Свет далекой звезды. Книга первая

Василий Иванович Лягоскин

Это первая книга исправленной и дополненной версии истории о могучем воине и умелом охотнике Свете. Рожденный в глухой деревушке, затерявшейся в дремучих лесах безымянной планеты, он волею судьбы стал спасителем родной земли и иных миров. Среди них – Земля конца двадцатого века…

Глава 9. Франский барон

Ширко — капитан «Зари», маленького парусника — с большим облегчением проводил взглядом последнего пассажира, сходившего по узкому трапу его корабля. Он сам не мог понять, почему эти люди наводили страх на его команду. Говорил за всех один — высокий здоровяк с жестокими глазами. Ширко, спросивший при первой встрече, как его зовут, удивленно смотрел, как тот долго молчал, словно вспоминая свое имя; потом хрипло буркнул:

— Зови меня Шайтаном.

Капитан, в это мгновенье заглянувший в его глаза, подумал, что такое имя здоровяку в самый раз. Впрочем, никаких хлопот в плавании ни Шайтан, ни его команда не доставляли. Единственное, что он потребовал у капитана и остальных моряков — даже не подходить к дверям каюты, в котором весь переход между континентами провел, не выходя на свежий воздух, таинственный незнакомец, укутанный с головы до ног кусками темной материи.

Соседнюю каюту охраняли еще строже. Здесь уже четыре стражника околачивались постоянно у дверей, оберегая единственный предмет, запертый в ней. Это было что-то продолговатое и не очень тяжелое, завернутое в такую же материю. Предмет внес в каюту сам Шайтан. Вот и теперь он нес его, а следом брел, едва передвигая ноги, укутанный в тряпки незнакомец. Он вдруг споткнулся, и один из стражников поддержал его, едва не сдернув с головы бедняги куфию. На капитана в образовавшуюся щель глянул чернокожий человек. Глянул сначала как-то отстраненно, явно находясь под воздействием снадобий. Потом ему в лицо брызнула свежестью высоко подскочившая дочка морской волны и глаза оживились. Теперь незнакомец смотрел на Ширко с таким безнадежным ужасом, что капитан невольно прикрыл глаза. Прикрыл не затем, чтобы еще раз подсчитать, какой немыслимый барыш принес ему и команде этот рейс. Он почему-то подумал, что вместе с командой Шайтана на берег Гудваны выгрузилось что-то страшное. И принес его на «Заре» капитан Ширко.

Когда стены Зеленграда скрылись за поворотом, Би Рослан спросил охотника:

— И куда же мы направляемся, мой юный друг?

Свет, давно привыкший к подобному обращению, в свою очередь спросил:

— Знаешь ли ты, почтенный Би Рослан, франский язык?

— Знаю…

— А долог ли путь до земель франов?

— Дружок дойдет до них дней за тридцать — не меньше.

— Что ж, времени хватит, чтобы научиться понимать язык франов, — улыбнулся Свет, и добавил, отвечая на вопрос историка, — где-то у франских баронов кольчуга Владимежа.

Би Рослан собрался с мыслями, извлекая из памяти позабытые слова и начал первый урок. Так, негромко перебрасываясь фразами, они продвигались в сторону франской границы, вплетая в разговор все больше франских слов.

Уже начались приграничные земли, когда историк, тоже оставивший большую часть денег ученику, ворчливо обратился к Свету, покидая очередной постоялый двор:

— Я разменял сегодня последний золотой. Надеюсь, у тебя осталась хоть одна монета?

Свет давно постиг умом могущество золотых кружочков, однако по-прежнему относился к ним равнодушно. Он пожал плечами:

— У меня есть один золотой. Но я его не отдам — это память о народе парсов, и еще…

Его лицо слабо залилось краской при воспоминании о Халиде, и он все-таки нащупал в сумке монету. Она лежала в том же кармашке, что и молнии, а теперь сверкнула на солнце, когда Свет протянул ее Би Рослану.

