Секретное логово смерти

Василий Боярков, 2021

Во время Второй мировой войны на территории Восточной Пруссии создаётся секретный фашистский центр. Руководит им изощрённый нацист-садист доктор Вольф Кригер. Воодушевлённый страстной идеей изобрести чудодейственный элексир, дарующий вечную молодость, он проводит над живыми людьми зверские опыты, жестокие пытки…Далёкие отголоски Великой Отечественной войны заставляют бойкую, во всех отношения несравненную, оперуполномоченную Юлиеву Настю, несущую нелегкую службу в далекой Калининградской области, сделаться невольной заложницей и роковых, и мрачных событий.

Глава IV. Еще один страшный труп

Теперь следует вернуться к предводителю шпаны города Икс, ненадолго оставленному без пристального внимания. Пораженный в обе руки́, то есть лишённый возможности достойно сопротивляться, Эбант принял (по его мнению) единственно правильное решение: припустился сквозь лесную чащу в спасительные бега. Мчался он быстро, надеясь, что «пока странный уродец расправляется с недавней возлюбленной, сможет удалиться на весьма и весьма приличное расстояние». Самое большее, что его в сложившейся ситуации мучило, — едва заметная жалость, вытекавшая из неудачного полового сношения и незадачливо поломанного будущего, богатого и счастливого (похоже, его притязательные надежды безвозвратно обламывались). Что бы ему не думалось, эгоистичный парень рвал тугие жилы и несся, не разбирая дороги, пока не услышал сзади себя отчетливые шаги, передававшие стук грубых военных ботинок; они неотступно следовали по его «поганому следу».

«Что за прилипчивый «чёрт»? — задавался он закономерным вопросом. — Неужели за мной гонится тот самый враждебный злодей? Но как же он быстро расправился с Жанкой?! — оставшись наедине с собой, притворяться и применять уменьшительно-ласкательные имена не имело практичного смысла. — Я отчетливо помню, как мерзкий «гад» её придушил, а для этого чтобы «выдавить» человечью душу, как не крути, потребуется определённое время — или что, получается, я насовсем разучился бегать? Нет, такого просто не может быть — здесь явно что-то другое».

Вдруг! Незадачливый беглец услышал, будто бы задние шумы смещаются влево и приближаются, заставляя загибать немногим правее; по-видимому, подчиняясь какому-то злому року, лукавый преследователь вел выбранную жертву по одному ему известному направлению. Так они и двигались, покуда не выскочили на крошечную полянку, где стоял немецкий автомобиль BМW, выделявшийся удручающе чёрным оттенком. И вот тут! Словно из неоткуда, прямо перед Виктором выросла зловещая, неприветливая фигура, правым кулаком прервавшая его недолгое позорное бегство — зачумлённый парень получил солидную зуботычину, направленную прямиком в нетвёрдую переносицу и вызвавшую умопомрачительный приступ боли, самопроизвольные слёзы и носовое кровотечение.

— А-а-а, «сучья погань», как больно! — заорал молодой человек, остановленный весьма некорректным способом и по инерции плюхнувшийся на «пятую точку» (а еще он в падении высоко задрал кверху ноги, повалившись эффектно, что называется, «шометом»). — Ты чего «мерзкая гадина» вытворяешь, совсем, что ли, всё «по жизни» попутал?

Безликий недруг, никак не отвечая, застыл на едином месте, словно бы внимательно изучая выбранного противника. Он простоял так около двух минут, слушая его страдальческие стенания. Эбант, не поднимаясь, а заодно и сменив яростный тон на жалостливый, униженно всхлипывал:

— Послушай, что я тебе сделал плохого и за что ты так жестоко со мной поступаешь? Посмотри на меня: я практически полностью обездвижен и не могу достойно сопротивляться. Если тебя послал кто-то из тех тупоумных придурков, кого я когда-то обидел, то видишь: я полностью получил по заслугам. Может быть, хватит уже меня безучастно тиранить? Клянусь, я никого не буду преследовать и никому не пожалуюсь — всё останется целиком между нами…

