Фиалковое зелье

Валерия Вербинина, 2012

Секретному агенту особой службы Полине Серовой дали ответственное поручение – она должна узнать, что скрывается за исчезновением письмоводителя из российского посольства в Вене. Почему мелкий чиновник привлек к себе столько внимания? За этим незначительным на первый взгляд событием может таиться серьезная угроза интересам Российской империи… Министр внутренних дел даже отправил двух других агентов, призванных отвлекать внимание от расследования Полины: утонченного Владимира Гиацинтова и силача Антона Балабуху. Но эти господа не пожелали играть роль ширмы – они рьяно принялись за дело, и вскоре миссия Полины оказалась под угрозой срыва. А как отвлечь внимание мужчин? Только заставить их соперничать друг с другом за любовь прекрасной женщины…

Глава 6

Таинственная Полина Степановна. — Как горничная Маша потеряла дар речи и вновь обрела его в самый подходящий момент. — Тайна желтого чемоданчика. — Приключение в «Золотом льве».

— Должна сказать, что я нахожу ее совершенно невзрачной особой, — сказала Полина Степановна, глядя на маленький портрет, который она держала в руке. — И волосы черные! Нет, ну что мне делать с черными волосами?

Пока наши герои тряслись в скверной карете по буеракам и колдобинам Российской империи, которые в ней по неизвестной причине именуются дорогами, таинственная собеседница военного министра с комфортом передвигалась в превосходном экипаже, запряженном резвыми лошадьми. Верная привычке всем запасаться заранее, Полина Степановна захватила с собой невероятное количество вещей на все случаи жизни, так что ее карета больше походила на Ноев ковчег в миниатюре. Помимо вещей, Полина взяла с собой горничную Машу, в которой была вполне уверена, и кучера Пахома, который выглядел так представительно, так величаво, что встречные экипажи нередко сами уступали им дорогу.

По пути между станциями Полина Степановна размышляла о том, как ей лучше всего взяться за исполнение своего задания, важность которого была ей отлично известна. Портрет, присланный неведомым агентом Кавериным с Мадейры, некоторым образом являлся частью ее миссии, и все же Полина была портретом недовольна. На нем изображалось вялое, невыразительное личико, обрамленное черными локонами, которые составляли разительный контраст с собственным цветом волос нашей героини.

— Полина Степановна, так ведь всегда можно надеть чужие волосы, — заметила Маша и, чтобы подкрепить свои слова, достала из чехла роскошный парик с тугими завитыми локонами. Полина поглядела на него и насупилась.

— Не люблю парики, они глупо смотрятся, — проворчала она. — И вообще черные волосы мне не идут.

— Вам все идет, — решительно объявила Маша, отлично знавшая свою госпожу.

— Ты, Машенька, врушка, — вздохнула Полина. — Но ничего не поделаешь, придется смириться с этим монстром… Давай сюда парик.

— Вот сюда напустить локоны и сюда, — говорила Маша, колдуя над париком, — и совсем не будет видно, что это не ваши волосы.

— Совсем? — недоверчиво спросила Полина.

— Ей-богу, сударыня!

— Подай зеркало, — капризно распорядилась молодая женщина.

Зеркало явилось и объявило, что Полина Степановна на свете всех милее, всех румяней и белее, а кому это не нравится, тот волен искать себе другую сказку.

— Ну… ничего, — промямлила Полина, вертя головой так и эдак, чтобы лучше разглядеть себя.

— Да что там, вы смотритесь просто чудесно! — объявила Маша.

— Да уж, умеешь ты убеждать, — вздохнула ее госпожа и, отложив зеркало, принялась изучать досье с подробностями жизни своей будущей героини, которое Алексей Каверин также прислал с Мадейры.

Это был скучный перечень родственников, который следовало знать назубок, личных привычек (цвета, книги, любимая собачка в детстве) и прочих мелочей, которые могли в будущем совершенно не пригодиться, но если ими пренебречь, могли и погубить. Полина Степановна отложила досье и покачала головой.

— И все-таки мне совершенно непонятно, что делать с тетушкой… И с тобой, Маша!

— А что я? — заволновалась горничная. — Я же всегда при вас, Полина Степановна! Разве я когда вас подводила?

— Не в этом дело, просто у венской барышни не может быть русской горничной. То есть она может быть, но это вызовет массу ненужных расспросов… и, конечно, подозрений.

— Вы хотите обойтись без меня? — обиженно спросила Маша, надув губы.

— Ты же не умеешь говорить по-немецки в совершенстве? Значит, будешь жить на отдельной квартире с Пахомом и встречаться со мной, только когда я прикажу.