— Ийе! — удивился тот, — это же золотой рагистанский дирхам! Как он попал к тебе?

— Дирхам? — в свою очередь удивился Свет; он впервые в жизни услышал это слово.

— Ну да, — кивнул историк, протягивая монету обратно, — конечно дирхам. Причем новенький, последней чеканки — вот на нем сам шахиншах Нусрат в своей волшебной короне.

— Почему волшебной? — поинтересовался охотник совершенно спокойно, — в чем проявляется ее волшебство?

— Это корона шахиншахов — из века в век, — ответил напевно Би Рослан, — говорят, что ее не берет сталь. Она не раз спасала голову предков нынешнего правителя Рагистана.

— Вот как, — заинтересовался вдруг Свет; он поднес монету к глазам и воскликнул, увидев знакомые очертания, получившиеся потому, что часть короны оказалась прикрыта пальцем, — это же шлем Владимежа!

— Какой шлем? — подъехал поближе Би Рослан.

— Гляди, — Свет показал знакомые витки спирали, подобные куполу главного храма Зеленграда; мысленно отбросил драгоценную мишуру, прикрывавшую острое навершие.

Охотник одновременно описывал шлем, который видел в недавнем сне на предке. Сомнений не было — это был он, доспех предка. Свет искоса поглядел на историка, понимая, что следующей точкой в их путешествии будет родной город Би Рослана.

Свет уже спокойным голосом рассказал историку о вещем сне, и тот, еще раз взяв в руки монету, согласился:

— Действительно — похож на купол храма Владимежа.

Главный храм Зеленграда имел другое название, но Свету сейчас было не до тонкостей. Юный охотник знал, где искать заветный доспех. И вся охрана шахиншаха не помешает ему вернуть наследие предка.

— Что ж, можно считать, что шлем уже наш, — хитро подмигнул он Би Рослану, намекая на то, что тот прекрасно знает столицу Рагистана.

Би Рослан только покачал головой, вспомнив, какой охраной всегда окружает себя рагистанский тиран.

— Увы, Свет, за шлемом тебе придется отправиться одному — меня там слишком хорошо знают. В столице у меня остались друзья, которые дадут тебе приют. Но не жди от них помощи в деле против шахиншаха. Ведь ты рискуешь только своей судьбой, а они — жизнями и своей, и своих близких.

Путники проехали небольшую деревушку, которая словно вымерла при их появлении. Видимо здешний люд не привык доверять вооруженным людям. Затем они пересекли речушку — настолько мелкую, что даже Дружок не замочил колен.

Въезжая в высокий густой лес, начавшийся почти от самого берега, Свет радостно вдохнул полную грудь свежего лесного воздуха, так похожего на родной, русинский. Ни он, ни Би Рослан, тоже наслаждавшийся ароматами здешней растительности, не подозревали, что с каждым шагом они углубляются во владения франского барона.

Охотник остановил коня ближе к полудню — на небольшой поляне, заросшей шелковистой травой.

— Надеюсь, почтенный Би Рослан не откажется от куска жареного оленьего окорока?

Историк, остановивший осла посреди поляны, живо огляделся в поисках тех неведомых личностей, что поднесут сейчас проголодавшимся путникам угощение. Он даже сглотнул, представив блюдо с дымящимся мясом. Свет рассмеялся — настолько мечтательным было выражение лица старшего друга. Впрочем, охотник был из тех людей, кто вполне способен мечту превратить в быль.

— Попробуй развести костер, — бросил он с улыбкой и исчез в чаще вместе с Волком.

Би Рослан усердно натаскал сухих веток, которых оказалось в лесу великое множество, и присел у сложенного шалашиком костра, раздувая пламя и немилосердно чихая и кашляя от дыма, почти полностью окутавшего. Огонь никак не хотел вздыматься кверху, накрывая сизым дымом фигуру негодующего старца все сильнее.