Он хотел много чего ещё обозначить; но… видимо, его бесцельные разговоры порядком поднадоели — и он получил смачный пинок, направленный прямо в лицо. Неприятно «прихрюкнув», незатейливый переговорщик в ту же секунду остался без чувств. Бессердечный незнакомец, он же кровавый мучитель, отошёл к элитной автомашине, медленно поднял багажную крышку, достал изнутри витую веревку, а заодно и смоченный кляп, после чего применил извлеченные предметы к практически бездыханному телу. Впоследствии (ну так, для верности) обездвиженному пленнику вкололось дивное вещество, способное оставить в осмысленном созерцании, но напрочь исключавшее возможность к передвижению. Когда подготовительные процедуры закончились, безвольное туловище беззастенчиво перекочевало во вместительный задний отсек иномарки. Удовлетворённый изверг уселся за рулевую баранку и вывел немецкий автомобиль из тёмного леса на ничем не отличную трассу. Заехав на нескромную полянку, предназначенную для любовных утех, и не обнаружив там роскошной девушки, неприветливый незнакомец чертыхнулся скрипучими интонациями и резво помчался к не далёко удалённому городу. Что же молодой хулиган? От пережитого страха и непривычных волнений, он на долгое время оказался во власти беспробудных иллюзий.

Очнулся Виктор в сумрачном помещении, выдолбленном в скальной гряде и образованном, возможно, человеком, а может быть, и первозданной, непревзойдённой природой-затейницей. Он находился в лежачем положении и крепко приковывался кожаными ремнями, прикрепленными как к рукам, так в точности и к ногам; они прочно привязывали беспомощное туловище к хирургическому столу, установленному на невысоком уровне, едва ли превышавшему три четверти метра. Обалдевший парень попробовал шевелится, но, уколотый хитрым лекарством, он лишь трусливо затрясся и целиком отдался испуганной лихорадке. Хотя его мышечные ткани и сковались неестественной судорогой, но зоркие зенки продолжали смотреть и активно вращались в обеих глазницах. Оглядываясь, краем бокового зрения пленённый пацан выделил три очень существенные особенности: первая — с двух боков (и с того и с другого), располагаясь от него немного в сторонке и представляясь «сплошняковым» озером-океаном, простирались человеческие черепа, а также иные и крупные и мелкие кости, скопившиеся в хаотичном беспорядке, то есть обыкновенным нава́лом; вторая — сверху горел абажур военного образца, где обычную лампу накаливания окаймляла металлическая основа; третья — в самой непосредственной близости устанавливался алюминиевый постамент, на котором аккуратно, друг возле друга, и в ровную линию, и несколькими рядами, располагались разнообразные принадлежности, предназначенные исключительно для хирургических операций.

Улицезрев чудовищные предметы, и без того зачумлённого пленника охватил сумасшедший испуг: сомнений не оставалось, скоро он станет одним из тех многочисленных костных останков, располагающихся возле него в необозримом количестве. «Что, всё это, «…мать его», значит? — мелькала в воспалённом мозгу тревожная мысль. — Неужели меня ожидает та же самая прискорбная участь, что и тех остальных покойничков, что в неисчислимом беспорядке разбросаны по округе? — как будто стоило сомневаться. — Что здесь, «черт возьми», происходит и что это «вааще» за треклятое место?» — несостоявшийся любовник, мечтавший стать беззаботным мужем богатой наследницы, лихорадочно пытался найти приемлемые ответы.