— Полина Степановна! Ну я же по-французски умею… от вашего парикмахера выучилась… и по-немецки немножко… Неужели этого мало?

— Этого недостаточно, Машенька, — вздохнула Полина. — Вот если бы ты знала немецкий, как его знают жители страны, или хотя бы с грехом пополам португальский, чтобы я выдала тебя за свою горничную, которую я привезла с Мадейры, или…

Она задумалась.

— Или что? — поспешно спросила Маша.

— Или вообще не говорила бы, — закончила Полина.

— То есть была бы немая? — с надеждой спросила горничная.

Полина Степановна кивнула.

— Вот тогда я могла бы тебя оставить, а иначе…

— Так я больше ни слова не скажу! — торжественно объявила Маша. — Как только прибудем в Австрию, молчок! Ни словечка! И клещами из меня ничего не вытянут!

— Надо бы тогда потренироваться заранее, — с сомнением заметила практичная Полина. — Потому что кто привык разговаривать, тому трудно остановиться.

— Хорошо, — покорно ответила служанка. — Так я молчу?

— Ну, попробуй помолчать.

— Разговаривать мне нельзя, — оживилась Маша. — Ну а мычать хотя бы можно?

— Можно, — великодушно разрешила ее госпожа.

Она была уверена, что бойкая Маша, у которой был весьма острый язычок, не продержится и получаса, однако служанка и в самом деле погрузилась в молчание и не прерывала его. Решив ее испытать, Полина Степановна попросила:

— Маша, подай мне зеркало!

Маша закивала, что-то неразборчиво промычала и вручила госпоже зеркало.

— А что, — задумчиво промолвила Полина, — пожалуй, кое-что у нас может получиться. Маша, теперь слушай внимательно: я — человек, который хочет побольше узнать про твою госпожу. Теперь тебя зовут Мария, и на имя Маша ты откликаться не должна. Послушай-ка, Мария! Правда, что твоя мадемуазель ужасная зануда?

— Да ну вас! — оскорбилась Маша. — Сами вы зануды, каких поискать!

— Ага, Машенька, попалась! — покачала головой Полина Степановна. — Получается, ты все-таки не можешь меня сопровождать.

— Полина Степановна! Ну я клянусь… Я сегодня весь день буду молчать! Ни словечка больше не скажу!

— Маша, ты уже обещала и не сдержала свое слово!

— Нет, Полина Степановна, это другое! Испытайте меня еще раз!

— Хорошо, — с сомнением в голосе отозвалась ее собеседница. — Итак, еще раз. Мария, это правда, что твоя госпожа на редкость противная особа?

Маша в ответ замычала и затрясла головой.

— А, да ты немая! Что же госпожа тебя держит? Ты, верно, дурочка, да?

Маша открыла было рот, чтобы обидеться, но вовремя вспомнила, что говорить нельзя, и только развела руками, показывая полное смирение.

Видя, что Маша настроена решительно, Полина Степановна пошла в атаку и от лица мифического неизвестного принялась честить себя, Машу и Пахома на все корки. Но Маша только молчала, разве что лишь порою протестующе мычала и вообще казалась прямо-таки образцовой немой.

— Маша, честное слово, ты меня удивляешь, — призналась Полина Степановна. В следующее мгновение их экипаж издал какой-то сдавленный чавкающий звук, дернулся и остановился.

— Это еще что такое! — возмутилась Полина и высунулась наружу. — Пахом! Пахомушка, что там такое?

— Да лужа, сударыня! — ответил кучер с убитым видом.

— И что с ней, почему мы стоим? — изумилась Полина.

— Да это не лужа, — кипятился кучер, — это какое-то болото! А с виду лужа как лужа, кто же знал, что прямо на дороге у них такое… — Он поудобнее перехватил вожжи и хлестнул лошадей. — Но, родимые! Вывозите!

Но родимые не вывезли. Экипаж застрял в трясине крепко, и хуже всего было то, что эта трясина неведомым образом образовалась аккурат посреди дороги.

— Конечно, весенние дожди виноваты, — подытожила Полина Степановна, брезгливо оглядев желтоватую глинистую жижу, в которую их экипаж провалился на глубину чуть ли не в полметра. — И казнокрады, правительство же выделяет деньги на улучшение дорог, причем немалые!

Маша замычала и энергично закивала.

— Попытаюсь-ка я разгрузить экипаж, — объявил Пахом. — Вещичек-то у вас, сударыня, все-таки немало… вот они и мешают нам выбраться.

— Что значит немало? — вскинулась Полина. — Всего двадцать два чемодана… не считая мелких! Да я вообще, можно сказать, в этот раз ничего с собой не взяла!