Он вдруг вздрогнул от звука упавшей рядом туши — это Свет вернулся, принеся на плече немалых размеров оленя, встретившего на свою беду охотника. Не говоря ни слова, Свет отодвинул Би Рослана от огня и передвинул несколько веточек так, что пламя загудело и ринулось вверх, отправляя к небу горячие клочья. Сучки весело затрещали. А костер словно вобрал в себя сизую дымку, освобождая от этого невесомого плена Би Рослана. И совсем скоро над поляной поплыл восхитительный запах жареного мяса.

Последний кусок подрумянившегося окорока еще не исчез во ртах проголодавшихся путников, когда на поляну выскочил поджарый длинноногий пес, которого природа и долгие труды заводчиков превратили в идеального бегуна. В охотника на дичь. Но не на такого, что выросла тотчас перед ним. С грозным ворчанием Волк преградил дорогу чужому псу. Тот коротко визгнул и затормозил передними лапами, едва не кувыркнувшись через голову. Би Рослан мог бы сейчас рассказать, что за породу вывели для охоты в этих лесах и полях франские бароны. Предки вот этого, выметнувшегося на коне вслед за четвероногим другом. Конь барона — а это мог быть только властитель здешних мест (вон как важно выглядит) — тяжело дышал, поводя боками.

Свет покачал головой, представив себе, как олень, или другая дичь во все ноги мчится от собаки и этого верзилы, заставляя сердце замирать от усталости и ужаса: «Нет! Это не для него!». Он вспомнил свою сегодняшнюю охоту. Олень скорее всего даже не почувствовал, как его покинула жизнь после единственного выстрела подкравшегося неслышно охотника.

Между тем надменное, грубо слепленное лицо всадника, осадившего коня твердой рукой, исказила гримаса гнева. В его жилах забурлила кровь аристократа, заставшего на собственной земле каких-то проходимцев, поедающих его же оленя! Барон Рагон — владелец окрестных лесов и полей — не мог поверить собственным глазам: эти презренные оборванцы поедали окорок как ни в чем не бывало!

— Сорок плетей каждому, — взревел он, едва не наступив на собственную собаку, на которую тотчас перенес свой гнев, — Джой, скотина такая, взять их!

Пес бросил затравленный взгляд на разбушевавшегося хозяина, и молча ринулся на соперника, превосходившего его не меньше, чем в два раза. Свет успел огорченно вздохнуть: «Пес-то в чем виноват?». В следующее мгновенье громадные челюсти Волка сомкнулись на загривке Джоя и все услышали противный треск позвонков, когда длинноногую собаку тряхнули в воздухе, словно неразумного щенка. Волк распахнул пасть, и Джой упал почти на самом краю поляны кучкой неопрятной мертвой плоти. Он даже не сучил ногами — острые клыки тигролова перемололи хребет так быстро и безжалостно, что голова Джоя не успела подать телу ни одной самой простой команды.

На барона было страшно смотреть. Казалось, сейчас его выпученные глаза лопнут от ярости, забрызгав все вокруг, а уши… (замечательные уши — Свет никогда не видел таких огромных, с мочками до плеч) взмахнут подобно крыльям и барон Рагон налетит на врагов, чтобы порвать их в клочья. Ну, или исхлестать до полусмерти плеткой, которая вдруг оказалась в его руке.

Он шагнул вперед, поднимая плетку для удара — перед ним стоял почему-то только один соперник, Би Рослан. Рука барона, уже начавшаяся опускаться, оказалась вдруг в железном захвате, а его дородное тело вопреки желанию повернулось. Он оказался прямо напротив второго противника — юного и спокойного; никак не реагирующего на гнев Рагона. Только в глазах его — голубых и бездонных — начал зарождаться гнев; не менее яростный, чем у барона. И последний вдруг задрожал — как это делал каждый простолюдин, посмевший обратить на себя внимание господина.

— Сколько плетей, ты сказал? — вопрос хлестнул барона, словно пощечина.

— За Джоя, — прохрипел все же владетель окрестных земель, — я запорю тебя до смерти.