Терзаясь мучительным подозрением, Эбант пролежал без движения около получаса, как вдруг появился он — его жестокий мучитель. Неприветливый незнакомец оделся точно так же, как и при первой встрече (в чёрную форму сотрудника СОБРа, с разгрузкой и бронежилетом, и странную, чулочную маску); но теперь, помимо прочего, на нём присутствовал страшный, забрызганный высохшей кровью, фартук, в правой же руке находился портативный предмет, предназначенный для изменения голоса (с приданием ему дополнительных жутковатых оттенков). Он подошёл поближе, в связи с чем представился уникальный шанс, позволявший прочесть бесчувственный взгляд, казавшийся бездонным, словно бескрайнее небо, и не выражавший ни людского сострадания, ни снисходительной жалости.

— Чего тебе надобно? — напряжением лишь горла и языка (без губ и без челюстей) выдавил из себя беспомощный пленник. — Что я такого сделал?

— Мне?.. — хозяин чудовищных катакомб, похоже, чему-то удивился, и даже изобразил сомнительную печать обыкновенной задумчивости (как будто он в чём-нибудь внезапно замешкался?); однако раздумья вышли недолгими, и он вернулся к обычной уверенности: — Да в общем-то ничего… Тогда зачем же ты здесь — это, вероятно, ты спросишь?

— Да, — промычал Виктор не слишком отчетливо (хотя он и понимал, что милосердной пощады ему не дождаться, но где-то в душевных глубинах надеялся, что зверская пытка необязательно должна закончиться смертью, — надежда, как всем известно, умирает последней).

— Хорошо, я тебе разъясню, — неприятно хрипел нечеловеческий говор, ни с чем не сравнимый и больше похожий на сказочное чудовище, — передо мной, заметь, ты ни в чем не повинен; просто, уж так получилось, ты оказался в ненужном месте и в непотребное время. Спрашивается — как? Однозначно ответить трудно, но всё-таки я попытаюсь. Случайно очутившись возле некоего особнячка, где проходила школьная вечеринка, я заинтересовался происходившими развлечениями и беспрепятственно углубился в придомовую зону, засаженную деревьями. И что же я обнаруживаю? Двое молодых людей любезно между собою воркуют и готовятся прямо здесь же совокупиться. И тут меня как будто бы переклинило — ты ведь, наверно, не представляешь, что нравится мне больше всего?

— Нет, — честно признался непосвящённый юноша, впитывавший каждое слово, как мягкая губка; одновременно он активно шевелил неразвитыми мозгами и спешно пытался отыскать любой вариант, способный помочь благополучно отсюда выбраться (и ограничиться уже возникшими телесными повреждениями — странное дело, но они совсем не болели?).

— Мне интересно наблюдать, как происходит наглядное совокупление молодых организмов, — наслаждаясь искаженным голосом и собственным превосходством, практически безостановочно продолжал жестокий мучитель (как оказалось, перед бесчеловечными пытками он склонялся к задушевным беседам), — причём «трахать» обязательно должна особа женского пола — жёстко, грубо, с издёвкой, пока его поганые яйца не лопнут. Ты скажешь — это же явное извращение! И, поверь, окажешься прав. Но я и не пытаюсь никому доказывать, что моё психическое состояние соответствует установленным нормам и придуманным правилам… Так, о чем это я? Ах, да… Осознав, чем заняты ваши неразумные помыслы, я решаюсь на один, очень рисковый, поступок: мне приходит идея выманить вас из многолюдного сада и заманить в какое-нибудь отдалённое, укромное место. Для успешного осуществления коварного плана требовалось создать определенные условия, способные подтолкнуть вас к навязчивой мысли, что необходимо переместиться в иное, более располагающее к сексуальным утехам, пространство. Я отлучаюсь на пять минут, чтобы взять из машины дохлую птицу, и, как оказалось, не зря: одновременно над вами подшутили полоумные придурки-друзья, непредумышленно облегчившие мою основную задачу. Тебе станет интересно: зачем нужна подброшенная дохлятина?

— Да, — снова выдавил из себя молодой человек, «приговорённый» к жестокому умерщвлению; расширенным от ужаса взглядом парень наблюдает, как его будущий мучитель перебирает руками, скрытыми за нейлоновыми перчатками, и как он ворошит хирургический инструмент, располагающийся от его безвольного тела в самой непосредственной близости.

