Мой цифровой гений. Дьявол

Василий Львович Попов, 2020

Герой предыдущей книги «Мой Бумажный Демон» вновь встречается со злом, с существом, вышедшим на новый уровень, но по-прежнему преследующим собственные цели. Не возможность существования друг без друга… И противостояние героев. Содержит нецензурную брань.

Незапланированные потери

Василий со злостью захлопнул за собой дверь. Охранник постучал в стекло, грозя ему пальцем, как ребенку. Пришлось улыбнуться виновато и отойти от монолита здания.

Детская школа творчества. Кружок оригами. Он любил приходить сюда после каких-либо эмоциональных и физических потрясений. Он здесь восстанавливался, больше телом, чем морально. Хотя разве эти две вещи не взаимосвязаны? Если ваше тело в тонусе, то и ваше эмоциональное состояние на соответствующем уровне. И наоборот…

Почему оригами? Василий сам не знал. Может, потому что в остальных творческих мастерских бумагу беспощадно резали для аппликации или мочили, утяжеляя красками и пастелью…

Здесь из бумаги, формируя, создавали фигуры, да, беспощадно сгибая, но делая целостное, радующее глаз творение.

Василий, сидя в стороне от работающих детей и подростков, ощущал, как здесь его тело восстанавливается после размокания и даже не однократно после сожжения, последний факт он не мог никак с позиции химии и физики объяснить, но это работало, это помогало — детские руки восстанавливали своим творчеством из золы его возродившееся тело, формируя и делая его прочнее… Дети — не испорченные алчностью и стремлениями к славе творцы.

Руководители кружков привыкли к присутствующей «невзрачной тени» в классе. Через пару часов уже выходящим твердым, уверенным в себе глянцево блестящим человеком. Едва ли не офицером по выправке или спортсменом по форме тела…

Сегодня же, соскользнув с креста возле заброшенной церкви и пройдя, плутая, по парковой зоне, прислушиваясь к шепоту деревьев, направляющих его, и прислоняясь к ним для минимального восстановления, Василий пришел именно сюда. В школу юного творчества.

Он едва не упал на пороге. Дети завороженно сидели за компьютерами, а возле доски с электронной указкой вышагивал молодой человек студенческого вида. «Заумно» поправляющий периодически очки. Он лишь скользнул взглядом по Василию, застывшему в дверях, продолжая объяснения аудитории.

Дети, всегда радостно встречавшие Василия, даже не обратили внимания на полуживого, качающегося на ногах человека. Зато молодая руководительница, легко вытолкнув Василия в коридор, закрыла за собой дверь.

— Юлия Викторовна…

— Василий! — резкий взмах руки, её открытая ладонь перед лицом собеседника. — Это всего лишь пара уроков! Во-первых, преподаватель показал массу новых чертежей оригами и программу, позволяющую самому ребенку лично создавать чертеж той или иной фигуры… — Когда она говорила, зрачки ее зеленых глаз сужались и расширялись, губы сжимались и разжимались в том же алгоритме, только с опозданием в секунду. — Во-вторых, это хранение их работ в 3D формате в файлах, для детей это необходимо! В-третьих, сами дети просто в восторге от подобного обучения, как и их родители, ну а про нашего директора и говорить нечего…

— А где?.. — Василий вяло шевельнул языком.

— У него отпуск. — Она положила ладонь на грудь Василию, похлопав по ней перед этим слегка. — Да вы не переживайте так; мы все вместе с вами вернемся к «рукоделию». Это просто… — она развела руками в стороны, впервые совпадая расширением зрачков со сжатием морковного цвета губ одновременно, — очередная фаза развития оригами. Вы же сами должны это понимать, как человек адекватный…

Как человек адекватный, Василий верил своим глазам, и он, войдя в класс перед этим разговором, сразу обратил внимание на груду бумажных поделок детей, хаотично ссыпанных в заднем углу помещения. Там же пачка сваленных журналов и книг по обучению искусству оригами.

Он, доехав до дома культуры, где проходили уроки детского художественного обучения, финансируемого Василием, обнаружил не менее удручающую картину.

Дети в 3D-очках перед двумя большими экранами с джойстиками в руках играли, издавая восторженные крики. Мальчики в одной части класса перед двухметровым экраном играли в футбол, а девочки во второй части класса бродили по джунглям аватарами.

Грудой лежали принадлежности юных художников возле окна в центре класса. Пюпитры, краски, кисти, большие листы бумаги…

Тоскливый взгляд Василия на художественный хлам перехватила руководитель кружка — в прошлом отличница школы искусств.

Она бесцеремонно вытолкала Василия из класса.

— Не поверите! Дети несказанно рады. — Она стискивала зубы, играя желваками на своих покрытых веснушками щеках и щелкая пальцем правой руки, цепко глядя Василию в глаза. — Ожили, в них столько энергии, гиперреактивность… И опять же родители довольны — не надо стирать одежду и отмывать тело и лица детей от красок…

Это говорит художница с высшим образованием… Еще недавно умиленно заявлявшая о спокойствии умиротворенности детей, занимающихся художественным творчеством. О ее отдыхе на проводимых с ними занятиях.

Василий посчитал продолжение разговора бесполезным, как и посещение остальных творческих кружков. Достаточно было только звонков — из трубки телефона «лился» все тот же расписанный в ярких красках «неописуемый восторг».