Он даже попытался занести увесистый кулак для удара, но опоздал. Палец охотника, нацеленный, словно копье, в шею барона, мог, наверное, раздробить и горло, и позвонки за ним; однако остановился он как раз в таком положении, что Рагон в ужасе почувствовал — он не может шевельнуть ни одним членом. Только волосы, которыми он безуспешно прикрывал свои безобразные уши, не подчинились незнакомцу — они встали дыбом, когда барон понял, зачем юный силач спрашивал его о плети.

Свет отступил назад, опуская тело барона на траву; широкий поясной ремень выдержал, когда охотник приподнял тело так, что пояс глубоко врезался в то место, где у владетеля когда-то была талия. А молодой охотник встряхнул барона, словно нашкодившего несмышленыша; и еще раз, и еще — до тех пор, пока ремень не лопнул, и барон не оказался опять на траве — уже без штанов, которые рука Света ловко сдернула с жилистого зада, накачанного мускулами настолько, что как-то неудобно было называть это место мягким.

Свет глянул на Би Рослана, словно приглашая того принять участие в экзекуции, но историк еще не открыл глаза, которые в отчаянии зажмурил, ожидая первого удара. И удар последовал! Только не по голове старого ученого, а по голой заднице барона — хлесткий и обидный. Оказалось, что внутренние органы — по крайней мере те, что отвечали за слезы — тоже работали. Из уголков глаз Рагона потекли ручейки соленой жидкости — впервые за многие годы, а точнее — в самый первый раз. Потому что в первый раз в жизни его унижали и оскорбляли. Неимоверное усилие воли позволило ему лишь заскрежетать зубами — он вслед за охотником считал удары, которых совершенно не замечал — до тех пор, пока Свет не сказал: «Сорок», — и не ткнул его пальцем в район поясницы.

Вместе с подвижностью вернулась вся боль сорока ударов, а обида и унижение куда-то улетучились, загнанные яростью в самый уголок недоброй души барона. Би Рослан уже давно открыл глаза; он тотчас отметил, как налились кровью; стали почти малиновыми огромные уши Рагона. Что это было — фамильная черта, или небо отметила лишь этот образчик человеческой расы?

Узнать это ученый историк мог у самого барона, или его приближенных. Вот только особой охотой разгадывать эту загадку Би Рослан не горел. Он лишь поглядел на своего Дружка; осла уже разглядывал и Свет, переводивший глаза с животного на барона и обратно. Он заметил интерес историка, и подмигнул ему:

— Дружок-то покрасивее будет.

И Би Рослан, сам того не ожидая от себя, громко расхохотался. А Свет подвел к лежащему барону его коня, рывком забросил тело на седло, не озаботившись привести его одежду в порядок, и хлопнул животное по крупу. Конь взвился, едва не сбросив Рагона, и помчался с поляны, заржав уже за поворотом тропы.

— Пожалуй, нам пора собираться.

Историк, еще всхлипывая от истерики, кивнул. Он не хуже Света представлял себе, какая суматоха поднимется скоро в замке барона. Только теперь он обратил внимание, что держит в руке большой мосол с остатками остывшего мяса. Бросив кость Волку, он пошел к Дружку, вытирая руки большим платком. Уже сидя на верном четвероногом ушастике, Би Рослан неодобрительно покачал головой, обращаясь к Свету:

— Теперь добыть кольчугу Владимежа мирно вряд ли удастся. Никто не кичится честью больше, чем франские бароны. Нужно было попытаться договориться с н6им.

— После того, как его проклятая собака чуть не загрызла Волка?

Историк бросил взгляд на огромного пса, навострившего уши при звуках своего имени. Толстую кость пес успешно разгрыз, добравшись до теплого мозга, и теперь бежал с самым невинным видом. Би Рослан никак не мог решить — сердиться ему на юного друга, или еще раз рассмеяться, словно он услышал самую смешную шутку за последнее время. След проследил его взгляд на «невинную жертву», и присоединился к его смеху.