В то же время, разговаривая с привязанной жертвой спокойно, вроде бы как по-дружески, болтливый изувер начал подготовку к основному занятию: он взял острый скальпель и, продолжая отвлечённые рассуждения, медленно, словно бы наслаждаясь, сделал маленькие надрезы, нанося их на лицевую часть обездвиженного, полностью безвольного, человека:

— Ты, наверное, смотрел старый советский фильм, снятый по роману знаменитой писательницы и повествующий про тайну чёрных дроздов? Между прочим, там допустили одну существенную ошибку: предвестником смерти во все времена считался зловещий ворон, ну, или на крайний случай тупая ворона… Кстати, благую идею мне подсказал легкомысленный недотёпа, находившийся на смертном ложе аккурат до тебя. Теперь же он ведёт задушевные беседы с Господом Богом, и кается ему во всех своих смертных грехах. Но это сирое отступление…

Недоговорив (вероятно, удовлетворившись произведенной работой, превратившей физиономию Эбанта во что-то неописуемое?), бесчеловечный садист какое-то время полюбовался ужасным «художеством» и перешёл ко второму этапу — удалению пальцев. Для того чтобы операция выглядела наиболее прибли́женной к натуральной, он взял специальные зубило и молоточек, а затем методично, поочередно отрубая каждую из верхних фаланг (казалось бы, странно, но боли терзаемый мученик совершенно не чувствовал и кровью не истекал), принялся рассказывать дальше, не забывая (в коротких перерывах, между грубыми отсечениями) приближать ко рту маленькое, искажающее устройство, которое на время очередных экзекуций чуть отстранял и клал на расположенную рядом алюминиевую подставку:

— Пора перейти к главному… Сначала, после удачного подбрасывания вороней дохлятины, у меня шло вроде бы всё приемлемо. Почему? О, большая удача! Даже и предположить, казалось бы, невозможно, что для сексуальных утех вы выберете именно тот лесной участок, где мне знакомы каждый кустик и каждое деревце. Преследуя вас и буквально наступая на «мокрые» пятки, мне удалось засвидельствовать, как вы сворачиваете к злачной полянке, куда обычно приезжают «грязно потрахаться»… редко, просто отдохнуть и насладиться лесной тишиной. Наконец, вы достигли пункта последнего назначения и стали готовиться к отвратительному разврату, мысленно предвкушая момент сладострастного соития, страстного и желанного. Но я никак не могу допустить, чтобы назначенные жертвы — и в моем же присутствии! — занимались естественным, обоюдно приятным, сексом. Возникла прямая необходимость вас останавливать, то есть двигаться чуть-чуть поактивнее. Лишить тебя возможности активно сопротивляться — особого труда не составило: долгие тренировки и ловкость рук сделались тому огромным подспорьем. Каким-то неестественным чудом тебе удалось уклониться от первого, брошенного по цели, креста; но второй и третий достигли назначенной цели — нападения, осуществленного с твоей стороны, можно было больше не опасаться.

Разговорчивый изверг закончил с пальца́ми, положил подручные инструменты на место и взял электрическую машинку, в патологоанатомических исследованиях предназначенную для распилки костных образований. На какое-то время он замолчал, погружённый в шумное вскрытие грудной клетки; очевидно, «искусный» мучитель хорошо понимал, что, из-за страдальческого визга, механического жужжания и костяного лязганья, он всё равно ничего толкового ни до кого в итоге не донесёт — зачем впустую трепаться? Раздвоив правую и левую часть, бесчувственный незнакомец снова взял медицинский скальпель и не торопясь разрезал мягонькую брюшину. Закончив с неестественным вскрытием, он положил хирургический инструмент назад, а затем, используя ловкие руки, разодрал по разные стороны обе разделённые половинки — обнажил внутреннюю оболочку сильного юного тела. Какое-то время он полюбовался «зверским трудом», воочию наблюдая, как функционируют жизненно важные органы (странное дело, но парень всё ещё оставался живой, и даже не лишался сознания?), а затем вернулся к наставительному повествованию (он почему-то считал, что испытуемый мученик непременно желает его дослушать).