Вечерело. Дом Любови находился ближе, чем его собственный. Такси и общественный транспорт он отверг сразу. Там бы не хватило воздуха. Его легкие, словно намокшая пачка газет, с трудом раскрывались слипшимися страницами для поглощения кислорода.

Он шел от скамейки к скамейке старым дедом в свои тридцать с хвостиком, присаживаясь, едва не умирая. Отдохнув, следуя дальше. Не обращая внимания на прохожих, восторженных весною и ее красками цветения, счастья и теплых чувств.

* * *

Любовь открыла с заплаканным лицом, врата домашнего тепла перед пришедшим раскрывая. Ее страдания он прикинул на себя, словно единственный был в мире, по кому страдать возможно.

— Ты что-то долго… — Хозяйка вытерла мокрую щеку рукой, всем видом давая понять — вопросы бесполезны.

— Издалека… — Василий, входя, ойкнув, подвернул ногу на пороге.

— Откуда Волга?..

— Не река. — Он встал на пороге ванной. — Да и не такси. Послушай… мне не до лирики сейчас.

— Да я тоже не с вечера встреч забытых временем поэтов. — Любовь погладила его нежно по спине. — Чистое все там же…

— Твой фен?

— Ого! — в ее голосе внезапно раздался игривый задор. — Я на ролевые игры и не рассчитывала даже…

Василий резко обернулся к ней. Встреча взглядов. Понимание.

–…Прости, он справа в угловом шкафу. — Она закрыла за Василием дверь. — Я приготовлю ужин и вино открою…

Он долго сушил тело феном. Подставляясь потоку теплого воздуха. Закрыв глаза, представляя себе южный ветер морского пляжа.

Он вряд ли мог подумать когда-либо, что возненавидит воду. Мальчишкой не покидавший моря, рек и озер, открывая сезон ранней весной и закрывая поздней осенью, согреваясь после плавания возле костра. А купание в Крещение?..

Теперь обе стихии были для него ненавистны. В огне он сгорал. От воды, намокая, тяжелел и не мог полноценно функционировать.

«Спасибо тебе, Грюмо!» — Василий улыбнулся собственному отражению в зеркале.

Любовь поработала над собой и ужином. Потягивал приятно саксофон в составе симфонического оркестра. Вино потягивал Василий, глядя на благоухающие лавандой свечи.

— Выглядишь, конечно… — он, насколько мог, вложил интонацию восхищения в недосказанный комплимент.

— Ты тоже гораздо лучше, свежей по крайней мере… — Она поправила выбившуюся прядь темно-огненных волос. — Почти семейный вечер — ужин, вино, опять же свечи…

— Да уж… — согласился Василий, — как в романтическом кино.

— Тебя что-то гложет… — Любовь отставила в сторону полупустой бокал. — Есть что рассказать?

— Я не нашел его! — Василий отвернулся к появившейся в окне розовой луне. — Хотя он был где-то рядом, я чувствовал его присутствие, как раньше, такое не забудешь… — Он повернулся к Любови, оторвав взгляд от наполовину спрятавшейся в темном ночном облаке луны. — Пока я там в ночи плутал в поисках ответов, он побывал уже везде, смещая меня с позиций, мнимо прочных, надо отдать ему должное: он гениально прост в своих атаках, хотя что-то есть в них новое, похожее на расчёт… Ты в порядке?

Любовь, слушая его, заламывала руки, словно человек, пытающийся сказать что-то важное, и судя по выражению лица, это было далеко не признание в любви.

— Он был здесь! — Любовь «выстрелила» ему это в лицо и даже чуть слюной при этом, закрыла рот ладонью.

— Кто?! Грюмо?! — Кровь от лица Василия отошла, как влага от водостойкой бумаги.

— Сосед… — Она задышала в порыве тяжело. — Он приходил, я не открыла, одна и без мужчины в поздний час…

— При чем тут… твой сосед? — Василий наморщил удивленно лоб, ставя на стол пустой бокал. — Я о том, кто мою жизнь в му́ку, в пепел сожжения превратил…

— Прости, прости за этот бред. Но… — Она словно боролась внутренне с желанием донести что-то очень необходимое ему, какую-то информацию, — он приходил сюда ко мне целенаправленно…

— Да кто?! — Василий, видимо, «вскипел», побледнел и, задыхаясь, покраснел. — Сосед?

Она замотала головой в ответ. Василий встал, она смотрела преданно в глаза снизу вверх, кусая губы.

— Да… — и откинулась на спинку кресла разочарованно, но вздохнув при этом облегченно.

Василий отошел к балкону. Задышал свободно. Улыбнулся.

— Может, не надо было так «светить» здесь грудью обнаженной, и он бы не пришел сюда… — Резкий удар ладонью о поверхность стола остановил его.

–…Прости! — Василий повернулся к ней. — Я к тебе тут со своим… зачем? У тебя своя же жизнь… — Он «оборвался». Любовь «цыкнула», отвернувшись и головой качая. Затем, повернувшись, приложила указательный палец к губам, призывая замолчать, и протянула руки как к ребенку мать, зовущая к себе.

Старт взял отсюда дикий секс. Ночной и полупьяный марафон. Убийственный. Словно каждый из партнеров в нем проблемы всей своей жизни убивал. Оргазмами напичканный доне́льзя. Так до рассвета, до утра раннего…