Синее на золотом

Валерия Вербинина

Амелия была даже не знакома со своим женихом, виконтом Оливье де Вильмореном – об их браке договорились родители. Молодая женщина как раз ехала к нему через охваченную смутой Францию, когда едва не стала жертвой разбойников. Спас ее таинственный незнакомец Луи, солдат французской революции. Судьба свела их, подарив краткие мгновения счастья, и сразу же разлучила… Прибыв в замок жениха, Амелия обнаружила, что виконт и его друзья – заговорщики, которые стремятся свергнуть власть республиканцев. Амелии ничего не оставалось, как присоединиться к ним. Так она и Луи оказались по разные стороны баррикады. Может, это поможет ей справиться с внезапно вспыхнувшим чувством к нему?..

Часть вторая

Девяносто третий год

Глава 1

В начале апреля 1793 года двое всадников возвращались из Парижа в Амьен. Тот, что ехал слева, был черноволос, с голубыми глазами и выразительным, хорошо вылепленным лицом. Тот, что скакал справа, был белокур и ладно скроен, но на лице его лежала печать заботы. Стоит также отметить, что оба всадника находились в самом расцвете молодости — каждому из них еще не исполнилось и двадцати пяти лет.

После Сен-Кантена, когда дорога пошла посвободнее, блондин оглянулся и, видя, что их никто не может услышать, заговорил громче.

— Вся надежда на то, что эту гнусную республику удастся прикончить в этом году. Кто мог подумать, что прославленный воин герцог Брауншвейгский окажется обыкновенным старым болваном! Вся Франция лежала у его ног, ему было достаточно сделать одно движение, чтобы вернуть закон в эту страну и восстановить монарха в его правах. Но старый глупец медлил и медлил, пока не оказалось слишком поздно: Дюмурье соединился с армиями Келлермана и Бёрнонвиля и дал ему решающий бой при Вальми. Как, как Дюмурье сумел сделать это? Со своей армией оборванцев, которых было меньше, чем закаленных пруссаков герцога, он нанес ему поражение и заставил уйти из Франции! Объясни мне, Арман, как такое возможно? Как герцог мог все потерять?

Черноволосый Арман только пожал плечами.

— Ты знаешь, Оливье, случается и так, что великие полководцы проигрывают решающие битвы, — сказал он. — Бывает и обратное — когда вроде бы посредственный человек обнаруживает искру гения, и как раз тогда, когда это нужнее всего. Мне кажется, с Дюмурье тоже произошло нечто подобное.

— Но ведь битва при Вальми не стала для союзников катастрофой! — вскричал Оливье. — Не настолько велики были потери, чтобы столь мощная армия не могла двигаться дальше!

— Ты забываешь о погоде, — напомнил Арман. — Само небо было тогда против нас, все время шли ужасающие ливни. А Дюмурье оказался вовсе не глуп и к тому же приказал своим людям отобрать у крестьян все припасы. Пруссакам просто было нечего есть, они мерзли и погибали от холода и болезней. И поэтому им пришлось уйти.

— Ты говоришь так, как будто дождь лил только на союзников, а синие были от него избавлены, — парировал Оливье. — И у них тоже было туго с припасами, и им тоже порой было нечего есть, но ведь они победили!

— Дело ведь не только в Вальми, — сказал Арман. — Россия воспользовалась тем, что происходит во Франции, и снова начала перекраивать Польшу. А Австрия и Пруссия не могли остаться в стороне, раздел затрагивал их интересы. Поэтому им пришлось выбирать — Польша или поход на Париж.

— Но ведь они все-таки пришли во Францию не для того, чтобы бесславно проиграть одну битву и удалиться! Почему герцог медлил? Зачем остался в Вердене, вместо того чтобы сразу же идти на Дюмурье? Если бы герцог не дал Келлерману время подойти со своими войсками, ведь ничего этого не случилось бы, пойми! Ни Вальми, ни позора отступления, ни пятна, от которого герцогу теперь уже не отмыться! А так — парижские негодяи сразу же везде раструбили о победе и в тот же день провозгласили республику.

Арман помрачнел.

— Если бы только это… Но они казнили короля.

— Да, этот год начался скверно, — подтвердил Оливье. — Сначала казнь короля, потом — победы Дюмурье в Бельгии, который сумел перевести войну за границу. Но, хвала небесам, нашлась управа и на этого недомерка.

— Да, он был достаточно хорош, пока побеждал, — усмехнулся Арман, — но стоило ему оступиться, и его враги сразу же подняли голову. Ты же видишь, Оливье, эта республика — свора презренных людишек, которые не имеют никакого понятия о государственном устройстве, но все, вплоть до последнего лавочника, рвутся к власти. Теперь Дюмурье обвинили в измене, а ты понимаешь, что это значит по нынешним временам.

