Конец света

Василий Головачёв, 2017

Трагическая гибель генерал-майора полиции Николая Зимятова потянула за собой ниточку расследования, в сферу интересов которого одно за другим начали попадать «странные» дела, связанные с самовозгоранием людей. Что это – мистика? Новое природное явление? Чья-то злая воля или научные эксперименты, проводимые спецслужбами? И почему именно сейчас, когда страна оказалась на пороге очередного политического кризиса? Однажды став участником событий, объяснение которым еще предстоит найти, майор ФСБ Михаил Потапов вынужден срочно реагировать на эти загадочные явления и спасать от «просветления» обреченных на гибель людей…

Предпосылки к действию

Дочь позвонила за минуту до второго завтрака: Калажников неукоснительно придерживался распорядка дня, веря тезису, что есть надо понемногу, но часто.

Первый завтрак, «энергетический», — кофе с бутербродом, он начинал ровно в восемь часов утра. Второй — в двенадцать часов дня. Обедал в два, полдничал в пять и ужинал ровно в восемь вечера. Поэтому в свои пятьдесят пять выглядел он на сорок, чем был весьма доволен, так как привык к женскому поклонению с юности.

— Отец, мне мешают твои клевреты, — сказала Дарья; она никогда не называла его папой, только отцом. — Отзови на сегодня.

— Снова ты за своё, — с досадой сказал Николай Наумович. — Это для твоей же безопасности.

Речь шла о телохранителях дочери, сопровождавших её на все мероприятия, на работу и с работы, и в том числе — если она ехала к подругам или с подругами куда-нибудь отдыхать. Два года назад Калажникова начал охранять батальон «Аргус» частной военной организации «Прикрытие», контролируемой администрацией премьер-министра, и он договорился с командованием батальона о сопровождении дочери.

— Куда ты собралась?

— Это моё дело, — строптиво отрезала Дарья. — Мне нужно побыть одной.

— Ох, не верю.

— Увижу кого-нибудь из твоих горилл — сбегу из Москвы, так и знай!

— Хорошо, не бесись, никто тебя не потревожит, обещаю.

— Я предупредила! — Дочь выключила телефон.

Калажников сплюнул в сердцах, уязвлённый непокорностью дочери, пробормотал вслух:

— Стерва, вся в мать! Та тоже отличалась свободолюбивостью… пока не умерла от передозировки.

На столе мигнул селектор.

— Слушаю, — отвлёкся заведующий лабораторией от своих мыслей.

— Николай Наумович, Редкозуб беспокоит, — проблеял селектор. — Есть важные новости.

— Говорите.

— Желательно не по телефону.

Встречаться с депутатом, от которого всегда исходил неприятный запах, будто он вообще не мылся, не хотелось.

— У меня защищённая линия.

— Фенер встречался с Зимятовым в ресторане Маринича.

— Фенер?

— Мой босс, начальник комитета экономической безопасности.

— А-а…

— Он встречался с Зимятовым, генералом полиции, говорили о нашем благодетеле…

— Не понял.

— Ну, о Барсукове… готовится какая-то проверка, насколько я понял, генерал стукнет в Следственный комитет или в Счётную палату, а не дай бог ещё и ОНФ… речь шла о готовящейся приватизации оборонки.

— Пусть стучит, у Анатолия Дмитриевича всё схвачено в силовых структурах, генеральный прокурор его дружбан.

— Но могут всплыть и наши фамилии. Фамилия Коржевского уже прозвучала.

Калажников нахмурился, потёр лоб.

— Откуда вам это известно?

В динамике послышался блеющий смешок.

— Фенер считает меня своим другом.

Николай Наумович представил рыхлое лицо Редкозуба со щёточкой усов, с мешками под глазами, его котлообразную голову с плешью на макушке, и ему стало противно.

— Вы не преувеличиваете… его дружелюбие?

Редкозуб выдавил ещё один смешок.

— Я мало говорю, зато всё слышу. Иначе он не брал бы меня в компанию вместе с Ноздренко.

— Кто это?

— Коллега, тоже депутат, метит на место Фенера.

— А вы не метите?

— На всё воля божья, — Редкозуб снова хихикнул, — и премьера.

— Кто ещё был на встрече?

— Нас трое, Зимятов и сам Маринич.

— Это певец, что ли?

— С эстрады он практически ушёл, поёт в своём ресторане иногда, в политику не лезет, но с Зимятовым якшается, на «ты» с ним, они друзья с детства.

— Хорошо, я поговорю с… кем надо, позванивайте и держите язык за зубами.

— А то.

Калажников выключил связь, побарабанил пальцами по столу, косясь на экран компьютера, вызвал секретаршу:

— Маша, найди мне Каштельянца.

— Минуточку, Николай Наумович, — ответила секретарша.

Калажников набрал номер Свирина, командира батальона «Аргус»:

— Булат Ахметович, пошли сегодня за Дашей самых опытных ребят, чтобы она их не заметила.

— Сделаем, Николай Наумович, — сказал Свирин с горловыми интонациями.

— Самых опытных, подчёркиваю. Если она устроит мне скандал, я сделаю выводы.

— Не беспокойтесь, Николай Наумович, не подведу.

Через минуту позвонил помощник:

— Я весь внимание, Николай Наумович.

— Зайди.

— Иду.

Кирсан Вольфович появился с планшетом в руке.

— Захватил отчёт на всякий случай.

— Садись, есть новости.

Каштельянц сел.

Калажников рассказал ему о звонке Редкозуба.

— Что думаешь?

— Будет скандал.

— И я так считаю.

— Надо предупредить Эмильевича.

— Если Зимятов доберётся до президента, наши… э-э, исследования накроются медным тазом.

— Пусть Эмильевич примет меры, в конце концов, он заинтересован в результате не меньше нас.

— Это нелегко сделать.

— Мы поможем.

Калажников с интересом посмотрел на Каштельянца.

— Каким образом?

— Нам всё равно надо доводить эган до кондиции, нужны добровольцы…

— Старая лиса… Добровольцы! Иными словами, ты предлагаешь продолжить испытания на…

— Тех, кто мешает.

Калажников покачал головой, продолжая изучать широкое, одутловатое, вечно флегматичное лицо собеседника.

— Не слишком ли кардинальное решение?

— Мы подготовили новую программу закладок, эган должен развиваться быстрее и практически не оставлять следов.

— Сначала надо проверить на… кроликах.

— У нас их трое.

— На всё у тебя есть ответ, Вольфович. Однако без оперативной помощи не обойтись. А привлекать контингент Эмильевича не хотелось бы.

— У нас есть «Аргус», там тоже служат опытные кадры.

— Да уж, кое-кто из них действительно получил хороший опыт… в добровольческих батальонах украинских националистов, в Ираке и в Сирии… хм… на стороне ИГИЛ. Но почему бы и нет? Я поговорю со Свириным. На ком предлагаешь испытать новый эган?

— Вы сами их перечислили: Зимятов, Ноздренко, Фенер… и этот их певучий ресторанщик…

— Маринич.

Каштельянц мигнул, не меняя выражения лица.

— Готовить?

Калажников по привычке побарабанил пальцами по столу.

— Давай всё же сначала прогоним программу на «кролике». Если эксперимент пройдёт удачно, рассчитаешь испытание на других… добровольцах. Иди, готовься.

Каштельянц послушно вскочил.