Горчаков. Юнкер

Валерий Пылаев, 2022

1967 год. Мир, которым правит магия аристократов. Где рок-н-ролл звучит даже во дворце ее Императорского величества, а отечественные «Волги» успешно сражаются на ночных улицах с американскими «Понтиаками». Очередная бешеная гонка по Санкт-Петербургу заканчивается трагедией. Врачи и целители, уже приговорившие юного князя Горчакова к смерти, списывают чудесное спасение на внезапно проснувшийся Дар. Но даже родовая магия не в силах объяснить, почему у парня полностью изменились привычки и вкусы… И откуда берутся странные сны о местах, в которых ему еще не приходилось бывать.

Глава 7

— Вот ты какой… господин юнкер.

Андрей Георгиевич стоял в коридоре, подпирая стену могучей спиной, но когда мы вышли из столовой — шагнул навстречу. Ротный тут же кивнул ему, развернулся на каблуках и молча удалился. Эти двое явно понимали друг друга без лишних слов, хоть один уже давно покинул полк, а второй и вовсе расстался с военной формой много лет назад.

Вполне возможно, Андрею Георгиевичу даже не пришлось ссылаться на деда, чтобы встретиться со мной, — хватило и собственного авторитета… и звания. Штабс-капитан гвардии едва ли мог отказать в просьбе полковнику — даже если тот уже давно не носил погон.

— Здравствуйте… — проговорил я, протягивая ладонь. — Вот уж не думал…

— Да чего ты тут разводишь. — Андрей Георгиевич вдруг обнял меня и хлопнул по спине огромной ручищей. — Еще бы по уставу обратился… Всего четыре дня тут, а поди — уже забыл старика?

Мы действительно не встречались уже неделю или даже две. Сначала Андрей Георгиевич куда-то исчез из Елизаветино, а потом и я перебрался в дом на Мойке — поближе к училищу. Обсудить мое зачисление в юнкера мы, конечно же, успели, но в форме он меня еще не видел.

И это, видимо, и растрогало старого безопасника. Да так, что я заметил в его единственном глазу что-то отдаленно похожее на слезу.

— Вас забудешь, Андрей Георгиевич. — Я осторожно вывернулся из медвежьей хватки. — Да и прошло-то всего… Только вчера под ночь заселили.

— И как тебе? С сослуживцами общий язык нашел? — спросил безопасник.

И вдруг хлопнул себя по лбу.

— Тьфу ты… Совсем уже без памяти стал, старый. — Андрей Георгиевич взял меня под руку и потянул к лестнице. — Пойдем! По пути как раз все и расскажешь.

— Как — пойдем? — не понял я. — Так мне сейчас же в классы, на занятия, до сигнала…

— Отставить классы. — Андрей Георгиевич неторопливо зашагал по коридору. — Дед сказал тебя в Елизаветино отвезти. До вечера, стало быть.

Ничего себе.

— А как же… ротный? — Я на всякий случай даже оглянулся. — Симонов…

— Ротный в курсе. Я передал ему дедушкину просьбу, — отозвался Андрей Георгиевич. — Так что на сегодня ты от занятий освобождаешься. Идем.

Такая вот просьба. И попробуй, что называется, откажи. Я представления не имел, зачем вдруг понадобился деду в родовом гнезде Горчаковых. В конце концов, с упрямого старца бы сталось забрать меня домой из чистой вредности. Государыня императрица могла убедить его зачислить меня в военное училище… но не держать меня там все три курса — как полагается.

Нет, едва ли — слишком уж дед сам напирал на то, что немного дисциплины нерадивому отпрыску рода Горчаковых не повредит. И я еду домой только до вечера. А значит…

Пока мы спускались по лестнице, Андрей Георгиевич молчал — видимо, чтобы дать мне достаточно времени переварить занятную новость. Заговорил он, только когда я спросил, что деду вообще от меня понадобилось. И было ли оно действительно настолько важным, чтобы прогулять первый же учебный день.

