимофеев взъерошился сперва, но тут же расплылся в ехидной усмешке.

— А ты вокруг погляди, серьезный дядя! Это твое агентство — что, не игрушки?

— Это работа!

— Да какая, на фиг, работа! Работа, это когда деваться больше некуда, надо как-то на булку с маслом зарабатывать. А для тебя это даже не приработок, а так — развлекалово. Денег-то до фига и больше! Ты, как граф Толстой, что ходил босиком и выпендривался, как будто у него усадьбы не было! Вот если бы тебя батя без наследства оставил и устроился бы ты по специальности, инженером-электронщиком, — это была бы работа. А так…

Исаев хотел обидеться, но передумал — состояние у него было не то.

— Ладно, салабон, мы с тобой еще разберемся… Короче. Вернешься к этому своему умельцу, займешься документами для нас. Что там нужно? Да те же книжки красноармейца и комсомольские билеты. А я возьмусь за форму и сапоги.

— Оружие бы еще…

— Ага, пару «калашниковых».

— А чё? Можно достать!

— Не было их в сорок первом!

— Жалко… Ну, нам же все равно оружие нужно! Ну, как мы — в форме, при документах и безоружные?

— Ладно, придумаем чего-нибудь. Помню, один тип бате «ППШ» предлагал, говорит, в ХТС.

— В хорошем техсостоянии.

— А если ТС не совсем Х? Или совсем уж Х? Слу-ушай… А давай бук с собой возьмем?

— Какой еще бук?

— Ну, ноут! Ноутбук! Закачаем туда карты всякие, секретные документы — сейчас-то они обычные, а в сорок первом — совсекретно! Чертежи всякие — танков, самолетов… И подарим Сталину!

Марлен вздохнул и покачал головой.

— Про «попаданцев» читал небось?

— Я? Да я уже лет пять книги в руки не брал! Это реконы между собой болтали, а я слушал.

— Вика, — терпеливо начал Исаев, — даже если нас и допустят к Сталину, в чем я лично очень сомневаюсь, даже если он поверит, что мы не провокаторы, а эти… гости из будущего, то что случится потом, ты подумал?

— А что случится? Мы скорее немцев разобьем! Разве плохо?

— Хорошо. Вот только мир изменится. Напрочь! Одно изменение потянет за собой другое, и того, что есть сейчас, не будет.

— А что будет?

— Не знаю! Мы можем не стать детками богатеньких пап, да мы вообще можем не родиться! Все же другое будет. Вот где твой отец встретил твою маму?

— Ну-у… Где-то в Питере, кажется.

— А если у него жизнь совсем по-другому сложится? И он никогда не побывает в Петербурге? Если Питер так и останется Ленинградом? Ну, как? Хочешь рискнуть? С ноутом к Сталину, чтобы потом вдруг — бах! — и исчезнуть? Как не рожденный!

— Хм, я об этом как-то не подумал…

— А я даже и не об этом. Мне, знаешь, попросту страшно было бы что-то менять в прошлом. Нет, это здорово, если мы войну кончим не в сорок пятом, а, скажем, в сорок четвертом. Но потом-то что? Лучше будет? Вполне возможно. А если нет? А если эта наша перемена к лучшему в сороковых вообще к атомной войне приведет? И твои папа с мамой встретятся — в противоатомном бункере. И будешь ты расти хилый и бледный, пока не зачахнешь окончательно, потому как солнца не увидишь — ядерная ночь, понял? И ядерная зима.

— «Эффект мотылька», — пробормотал Виктор.

— Во-во… И вот что — никому ни слова, ни полслова!

— Само собой, это элементарно, Холмс!

— А нашим скажем, что мы отправились в секретную экспедицию. Нет, лучше письма отправим. Кстати… Насчет бука. Кое-что прихватить все-таки надо.

— Так, а я о чем!

— Ты не о том. Нам небольшой планшетик пригодился бы. Закачали бы туда карты той местности, куда премся. Желательно с перемещениями и наших, и ваших, в смысле немцев. Чтобы случаем не напороться. И главное!

— Что? — выпучил глаза Тимофеев.

— Легенда! Нам нужно вызубрить, где и когда мы родились, где жили, номер военчасти, как звать взводного, комроты и комдива и еще кучу сведений: какие тогда прически делали, сколько стоил хлеб в магазине, как звали председателя ЦК ВЛКСМ… Короче, дуй к реконам, или кто там у тебя, и выясняй.

— Будем внедряться!

— Вот именно… Ну, что сидим? Подъем!

* * *

Несколько дней пришлось побегать по Москве — готовить документы, заказывать форму и сапоги, потом — несколько примерок, заучивание легенд, знакомство с миром 1941 года, чтобы не было никаких проколов. Время-то чужое, незнакомое.

Скользковатый тип, отрекомендовавшийся Федей, достал-таки «ППШ», и ТС было вполне себе Х. «ППШ» предлагался в обычном киношно-плакатном виде — с барабанным магазином-диском на семьдесят один патрон.

Правда, в августе 41-го «ППШ» еще не добрался до войск, но автоматов тогда была целая куча, так что никто удивляться не станет.

Тот же Федя достал и «наган». Предложил гранатомет, но Исаев вежливо отказался.

Теперь, когда в его студии лежали револьвер и автомат, Марлен внутренне успокоился, ощущая комфортное чувство собственной правоты, но до конца не верил в саму возможность ухода на семьдесят пять лет назад.

Ощущения были всякие, муторных тоже хватало. Больше всего не хотелось огорчать своих. Им и так из-за него достается.