Пахом, который знал, что по поводу вещей с госпожой препираться бесполезно, только покачал головой, после чего принялся отвязывать чемоданы и переносить их на обочину. Однако даже после того, как он снял все дорожные сундуки и помог Маше с Полиной Степановной выбраться из кареты, та не сдвинулась с места.

— Придется звать на помощь, — удрученно промолвил Пахом. — Крепко мы завязли, ох, крепко!

— Ну так зови, чего ты ждешь? — уже сердито ответила Полина Степановна.

Она была не на шутку раздосадована. В самом деле, прежде наша героиня была по части дорог исключительно удачлива. В своих многочисленных путешествиях она почти никогда не попадала в передряги, подобные этой. Да, бывало, что экипаж застревал на полпути, что какие-то мелочи ломались, но все налаживалось с прямо-таки необыкновенной быстротой.

В этот раз, впрочем, никакой быстроты не предвиделось, зато неподалеку собрались зеваки — мужики и несколько мальчишек, которые наперебой давали свои советы по поводу того, как следует вытаскивать экипаж, и обменивались замечаниями, на их взгляд, крайне глубокомысленными, а на взгляд Полины — донельзя нелепыми.

— А карета-то, карета!

— Эк какая игрушечка, англинская, небось!

— То-то и оно, что англинская, для наших дорог не приспособленная.

— Главное, чтобы колеса остались целы, а то в прошлом месяце тут тоже бричка барина увязла.

— Да что там увязла, чуть ли не утопла…

— Вместе с чиновником, хе! А он по казенной надобности, значит…

Наконец с помощью нескольких дюжих мужиков, которые согласились за деньги толкать экипаж сзади, в то время как Пахом понукал лошадей, удалось кое-как извлечь карету из трясины, в которую она угодила. Однако тут выяснилось, что оба передних колеса нуждаются в починке, а вся нижняя часть кареты — в основательной чистке от жижи, которая налипла на нее и принялась стремительно засыхать под ярким солнцем, попутно приобретая крепость цемента.

— Верьте слову, сударыня, — молвил утомленный Пахом, — никак, ну никак нельзя ехать дальше! Чиниться надо.

— А вы езжайте на постоялый двор, — посоветовал один из мужиков. — Там рядом и кузнец есть, и передохнуть можно с дороги-то!

Деятельная Полина Степановна, которая терпеть не могла отдыхать, все же была вынуждена согласиться, тем более что двор оказался всего лишь в половине версты отсюда. Однако, когда многострадальная карета наконец достигла двора, хозяин объявил, что кузнец и вообще мастер на все руки Ванька куда-то отлучился, потому как у господ, ехавших по соседней дороге, тоже приключилась оказия с экипажем.

Тут у Полины Степановны сделалось такое лицо, что даже Пахом крякнул, почесал в затылке и счел за благо убраться подальше. Маша что-то промычала, обращаясь к госпоже.

— Ах, да прекрати ты, в самом деле! — сердито вскричала Полина и топнула ногой.

Кипя от раздражения, она проследовала в дом, а Маша отправилась проследить за вещами и, если понадобится, помочь Пахому отчистить экипаж от грязи.

— Вишь, а горничная-то немая, — сказал вихрастый половой Степашка, обращаясь к своему товарищу. — А барыня на нее кричит, значит… Нехорошо!

Хорошенькая востроглазая Маша сразу же пришлась ему по сердцу, и через некоторое время он отправился посмотреть, как она устроилась. Он застал такую картину: Маша одиноко сидела на груде чемоданов, больше напоминающей гору Арарат, а в десятке шагов от нее Пахом, который свято верил, что никто, кроме него, не имеет права заниматься лошадьми или каретой, чистил колеса и днище от грязи.

— Здравствуйте, красавица, — сказал Степашка Маше, улыбаясь во весь рот. — Как это вы удачно к нам заехали!

Пахом мрачно покосился на него и стал скрести с удвоенной силой.

В это время на двор влетела тройка, тащившая коляску, в которой ехал сдобный, румяный, одетый с иголочки молодой человек с каштановыми волосами, расчесанными со всем возможным тщанием, и усами, которые обличали в их обладателе заправского франта. На пухлых румяных устах молодого человека застыла восторженная улыбка, которая была так крепко к ним привинчена, что никогда их не покидала. Что бы ни говорил Андрей Андреич Мериносов (а вновь прибывший звался именно так), выражал ли он соболезнование, молился ли, разговаривал с вышестоящими или с простыми мужиками — улыбка не сходила с его лица, даже когда обстоятельства вовсе не располагали к тому, чтобы улыбаться.

