Русские своих не бросают. Четвертая книга о Серой Мышке

Василий Иванович Лягоскин

Афганистан, 2001 год… Для советских офицеров, попавших в плен, но не изменивших Родине, эта война еще не закончилась. А их пытаются вовлечь в другую, тайную – грязную и кровавую, – в которой нет никаких правил, кроме одного: «Убей врага, или он убьет тебя». Главная цель, которую ставят заокеанские нелюди, не жалеющие даже своих сограждан, – очернить Россию. – Ну что ж, господа, – решает Серая Мышка, вступая в новый бой, – вы сами предложили это правило…

Глава 4. Июнь 2001 года. Тель-Авив — Рим

Подполковник Крупина. Холодный ум, чистые руки, горячее сердце и море гнева

Первым побуждением Серой Мышки, оказавшейся за спиной кинооператора через пару секунд — после того, как до ее ушей донесся прощальный вздох дома — было подбросить этого красавчика кверху, а потом перевалить через высокую ограду. Чтобы он летел вниз, вереща от страха, и прося у всевышнего прощения за то, что позволил себе любоваться гибелью ни в чем не повинных людей. Ведь он, несомненно, знал, что тут должно было произойти — иначе зачем притащил сюда кинокамеру?

Потом, еще до того, как пришло осознание безвозвратной потери, холодная рассудительность смыла жаркий гнев, сделав его таким же морозным, и загнав его поглубже в душу, где он не растает, не даст забыть милую старушку Инессу Яковлевну и Соломона. Последнего Наталье тоже было жаль, как и любую божью тварь, покинувшую этот мир раньше отпущенного ему времени. Но от старого еврея у нее осталась хоть дискета, таящая неведомые пока секреты, да задание, от которого Мышка не успела отказаться. А от Инессы Яковлевны…

Тело впереди обмякло и рухнуло бы на теплую плитку, которой была вымощена крыша. Но сильные руки, благодаря которым, собственно, красавчик и сомлел, подхватили его и утащили к столу. Незнакомец — уже без камеры, которая заняла место на соседнем стуле — безвольно обмяк на мягком сидении; как раз в то мгновение, когда на крышу ворвалась толпа возбужденных людей во главе с Абрамом. Последний — надо отдать ему должное — сразу же бросился к Наталье. Он еще и поднос нес в руках. Это была первая часть заказа — огромная тарелка овощного салата с приложением в виде крохотных розеток с приправами и набор «орудий потребления»; естественно в одном комплекте.

Казалось, Абрама больше занимал сейчас не близкий взрыв, а вопрос: «Что делать с этим красавчиком?». В смысле — бежать ли за вторым комплектом, салатом…

— А там и до вина дело дойдет, и до…

— Что там случилось? — Мышка царственным жестом руки отправила его в ту сторону, куда стремилась любопытная половина еврейского юноши.

Абрам метнулся к толпе, что уже не только собралась на самом углу крыши, ближайшему к развалинам дома, от которых только теперь вверх начал подниматься совсем невысокий столб пыли, но и вовсю обменивалась впечатлениями. Ну, и версиями, конечно. Одну из них парень в белоснежной рубашке с бабочкой на шее и донес до Натальи.

— Террористы, госпожа Ирина, — почтительно согнулся он достаточно далеко от ушей Мышки — так, чтобы никто не мог помыслить даже намека на интимные чувства, — говорят, что взорвали дом члена правительства.

— Ну, надо же, — изумилась такой буйной фантазии Наталья, на лице которой сквозь невозмутимость не пробилось ни горе, студившее душу, ни это самое изумление, — и не соврали ведь, собаки. Действительно из правительства — пусть не член, а советник, временно бездействующий. Вопрос — какого правительства?