— Хвать, — злоязычный истязатель изобразил хватательное движение, — и я «придушиваю» твою белокурую «подружонку». Но?.. Она оказалась чересчур хитро выделанной и сумела меня — нет, не обмануть — ловко ввести в нелепое заблуждение, умело задержав взволнованное дыхание. Естественно, я предполагаю, что она «отключилась», и начинаю твое настойчивое преследование. Почему мне непременно хотелось тебя догнать? Потому что ты — последний, презренный трус! — бросил любимую девушку мучительно погибать, сам же кинулся наутёк, спасая мерзкую, мне ненавистную, шкуру. Оставалось элементарно загнать тебя в нужное место, где оставался на стоянке подручный автомобиль, без особого труда «вырубить», а затем незатейливо погру́зить в задний багажник. Закончив самую трудную часть, можно было вернуться к «похотливой поляне» и забрать безвольную бесподобную кралю. Тащить ее через половину леса? Показалось мне «влом», поэтому было принято естественное решение — ехать на местный «траходром» на подобающем внедорожнике, тем более что он располагался по ровному счёту недалеко. Какая же меня охватила лютая злость, когда пришло запоздалое осознание, что «кукольный театр», где писаная красавица «оттрахала» бы трусливое чудище — последним, как ты понимаешь, я имею в виду тебя — по-всякому накрывается «медным тазом». Незапланированного конфуза допустить было никак невозможно! Поэтому организовалась немедленная погоня. Между прочим, мне практически удалось отчаянную «мерзавку» настичь, и мысленно даже уже представлялось, как вы между собою отрадно «любезничаете»; но хитроумной пройдохе опять повезло, и она смогла вовремя достигнуть полицейского отделения. Там на ее решительную защиту встала ещё одна неугомонная «стерва»; она до такой степени возжелала со мной познакомиться, что едва-едва меня не поймала… и так лихо «гнала», что мне пришлось бежать, ну! совсем как трусоватому зайцу. При чём здесь тогда твоя невыдающаяся персона? Тебе приходиться расплачиваться и за себя самого, и за ту «поганую сучку», которой временно удалось от жестокой расправы «отлынить»; поверь, сказочное везение продлится недолго.

И вот тут ядовитые глаза неприветливо сузились, сверкнув до такой степени кровожадно, как будто специально показывали истинную жестокость непримиримой натуры! Потом он вновь взял острое лезвие и медленно, а главное, спокойно поочередно отрезал жизненно важные органы, один за другим складывая в алюминиевый таз, установленный внизу испытательного стола. Первым делом отрезалась печень, затем обе почки, последовательно желудок, мочевой пузырь и целый кишечник (мученик оставался пока живым, но находился уже без сознания) дальше последовали лёгкие (сердце сделало последнюю пульсацию и, вздрогнув, остановилось); окончательно внутренняя полость вычищалась уже у мёртвого трупа. Не позабыло человекоподобное животное и про мужской, детородный орган — кульминацией садистского истязания, не торопясь, словно бы наслаждаясь, он отпилил и его. К концу беспрецедентного зверства, изо всего многообразия жизненно важных органов, в растерзанном туловище оставался лишь умерший мозг, по какой-то непонятной причине жутким чудовищем не изъятый.

***

Время приблизилось к половине восьмого утра. За Моревой только-только явились взволнованные родители. Настя всё ещё продолжала находиться у себя в кабинете, где, прослушивая недавнюю диктофонную запись составляла новый подробный рапорт; в нём она излагала лишь основные, интересные для следствия, факты (без «хотели потрахаться» и без других пикантных подробностей). Было раннее утро очередного праздника (официально нерабочего дня), и в полицейском отделении находились, единственное: ответственный дежурный, его основной помощник и неустанная сыщица — все остальные сотрудники оставались по домам, «сидели на телефонной связи», а «поднимались» лишь в случае экстренных ситуаций (как, например, накануне).