— Что, опять беда? — вскричал он. — И кто же? Мне говорили, какие-то путешественники, но от этого Ерошки толком ничего не добьешься!

Кабатчик доложил ему, что в лужу на дороге провалился экипаж какой-то барыни или барышни, толком не разберешь, но хорошенькая и сердитая, аж жуть. При этих словах Мериносов почему-то слегка пригасил свою улыбку.

— Гм… Пожалуй, пойду-ка я представлюсь ей. Вдруг ей что-нибудь понадобится…

— А вы давно у госпожи своей служите? — выспрашивал тем временем Степашка у Маши, горя любопытством.

Маша подумала и сделала широкий неопределенный жест.

— Что, с детства? — догадался Степашка. Маша энергично кивнула и стала подниматься с чемоданов.

— Это ты зря торопишься, — успокоил ее Степашка. — Я только что слышал колокольчик Андрей Андреича. Если он твою госпожу возьмет в оборот, она еще долго отсюда не уедет.

— Ы? — искренне удивилась Маша, делая большие глаза.

— Ага, — подтвердил Степашка и, зачем-то понизив голос и оглянувшись на Пахома, стал рассказывать о Мериносове.

Меж тем улыбчивый Андрей Андреич расшаркался перед Полиной Степановной, выказал намерение приложиться к ручке и как бы между делом попытался выведать ее обстоятельства: куда она путешествует, зачем и почему. Полина, которой Мериносов инстинктивно не понравился с первого взгляда, отвечала уклончиво, но ее собеседник не отставал.

— А экипаж у вас какой богатый, — говорил Мериносов, косясь за окно. — Жаль, как жаль, что Ванька уехал! Вы не хотите отведать здешней ухи? Наш хозяин так ее готовит, что просто ах! — И он выразительно поцеловал кончики своих пальцев.

Но Полина Степановна, у которой рыба всегда ассоциировалась с чем-то костистым и малоэстетичным, твердым голосом уху отвергла.

— Однако, если не починят экипаж, вам уж верно придется тут заночевать, — сказал Мериносов, улыбаясь еще шире. — Почему бы тогда не попробовать заодно и ушицы?

Еще более твердым, прямо-таки стальным голосом Полина Степановна выразила надежду, что экипаж починят непременно, что избавит ее от ночлега в этом облюбованном насекомыми месте.

— А не то я буду жаловаться! — закончила она, сверкая глазами. — Государю императору!

«Эк куда хватила!» — помыслил Андрей Андреич, счастливо улыбаясь. Бедняге было невдомек, что при желании Полина Степановна могла нажаловаться хоть обер-прокурору Святейшего синода, хоть главнокомандующему российской армии, хоть его императорскому величеству, причем все эти лица выслушали бы ее самым внимательным образом.

Тут явилась немая Маша и стала подавать госпоже какие-то знаки. Радуясь, что горничная догадалась избавить ее от общества этого невыносимого типа, Полина поднялась с места и, наскоро извинившись, проследовала за Машей. Однако за порогом горничная вовсе не обрела языка, а стала махать руками и делать какие-то маловразумительные знаки.

— Маша, мне это надоело, — сердито сказала Полина Степановна. — Условимся так: немая ты только для всех остальных, а со мной, когда никого нет поблизости, говоришь, как обычно. Ну?

Маша вздохнула и опустила руки.

— Сударыня, — горячо прошептала она, — у них тут заговор!

— Против кого? — остолбенела Полина.

— Против вас, — горестно объявила Маша. — И всех проезжающих. Тут, видите ли, две дороги, и та, по которой поехали мы, короче. А неподалеку тут живет помещик Мериносов…

— И?

— Ему принадлежит местная земля. И этот постоялый двор — тоже его.

— И?

— Так лужа на дороге — как раз его рук дело! С виду она такая неприметная, но если в нее попадешь, уже не выберешься. И все экипажи ломаются, которые туда попадают… А когда карета ломается, вам волей-неволей приходится ехать на ближайший постоялый двор, ждать кузнеца, платить ему… Вы заказываете обед, потом ужин… за комнату платите… в карты играете…

— В карты? — спросила Полина Степановна таким тоном, что Маша невольно затрепетала. — В какие еще карты?