Она позволила себе чуть заметно вздохнуть — вроде как от огорчения; от того, что вечер, точнее ночь, так замечательно начинавшуюся, испортили какие-то террористы. На самом деле этот вздох означал — советник правительства, членам которого сегодня никакие взрывы не грозили, только что вернулась на работу. Вот только взгляд, которым она одарила застывшего официанта, был далеко не рабочим. Мышка стрельнула игривым взглядом на красавчика и бросила на стол, рядом с блюдом, три стодолларовые бумажки.

— Вызови нам такси, — велела она с намеком на то, что ночь, несмотря ни на что, продолжается.

Абрам еще и помог дотащить неспособного пока ни к чему «кинооператора» до такси, за что был вознагражден еще одной бумажкой грязно-зеленого цвета. И успел услышать — как надеялась Мышка — название отеля, куда якобы отправилась парочка. Удивляться и размышлять на тему, что в «Бат-Яме» тоже хватало свободных номеров, ему не полагалось. Он так и простоял с полусогнутой спиной у освещенных ярче, чем днем, ступеней отеля, пока красные огни такси не скрылись за поворотом.

Адрес маленького отельчика Наталья назвала не случайно. Путь к нему лежал по извилистым улочкам арабского квартала, большей частью не освещенного. Здесь большие арабские семьи, живущие в домах предков десятками поколений, старались не допускать посторонних взглядов за высокие надежные стены. Ну и сами, естественно, взглядами за их пределами не шарили. Подполковнику Крупиной обочина дороги вдоль длиннющей стены, которую она десятки раз видела из автомобиля, вполне подошла. Она тронула таксиста за плечо — с заднего сиденья, где удерживала красавчика от сползания на бок, а потом на пол:

— Вот здесь притормози!

Водитель послушно притерся к обочине, не став глушить двигатель, и только потом попытался повернуться к пассажирам с недоуменным вопросом в глазах. Не успел — нежные сейчас, и одновременно безжалостные в неотвратимости действа пальцы, нажали на нужные точки, и теперь уже этого человека нужно было спасать от сползания под руль. Еще пара ударов, теперь уже кулачком по хребту, и пожилой еврей застыл скрюченным столбиком в той самой позе, в которую успел сползти. А Мышка уже не смотрела на него; она массировала пальцами, ставшими жесткими, как сталь, затылок, затем шейный отдел красавчика. Наконец один, достаточно сильный,

удар по щеке заставил того открыть глаза. В них пока не плескался ужас; этот боевик, а сотрудником спецслужбы он не мог быть по определению — израильтянин вряд ли бы спокойно смотрел на взрыв жилого дома — еще не успел подумать, что является сейчас единственным, очень нежелательным свидетелем случайного, и такого чудесного спасения Ирины Рувимчик. Наталья этот факт собиралась использовать на все сто. А значит, у этого свидетеля, лицо которого в свете далекого фонаря начало сереть, счет в жизни пошел на минуты. Последние.

— Чем больше ты сейчас расскажешь, дорогой, — Наталья сейчас, казалось, заполнила собой все пространство в немалом салоне такси, — тем дольше проживешь. Давай, пой!

И красавчик запел — яростно шепча, чуть ли не захлебываясь информацией. Имена, явки, события, что уже имели место и должны были произойти — их было так мало! Да и что серьезного мог сообщить обычный наблюдатель, который, оказывается, отирался на крыше отеля не первый день, и успел наглядеться и на саму Мышку и на ее домочадцев, и на Соломона, который весьма коряво попытался прошмыгнуть незамеченным к ним в дом. Про вакуумную бомбу малой мощности, разрушившую ее дом, Наталья и сама догадалась. О том, что это не только чей-то акт возмездия, или быть может, превентивный удар неведомого врага, направленный именно против нее, она тоже поняла, как только услышала о нескольких днях слежки. А вот о том, что это было еще и примеркой — к чему-то более грозному и ужасному — сообщил только что Хайрад-Дин. «Добро веры» — так переводилось это имя. Имя, несмотря на арабские корни, было афганским, как и сам красавчик, а вот воспитание и поведение Мышка назвала бы скорее европейскими. Не было в нем ни несгибаемости истинного «борца за веру», ни твердолобости моджахеда, готового погибнуть во славу Аллаха. И этим Наталья пользовалась. Увы — в каком месте и как громко должен был прогреметь новый взрыв, или взрывы, он сказать не смог. Афганец и про бомбу-то и ее применение именно здесь, в пригороде Тель-Авива, узнал лишь потому, что должен был отследить момент взрыва