Вдруг! Пользуясь выходным затишьем (незагруженной автомобильной дорогой) и двигаясь на повышенной скорости, к зданию городского участка подкатил немецкий автомобиль BМW Х5-ый; он въехал на асфальтированную площадку, резко затормозил недалеко от входного отверстия, развернулся к железной двери задней частью — и… плавно поехала кверху задняя дверца. В следующий миг из багажника, словно с помощью какого-то пружинного механизма, «плюнули» жуткий труп, растерзанный до полной неузнаваемости и очень похожий на те, какие довелось исследовать накануне. Почти сразу, едва разгрузившись, немецкий кроссовер, или паркетный внедорожник (кому как нравится?), произвёл резкую пробуксовку (что задымились колеса), вылетел на проезжую часть и, набрав за считанные секунды высокую скорость, помчался на выезд из города. Не стоит особо удивляться тому неотъемлемому условию, что скрыться ему посчастливилось совсем «безболезненно», — он словно отлично осведомлялся о принципах работы местной полиции и, к стыду правоохранительных органов, оказался уверен, что моментального преследования не будет.

Повторять ночной трюк Юлиева не отважилась. Почему? С одной стороны, она неимоверно устала (следует вспомнить, что она, так и не выспавшись, отработала целые сутки), с другой — это явилось бы глупым поступком, поскольку преступная машина задержалась всего-навсего на пару секунд и поскольку скрылась из видимой зримости за время, лишь чуточку большее (никто бы ничего поделать всё равно не успел). Невзирая на полную бесполезность преследования, неугомонная сыщица не замедлила спуститься вниз нормальным путём, сбежав по обычной, между этажной, лестнице. В тот же самый момент Жанна стояла рядом с дежурной частью, где, обливаясь слезами, вкратце рассказывала педантичным родителям, Петру Евгеньевичу и Марте Эдуардовне, о страшных ночных злоключениях.

Касаясь краткого описания их выдающейся внешности, начать следует с привлекательного мужчины. Достигнув сорокалетнего возраста, он не выделялся особо высоким ростом; телосложение не выглядело тучным, а считалось солидным (что соответствовало роду его основных занятий — руководству собственной крупной фирмой, основанной на базе немецкого производства); лицо смотрелось круглым, книзу чуть вытянутым, и выделялось серо-зелёными глазами, прямым, немного вздёрнутым, носом, выпуклыми губами (ещё украшалось аккуратными очками, прямоугольными и окаймленными золотистой оправой); чёрные волосы отличались короткой, аккуратной прической. Вопреки раннему утру, дорогая одежда передавала его обычный имидж и представлялась строгим тёмно-серым костюмом, ярко-красным галстуком, закрепленным за белой мужской сорочкой, и прочными, блестевшими новизной, ботинками. Ухоженная женщина (на неё так походила неотразимая дочь!) была чистокровной немкой (именно через неё супруг и добился высокого положения, привезя ее «вместе с солидным бизнесом» прямиком из благополучной Германии). Она приблизилась к рубежу тридцативосьмилетнего возраста и, сверх всего прочего, выделялась безупречными отличительными чертами: красивым, просто чудесным, телом, отмеченным сочной грудью, узкой талией и широкими бедрами; прекрасным лицом, изумительными изгибами не знавшим подобных; голубыми глазами, готовыми «утопить» любые благополучные корабли; маленьким, элегантным носиком, передавшим чисто арийские корни; восхитительными губами, в меру пухлыми и не слишком широкими; длинными белокурыми волосами, волнистыми пря́дями спускавшимися за бесподобные плечи. Из верхнего одеяния можно выделить стильное платье, отображенное золотистыми блёстками и поддетым под красную кожаную куртку, отлично сочетающуюся с однотонными высокими туфельками.