Как говорится, хочешь покоя в старости, не заводи детей в молодости. Доставать не будут.

Исаев написал родителям письмо, в котором ничего толком не объяснил, просто напустил туману. Так, мол, и так, нужно нам с Викой в одно место. Не ищите, дескать, все с нами в порядке, потом сами расскажем, когда вернемся. И подпись.

А что еще скажешь? Намекнуть? На что? «Батёк» у него — реальный до звона, он на дух не переносит разных там экстрасенсов, которых зовет «экстраскунсами», его воротит от всякой эзотерики и прочей чуши, что вызывает любопытство у лохов.

Так для того вся эта эзотерика и задумана, чтобы ловить доверчивых на любопытство — и подсекать их кошельки.

А портал — из той же оперы. Расскажи такое «батьку» — он снова посмотрит на сына с сожалением. Дескать, зря я посчитал Марлена повзрослевшим. Такой же дитёнок, как и был…

Нет уж, лучше пусть туман…

Перед отъездом Исаев с Тимофеевым отправили письма домой и сели в автобус до Рославля. Выглядели они как туристы — простая одежка, кроссовки, рюкзаки.

В Рославле пересели на рейсовый, доехали до Стодолища, а там уже купили пару велосипедов. Так и добрались до лагеря поисковиков.

Те встретили их, как старых знакомых, и даже не спрашивали о цели приезда. Посидели, выпили-закусили.

А с утра Марлен приступил к исследованиям. Надо было понять, когда именно открывается портал, на сколько, да и вообще, работает ли он.

Портал работал. Только включался на разное время — то пятнадцать секунд держал «межвременной туннель», то десять. Во вторник портал открылся всего один раз, в среду — трижды, в четверг — дважды. Ночью друзья не дежурили — включали видеорегистратор, а потом проматывали.

Марлен чувствовал себя странно. Как атеист, которому явился ангел небесный. Что делать прикажете?

По-прежнему в Бога не верить? Счесть ангела глюком или «аномальным атмосферным явлением»? А то, что это явление вещает и чудеса являет, какой гипотезой прикроешь?

Вот так и тут, с этим порталом. Он был. По-настоящему.

И от самого наличия чуда Марлена морозило и колотило.

В среду, когда с утра портал открылся, Исаев выложил на ту сторону японский хронометр, завернутый для конспирации в тряпку. Другой такой же приборчик отсчитывал время в палатке. Вернуть хронометр удалось лишь вечером.

— А вот это уже интересно… — затянул Марлен. — Ага… Вика! Глянь…

— Чего там?

— На той стороне время течет в четыре… да нет, в пять раз быстрее!

— Это как? — озадачился Тимофеев.

— А так… Проживешь там пять лет, а здесь только год пройдет.

— Здорово… — сказал Виктор неуверенно.

Дальнейшие опыты показали, что время за порталом то замедлялось до соотношения «год за три», то снова ускорялось до показателя «год за пять».

— Слу-ушай… — затянул Тимофеев. — А как же мы тогда с ним пересечемся? Мишка, считай, пропал больше недели назад. Так?

— Ну.

— Считаем. «Дедус»… э-э… Пал Иваныч видел самого себя за три дня до Мишкиного ухода, значит, девятого мая. Так? А там было двадцать седьмое июля. Через три дня Мишка перешел туда, где прошло пятнадцать дней! Ну, или девять. Так с того времени прошло еще сколько, и мы выйдем то ли в конце сентября, то ли в октябре!

— Ты уверен?

— Да фиг его знает…

— Ладно, Вика, уйдем как можно скорее. Завтра.

Сказал, как в воду сиганул. Даже холодно стало.

Так, а сколько еще тянуть можно? И зачем?

Ты же сам не так давно убеждал Вику, что все решил для себя? Хотя… Вот, в том-то и дело.

Это как Колумбу решиться плыть в Индию.

Все, решение принято, король дал «добро», а как отплывать, так сразу дрожь в коленках. Понимает вдруг Христофор, что его желание, еще недавно бывшее мечтой, исполняется, остается только взойти на палубу каравеллы и отдать швартовы.

А что будет потом?

Бесконечный океан, морские чудовища? Конец света?

Ведь там, куда ты собрался, никто еще не бывал!

И Христофор мужественным голосом приказывает себе: вперед!

«Вперед!» — приказал себе Марлен…

* * *

…Ждали до самого вечера, проголодались. Продуктов с собой они взяли денька на два-три. Пришлось доставать запасы из рюкзаков-«сидоров» — сделали по большому бутерброду с ветчиной…

И тут, как назло, портал открылся.

— Бегом! — подхватился Исаев.

Налегке, уже в форме (темно, никто не видит), с бутербродом в руке, он нырнул в светлый проем — в сорок первом был день. Оглянулся. Тимофеев, зажав бутерброд в зубах, встал на четвереньки и быстро перебежал в прошлое.

С этой стороны портал выглядел так же, как и из будущего, только крыша из бревен, нависавшая сверху, была новенькая, и дверь висела, низенькая, сколоченная из толстых досок.

Неожиданно тьма, зиявшая по ту сторону портала, исчезла, и вместо межвременного канала Исаев увидел грубые дощатые полки — непонятную раму тут использовали, как стенной шкаф.

Дожевывая мясо с булкой, Марлен осторожно высунулся из землянки наружу. Было тихо — и смердело трупами.

Вон мертвец в растерзанной красноармейской форме, и вон еще… У самого холма чернел остов сгоревшего грузовика «Опель».

Исаев криво усмехнулся: «Добро пожаловать в сорок первый!»