— Ровно в ноль-ноль часов первого июня, — закончил он, наконец.

— Хайр, говоришь, тебя зовут? — задумчиво принялась поглаживать она шею несчастного террориста, который всю жизнь пытался врасти в общество всеобщего благоденствия, но так и не смог порвать с бородатыми соотечественниками, которые, кстати, очень хорошо платили, — кажется, на одном из горских наречий это означает: «До свидания»?

Афганец кивнул — так что Наталье даже не пришлось усилить нажим на нужную точку. Фактически он сам покончил с собой — так же верно и бесповоротно, как если бы вогнал себе в грудь нож или спрыгнул с крыши отеля. А Крупина, теперь уже не мешавшая безвольному телу сползти на пол автомобиля, ненадолго задумалась. Неизвестных — людей и фактов — в формуле терроризма, которую вывели чьи-то грязные во всех смыслах этого слова руки, только прибавилось. А из известного было всего несколько постоянных величин — Рим, два мобильных телефона… Ну и одна переменная, грозная в этой самой переменчивости — вакуумная бомба. Еще была проблема близких — семьи Емельяновых; их безопасности.

— Опять оплакивают меня, — вспомнила она последний случай, когда Николай с Лидой действительно поверили, что она погибла вместе с островом Зеленой лагуны, — места себе не находят. Как бы не бросились разбирать завалы прямо сейчас. А мы вот что сделаем!

На свет, точнее в очень темный сейчас салон появился первый телефон. Все номера в нем были израильскими. А какие они могли быть у сержанта штурмового отряда Шломо Мосса. Больше всего среди абонентов было женских имен, чему Мышка не удивилась. Но был среди них и номер командира — майора Давида Гаршвина. Наталья насчитала всего три гудка; почему-то в полной уверенности, что услышит сейчас не майорский, а другой, совсем незнакомый голос. Потому что для службиста даже средней сообразительности было понятно — раз телефон взяли, значит, по нему могут позвонить. Или должны. Кому? Не Ализе же, или Лиоре, или Эсфири…

Голос действительно был чужим, глухим и совершенно равнодушным. Майор Гаршвин ту пару фраз, что услышала Наталья в логове террористов, а потом в этом же мобильнике, произносил четко, громко и как-то даже весело, несмотря надолжность, которую занимал. Этот же…

— Майор Кантор, — проскрипела трубка, и Наталья не сдержалась, не отказала себе в удовольствии передразнить таким же скрипучим, словно резинкой по стеклу, голосом:

— Подполковник Крупина.

И замолчала, с улыбкой представив себе, как поперхнулся на другом конце эфира собеседник. Тот, кстати тоже обладал чувством юмора, еврейского, естественно. Вот он сейчас после секундной заминки и проявил его:

— Слушаю вас, товарищ подполковник.

На русском языке, кстати; что прозвучало гораздо благозвучней для уха.

— Слушай, майор, слушай, — так же по-русски проворчала Мышка; потом — уже вполне официальным тоном продолжила на иврите, — коротко обрисую ситуацию. Вряд ли вы этого в своей службе не знаете, но все же… Некая группа, скорее всего представляющая интересы крупного, очень крупного — я бы сказала, самого крупного американского капитала, с неизвестной пока целью планирует диверсии против крупнейших религиозных центров. Начали отсюда, с Иерусалима.