— Что?.. Что случилось?! — всё ещё всхлипывая, спросила семнадцатилетняя девушка у озабоченной сыщицы, когда она проходила мимо неё.

— Там, на улице… — не останавливаясь для продолжительных разговоров, разъяснила Юлиева, а следом обратилась к стоявшему рядом дежурному: — Докладывай, Миша, начальнику, а заодно «поднимай» криминалиста-эксперта: у нас, похоже, ещё один изувеченный труп, — она быстренько выскочила из основного здания, — вот, «гад ползучий»! — неприлично выругалась взволнованная оперативница, созерцая чудовищную картину, становившуюся, впрочем, вкупе привычной. — Опять улизнул… поганая сволочь.

Вид растерзанных тел начинал казаться обыденным, поэтому Анастасия не выразила к жуткому зрелищу негативных эмоций, как будто она только тем и занималась, что рассматривала заживо вскрытых покойников. В отличии от неё, юная барышня, прямо за ней выбежавшая в сопровождении обоих родителей, не была подготовлена к ужасному, просто невероятному, представлению — в запрыгавших очах потемнело, белокурая голова закружилась… Она совсем уже готовилась лишиться сознания, и даже начала немного заваливаться; но, падая, своевременно подхватилась главою семьи, чувствовавшим себя (как, в общем, и мама) едва ли немногим лучше. У всех троих энергично пробились желудочные позывы, настоятельно требовавшие полного очищения; им пришлось незамедлительно отвернуться и прекратить активное лицезрение непотребной, до жути холодившей, картины.

— Вам правильнее вернуться внутрь отделения, — посоветовала оперуполномоченная посторонним участникам; сама она в тот момент наклонилась над вскрытым телом, а увидев на шейном участке значительный недостаток кожно-мышечного покрова, окликнула блондинистую красавицу, уже практически забежавшую в кирпичное помещение: — Жанна, постой! — дождалась, когда та, остановившись, возвратится обратно к выходу (не решаясь выйти наружу), а следом продолжила: — У твоего нерадивого друга были какие-нибудь отличительные особенности?

— Да, — долго не раздумывая, ответила Морева, виновато посмотрев на смутившихся «предков», а затем жалостливо на Настю, — у него на шее имелась своеобразная татуировка, изображённая в виде маленькой змейки.

— Понятно, — сказала удовлетворённая сыщица, сначала было засомневавшаяся, но теперь полностью убедившаяся, — Жанна, спасибо, — не забыла она и про обычную благодарность, — полагаю, вам с неподготовленными родителями предпочтительнее поехать домой. Как я уже и сказала, сиди смирно и никуда не высовывайся, пока мы презренного выродка не поймаем и хорошенько «не спеленаем». Да и!.. Не забудь: сегодня к тебе приедет следственный комитетчик, который тебя подробно допросит… по всем обстоятельствам, нуждающимся в непременной огласке, — последовал намёк, что полицейская сотрудница в полной мере остаётся на её стороне.

Получив разумный совет, благоразумная семья Моревых поспешила то́тчас же ему и последовать. Отворачивая сморщенные лица, чтобы не «коснуться» случайным взглядом изуродованных останков, они трое, все вместе, прошли к немецкому «мерседесу», отличавшемуся высокой посадкой. По-быстрому рассевшись, лётом умчались, прочь удаляясь от страшного места. Проводив их сострадательным взором, Юлиева зашла в служебное помещение, чтобы, дожидаясь прибытия остальных сослуживцев, до конца оформить рабочий рапорт, получившийся чрезвычайно внушительным; ответственную охрану страшного трупа она поручила дежурному Говорову.