— Я не думаю, — сказал он, отсмеявшись, — что все бароны такие, как этот надутый индюк. Будем надеяться, что тот владетель, у которого сейчас кольчуга, окажется благоразумней.

Охотник не подозревал, что первая встреча на земле франских баронов свела его с человеком, в чьей семье уже не одно поколение хранится доспех его предка.

Путники остановились, когда уже начало темнеть. У подножия огромного дерева из-под земли бил маленький ключ. Отменного вкуса вода стала тем напитком, которым они запили остатки окорока. Деликатес от франского барона не забыл прихватить с собой Би Рослан. Они не стали разводить костер и устроились на ночь, доверив свой покой Волку.

Уже засыпая, Би Рослан пробормотал:

— Я думал, что земли франов многолюдней…

Свет не стал отрывать его от первых, самых сладких сновидений сообщением о том, что на пути от поляны до раскидистого дерева, под которым они сейчас ночевали, маленькая кавалькада миновала две деревушки и один мрачного вида замок. Увлекшийся разговорами историк так и не заметил их.

Би Рослану показалось, что он только что лег, сомкнув глаза, а безжалостная рука молодого охотника уже трясла его плечо. Рагистанец дернулся, садясь на одеяле, и тут же замер, потому что Свет прижимал к губам палец, призывая к молчанию. Старик поерзал на одеяле, усаживаясь поудобнее. Солнце стояло достаточно высоко. Конь с Дружком мирно паслись; лишь Волка не было видно.

Би Рослан только теперь расслышал какой-то неясный шум, который приближался, разбиваясь на отдельные звуки — яростную брань, лязг стали о сталь; наконец громкий вопль — кого-то достал клинок. Увлекаемый рукой Света к раскидистому кусту, он совсем скоро пригнул книзу мешавшую ветку и увидел на проходившей совсем рядом дороге картину неравного боя.

На коне вертелся, словно чертик, старик. Он размахивал саблей, явно тяжелой для него. Судя по наряду, это был франский дворянин. А его противники — все шестеро — напялили на себя лохмотья. Но судя по сытым лоснящимся физиономиям и крепким фигурам, нищебродов они из себя только изображали. Да и палками, вернее кольями, махали довольно уверенно. Конечно, простолюдины не могли сравниться в воинской сноровке с дворянином, вся жизнь которого протекала с оружием в руках, но их молодость и количество должны были сделать свое дело; причем довольно скоро.

Старик, очевидно, тоже понял это, потому что с отчаянным криком бросил коня в атаку. Вопль тут же стал торжествующим и громким настолько, что перекрыл предсмертные хрипы пораженного в грудь молодца. Меч вышел из человеческой плоти с заметным усилием; победный клич прервался, сменившись теперь болезненным стоном — один из здоровяков огрел дворянина по вооруженной мечом руке, и он остался против пятерки злодеев без оружия. А позади коня огромную оглоблю уже поднимал другой парень — еще здоровее первого.

Би Рослан не заметил, как в руках Света оказался лук. Ожидая фатального удара, он переводил взгляд с сильных, заросших черным волосом рук бандита на не прикрытую ничем седую голову всадника. С его губ был готов сорваться предупреждающий крик, когда широкую ладонь, сжимающую оглоблю, пронзила стрела, пробившая и запястье, и древесину, и отсекшая фалангу среднего пальца верзилы. Разбойник враз поскучнел взглядом и заорал. Он бросил свое оружие в сторону, совершенно не подумав о последствиях. Лучше бы он этого не делал — стрела-то по-прежнему соединяла оглоблю с ладонью. Крик сменился воплем настолько громким, что бой остановился. Все повернулись к бандиту, зажавшему разорванную ладонь другой рукой и охотнику, вышедшему к ним с саблей наголо.

— Шестеро на одного — не много ли будет? — Свет не ждал ответа от этих разбойников; точнее людей, прикинувшихся разбойниками.