В трубке чуть слышно хмыкнули, словно майор хотел задать вопрос: «Ваш дом, „товарищ“ подполковник, тоже из тех самых крупнейших?..». Наталья на эту прорвавшуюся сквозь расстояние иронию не обратила никакого внимания. Она перешла к главному, ради чего, собственно, и включила этот телефон.

— Я сама берусь за решение этой проблемы, — все таким же скучным до оскомины официальным тоном продолжила она, — но от помощи израильского государства не откажусь.

— Вот даже как?! — еще один изумленный возглас майор до конца приглушить не сумел.

— Вот первое, что необходимо вам сделать, — не изменила тональности Серая Мышка, — обеспечить безопасность семьи Емельяновых. Настоящую безопасность, майор — не превращая моих близких в заложников. Иначе Земля Обетованная автоматически переходит в разряд террористических государств. Особенно некоторые его представители.

Еврейскую пластинку словно заело:

— Вот даже как?!

— Именно так. Чем это может закончиться, можете поинтересоваться у японского императора.

— Это такая русская метафора? — осторожно поинтересовался майор, поправив, наконец, «пластинку».

— Именно русская. Благодаря которой Япония в прошлом году лишилась части военно-морского флота. А могла бы лишиться всего — если бы спецслужбы микадо не выполнили требования, подобного тому, что было озвучено только что.

— Ясно, — майор Кантор, судя по голосу, наконец «проникся», — еще что-то?

— Нет, — отрезала Наталья, представив гипотетическую физиономию собеседника в тот момент, когда на его стол лягут фотографии разгромленной базы Йокосука, — хотя… Надеюсь, никому в голову не придет идея попользоваться капиталами Ирины Рувимчик.

— Нет, подполковник, что вы, — поспешно открестился майор от мысли, которая, скорее всего, уже пришла не только в его голову, — даже дом, его развалины…

— Можете разобрать, — великодушно разрешила Мышка, — а тех, кто будет восстанавливать его, я уже знаю…

Она нажала на кнопку телефона, прерывая связь, и прошептала три имени, которые ей назвал Соломон.

— Договор заключен, — сообщила она мертвецу, — порукой его выполнения смерть — этой тройки или… Никаких «или»!

Она решительно, одним нервным движением заставила водителя вздрогнуть в своем кресле, а потом долго, мучительно зевнуть. Сейчас пожилой еврей был уверен — это именно он зачем-то на минутку остановился у обочины, заставив пассажиров… (он оглянулся) пассажирку ждать.

— Я опаздываю на самолет, — капризным голосом сообщила Наталья, — в аэропорт Бен-Гуриона! И побыстрее, пожалуйста, у меня всего два часа до вылета…

Это место подполковник Крупина выбрала совершенно случайно. В этот утренний час площадь перед собором Святого Петра была на удивление пустынна. Наталья остановилась, немного не дойдя до тени, которую отбрасывало на древние камни огромное, высотой в сто тридцать шесть метров, здание. Она не купалась в волнах благодати; храм, оплот католичества с начала шестнадцатого века, а еще раньше — с первых веков новейшей истории, когда здесь обнаружили (или назначили) могилу апостола Петра — место поклонения ранних христиан, был ей чужим. Да — прекрасным, великолепным творением средневековых зодчих, среди которых отметился даже великий Микеланджело, но радующий лишь глаза, но не душу. А еще — только теперь она поняла это — Мышка смотрела на громадный храм с тем же ощущением, как на свой маленький домишко в Бат-Яме. С ощущением, которое предварило взрыв вакуумной бомбы.

Наталья с ощутимым трудом открыла глаза — ей вдруг представилось, что сейчас собор действительно подбросит в воздух, и он сложится внутрь, неся совсем немногие осколки исторических камней, мрамора и позолоты со слоновой костью, прямо на нее. А потом с таким же неимоверным усилием подняла ногу, потом вторую…

Конец ознакомительного фрагмента.