Первым, ровно через семь минут после доведения о случившемся ужасе, явился начальник Бунько, как уже известно, проживавший (от вверенного полицейского отделения) в непосредственной близости. Как и обычно, он собрался по полной выкладке, словно и не ложился (или спал и вовсе не раздеваясь?). Вид расчлененного трупа ему точно так же не был в диковинку, и он быстро справился с внутренними эмоциями, никак не выдавая смятенного состояния.

— Так, — начал он с нелицеприятных, уничижительных утверждений, — докатились: разыскиваемые убийцы привозят нам новые трупы прямо к отделу. И чем, простите, вы все здесь тогда занимаетесь, раз позволяете неуловимым преступникам над вами нахально насмехаться и беспардонно глумиться?

Сильная усталость, пережитые волнения и нервозное раздражение целиком завладели расстроенной сыщицей — она оказалась неготовой спокойно терпеть форменные издевательства (пусть даже и исходившие от непосредственного начальника!). Объятая тупым безразличием, она ответила несколько грубовато:

— Ночь случилась чрезвычайно насыщенной, о чём я доложила письменным рапортом. Если вы его, Евгений Захарович, вдумчиво прочитаете, то всё оттуда узнаете.

— Ты что, «подруга боевая», белены с утра, наверно, объелась — забыла, с кем разговариваешь? — не ожидая, что молодая сотрудница, обычно спокойная, вдруг покажет ему «острые зубки», явственно возмутился грозный руководитель. — Совсем, «…твою мать», испортилась?! Да я тебя, «неразумная девочка», вмиг уволю, даже и глазом не успеешь моргнуть, причём датой вчерашней, а отнюдь не сегодняшней!..

— За ради Бога! — резко вскрикнула отважная девушка, презрительно изобразив недовольную мину. — А кто Вам дерзких преступников будет ловить — сами? Ах, что-то я не вижу «за воротами» длинную очередь… Ага, Вы, наверное, на пенсию свалите — а там и «трава не расти»?!

— Ты что это сегодня как «раскудахталась»?.. — посмотрел Бунько на смелую сослуживицу воистину изумлённым взором, ошалелым от неожиданной дерзости (он не привык, чтобы ему кто-нибудь осмелился воспротивиться).

— Товарищ подполковник!.. — «развоевавшаяся» сыщица пуще прежнего возмутилась от крайне непривлекательного сравнения. — Я Вам не какая-то жалкая курица, и, по правде, мне надоело перед «вашей милостью» пресмыкаться! Давайте уже с Вами договоримся о взаимном уважении вообще и в частности о продуктивной работе. Словом, либо мы идём вперед как добрые союзники, либо — будь что будет! — невежливо попрощаемся. По большей части я ещё сравнительно молодая — хотя и имею послужной список, незапятнанный и внушительный, так что, уверена, без хорошей должности я не останусь — тем более что меня уже звали в Министерство, напрямую в Москву. Кста-а-ти, поступившее предложение пока ещё в силе — я хоть завтра могу свалить отсюда «ко всем чертям» и «на́ хрен собачий»! И до сих пор я не бросила вверенный мне участок работы по одной лишь простой причине: наивная душа изболелась за родимую местность.

Речь оказалась поистине пламенной. У обалдевшего начальника даже нижняя челюсть отвисла — и лишь энергично раздувавшиеся гневные ноздри говорили о том неуверенном состоянии, какое охватило его изнутри. Вместе с тем не одна слепая ярость обеспокоила разнузданного Бунько — он вдруг отчётливо понял, что подчинённая сыщица «служебную дедовщину» наконец-то «переросла»; а значит, вести себя с ней следует теперь соответственно. Чтобы не нагнетать неловкого напряжения, ту неприятную ситуацию, что нежданно-негаданно возникла на пустом и незначительном месте, требовалось хоть как-нибудь сгладить (впоследствии считаться и с ее профессиональным мнением тоже, не позволяя себе оскорбительных высказываний, а в особенности некорректного, хамского поведения).

Конец ознакомительного фрагмента.