Сын ведьмы. Волшебная сказка

Валерий Тимофеев

Сказка эта родилась, можно сказать, случайно. Поступило предложение написать мюзикл по мотивам сказки «Шурале» для детского театра. Я начал работу. Естественно, начал с изучения фольклора, татарских народных сказок. Так как тема сказок мне близка, неудивительно, что я увлекся. И в изученном материале увидел огромный потенциал, далеко выходящий за рамки шестидесятиминутного мюзикла.. Об остальном судить тебе, мой дорогой читатель!

Глава 9 Решение Убыр

В первых числах марта чаще выглядывает из-за туч солнышко. Силы у него больше и больше, и следы его трудов на снежных бурунах все четче и четче. Темные узорчатые проталинки с южной стороны как ювелирная резьба мастера — смотри и поражайся неуемной фантазии природного творца. А метровый лед на пруду, еще недавно толстым слоем снега прикрытый, сейчас большей частью гладким зеркалом сверкает. И уже видны сквозь его толщу подводные красоты — там водоросли колышутся, ближе к берегу камушки белеют, рыбы сноровисто по делам своим рыбным плавают.

Нет-нет, да промелькнет серебристая стрела русалки — развеваются по плечам изумрудные волосы, и рассекает темно-зеленую воду мощный хвост. Но ее-то как раз и не каждый, кто глаза имеет, заметить сможет. Только тот, кому дар особый отпущен. Ибо охраняет всю темную сторону, пруд и его подводных обитателей от чужого сглаза не только большая вода, но и сила Убыр — самой старой и самой главной ведьмы всего водного, болотного и лесного царства.

Радость русалки от возвращения домой была искренней, но короткой.

На крики ее слетелись обитатели подводного мира: и простые русалки, и начинающие ведьмы, и Водяной со своей свитой. Окружили Су Анасы, разглядывают: кто с интересом, кто с любопытством, а кто с нескрываемым осуждением. А как иначе? Весь подводный мир давно знал, как она шкуру свою потеряла. Черти постарались, рассказали о ее падении, да все с прикрасами, все в черном цвете. А вот где столько времени пропадала, что делала, да как шкуру потерянную нашла, тут никому неведомо.

Не успела Су Анасы и пары кругов по родному пруду проплыть, всем себя показать, а уже доложили наверх.

Целая стая подлиз и прихлебателей окружила Убыр, торопится преданность и верность напоказ выставить.

— Есть для вас сообщение важное, — нашептывают в левое ухо.

— Прямо-таки горячие новости! — доносят в правое ухо.

— Су Анасы вернулась!

— Худая да страшная…

— Кричит — ненарадуется!

— И ни в одном бесстыжем глазу ни капельки совести!

Поворошила Убыр волосы свои, и без того как на болотной кочке сухая трава растрепанные, брови густые нахмурила, беззубым ртом что-то себе под нос пошептала.

— Приведите ее ко мне! — распорядилась, и тут же с десяток верных слуг кинулись выполнять приказание.

И вот уже стоит Су Анасы перед Убыр. Вины за собой никакой не чувствует, голову гордо вскинула, взгляда не отводит.

Убыр хитрая, с ходу в крик не кинулась, ногами от возмущения не затопала. Лаской да вниманием подходы строит, голосом мягким спрашивает.

— Потеряли мы тебя, голубушка, слез море разливанное выплакали. Не успокоишь ли нас, не расскажешь ли, где была столько времени, что делала?

Су Анасы подвоха в сладких речах не заметила, все как на духу про похождения свои выложила.

От Убыр разве что скроешь?

Она и про Батыра знает, и про остальное. Только вот все знания ее, — черт выболтал, — вокруг пруда плавают, в сторону Карчик не распространяются. И, получается, рождение сына — это единственное, что во всем темном мире только одной ей, Су Анасы, известно.

Было известно.

И, умереть ей на этом месте, если кому еще, даже под пытками, она скажет.

Не того ожидала от нее Убыр. Не хвастливого рассказа о своих похождениях, а горького покаяния. С каждым словом, Су Анасы сказанным, глубже морщина на лбу у старой ведьмы, сильнее хмурятся густые брови.

— А теперь, — выслушав полный рассказ, прошипела Убыр, — поведай нам, что полезного в этой твоей истории.

— Для кого полезного? — опешила Су Анасы, и первая тревога в ней поселилась.

— Да так, пустячок, — елейно молвит Убыр, — прямо и говорить—то не о чем! — и тут же впилась глазами в лицо Су Анасы и разве что не рычит. — Забыла уже, что на службе состоишь? При должности? Для нас, для нашего ведьминского роду-племени, что полезного в этой твоей блудности?

— Сразу и блудности, — пытается смягчить Су Анасы.

— А как еще это называть-величать прикажешь? Говори!

— Что говорить?

— Начни с того, какой пример ты, русалка, мною взрощенная и в сан водяных ведьм вознесенная, младшим сестрам своим подаешь?