— Чего не знаю — того не знаю, Саня, — честно признался Андрей Георгиевич. — Сказано было только тебя домой привезти. В целости и сохранности.

Я снова погрузился в раздумья — и безопасник мне не мешал. Прошел к выходу на первом этаже, кивнул дежурному офицеру — видимо, того уже предупредили, что один из воспитанников не вернется до вечера, — спустился по ступенькам и направился к машине.

Той самой двадцать третьей «Волге», которую я искалечил о поребрик на набережной у дома. Машина избавилась от вмятин и царапин слева и обзавелась новым лобовым стеклом вместо того, что я высадил Булавой. Обрела прежний вид и даже будто заблестела еще ярче. Ее можно было починить, просто заменив сломанные детали новыми… в отличие от несовершенного и хрупкого человеческого тела.

За разбитую «Волгу» Андрей Георгиевич мне так ничего и не сказал.

За руль я проситься не стал, хотя скорость помогла бы разогнать некстати накатившие воспоминания. Уселся на пассажирское кресло, закрыл дверцу, щелкнул ремнем безопасности — и молчал, пока не заговорил Андрей Георгиевич.

— Ну, ты хоть расскажи, — начал он, — как тебе жизнь служивая?

Я рассказал. Почти все — умолчав только о драке с его сиятельством князем Куракиным. На серьезную угрозу моей драгоценной персоне четверо зарвавшихся второкурсников никак не тянули, а если узнает дед — можно ожидать чего угодно. Да и сам Андрей Георгиевич вряд ли стал бы хвалить меня за безобразие.

Даже если оно случилось по уважительной причине.

— Однако! — Дослушав меня, старый безопасник довольно ухмыльнулся. — Выходит, жива еще традиция в славной пехотной школе.

— Цук? — уточнил я. — У вас в Москве такое же было?

— В Москве и не такое было… всякое. — Андрей Георгиевич покачал головой. — Только у нас молодых не сугубцами называли, а фараонами.

— Фараонами? — хихикнул я.

— Ага. Или козликами. — Андрей Георгиевич крутанул руль, сворачивая к мосту. — Так, говоришь, дядька у тебя толковый?

— Да вроде. — Я вспомнил немногословного и сосредоточенного Ивана. — Говорят, он из войсковых унтеров в юнкерское поступал.

— Немного таких. Значит, толковый офицер будет, правильный. — В голосе Андрея Георгиевича зазвучало неподдельное уважение. — Слушай его да на ус мотай. Такие армию еще получше самого ротного знают.

— Это почему?

— Симонов уже не первый год во Владимирском, — пояснил Андрей Георгиевич. — И не второй. А служба нынче быстро меняется. Я бы тебе сам чего рассказал — так уж и не вспомню толком. Давно это было, Саня…

От нахлынувших чувств голос Андрея Георгиевича дрогнул, так что снова заговорил он не сразу.

— Службу делить — это, понимаешь… самое настоящее, Саня. Такой дружбы не было у тебя — и не будет больше. Я со своим старшим из училища и дальше вместе держался. Не терялись… — вздохнул Андрей Георгиевич. — Пока не погиб он. В сорок втором году — как сейчас помню.

В то время, когда Россия уже давно не вела войн ни на своей территории, ни уж тем более на чужой. Я мог только догадываться, но что-то подсказывало: старший товарищ Андрея Георгиевича не свалился с крыши, не разбился в аварии — и не попал в лапы дикому зверю на охоте, как отец Богдана. А погиб с оружием в руках, в бою…

В одном из тех, о которых никогда не напишут в учебниках вроде «Истории государства Российского».

Андрей Георгиевич украдкой скосился на меня — видимо, сообразил, что сболтнул лишнего. Я не стал расспрашивать, и в салоне «Волги» воцарилась тишина, разбавляемая только мерным рычанием могучего мотора. И нарушил ее безопасник, только когда мы проехали чуть ли не половину дороги.

— Такие дела, Саня… Вот уж не думал, что выйдет так. А теперь, получается, ты по моим стопам пойдешь. А не Мишка, — задумчиво произнес он.