— О да, скорый суд и еще более скорую расправу, — ответил Оливье. — Если ты проиграл битву, ты изменник; если ты к тому же носишь дворянскую фамилию, ты изменник вдвойне, и тебе самое место на эшафоте. А я так скажу, Арман: пусть! Чем гнуснее будут действия этого правительства, тем быстрее народ от него отвернется и тем легче нам будет вернуть трон Людовику XVII, законному наследнику своего несчастного отца. Кроме того, тот, кто пострадал за то, что сражался на стороне революционеров, и впрямь изменник, — уже потому, что предал своего короля. Так что все справедливо, Арман, все именно так, как и должно быть.

— Возможно, — отозвался Арман, — тем более что история учит нас, что такие драконовские меры говорят на самом деле о великой слабости. Похоже, что и в самом деле дни республики сочтены.

— И слава богу, — объявил Оливье. — Потому что лавочники не умеют воевать. Произносить речи, убивать в тюрьмах священников, посылать на казнь — сколько угодно. Но воевать они не умеют, и в этом наше спасение.

— Что ты собираешься делать? — спросил Арман.

— Я получил письмо от Ларошжаклена, он предлагает мне ехать в Вандею и бить синих под его началом. Он мой родственник, и мы прекрасно знаем друг друга, но меня смущает, что в его войске сплошные крестьяне. Кроме того, в Париже со мной связался наш друг из Кобленца, и это может оказаться гораздо интереснее. Его человек будет в Амьене, и мы договорились о встрече в известном тебе месте.

— Мне показалось, ты не хотел уезжать из Парижа, — заметил Арман. — Это, случаем, не из-за Терезы?

Оливье покачал головой.

— Нет, из-за моей невесты.

— Невесты? — Арман озадаченно нахмурился. — Постой, это та немка, которую тебе сосватали, потому что ее мать и твой отец состояли в родстве?

— Да, ее мать — француженка, — подтвердил Оливье. — Но ее отец передумал и выдал дочь замуж за какого-то графа, а потом граф умер. Мой отец тогда был серьезно болен, он настаивал, чтобы я написал ей, выразил свои соболезнования. Все-таки она из очень хорошей семьи… и к тому же вовсе не бедна.

— И мне пришлось отдуваться за тебя, — засмеялся Арман. — Я писал эти чертовы письма, пока ты приятно проводил время с Терезой.

Оливье иронически покосился на него.

— Черт бы побрал тебя с твоим эпистолярным стилем, Арман!.. Не сердись, но, похоже, она приехала сюда только из-за этого.

Арман распрямился в седле.

— Что?

— Я же тебе сказал. Ее родители умерли от оспы, она осталась одна и приехала сюда, во Францию. Каким-то образом ухитрилась добраться до Амьена, и это в самый разгар войны с пруссаками, представляешь?

— Ох, — промолвил Арман. Он явно был обескуражен. — Мне очень жаль, Оливье, что все так получилось. Ты ведь никогда не собирался на ней жениться.

— Да, но мой отец уже давно все решил, — поморщился Оливье. — А потом ее отец передумал, потому что я оказался для нее недостаточно богат. Теперь она вдова, совершенно свободна и ждет меня, а я не знаю, что делать. Потому и не хотел возвращаться.

— Где она сейчас?

— В замке маркиза Александра. Она приехала в начале сентября и сразу же слегла с горячкой. Все перепугались, решили, что это оспа, которую она подхватила от родителей, но оказалось, что она всего лишь простыла в дороге. Она долго болела, и все это время маркиз забрасывал меня письмами, когда я приеду.

— Понятно, — вздохнул Арман. — А сколько ей лет?

— Двадцать два.

— Он что-нибудь написал о ней? Она хорошенькая?

Оливье пожал плечами.

— Маркиз уверяет, что красавица. Но в его возрасте все женщины моложе пятидесяти кажутся красавицами.

— А Тереза тоже в замке? — спросил Арман.

Оливье кивнул.

— Я думаю, маркиз не просто так писал мне и торопил. Как бы то ни было, мои намерения вполне определенны. Я не собираюсь жениться на этой особе. Я не знаю ее, но подозреваю, что у нас нет ничего общего. Ее родители умерли, мой отец тоже умер, так что у меня нет никаких причин следовать чужим желаниям. Я уже не говорю о чувствах — это вообще смешно.

— Должен сказать, я считаю, ты совершенно прав, — заметил Арман. — Человек не должен жениться потому, что так захотелось его родителям. И если она приехала из-за моих писем… — Он немного подумал. — Пожалуй, я постараюсь отвлечь ее внимание.

Конец ознакомительного фрагмента.