— Чем виновата я? — спрашивает Су Анасы.

— А ты еще не поняла?

— Все по инструкции… — начала было.

— По инструкции?

— А как же! Батыра заворожила, в себя влюбила, верным да покорным сделала. Что не так? Если бы шкуру мою не украли, вот бы где, — сжала пальцы в кулак, — он у меня был!

— Лукавишь, милая, — качает головой Убыр. — Не ты его в себя влюбила, а сама, как дурочка, в сети любви попалась! Разве не так?

Потупился Су Анасы взор.

— Влюбленная русалка — это считай что потерянная для нас и нашего ведьминского роду русалка. Она не о деле общем думает, а только о своих переживаниях, шуры-мурах да сюси-пусях!

Захихикали приближенные, слова Убыр слушая, головами согласно закивали.

— Еще примеров? — спрашивает Убыр.

— Давай, — покорно лепечет Су Анасы.

— Пожалуйста! Пост свой оставила, ни заявления на отпуск, не депеши какой, мол, отлучусь ненадолго, — загибает пальцы Убыр. — Работу свою, тебе порученную, бросила, фронт борьбы оголила. Девять месяцев за тебя другим пахать приходилось.

— Я отработаю.

— Ой, ли?

— День и ночь, без сна и без отдыха… Самую черную работу…

— Подожди с обещаниями! Я тебе еще слова заключительного не давала.

Встала Убыр, вокруг Су Анасы обошла, острым взглядом ее осматривая, шкуру на ощупь попробовала, зачем-то понюхала.

— Перво-наперво расскажи нам, только без ссылок на беспамятство и потерю шкуры — не предала ли интересы родни своей, ведьминской? Не поступила ли к роду человеческому на службу?

— Нет, что ты! — ужас охватил Су Анасы. Заподозрить ее в измене! — Нет!

— Как шкуру отыскала? Какой выкуп заплатила?

— Без выкупа взяла! Случайно нашла, — затараторила Су Анасы. — В одной избушке вместо украшения на стене висела!

— И я должна поверить, что тебя запросто так взяли и в дом пустили, а потом так же запросто шкуру отдали? И ты им взамен никакой тайны не сказала? Никакого секрета нашего не раскрыла?

— Прикинулась заблудившейся, имя себе придумала Адашкан, на ночлег напросилась, — на ходу сочиняет, — а утром раненько встала, шкуру схватила и бежать.

— Ловка, плутовка, — вроде как восторгается Убыр. — Моя кровь! Без мыла куда хошь пролезет!

— Верно, верно, матушка, — тараторят слуги, — твоя кровь!

— А кулончик твой гдей-тось? — спросила, как из-за угла ударила.

Прижала руки к груди, да поздно. Нечего прикрывать.

«Ах, черт-чертяка! — помянула рогатого. — Тебе одному про кулон говорила, ты один тайну эту знал». Но вспомнила, как черт просил его не выдавать, и про встречу с ним никому не говорить. Значит, не он донес, не его вина. Это Убыр такая глазастая!

— Кулончик я за шкуру оставила, — призналась наполовину. — Должна же я была чем-то людей отблагодарить за то, что сберегли потерю мою.

— В благодарность, говоришь? С каких это пор мы, ведьмы, такими благородными да благодарными стали? Ты прямую улику оставила! Ты дорожку в наш темный мир, почитай что раскрыла!

— Матушка Убыр! Не губи! Дай верой и правдой грех свой искупить, позор смыть, — в ноги упала.

На удивление всем Убыр русалку за плечи подняла с колен, пред собой поставила.

— Будь по-твоему, — согласились, — служи. А я посмотрю.

— Век твоей доброты не забуду!

— Но-но, — останавливает ее Убыр. — Ты раньше времени-то не радуйся, что легко отделалась. — Погладила она русалку по голове, гребень ее золотой из волос выдернула и в карман свой бездонный спрятала. — Была Су Анасы у нас ведьмой водяной? — к слугам обращается.

— Водяной, — подтверждают хором.

— Станешь простой русалкой, — приговор свой вынесла.

— Русалкой!?. — ахнули прислужники, за голову хватаясь. — Простой?

— Имя тебе будет то, каким ты себя перед людьми окрестила — Адашкан!

— Надолго ли? — спросила русалка.

— Пока не докажешь свою невиновность и преданность. Пока слуги мои кулон твой не найдут и назад не вернут! И вот еще что! Из пруда ни на шаг!

— Но как же я… — хотела про Батыра сказать, вовремя язык прикусила.

— Ты не поняла меня? — грозно спросила Убыр. — Запрещаю тебе не просто покидать пруд, но даже нос из воды казать! Ясно?

— Ясно.

— Все, уведите! — и уже вдогонку главному стражнику приказала, — у каждой проруби, у каждой полыньи стража поставьте! Нечего ей на берегу делать!