Бандиты сунулись было к нему, но быстро отпрыгнули назад — на сколько смогли — потому что их деревянное оружие неведомо как укоротилось до размеров ножки от детского табурета. Причем у всех сразу. А потом на арену боя неторопливо вышел Волк. Ему даже не пришлось скалиться. Огрызки оглобель тут же полетели на дорогу, а сами разбойники исчезли быстрее, чем последняя палка успокоилась в колее. Впрочем, затихающие вдали крики показали, что Волк догнал кого-то из них, и что теперь лохмотья бедолаги не подошли бы даже огородному чучелу.

Бандит, первым получивший ранение, отстал от других. Он настолько увлекся своей рваной раной, что бросился наутек, лишь получив еще одну — теперь острым клинком. Длинная рана перекрестила природную линию пониже спины. С этим ударом Свет ловким движением забросил клинок в ножны.

Старый фран сидел на коне изумленный, позабыв об ушибленной руке. Наконец глубокое удивление сменила улыбка, сразу сбросившая с лица десяток лет, и он достаточно легко спрыгнул с коня. Первым делом он подобрал меч, а потом поклонился спасителю; он протянул навстречу охотнику руки, воскликнув:

— Барон Гарден рад приветствовать на своей земле столь искусного воина.

— Меня зовут Свет, — поклонился тот в ответ.

— С каким титулом мне подобает обращаться к своему спасителю, ибо, — он сделал протестующий жест пытавшемуся покачать головой охотнику, — я ни за что не поверю, что воин, столь блестяще владеющий оружием, родился в семье простолюдинов?

Свет в душе одновременно улыбнулся и помрачнел, вспомнив родителей; неожиданно даже для себя он ответил:

— Славины зовут меня князем Русиным; Светославом Русиным. А это, — он показал на историка, — почтеннейший Би Рослан, ученый, равному которому в познаньях нет никого в Рагистане и окрестных государствах. Историк, прославивший свой народ бесчисленными научными трудами…

Би Рослан с каждым словом становился важнее и выше; он расцвел, оглаживая бородку величественным, как ему казалось, жестом — до тех пор, пока не поймал смеющийся взгляд юного охотника. Свет, несмотря на молодость, частенько подтрунивал над старшим товарищем. К барону историк подошел таким, каким был на самом деле — скромным, но знающим себе цену человеком.

Он поклонился хозяину этих мест и задал свой вопрос:

— Я не думал, что в лесах франов водится столько разбойников.

— А, — небрежно махнул рукой Гарден, — никакие это не разбойники. Думаю, это люди Рагона, моего соседа.

— Это у вас такие забавы? — включился в разговор Свет.

— Нет, — помрачнел старик, — просто я — последний из баронов Гарденов. У меня нет наследников. Но об этом потом. Эй, бездельники!

Он повернулся к кустам по другую сторону дороги, и оттуда действительно вышли два человека, нерешительно мявшие в руках полотняные шапки. Небогатая одежда показывала, что это слуги барона Гардена. Последний, очевидно еще раньше оценивший храбрость своих прислужников, даже не стал их распекать. Сразу отправил их с распоряжениями в замок.

— Вы оба — бегите в замок! Чтобы к нашему приезду все были готовы встретить гостей.

Слуги снова исчезли в кустах, очевидно зная короткую дорогу домой. Просека, по которой двинулись в объезд всадники, скоро превратилась в хорошо накатанную дорогу, по которой бодро застучали копыта двух лошадей и осла. По дороге путники не молчали, но важных вопросов не затрагивали.

Вскоре перед глазами вырос высокий замок, сложенный из громадных обтесанных плит горного камня. Было видно, что когда-то он знал лучшие времена. Над главной башней, впустившей всадников, безвольно повис флаг. Словно по заказу, слабое движение воздуха развернуло полотнище, показав на светло-зеленом фоне фигуру лесного хозяина, вставшего на дыбы. Гарден, показавший новым товарищам символ своего рода, грустно вздохнул:

— В моих лесах остался один медведь — я сам.