— Ну, если бы вы были мужчиной, вы бы играли в карты, от скуки, — объяснила Маша. — С Мериносовым. Если предстоит большая игра, так он прямо к себе зазывает, в имение… От него только что как раз очередные путешественники уехали, да еще какой-то господин попался, который путешествовал по своей надобности… Тот господин играл нечисто, и его того… проучили маленько… Да только остальные господа, судя по всему, были не лучше. Они Мериносова чуть не обставили…

Полина Степановна тяжело вздохнула. Вот вам и объяснение всему: яме на казенной дороге, услужливым мужикам, которые наперебой советовали ей именно этот постоялый двор, улыбчивому Андрею Андреичу…

— Знаешь что, Маша, — распорядилась Полина, — достань-ка мой маленький чемоданчик. Который желтенький такой… Да, и скажи мне вот что: откуда ты все это узнала?

— Да от слуги, Степашки, — отвечала Маша. — Он видит, что я немая, ну и… разболтал мне все, думая, что дальше меня уж точно не пойдет. Видите, как полезно иной раз быть немой?

Когда Полина Степановна вернулась в дом, Андрею Андреичу сразу же бросилась в глаза произошедшая в ней перемена. Молодая женщина объявила, что экипаж починят неизвестно когда, стало быть, ей все-таки придется отведать здешней ухи, и она искренне надеется, что господин Мериносов составит ей компанию. Очень жаль, конечно, что ей нечем себя занять в ожидании кузнеца. Будь здесь ее муж, она бы с удовольствием сыграла с ним в карты… так, по-дружески.

— О, сударыня, — оживился Андрей Андреич, — так вы играете в карты?

И, потирая свои маленькие выхоленные ручки, шепотом велел хозяину распорядиться насчет ухи, да чтобы та была погуще и повкуснее.

Полина отдала ухе должное, после чего Маша принесла нераспечатанные колоды карт, выуженные из того самого желтого чемоданчика.

— Сыграем по маленькой? — с надеждой предложил Андрей Андреич, искрясь медоточивой улыбкой.

— Отчего же не сыграть? — отвечала Полина Степановна. — Только учтите: много вы у меня выиграть не сможете, потому как я женщина бедная.

«Знаем, знаем мы твою бедность! — улыбнулся Мериносов. — Вон экипаж какой ладный, небось не одну сотню рублей стоит… Такие даже в Петербурге и то нечасто попадаются!»

— Ну-с, начнем, — предложил он, вскрывая колоду.

Полина Степановна начала и, к величайшему своему удовольствию, выиграла три гривенника. Потом проиграла пару рублей, потом один отыграла, потом проиграла снова. День клонился к вечеру, хозяин по знаку Мериносова принес свечи и удалился. Полина играла, выигрывала и проигрывала, следя за тем, когда именно Мериносов дает ей выигрывать, чтобы поддержать в ней интерес к игре. Куча золота и серебра перед Андреем Андреичем все росла и росла, и все шире и самодовольнее становилась его улыбка. Полина Степановна раскраснелась и твердила, что вот прямо сейчас она все отыграет. Хозяин, уже давно привыкший к подобным сценам, помалкивал да улыбался в усы. Уже на кону были последние сто рублей Полины Степановны, уже должна была она неминуемо пойти ко дну, как подстреленный коварным пиратом королевский фрегат. И тут случилось чудо: Полина отыгралась, потом еще раз, и еще, и еще. Хозяин и слуги, собравшиеся в зале, остолбенели… Они не понимали, что происходит. Под конец Полина Степановна выиграла все, даже два рубля, проигранные вначале, и хладнокровно сгребла деньги в ридикюль.

— Многоуважаемая, — простонал Андрей Андреич, который не верил своим глазам, — вы невероятно везучи! Смею ли я просить о том, чтобы отыграться? На сей раз играем моими картами, — добавил он как бы невзначай.

Волосы его, лежавшие гладко, когда он только приехал, теперь стояли дыбом от напряжения, словно невидимые карточные черти весь вечер немилосердно таскали его за вихры.

— Отчего же не отыграться? — отвечала Полина с любезнейшей улыбкой.

И, воспрянув духом, Андрей Андреич послал Степашку за своей особенной колодой, которая уже принесла ему не одну сотню рублей. Полина Степановна, извинившись, отлучилась на несколько минут и по возвращении столкнулась со Степашкой в дверях. Ни половой, ни хозяин, ни Мериносов не обратили на это никакого внимания. Дрожащими руками Андрей Андреич распечатал колоду.

— Три тысячи рублей! — объявил он.

— Это почти все, что я у вас выиграла, — хладнокровно заметила Полина Степановна. — Но эти деньги теперь мои, а у вас есть 3000 рублей? Предупреждаю вас, на честное слово я не играю и векселя не принимаю.

Пришлось послать за деньгами — заначкой, которую Андрей Андреич хранил на черный день. И, едва он увидел свои карты, Мериносов понял, что этот черный день наступил.

Конец ознакомительного фрагмента.