И замолчал до самого Елизаветино.

* * *

К сараю я приближался с некоторой опаской. Одаренному князю — а теперь еще и юнкеру славного Владимирского пехотного училища — не полагается бояться ни увесистых гаечных ключей, ни их прекрасной обладательницы. И все равно я испытывал… скажем так, некоторый дискомфорт.

С Настасьей мы так и не поговорили. Сначала я не застал ее в мастерской, потом меня самого вызывали в полицию, а потом началась учебная суета: пошив формы, шагистика… Виделись раз или два, но едва успели сказать друг другу больше нескольких слов.

Точнее — я едва успел. Настасья со мной не разговаривала. Вообще, от слова совсем. Я перегнал машину на место и приказал мужикам в гараже всеми силами помогать с ремонтом. Выделил средства. Лично выписал из города новый аккумулятор, листовое железо, инструмент… не помогло. Как и остальное: упрямая девчонка вернула все подарки до одного. Конфеты, украшения, даже платье — и вряд ли из-за того, что я банально ошибся с размером.

Но цветы себе все-таки оставила. И это давало хоть какую-то надежду на мир.

И если уж дед пока не соизволил принять меня, хоть сам и вызвал сюда из города, — самое время попытаться наладить… что-то.

— Настасья Архиповна, — позвал я, вглядываясь в пыльный полумрак. — Ты здесь?

Кажется, это уже было.

— Уходи!

И это тоже.

Только на этот раз Настасья выглядела еще более грозно. И — как назло — еще соблазнительнее. Она обрезала истрепавшиеся рукава на отцовской рубахе, и теперь ничто не мешало любоваться крепкими, но изящными загорелыми плечами, чуть влажными от пота. А расстегнутые от жары верхние пуговицы на безразмерном вороте и вовсе едва не заставили меня забыть, зачем я сюда пришел.

Настасья тоже смотрела на меня — и будто не могла отвести взгляд. Зеленые глаза все еще недобро поблескивали, но теперь в них появилось что-то еще. Любопытство, внимание… но не только.

— Ты чего? — осторожно поинтересовался я.

— Форма… — Настасья едва слышно вздохнула. — Солдатская.

— Юнкерская, — на автомате поправил я. — Меня же в военное училище определили. Не слышала?

— Нет. — Настасья опустила глаза. — Красивый ты, благородие… Опять мучить меня пришел?

— Мучить?

— А как еще такое называется? Будто сам не понимаешь. Ты-то князь, дворянин… А я простая девка, крепостная. — В голосе Настасьи снова зазвучали агрессивные нотки. — Говори, зачем пришел, — и ступай!

Я вдруг почувствовал острое желание сгрести девчонку в охапку, стиснуть — и не отпускать. Пока не начнет себя нормально вести. А то и просто пристроить попой на капот машины. Или на верстак. Со всеми вытекающими.

Интересно, без наручников — справлюсь?

— А знаешь, кое в чем ты все-таки ошибаешься, — начал я скучающим тоном. — И начнем с того, что ты больше не крепостная.

Зашел с козырей, что называется.

— К-как это?.. — От волнения Настасья вдруг начала заикаться — прямо как Славка. — Ты откуда?..

— Твою повинность выкупили у деда, — ответил я. — И аннулировали.

— Вот как? — Настасья, похоже, сообразила, к чему я клоню. — И кто же? Ты чисто случайно не знаешь, благородие?

— Чисто случайно — знаю. — Я пожал плечами. — Я. Теперь ты свободный человек.

— Ты… Ты знаешь кто? — Настасья шагнула вперед, сжимая кулаки. — Думаешь, если благородный — то все можно?! Думаешь, я теперь должна…

— Не должна.

— Да как ты не понимаешь?! — зашипела Настасья. — Черт тебя… С чего ты вообще взял, что лучше меня знаешь?..

Вот ведь язва. Нет бы радоваться.

— Ну, может, с того, что я действительно знаю лучше тебя, — усмехнулся я. — В сарае не развернешься.

Конец ознакомительного фрагмента.