Би Рослана, ожидавшего после распоряжений барона кипучую деятельность челяди, несколько смутил вид небольшой толпы любопытствующей дворни. Впрочем, все уже было готово к приему гостей. Охотника и ученого историка отвели в светлые комнаты с высокими потолками — каждого в свою; там они могли отдохнуть, сменить дорожные одежды. Свет — ополоснувшийся, чистый — с изумлением обнаружил в своей дорожной сумке княжеский костюм — его заботливо прихватил старший товарищ. В нем он когда-то бежал из плена князя Ольгина.

Спустя час барон Гарден одобрительным кивком встретил гостей в огромном пиршественном зале, где длинный деревянный стол был накрыт лишь в той его части, где имелся невысокий помост для хозяина и хозяйки. Было видно, что этот стол давно не использовался по назначению — барон питался в ином, не столь торжественном месте. Стены залы были увешаны оружием и трофеями предков. Их, очевидно, собирали на полях сражений и турниров многие поколения Гарденов — настолько древними выглядели некоторые доспехи. Увы — кольчуги Владимежа среди них не было.

Ужин, несмотря на извинения Гардена, был превосходным — вкусным и обильным. Особенно много лилось вина из подвалов замка. Только Свет наотрез отказался даже пригубить драгоценный напиток, сославшись на обет.

И лишь когда последний прибор был убран слугами, оставившими на потемневшей дубовой столешнице свечи в старинных подсвечниках, да пару бокалов с кувшином еще не опробованного вина, барон, несмотря на выпитое, с грустью сказал, что даже не помнит, когда он принимал в этом зале гостей.

— А ведь раньше, — обвел он рукой длинный стол, — не хватало места для нашей большой семьи. Тогда были живы мой дед, отец, дядья… Потом родились мои сыновья, а внуков я так и не дождался. Два сына — мои гордость и надежда — погибли в бою под знаменами Великого герцога франов Гельма. Теперь род Гарденов прервется, а земли достанутся другому барону. Скорее всего Рагону. Вернее, одному из его братьев. Старший унаследовал своему отцу, а трое других могут не ждать его смерти — барон Рагон еще крепок телом и духом. Слишком крепок. Скорее всего, он и подослал своих людей под видом разбойников.

— Какие же дела привели вас в наши земли, — спохватился он, — если только вы можете доверить свои секреты старому барону?

Свет кивнул Би Рослану, разрешая тому изложить удивительную историю их исканий. Барон внимательно слушал. Он лишь изредка жестами выражал свое отношение к наиболее примечательной части рассказа, да оглушительно захохотал, когда историк заканчивал его.

— Большие уши? И собаку звали Джоем? Да это же мой сосед — барон Рагон. Однако, — он внезапно нахмурился, — такого врага я не пожелал бы никому. Можете не верить, но такого поединщика, как он, франская земля давно не рождала. А самое главное — у него есть фамильная реликвия — кольчуга с изображением солнца вместо нагрудника. И она действительно непробиваема сталью — проверено и в боях, и на турнирах.

— Такое солнце? — охотник вытащил на свет свечи талисман.

Гарден подслеповато прищурился и кивнул.

— Что ж, — Свет поднялся из-за стола, — завтра мы посетим барона Гардена.

— И восстановите против себя всех франских баронов. Нет, — Гарден покачал головой, — доброе дело надо делать честными руками. Прадед Рагона завоевал этот трофей на турнире; только так можно отобрать его у правнука!

В разговор вступил Би Рослан:

— И кто же допустит на турнир баронов постороннего? К тому же Свет не может ждать так долго.

— Ежегодный турнир состоится через две недели, — старый барон положил руку на плечо поднявшегося было охотника, — и на него действительно не допустят чужаков. Даже князя Русина не допустят. А вот наследника рода Гарденов…

Конец ознакомительного фрагмента.